Ретичелла

Осознавая всё происходящее у себя дома, она просто не могла спокойно заснуть. Пару раз шагая из стороны в сторону, обдумывая всё и в конечном итоге просто крича себе в руки, прикрывая глаза веками, она всё-таки упала в мир снов. Голова проваливалась под подушку словно в зыбучие пески. А под больным разумом мерцающий красный цвет не давал покоя голове. Не было сна, ничего не было, однако проснувшись, она чувствовала холод по всему телу и эту мерзкую лихорадочную боязнь. Казалось, ведь ещё вчера ночью она была готова проклинать себя за бездействие, но на утро мысли словно пропали. Оставаться здесь в баре было лучшим для неё выбором, по крайней мере, она так полагала. Она считалась чёртом или при лучших обстоятельствах упавшей, сгнившей или просто выросшей из камня, освещённого солнцем при капле дождя. Так мерзко, так изуродовано и никто никогда не поверит ей. Ей было легко. Она считалась с мнением каждого, но оставалась при своём. Лишь в нескольких случаях ей удавалось донести свой лепет до слушателя, но, как это часто происходило, над ней смеялись. Единицы оставались слушать её, запутывая свой мозг под алкоголь. И рюмки стучали звонко лишь в головах других, в то время как у неё только слипались глаза от этого пьяного сна. Быть может, сейчас она тоже хочет спать, однако солнце медленно показывало свои признаки, просачиваясь через тонкие шторы в комнату. Эти шторы были единственные голубого цвета. Они лишь давали свету пройти, сама Ретичелла не считала их каким-либо признаком жизни в Зонтопии, это было случайным совпадением. Но их цвет отличался от этого обычного голубого, что она так привыкла встречать в любом углу города. Оттенки фиолетового. Их можно было заметить только долго смотрев пустыми глазами вдаль. А Рет часто ловила себя на таком занятии. «Они похожи на цвет волос того джентльмена. Да, он чудаковатый...». Было ли ей одиноко? Точно нет. Она умела любить по-настоящему и гордилась собой только в этом, так как гордость в чём-либо другом для неё была грешна. А любовь - это чувство, в котором грех заключён по границам, мимо которых она ходила. Пальцы рук ухватились за край кровати. Он показался мокрым, полностью пропитанным неприятной жидкостью, после которой руки были даже липкими. Привстав с кровати, она не успела сделать и шаг, как под ногами образовалась огромная чёрная дыра. Пропасть. Ничто. Страшно не было, одна лишь неуверенность в реальности и только. Медленно наклонившись вперед, Ретичелла всё же упала вниз, в эту черноту. Её тело выворачивало, она думала, что пьяна не как раньше, а хуже. По-настоящему пьяна. Под ногами была серая тропинка, уводящая вдаль, а остальное окружение наполнило глаза тьмой. Долго будешь смотреть - плохо будешь ходить в туалет, примета Зонтопии такая. Она встала, сделав небольшой прыжок, и направилась вперёд. Вдали виднелось светлое маленькое пятнышко. Интерес не заставил себя ждать, ноги, словно в вязкой жидкости, медленно добирались до объекта, пока он не был виден совсем хорошо. На пол опускались чужие слёзы. С каждым шагом вперед становилось всё яснее и отчётливее, пока звук капель не стал отбиваться хрустальным молоточком по стеклу. Воображение будоражило голову проститутки. Опустившись здесь, она не думала останавливаться и шла навстречу тому, что слышала. Прижав голени к груди, перед Рет сидел мужчина в черном балахоне и плакал. Именно от него исходил звук по всей пустоте. Его волосы, уже давно не расчёсанные, липли к лицу, а руки всячески пытались их убрать. Все движения были ленивыми, усталыми или даже отверженными от настоящего. Парня не на шутку трясло, а он пытался это контролировать. Но она не видела его, а всего лишь размытое пятно, слегка подрагивающее и издающее звуки. Вемплейт понимала, что это человек, но не узнала его. «Плод моего воображения.. » - только и пронеслось в голове - «Однако, правда ли это, что я осознаю свой сон?». – Сэр, неужели лихорадка снова охватила нашу страну, или есть повод излить рюмку водки из глаз? – проститутка наклонилась в правый бок, подпираясь рукой и издала из уст что-то на подобие насмешки. В теле что-то щемило, и она хотела поскорее хрустнуть косточкой. На неё обратили внимание не сразу, видно парень думал, что голос, доносившийся до него, был в голове. – Честно скажу, парочка больных в моем доме нуждаются в помощи, но не думаю, что ваше горе болезненно. Наконец парень посмотрел на неё своими большими, стеклянными глазами и удивленно приоткрыл рот. Он хотел привстать, но лишь положил руки на пол, делая вид, что упирается ими. – Леди, милая леди, неужели я всё-таки смог призвать к себе милую даму? Уже так много народу прошло... Ах, ну конечно, наверное мои слёзы придали Вам много хлопот, мисс. Я очередной раз разочарован в себе и своей неумелой задаче, которую так и не смог выполнить. – "леди" присела и пыталась разглядеть получше мальчика, но в голове всё переворачивалось с ног на голову. Он продолжал говорить. – По-правде, я волновался лишь о нашей стране, клянусь. Может... Постойте, но кто Вы? Вероятно из высших ступеней общества, иначе я не знаю, кто бы мог мне помочь. Сейчас так сложно, так трудно! Ах, милая леди, кто же Вы? – На редкость обворожительная шлюха, что смогла стать в Ваших глазах леди. Однако Вы поменяете обо мне мнение. Я могу пить и не пьянеть, я завожу народ в постели и испытываю любовь к миру, но не к нашему. Вы, вероятно всего глупый, маленький человек, такой же как и я, но всё ещё не понимающий мира. Жизни или пути? Слёзы прошли, словно их и не было. Он только всхлипывал носом и перебирал пальцы рук. – И всё же Вы леди, ведь все, созданные мною такие же леди, и такие же джентльмены. Вы проститутка, всё ясно. Однако Алебард обещал мне, что их будет гораздо меньше... – И их стало, дорогой мой! Алебард умеет держать всех в ежовых рукавицах, но мне там удобно и просторно. Из каждого правила, я найду что-то новое и дозволенное. Много таких как я или мало, уже стране безразлично. – она выпрямилась – А Вы? Вы творение моей головы, ведь вероятнее всего, сейчас я сплю. Так кто же из нас творец? – Каждый. Я творец, потому что чувствую тебя и твою душу, а ты творец, потому что ты - часть моего мира. Всё, что находится в моём мире так или иначе созидает в обратном или другом смысле. Ретичелла улыбнулась, она так думала. Она хотела сейчас улыбаться и даже по-доброму смеяться от таких слов. Плачущий творец перед ней оказался прекрасным сортом мудрости и великолепия. – Однако, господин, созидания в стране сейчас мало и Вы, думаю, тоже видели это. Если вы создали меня, создали наш мир, зачем же вы создали революцию граждан? Неужели работа Первого министра настолько обречена на провал, что так называемые "искатели правды" всё же показали себя с худшей из сторон? – Я промолчу... – И тем хуже для нас. Господин, я уже не чувствую, что молода, однако лишь знание о том что за окном, дает мне веру в итог. – Что же есть итог? – Если Вы создатель, так ответьте мне, простой проститутке! Создатель, именуемый себя Зонтиком, – парень вздрогнул, в то время как Ретичелла чувствовала дрожь в теле и хотела громко смеяться. – Вероятнее всего либо исчез и не хочет смотреть на то, что происходит, либо боязливо трясётся под замком. Так что же из этого? – она махнула рукой, отбрасывая ненужные мысли. Рет делала так часто, когда не хотела затрагивать прошлые, глупые темы. – Ах, черт с ним, знаете. Прощайте, господин, заходите.... Нет. Сегодня мы закрыты. До вечера. Она махнула рукой на прощание и пошла вперед, словно знала куда идет. Господин остался на своем месте, но плакать больше не продолжал. Перед ним были протянуты две руки, да и те уже тоже не дрожали. Их просто пробирал холод. Он обернулся. Чёртова проститутка ушла из тьмы. Её тень растворилась в дымке. * * * Она приподняла голову с подушки. Только сейчас Ретичелла начала осознавать всё то, что произошло за то время: это был жалкий сон. С каждой секундой он начинал уходить, она забывала детали, разговор, место. Но разбудил её совсем не уход от странного плачущего парня, а болезненные стоны товарища за стеной. «А я тут лежу! Сколько же время прошло?» – не переодеваясь в рабочую одежду, она подскочила в сорочке и, споткнувшись пару раз об воздух, добежала до лежащего на диване джентльмена. Плечо было перебинтовано очень плотно, правда кровь всё же смогла дойти до конца, окрасив белую ткань красными следами, которые со временем слегка запеклись. Голова Пикадиля нервно дёргалась из стороны в сторону, ему было больно и с каждым мгновением боль только нарастала. Ни слова больше в мыслях, леди лишь перебирала нервно пальцами, наблюдая за приступами боли и непониманием в выражении на лице. Что-то срочно нужно было предпринимать, а она понятия не имела, только пару раз зашла в ванную, достав от туда небольшую аптечку и перерыв очередной раз всё, что там находилось. Увы, обеззараживающие средства мало чем могли помочь при таком серьезном ранении. Ранении! Тут нужны были хорошие обезболивающие, точно сейчас ни у кого не находящиеся. Одно решение было: оставить страдальца одного в этом помещении и уйти как можно скорее в город, аккуратно добравшись до ближайшего врача. Но страх за свою жизнь и страх за жизнь товарища ломали её голову. Выйти, и возможно стать очередной жертвой тех ублюдков, которые теперь день на пролет забирали таких как она и делали с ними что в голову первым взбредёт. Остаться, но ничем не помочь Пикадилю. А тут ещё маленький мальчик, который понятия не имеет где он, с кем он, почему он, кто он... Не важно! Проститутка уже была готова опустить руки вниз, уронив на пол всё что было в аптечке, и умереть от безысходности, но она остановилась. В комнате присутствовал коньяк и прочие алкогольные напитки. Но каждого было совсем уж мало, стоило сходить в небольшой подвал и достать новые бутылки настоявшегося и приятного напитка. Что было, то было, оставалось только достать хорошую такую рюмку и после наполнить её спиртным. Хозяйка преподнесла напиток ко рту и заставила раненого выпить всё, что было сразу. Алкоголь обжёг горло, но зато начал медленно давать импульсы тепла по всему телу. – Вот так, боль может пройти всего ненадолго, но этого хватит для нас. Я уйду в город, как бы сложно не было и, может, приведу врача, – она ударила рукой по столику, рюмка подскочила. – И всё же, Пикадиль, какого чёрта?! Вы уже достойный джентльмен в глазах народа! Ах, чёрт, чёрт, чёрт с Вами! – минуту погодя, увидев что тот может слушать её, она продолжила более тихо. – Когда парень проснётся, позовите его к себе и объясните всё в паре слов. Пусть он с Вами поговорит, может это поможет Вам отвлечься от боли. Она встала и ушла в уборную, тихо ругая себя. Бинтов нет, ничего нет, всё в таком ужасном состоянии, что ей стало даже дурно. Про слово "завтрак" она и вовсе забыла напрочь, зная что сейчас точно уж не до этого. Ретичелла отличалась тем, что её личность нельзя было предугадать. Она не была какой-то особенной, наоборот. Она была обычной, понятия её так же были обыкновенны и не было в ней женской таинственности. Она могла одевать наряды и громко смеяться, она была легкомысленна и делала все наугад, словно не знала какая из эмоций больше подходит к действиям. Это было чертовски скучно, но также и чертовки привлекательно. У неё был низкий мурлыкающий голос. Она могла выпить как мужик и не пьянеть, но, если хотела, то голову кружило уже от первой рюмки. И всё же она никому не поддавалась и делала то, что знала и хотела. Это было в ней женственно. Единственное. Если раскрыть карты - ей можно было манипулировать, как простой ведомой дурочкой, но это было далеко не просто. * * * Руки нежно уложили пряди волос за голубую косыночку так, чтобы белый цвет на показывался навиду. Пушистая кожаная курточка, под которой было платье, такое светлое, что цвет не был сразу ясен глазу. В ушах большие золотые серёжки, которые в целом создавали впечатление цыганки. Ретичелла немного прищипнула щечки, дабы те порозовели, и вышла на улицу, в конечном этапе прикрывая половину лица полупрозрачной тонкой вуалью. Её легкая походка скрывалась от глаз людей. Она хотела как можно быстрее добраться до ближайшей клиники и увидеть хорошего врача, способного оказать какую-никакую помощь. Проститутка заворачивала за углы и старалась идти тихо, словно мышь. Если мимо неё и проходил кто, то в лучшем случае она видела служащих Алебарду, чем незнакомцев в белом убранстве. Да, возможно будучи в баре, она бы язвила или шутила с ними, прикрывая рукой свой рот и смеясь от их позорных шуток. Но не сейчас. Выйдя на улицу, она попадала под крыло таких же беззащитных людишек, таких же простых. Именно поэтому она боялась. Они могли попасться на любом углу. Она могли следить на ней, и каждый шаг отдавался в ушах как чужой. Спрятав руки в карманы, она почти не дышала, смотрела лишь вперед, а в мыслях были лишь "скорей". Проходя мимо одной знакомой улицы, Ретичелла заметила одного из белых воронов, сидящего на ступеньке крыльца с музыкальным инструментом. Скрипку настраивали, как в начале перед симфоническим оркестром, что вызвало смутные воспоминания у дамы. Но она дёрнула головой, и побежала дальше, цокая небольшими каблуками. Вот она, долгожданная лечебница, судя по слегка мерцающему свету, которая была открыта, но старалась не подавать виду. Проститутка быстро взошла по десятку ступеней, дабы добраться до входа и, приподняв вуаль, посмотрела за стекло. Пара людей ходила по коридорам, а одежда их смутно напоминала одежду врачей, так что, убедившись полностью, она зашла. – Стойте! К Вам сейчас подойдут, м-... Кхм, – девушка, полностью осмотревшая с ног до головы пришедшую, хотела только назвать низшую "мисс", но вовремя спохватилась и верно поняла, с кем имеет дело. – Вам чем-то помочь? – перебирая бумаги, к Ретичелле подошёл уже второй человек, но тот не смотрел на неё. Его круглые очки уже почти упали с лица, он поправил их и взглянул из-под работы на проститутку. Врач слегка откашлялся в руку, не наигранно, и продолжил смотреть. – Что произошло? – Сэр, – начала она, – я знаю, как подобной мне даме очень гнусно об этом говорить, да и Вы сами понимаете. Но я думаю всё же к вам приходят и белые тоже, – Ретичелла сделала акцент на последнем. Протестантов сейчас как только не называли: белые вороны, искатели правды, белоглазы, причём последнее название не было связано с цветом глаз, – но мне очень нужна Ваша помощь. Врач удивленно поднял брови вверх, почëсывая пальцем подбородок. Снова поправив очки, он ответил своим надменным голосом. – Послушайте, мы лечим людей и у нас нет понятия "такая, как я" или "белые", но к каждому свой подход в том-то и дело. Гм, гм... Тем более уж если Вы читаете последние статьи, то можете знать, камеры в тюрьме почти переполнены, а из нашего местечка хотят сделать ерунду для белых безумцев! – врач даже посмеялся, в то время как Ретичелла начала волноваться. – Понимаете, они не больны, они не спятили ничуть. Но наша дорогая власть хочет списать на то что все они в конечном итоге больны, лишь бы места преумножилось. А что остается нам - так это вдвойне большая работа. Посмотрите на эти бумаги, и ведь к каждой нужно свое писание! Так это бред, милочка. Он то и дело снова возвращался к своим бумагам и повторял шёпотом "вот в чём дело" по нескольку раз за один выдох. Волнующийся о жизнях людей врач сейчас как никогда скорее думал о своей усталости, моргая сначала левым, а только потом правым глазом. Когда он последний раз спал? И спал ли дома?После он снова обращал внимание на проститутку, начинал свой длинный монолог и постоянно ругался. – Вы абсолютно правы, Сэр, знаете ли, в нашем баре действуют схожие понятия, – но она не смогла договорить. – Что уж там о настоящих больных, так это кошмар. Этот дым очень едок, честно скажу вам, а всё что происходит за окном - происходит в первую очередь у человека внутри. Это во-первых переживание, во-вторых стресс, паника, голод и разруха в себе! В себе прежде всего. У доктора было небольшое телосложение, где он скорее вырос не в длину, а в ширину. Он не спал неделями из-за постоянных больных и всё, что касалось проблем он прежде всего списывал на свою работу. У него были небольшие усы и густые брови, которые выглядели даже слегка мохнато. Вид его был даже забавный, если не учитывать то, что привело к этому. Ретичелла уже не сдержалась и дёрнула за рукав врача, привлекая к себе внимание. – Послушайте, у меня дома лежит глубоко раненый в плечо от восставших служащий нашей стране. Врач по привычке откашлялся и посмотрел на Ретичеллу, отдëрнув рукой, дабы та отпустила его одежду. – Я не знаю, как мы можем помочь сейчас, но если Вы напишите свой номер, то мы будем на месте через пару часов. Не я, у меня слишком много дел, чтобы вот так бросить всё. Препаратов почти не хватает, но я думаю, уж Вы точно сможете подождать. Не известно, что именно обидело такого разговорчивого медика, однако он не стал больше ничего произносить и ушёл, передав что-то медсестре. В свою очередь Вэмплейт выставили за дверь и пожелали убраться напрочь, при этом пообещав прийти вовремя. – Да кто не знает, где Вы проживаете! Об этом, милочка, знают все. * * * После ещё пары попыток привести как можно скорее врача, но уже в других клиниках, она медленно шла домой. Каждый говорил, что он придёт. Каждый твердил одно и то же, однако с грохотом закрывал перед ней дверь. Она вспоминала эти отказы и медленно поднималась по своей же лестнице, в свою же комнату, чтобы видеть как на диване лежит страдающий от боли Пикадиль. От своих мыслей её отвлёк голос прямо за дверью в комнату. Такой детский голос, совсем не похожий на тон Диля, что-то тараторил без остановки. Ретичелла взялась за ручку, открыла дверь и зашла в комнату. Её встретил привычный аромат алкоголя, который очень часто открывался при посетителях. Она привыкла к этому запаху, но не звуку. – Понимаешь, мой дорогой товарищ Жак, наши судьбы такие же немощные, как и судьбы других. У Полдрона она такая же, но он плюёт на неё и перечит ей. Он не следует своему закону, он идёт то между, то против. А такое отношение приводит к бедам похлеще. Что будет позже, к чему он ведёт? Тебя не было на собрании, но можешь мне поверить. Понятия Полдрона сильно отличались от понятий Щита, который, прошу подметить, вообще никогда не хотел бы того, что сейчас в городе. Ему посчастливилось умереть пьяным, а пьяным именно из-за того, ЧТО он видел. – Диль, ты конечно всё очень круто сказал, но знаешь, я ни черта не понимаю, – Жак усмехнулся, явно давая понять, что он всё понял. – Ха, слушай, а тебе уже лучше? А какие ощущения были? А спорим, что следующий кто сюда зайдет будет моя девушка? Я же обещал показать, а? С этими словами дверь скрипнула, и зашла хозяйка, попутно снимая и платок, и вуаль. Она посмотрела на тех двоих и убедилась, что с ними всё в порядке. Однако больной прямо сейчас громко смеялся. – Я смотрю, Вам уже лучше, так? Зато у второго глаза так и сияли от удивления. То ли радость, то ли восторг, а он зажал одеяло в руках и начал смотреть сначала на Диля, а после на Ретичеллу. После успокоился, сделал вид, что так и должно был и, с выражением лица "сэр Жак" произнёс: – Кстати да, Пикадиль, знакомься - это моя девушка, а.... Эм, как Вас зовут? – Меня зовут Ретичелла, дорогуша, но если тебя угодно, зови как хочешь. Ничего не измениться всё же. А Пикадиль продолжал смеяться, слегка приподнявшись на локте и смотря через спину на пришедшую. Врача с ней не было и, заметив взгляд, хозяйка слегка улыбнулась. Почти не переодеваясь она поспешила обратно вниз, разыскивая что-нибудь съедобное. Скорее всего парни только проснулись и поэтому есть в общем не хотели. Жак нервно дергал Диля за одежду и, почти не моргая, смотрел тому в глаза. – Если честно, она не моя девушка, а я не знаю где сейчас нахожусь. – Вот уж ничего себе! Честно сказать, я удивлен. – Но ты не переживай, я просто хотел пошутить, ха! Однако всё, что я помню это то, как ты пришел со своим отрядом в комнату, уронил меня со стулом, а после Полдрон пару раз невежествено с тобой обошёлся. Но мой удар был слишком сильным, и я заснул. Ретичелла подошла к обоим, аккуратно положив рядом пивные кружки, с налитым в ним кофе, и парочку оладий. Сама она села на небольшое кресло и, положив ногу на ногу, закурила в помещении, наконец открыто улыбаясь обоим парням. – Вы не ели, но не знаю, что же есть ещё у меня, гм... – Ой, да ты не волнуйся! – взяв оладью своими руками, Жак запихнул её сразу в рот и начал жадно жевать, продолжая речь. – Это всё такая чепуха, фто не стоит волноваться, – он проглотил – лично я даже не успел купить продукты, а все деньги у меня забрали белые. Кстати, где я? Она выдохнула пар, шедший прямо из-за рта, и улыбнулась. Теперь эта улыбка принадлежала только Жаку. – Пикадиль решил, что самым лучшим решением будет принести избитого ребёнка в мешке прямо ко мне домой, сам он был ранен в плечо. Что же, господин самый верный и самый умный, это было гениально! – Вы не сажали меня в тюрьму за совесть, поэтому я доверяю больше вам, чем тому, кто давал мне паёк через решётку. Тем более, других товарищей я и знать не могу. Что касается Жака-... – Да, он не знает, где я живу, ведь после того, как нас освободили из тюрьмы, мы почти не виделись Ре.. Рэ... Рет. – Ретичелла, но Рет тоже можно если тебе так проще. Жак дожевал последние оладьи в молчании и начал тыкать в лицо друга едой. Пикадиль не мог нормально сам есть, так как небольная рука опиралась об диван, а вторая была просто нерабочей. Сам Пикадиль старался как можно быстрее есть, иначе энергию Жака было просто некуда девать. Второй в свою очередь даже не обращал внимание на товарища и чувствовал себя спокойно заботящимся. – Это так глупо! Так глупо всё выглядит, – Ретичелла закрыла лицо рукой и тихо смеялась. – Ох, если Зонтик и правда есть, так почему же прямо сейчас эти двое у такой проститутки, как я? Рука Жака застыла на щеке Диля. Он вытаращил свои глаза, которые были без очков и пытались разглядеть Рет. – Так ты проститутка?! – А было не ясно? – Честное слово, Диль, наверное, это все из-за её наряда. Но она не похожа на проститутку, либо она просто пока что не в том наряде. Платье изменяет женщину, так? Жак продолжил спокойно кормить Диля, пока еда в руках не закончилась. Они посидели пару минут в молчании, видно в голове у всех всего накипело, и каждый думал о своих задачах и целях. К слову, за окном солнца не было видно. В каждом доме света не было, а в лучшем случае все было заколочено. Этот день был ужасно тихим, словно что-то таилось за тишиной. Это было не привычно. Каждый день, каждую ночь были смехи, дым, треск огня и небольшие взрывы. Это трескало уши по полной программе, а сейчас, слыша только дыхание друг друга, давило как только могло. – Послушай Жак, всё конечно было весело, но ты был у Полдрона, мы видим это даже по твоему телу. Я лично забрал тебя из этого ублюдского места. Что ты знаешь? Я, как служащий нашему министру, кхм, всё же должен знать. Пикадиль перешёл в более удобное положение, так, чтобы взять рюмку со спиртным и выпить его. Боль начинала расти. – С каких пор твои слова обернулись против тебя, и ты стал служить Алебарду? Эти слова встряли у Жака в горле еще с самого начала, как тот увидел Диля. Его одежда сшита по высшему классу, но ради чего? Неужели все его убеждения были всего лишь на пару дней, после чего он смог так просто переобуться. Он в это просто не верил. – Дружище, у нас нет другого выбора. Либо ты остаёшься за невинного, но подлого, либо за нищего, либо ты идëшь противостоять чертям. Полдрон был адекватным парнем, я так думал, – рюмка вновь обрела покой на столе. – Из него мог бы получиться достойный джентльмен, ты знаешь это, так нам вещал наш товарищ, что так неожиданно скрылся с глаз наших. Вся прелесть гения почти летала занудной аурой вокруг него самого же. В это время Жак сидел, уже смотря себе под ноги и медленно перебирал пальцами по одежде. По его рукам и ногам располагались красные синяки и небольшие порезы, оставленные плохо заточенным ножом, но самому обладателю было далеко плевать на такие незначительные раны. Будучи ещё не пленными, он любил лазать по местам, где обычному маленькому человеку не следовало бы быть вообще. Такие ранения были на нем почти всегда и казалось не исчезали. Поэтому на предложение хозяйки о помощи он отказался, говоря, что такое у него всегда, он справиться на рад-два с этим. – Диль, но я не невинный и не подлый. Я не нищий, понимаешь, как бы я не выглядел даже сейчас, я не нищий. Я сидел рядом с Полдроном, я слушал его речи и ты прав в одном. Тот наш приятель ошибся в нём, ведь речи его совсем обезумели, – Жак уловил на себе взгляд товарища, уже не мечтательного, а серьезно смотрящего на него. Теперь он старался вникать в каждое слово и не перебивать. – Ты считаешь меня таким же глупцом, как и Полдрон, ты почти сравнил меня с ним, но это не так. Может я веду себя как наивный, но от этого легче принимать решение, мне, Пикадиль, мне. – Послушай, я не считал тебя глупцом, никогда. Жак сидел тихо, всё ещё нервно перебирая одежду у себя в руках. Может сейчас он впервые злился за то, что к нему когда-либо приписывали и считал это частью своей вины, однако менять её не хотел. – Я знаю, Диль, я знаю, – он наклонил голову. Перед ним сидела особа с крашеными волосами и сигаретой в руках. По неволе он протянул руку вперед и указал на неё. – Но скажи мне, если ты не считаешь глупым себя или меня, то почему ты пришел именно к ней? К чему эта игра с "помощью министру" или даже всем тем, чем ты отплатил мне? На кой чёрт, Диль? Твои слова всегда были святы тебе, неужели ты был готов пристыдить сам себя? Ретичелла встала, она хотела как можно быстрее уйти от этих двоих, чтобы дать волю разговору. Она оставила ещё половину сигареты в пепельнице и подправила золотые серьги. – Послушайте, джентльмены, так как хотя бы один из вас в состоянии побыть сиделкой, я обречена уйти вниз. Знаете, деньги сейчас как никогда нужны и Вы, дорогие мои, это знаете, – она сделала короткую паузу, дабы убедиться, что её очень даже хорошо слышат, а после отступила к комнате. – Сегодня здесь не будет приемов, за исключением врача, который, дай мне волю, должен прийти. Он обещал, – она начала распускать свои короткие волосы. Пушистые локоны щекотали кончики ушей. – Так что когда он явится, я поднимусь сюда вместе с ним. И да, Пикадиль. Вы ни в коем случае не должны вставать или спускать вниз. Вы не должны ходить, в лучшем случае лежать и отдыхать. Подумать только, пали прямо мне на голову! С последними словами она полностью скрылась за дверью, что-то нервно самой себе рассказывая и иногда смеясь. Когда Рет уже ушла с этажа в бар, Жак медленно наклонился к товарищу и прошептал прямо в ухо без какого-либо стыда и подозрений: – Так она что же, правда проклята тьмой похоти? * * * Тёмное нижнее помещение под бар осветилось яркими светом ламп, раставленных наверху. Для большего уюта в баре были подвешены в паре метрах расстояния друг от друга настенные свечки. Хозяйка подходила к каждой, зажигала, меняла на новые. После тщательно протирала столы, готовясь к вечернему открытию. За день она уже видела через окно, как к помещению то и дело подходили постоянные посетители и, недоумевая, смотрела в застеклённую дверь. Круглые деревянные столики были расставлены в шахматном порядке (по 4 на одной стороне), но был ещё длинный прямоугольный, который разделял всю комнаты на половины. Рядом стояли обшитые алой тканью темные стулья (они стояли на столах, хозяйка каждый снимала и расставляла в нужном положении у столов), с вырезами на спинке. Почти всё в помещении имело своеобразные узоры, вышивки, и каждый из них был схож то на животне, то на цветок или целую композицию. Видно это очень будоражило владельца. За главным столом размещались широкие полки, набитые полностью алкоголем и рюмками, бокалами. Всё происходило очень быстро и мгновенно. Справиться с уборкой и размещением следовало быстро, ведь время поджимало. Вот, законная табличка поменялась на "открыто", бар засветился знакомыми яркими цветами. * * * Он решил, что слишком взрослый для того, чтобы он мог принимать решения сам. Ему не нравилось, что везде потакали или принимали решения, пусть даже это был всего лишь один человек. Единственный человек, который знал его как владельца, как настоящего. Как истинного. И тогда истинный решил сбежать. Провокация в голове поздним вечером была хорошей идеей, лучшей даже. Утро вечера мудренее? Нет, такого сейчас не существовало в понятиях. Он действовал так же быстро, как действовал бы при преступлении. Но на преступника как ни крути, он никогда не был похож. Лицом не вышел. Слишком добрый, наивный и, к сожалению, от жизни невоспитанный (ведь в это время так мог подумать каждый!). И ведь не волновало ни черта. Хотелось просто, словно ребенок, показать язык и сбежать из комнаты, в которой даже окна без стёкол. Возможно он пытался доказать этим свою правоту. Но он был глуп. Темная мантия, капюшон. Он остановился, уже поднося руку к ручке двери. Та леди во сне... Он быстро помотал головой в стороны и решил, что сейчас это не сильно важно. Сейчас об этом лучше не думать, лишь позже. Когда уже будет поздно.