Игра

Livingston - Last man standing

10 декабря

      “Я не знаю, как правильно начинают подобные записи. “Дорогой дневник” или что-то вроде… Это в высшей степени неважно, ведь мой розовый блокнот никогда не претендовал на звание “книги откровений”, хотя ему и приходилось жертвовать свои страницы для всяких “душеизъявлений”, а попросту — слезливой ерунды.        Теперь моя цель — дать максимально объективную оценку происходящим событиям, как можно подробнее запечатлев их в памяти. Возможно, подобное графоманство поможет мне лучше разобраться в себе… и своих чувствах.        Если бы не тот поцелуй с Драко, я бы и не подумала доставать орлиное перо для особых случаев записей… А что может быть эксцентричнее “ТТТ” (Троицы в Туалете “Трёх метёл”)? Пусть с этого и начнётся мой рассказ.       Я хотела тихо переждать бурю, но Малфой с дьявольской усмешкой взмахом руки снял печать.        Какой ответ устроил бы Уоррингтона?.. Драко просто имитировал трах, а я просто кончила (да ещё как: поизнывайся он лишнюю минуту — я бы точно стонала на весь паб, настолько это было хорошо!).       Зато дальнейшее — просто ужасно.        Лицо Касса хранило остатки игривого хмелька, когда он переступил порог. И я никогда не видела, чтобы с такой скоростью менялся облик человека.       Ярость, чистая, кристальная ярость (если вообще сходное чувство можно сравнить с незамутнённой огранкой) мгновенно исказила обращённый на нас взгляд. Я сразу поняла, что Малфой добивался именно этой цели: столкнуть всех в очной ставке, бросить, как дуэльную перчатку, очевидное. Без малейшей возможности оправдаться.       Касс был слегка пьян, но он не справился бы с невербалкой Малфоя и в трезвом виде, а потому ухмыляющийся Драко, с видом специально приглашённого зрителя в партере, жадно наблюдал за туалетной сценкой. — Что ты тут делала?! Отсасывала ему?? — Уоррингтон вложил в измазанные огневиски слова всю похотливую гадость своих помыслов.       Так противно мне ещё не было никогда.        Кажется, собственная догадка ещё больше взбесила его, став не только мыслью, но озвученной фразой, приобретя материальность в буквах и слогах.        Не оставалось ничего иного, кроме как решительно отрицать всё: — Ты совсем, Касс??! Что ты несёшь?!! — Охуенно ты унижаешь пока ещё свою девушку! — насмешливо бросил Малфой. — Сука, заткнись!!! — охотник вдруг сам превратился в зверя, загнанного в ловушку, а оттого более свирепого и непредсказуемого.       Он прошёл пару шагов и замер, точно перед броском.  — Выйди отсюда сейчас же!! — я вложила в свой голос последние остатки сил и… поняла, что перестаралась, слушая со стороны этот командный, грозный тон.       Лёгкая улыбка тенью мелькнула по острому лицу Драко, вызвав в сопернике новый приступ злобы, а во мне — восхищение?.. — Кошечка, ты, конечно, красива, когда выпускаешь коготки, но это не тот случай!       Кассиус выхватил палочку.        Слишком резко для опьяневшего, но слабо для блондинчика напротив: Малфой обезоружил его в ту же секунду.        Помню, древко рикошетом отскочило от потолка, угодив прямиком в раковину.       Остальное произошло как в тумане.        Ещё за столиком я уловила странное, тревожное чувство духоты. Теперь понимаю: это был надвигающийся приступ паники.        Когда Уоррингтон налетел на Малфоя и был беспощадно отброшен к стене, тут-то меня и накрыло.        Мерлин, ужасное ощущение!!        Из лёгких будто выкачали весь кислород, а глотку заткнули куском ватной тряпки. Я осела на пол, задыхаясь, с неистово колотящимся сердцем.       В этот момент распахнулась дверь, и в туалет с бранью влетел Ургхарт: — Блять, так и знал!!!        Капитан был настолько зол, словно проиграл команде Пуффендуя, состоящей сплошь из первогодков, судорожно хватающихся за метлу исключительно по свистку мадам Трюк.       Я выскочила из туалета под звуки отборных ругательств, как из рога изобилия посыпавшихся на головы этим двоим.       Свежий воздух немного облегчил мое состояние, и я не чувствовала ледяного ветра, мороза, колко целовавшего мои щёки…         Облепленная комьями снега, на повороте виднелась спасительная вывеска — “Всё для квиддича”.        Туда-то мне и надо!        Ноги сами понесли непутёвую хозяйку через дорогу.       В магазинчике было на удивление тихо, а потому редким покупателям, оказавшимся в этот час среди распродажи прошлой коллекции экипировки, посчастливилось наблюдать “тот ещё видок младшей Гринграсс”! Ошалевшие глаза, растрепанные волосы, мятое платье… Это сейчас я иронизирую, а позавчера готовилась хлопнуться в обморок прямо с порога!       Первым, кто увидел меня и кого увидела я, был Ричи Кут. Парень бросил на прилавок распакованные перчатки и поспешил навстречу. — Астория! Ты в порядке? Что случилось?       А Ричи был красив! В этом своём гриффиндорском свитере, бордовый шарф вокруг тёмной кожи, куртка нараспашку — Забини в британском варианте. Выходец из чистокровной, но небогатой семьи. Потомственный спортсмен. Очень неплохой игрок в квиддич, утверждённый лично Поттером. Пожалуй, это все мои знания, собранные из обрывков фраз в коридорах, на поле, под сводами лекториев.       Синий занавес примерочной звякнул металлическими кольцами о перекладину, и взору предстала Джинни в бордовом тренировочном костюме из прошлой коллекции “The crimson storm”: — О, Гринграсс! Привет поближе! А… где твоё пальто?.. — Лучше не спрашивай! — я ухватила перчатки Ричи с прилавка, чтобы хоть как-то унять дрожь на кончиках пальцев. — Дай угадаю, — ближе придвинулся Кут, — с кем-то поссорилась? — Вроде того… — Уоррингтон? — звонко щёлкнули шоколадные  пальцы.       Должно быть, моё молчание вкупе с растерянным взглядом и поджатыми губами было красноречивей любых слов.  — Астория, ты меня, конечно, извини, — осторожно начал Кут, — но ты связалась не с той компанией. Малфой, он… ну… — гриффиндорец покосился на Джинни в поисках поддержки, но та недвусмысленно дёрнула бровью, —  сама понимаешь… А Уоррингтон вообще неадекват!       Я лишь неопределённо качнула головой. Что мне оставалось? Да, Ричи, ты прав: Малфой — бывший Пожиратель, тёмная шкатулка, полная сюрпризов. И я, глупая, не успокоюсь, если не загляну под эту крышку.       Пока мы с Джинни мерили рашгарды из новой линейки (к слову, нам понравилась одна и та же модель вороного цвета с белой окантовкой швов), а продавец Билли Джонс, ловкий малый лет тридцати, орудовал снаряжением за прилавком, Ричи сбегал в “Три метлы” за моим пальто. Из его рассказа я узнала, что капитан увёл Малфоя и Касса. Остальная компания, потеряв негласных лидеров, распалась сама собой.       Ну а мы, шелестя оберточной бумагой (два рашгарда — мой и Джинни — перчатки Кута и новые затирки для мётел), превесело добрались до Хогвартса.        Мой давний гештальт — поболтать с гриффиндорцами — оказался успешно закрыт. Кажется, мы обсудили всё: качество импортного воска, скоростные характеристики новейшей “Молнии”, последний матч “Гарпий” и даже слухи о новом профессоре ЗОТИ!        Джинни подтвердила слова Малфоя насчёт “аврорского душка” претендента: “Гарри разговаривал с Кингсли ещё в ноябре, и министр уже тогда хотел прислать учителя, но возникли какие-то бюрократические заморочки с документами, и пришлось отложить…”       Расставаясь у главной лестницы со своими “ещё не совсем друзьями”, но уже “не просто знакомыми игроками с конкурирующего факультета”, я шла в подземелья, преисполненная душевного тепла.       Уоррингтон больше не подходил, а я боялась даже взглянуть в его сторону, но Монкли, с преданной готовностью подруги-соглядатая, неизменно добавляла недостающие детали:  “Вот сейчас смотрит…” “Не оборачивайся, Асти, он снова пялится на тебя!”       Что ж… Наши отношения, как и предсказывали, продлились неделю, и мне было хорошо. Физически. Даже очень, возможно, я поскучаю какое-то время.       Хотя… будем честными, он просто хотел меня трахнуть.        Совместные прогулки, кафе, сладости и милые подарки рассеялись в животном неистовом голоде, в потребности совокупляться. Брать, а не отдавать.       Но кое-кто считал, что моя история с Кассом ещё не закончилась.       Воскресный полдень я, как и многие,  провела в библиотеке.       Карточный расклад Трелони никак не хотел выдать мне все свои тайны, рискуя отметкой “удовлетворительно” в конце семестра. Да и несмолкаемый гул, обычный для дневного часа, не способствовал открытию внутреннего ока. Которое и вовсе захлопнулось от внезапно возникшей передо мной Лиз Таттл. — Гадаешь на любовь, Гринграсс?       Старшекурсница настолько странно смотрелась среди книжных полок, будто… какое бы сравнение подобрать?.. А! Словно Хагрид пригнал сюда гиппогрифа и попросил мадам Пинс завести на него карточку.       Я разумно промолчала в ожидании дальнейшего разговора. — Хочешь усидеть на двух стульях? — Лиз отодвинула свой и с наглой вальяжностью расположилась напротив. — Кажется, в данный момент я прекрасно сижу и на одном.       Ты явно готовила свои реплики (может, выслушала ликбез Джеммы Фарли), а вот я — могу прекрасно импровизировать! — Ладно, перейдём к делу. Прошу по-хорошему: отъебись от Касса!       Вот так сразу!       Признаюсь, если бы Таттл сорвала свою рубашку вместе с лифом, и пуговицы дробью разлетелись во все стороны — я бы удивилась меньше.  — Мы с ним расстались вообще-то! — Пиздишь! — А смысл мне врать, Лиз?       Показная невозмутимость вмиг слетела с крупных черт, впервые открывая и бессонные ночи, и напрасные часы дополнительных дежурств в глуши ночных коридоров.       Тут даже к Трелони не ходи: Лиз страдала.       Очевидно, боясь расправы Уоррингтона, она мягко действовала по отношению ко мне. Мягко в своём понимании, конечно! — Гринграсс, ни черта ты не понимаешь!! Ты просто богатенькая сопливая девчонка, которая влезла в пару! Мы давно в отношениях, уже полтора года! — глядя прямо в глаза, давила авторитетом Лиз. — Да, бывало всякое: Касс — сложный человек. Расставались по глупости из-за его несерьёзных увлечений. Он очень любит секс… как и я, — тут Лиз вовсе посмотрела на меня с видимым превосходством, — и знает, как доставить девушке охуенный оргазм. Поэтому после очередного провала, — опять зрительный акцентик, — Касс всегда возвращается ко мне. Мы говорили о свадьбе после Хога и…       Зачеркнула, потому что не хочу перечислять дальнейшие нравоучения “святой Лиззи”: о том, что она спит и видит себя матерью очаровательных смуглых детишек, о том, что я, с моими-то деньгами и возможностями, обязательно найду своё счастье (конечно, только деньги привлекают ко мне парней, хах!).       В конце речи Таттл намекнула: “если только увижу, как ты флиртуешь с ним…”, бла-бла-бла, то её доброе, даже дружеское предостережение (хотелось  рассмеяться в лицо) обернётся чем-то очень неприятным!        Имела ввиду выдранный клок?..       Вся ирония в том, что я и не собиралась претендовать на Уоррингтона. Хотелось быстро и безболезненно пройти неизбежный при любом расставании период от “делаю вид, что мне на тебя плевать” до спокойно-умиротворенного “Привет, как дела? Что нового?”       Впрочем, долго размышлять над угрозой Таттл не пришлось: Нейт собирался бросить Хогвартс.        Он прогуливал занятия, не появлялся на тренировках (это мы уже потом узнали).       Вечера проводил в комнате или на бесконечных отработках, а завтраки-обеды-ужины отчужденно цепенел над тарелкой.        Я сильно не следила за ним (а надо бы!), пытаясь удержаться на плаву в собственном карманном шторме, но иногда поглядывала в дальний конец нашего стола. И эта кудрявая взлохмаченная макушка (вторая по значимости для меня) немым укором светлела на фоне тёмного каштана панелей, пока её обладатель топил горе в тыквенном соке.       Мальчишеский бунт закономерно обрёл свой финал в кабинете у МакГонагалл. Был вызван и Слизнорт.        Бэддок обмолвился, что директор вначале очень мягко укоряла Нейта, расспрашивала профессора о возможных проблемах подопечного. Гораций лишь добродушно развёл руками, мол “дела сердечные, Минерва”. Нейт вспылил и почти накричал на преподавателей.       Тогда МакГонагалл строго отчитала беднягу в стиле “я буду вынуждена писать вашим родителям первой утренней почтой, мистер Монтегю!”, дав тому два дня на размышления. Потом — чемодан, вокзал, аптека Дурмстранг (Малькольм, конечно, преувеличил для красного словца).        Единственной, кто мог всё это остановить, была… я.        Вдруг стало чертовски неприятно, словно я предала что-то светлое и доброе внутри себя…       Душевная струна больно срезонировала на открывшиеся терзания другого человека. А ведь между нами было всё: и ласки, и поцелуи, и нежность. Только вот, приручив, вернее, приучив к себе Нейта, я так же легко отказалась от крепкого, набравшего силу влечения.       Ну что ж, будем действовать, господа!       Ах да, чуть не забыла: сегодня меня пригласил наш декан, после урока заключив мою руку в свои тёплые старческие ладони:  “Мисс Гринграсс, буду весьма рад  видеть вас у себя в Клубе с каким-нибудь приятным молодым человеком, подающим надежды в спорте! У нас намечаются важные гости из Министерства, вам будет весьма полезно завести нужные знакомства… Не забудьте, двадцатого числа, в восемь вечера!”       Девушка отложила перо и растерла затёкшую шею. Так много она не писала никогда! Даже знаменитые эссе Слизнорта, набранные мелким убористым почерком на двух-трёх свитках, отнимали меньше времени и сил.       Понедельник за окном плавно перетекал в лиловые сумерки, густеющие за хребтами тёмных гор. Стекло вернуло слабое отражение, иллюзорный снимок задумчивого лица.       Астория начала сомневаться в себе.        Что в ней такого?        Иногда самолюбие всё же поднимало голову, особенно в те моменты, когда слизеринка гордо рассматривала в зеркале одну симпатичную особу… К её чести, это случалось довольно редко.        Их с Даф не было в Хогвартсе год. У сестры остался Блейз и, кажется, их любовь не претерпела пагубных изменений в разлуке.       А по чьей воле она оказалась внутри весёленького многоугольника? Ха! Пора бы взять хоть немножко ответственности и признать:        Играй да не заигрывайся… — Объект на месте! — хлопок двери вслед за условным сигналом Агнес запечатал мысли, подобно вину.        Им нужно дать настояться, чтобы наедине распробовать терпкий, сладковатый букет. С примесью горечи.       Узкий коридор мальчишеских спален показался ей бесконечно длинным. Малькольм Бэддок, сосед Монтегю, вышел из крайней правой двери.       Салазар, он так посмотрел на Асторию!  “Это ты во всём виновата!” “С вами, девчонками, лучше не связываться!” “Давай, иди уже, он там!”       Комната парней ютилась в углу меж покатыми сводами. Тут и места хватило только на две кровати в небольших альковах!       На одной из них, спиной ко входу, в мятой форменной рубашке лежал Монтегю.       Астория бесшумно притворила дверь, да так и застыла, не зная, что предпринять. Бедный котёнок, свернувшийся калачиком, вот он весь перед ней: светлые кудри на сбитой подушке, школьные брюки вокруг крепких длинных ног, кроссовки со свисающими шнурками.        И этот растрёпанный ангел собрался бросить школу, факультет, своих друзей, её…       Неряшливо заправленная кровать слегка прогнулась под новой гостьей.  — Нееейт! — позвал тихий голос.        Плотная тишина отозвалась далёким шумом из коридора. Даже дыхание  слизеринца не нарушало хрупкой целостности напряжения, что невидимой нитью протянулось между ними. Дотронься — загудит.       Ладошка коснулась мягких складок ткани на плече, и подушечки ощутили уютное тёпло. Монтегю повёл рукой, дёргаясь, как от укола. — Как ты себя чувствуешь?       Дурацкий вопрос! — Нейт, давай поговорим! Что тебя тревожит?       Молчание.       Придвинувшись ближе, девушка занесла кисть над пшеничными кудрями и несмело окунула в растрёпанные завитки. Шелковистые, хранившие тепло, они легко струились сквозь пальцы. — Уходи, Асти! Ты пришла снова меня мучить?.. — ещё больше сжавшись, буркнул слизеринец. — Нейт, я не уйду, пока мы не поговорим! — Нам не о чем разговаривать!! — Я рассталась с Уоррингтоном и… я скучаю по тебе… очень…       Слова отчаянно нуждались в поддержке — оставив все глупые условности, Астория крепко обняла Монтегю со спины, прижавшись щекой чуть ниже воротничка рубашки. Словно вошла в светлую, лучистую ауру: стало так спокойно и легко, как не было во все эти дни! Только сейчас она осознала, в каком эмоциональном раздрае провела неделю.       Крепкое, возмужавшее тело слизеринца напряглось в обхвате её рук.        Поцелован солнцем. Уже далеко не мальчишка, но ещё не вполне зрел. Нет-нет да и проскользнёт юношеская угловатость в уверенной, пружинящей походке, в широком развороте плеч.       Уткнув нос в тугую трапецию под смятым хлопком, девушка вдыхала лёгкий цитрусовый флёр. — Знаешь, я много думал о нас, — спустя несколько долгих минут отозвался Монтегю. И Гринграсс ощутила осторожное прикосновение на сомкнутых в замок ладонях. — Вспомнил первую встречу в Большом Зале… Точнее, я приметил тебя ещё на перроне. — Да? — оживилась Астория, укладываясь на спину, чтобы сбоку мог поудобнее лечь Нейт.       Растаяв, словно шарик фисташкового в сорокаградусную жару, Монтегю положил голову ей на грудь, а ногу закинул поверх бёдер в серой юбке. Указательный палец задумчиво намотал её галстук. — Ты стояла вместе с Монкли, такая деловая, всё волосы поправляла, а я, как последний дурак, пялился на тебя и едва не свалился тогда на рельсы… Малькольм до сих пор меня подкалывает. — Правда? — тихим колокольчиком рассмеялась Астория. — Я тебя вообще не видела! В той суматохе можно было потерять и саму себя… мы еще долго искали свободное купе с девчонками. — Я хотел занять соседнее, но этот кретин обозвал меня “собачонкой” и утащил к пацанам.        Маленькая комнатка наполнилась весёлым смехом.  — А ты бы ему сказал, что он сам пёс, и пришёл бы к нам…  — Я и пришёл, только Уоррингтон с Вейзом опередили! Пока я бежал с конца другого вагона, они уже добрались до вас… до тебя. Как я тогда ругался!! Клянусь Святым Мерлином, я готов был прибить любого, кто попался бы под руку. Кстати, Бэддок получил сполна. Ну… мы не дрались, конечно, но всю дорогу до Хогвартса он выслушивал мои проклятия!       Астория фыркнула в кулак, но Монтегю, поймав её запястье, переплёл их кисти и какое-то время рассматривал эту диковинку — маленький символ воссоединения. Впитывая вид тонких фаланг на своих слегка шершавых и обветренных в долгих тренировках пальцах. — Как я так быстро тебе понравилась, не пойму? — сгорая от любопытства, в кокетливом удивлении приподняла брови слизеринка. — Не знаю, Асти… — Нейтон избегал прямого взгляда, отдав всё внимание невинной игре рук. — Просто… у меня такого не было, но твоя улыбка там… ты вся как будто светилась… Только слепой мог не увидеть твоей красоты! А я не слепой… — Нейт… — девушка осеклась, чувствуя предательски подступивший комок.       Душевная нить неприятным, запоздалым сожалением натянулась внутри: как бы сложился разноцветный паззл, если бы в купе влетел этот златокудрый ангелок, а не тот черноглазый демон, искупавший её в океане своей похоти!       Выдержать остроты момента Гринграсс не могла, а потому малодушно разрядила тягучее напряжение между ними: — Зато в Большом Зале ты всё наверстал! — её пальцы по-прежнему скользили в горячем плену податливой ладони.  — Ага, а мог бы по пути от Хогсмида! Но в толпе на том мелком перроне чёрта с два можно было рассмотреть!        Хорошо, ты не видел тогда, как “хорошо” я смотрелась на коленях Уоррингтона! — Потом были твои тренировки, матчи, Хеллоуин… В общем, я лажал везде, где только можно, — со вздохом подвёл итог своим ребяческим поползновениям Нейт.       Он так мило взял на себя вину за её непотребства с другими, что Астория едва не поддалась искушению расцеловать эти сладкие губы. — Но были ещё и наши посиделки у камина… — Монтегю приподнялся на локте. Обращённая к ней чистая лазурь сияла вдохновенным миражом воспоминаний.        Вот он, её плюшевый мишка, тратил такие необходимые спортсмену для отдыха часы, лишь бы в очередной раз прокрутить перед сном романтический фильм с ней в главной роли.         За мгновенье прожив и треск очага, и уютные объятия в сумрачной неге теней, и горячее дыхание на своих губах, Астория обронила жалкие две буквы: — Да…       Слова густо теснились в переполненной груди, и ей страсть как хотелось выдать нечто проникновенное, но… увы! Оставалось в безмолвной радости слушать излияния Монтегю. — Я буду всегда их помнить… потому что так хорошо, как с тобой, мне не было никогда!        Салазар, если выражение “лить мёд в уши” что-то да значит в этом мире, то  восхитительный нектар, услаждающий её слух сейчас, — именно тот случай!       Нейт словно возносил оды своей Богине. Только самолично возведённое им божество оказалось ложным и порочным. Фальшивкой с яркой обложкой, но гадкой начинкой внутри.        Слёзы горячей болью застыли в протоках, казалось, один легкий взмах ресниц — и солёные градинки скатятся вниз, оставив на щеках мокрые дорожки.       Монтегю перевернулся на живот, скрестив перед собой руки. Теперь он, не отрываясь, смотрел на Асторию. Она чувствовала тепло его тела, вплотную прижатого к ней на широкой постели. — Ненавижу Уоррингтона! — впервые взгляд Нейта окрасился в холод, ледяной крошкой поверх лазурита. — Он тебя не достоин! Его уровень — пьяная Лиз! — Хах, я тоже так считаю!        Как же приятно растворить свою боль в чужом сарказме!        Ранку смочили холодной водой, и противное жжение, наконец, унялось. — Когда я увидел вас вместе, чёрт!! Мне хотелось заавадить этого придурка! А потом разнести гостиную к херам! Да ещё эти разговорчики, что вы…  — Нейт, — предостерегающе сверкнула Астория,  — у нас ничего не было и не могло быть! Точка!       Враньё. Нет, она бы, конечно, не переспала с Уоррингтоном так быстро. Потомила бы охотника подольше, поизводила отказами… Но, с должным усердием с его стороны… кто знает, как бы всё вышло.       А сейчас девушка утешилась ложью во спасение. В конце концов, первый неудачный опыт получен и пусть останется там, где ему самое место — в прошлом.       Удовлетворённо потянувшись, словно выспавшийся кот, Нейт легонько пощекотал обнаженный участок кожи между поясом юбки и краешком рубашки. — Ты такая куколка, Асти, не могу! Ты самая потрясающая девушка из всех, кого я знаю… — Ох, спасибо!        Слизеринец еле слышно выдохнул, пододвигаясь ближе. Свет мягко играл на его приоткрытых, влажных губах, остановившихся в нескольких дюймах от пунцовой щеки. Настолько близко, что Астория уловила трепет светлых ресниц, почти прозрачных на концах. Потемневший взгляд медленно скользил по её лицу. Цепляя каждую деталь. Трепетно изучая. — Кстати! — пальчик лёг точно в мягкую выемку его верхней губы, останавливая неизбежное. — Пойдёшь со мной на вечер Слизнорта?       До Монтегю не сразу дошла суть вопроса. Читая своё отражение в расширившихся зрачках, Астория не без удовольствия отметила, как сиропчик восторга затапливает небесную кайму. — Конечно, Асти!! Ты еще спрашиваешь?! — И не бросишь Хогвартс? — Ни за что!!       Пусть она совершала много ошибок, и, вполне вероятно, совершит ещё (кто в том сомневается, это же младшая Гринграсс!), но чистейшее счастье, разлитое в улыбке напротив, стало временным искуплением для неё.