Сломанный

Следующие несколько дней Хёнджин его игнорирует. Почему-то эти несколько дней тянутся крайне, крайне медленно. О танцах, разумеется, речи не идёт и вовсе — Хёнджин только здоровается издали, да прошмыгивает тихой, синей мышкой на своё место. В эти дни школа ещё спохватывается и вновь начинает давить на учащихся по поводу формы. Близятся промежуточные экзамены, которые обычно сопровождаются пристальным взглядом со стороны: пресса, ТВ, веб-шоу; директор хочет быть на высоте. Минхо с грустью надевает пиджак и втискивается в брюки, которые чуть не застревают на бёдрах. Минусы занятий спортом: дурацкая фигура. Ноги еле пролезают, на талии брюки висят так, что приходится пиджак застёгивать, чтобы не позориться. Или опять покупать новые и отдавать ушивать. Хёнджин тоже приходит в форме; ему страшно не идёт синий. В нем он бледный, в лице словно ни кровинки, под глазами ещё ярче выступают синяки; только на следующий день до Минхо доходит, что тот, по-видимому, не высыпается совсем и что цветовая гамма в его внешнем виде роли практически не играет. В эти дни Хёнджин также много рисует, погруженный куда-то в свои мысли. Карандаш он меняет на маркер, и плотные страницы скетчбука уходят одна за одной. Некоторые рисунки Минхо успевает разглядеть: Хёнджин не мастер, да и сюжеты очень под вопросом, но что-то в этом есть. Маркер Хёнджин использует словно тушь, и часто в рисунках меняются свет и тень, словно тот рисует белым. Один из рисунков врезается в память Минхо больше всего. Это огромный холм, на котором возвышается крест. На кресте — человеческая фигура, от которой исходит сияние. Просто силуэт, но как же цепляет этот нехитрый набросок!.. Минхо понятия не имеет, верит ли Хёнджин в бога — в любого из богов, но, наверное, верит, — однако рисунок скорее кричит о том, что бог в его душе умирает прямо сейчас. Иногда Хёнджин оборачивается и бросает короткие взгляды в сторону Минхо, но отворачивается, как только сталкивается с ним взглядом; последний раз — так укоризненно, будто это Минхо виноват, что не даёт на себя незаметно попялиться. Минхо по-прежнему не давит сам, хотя и очень хочется; Джисон по-прежнему хихикает, оборачивается в сторону Минхо и подмигивает, как только Хёнджин каким-то образом участвует в происходящем на уроке и напоминает, что ещё не помер незамеченным за своей средней партой. Всё идёт своим чередом, и вроде бы до перевода Хёнджина Минхо так и жил, однако, только добавив в пибимбап кочуджан, понимаешь, что до того тот был на вкус пресным. В очередной из дней — в который нет занятий по танцам, поэтому Минхо даже не ждёт ничего такого, — Хёнджин незаметно подсаживается к нему поближе перед началом уроков. — У меня есть проблема, хён, — не здороваясь, говорит он. — И, в связи с этой проблемой, есть небольшая просьба. — Ну-ка? — мгновенно заинтересовавшись, Минхо вопросительно наклоняет голову набок. Хёнджин выглядит очень неуверенно и вместе с тем, каким-то магическим образом, очень решительно. — Мои родители не хотят отпускать меня на танцы, если там не будет никого знакомого. Я говорил им про тебя, и в результате они захотели познакомиться с тобой, — вываливает на него Хёнджин. — Ты сможешь приехать на ужин где-нибудь на днях?.. Минхо не может отвести от него недоверчивого взгляда. Хёнджин рассказывал о нём родителям? Но что именно? В каком контексте? Что теперь о нём эти родители думают? Не хотят ли они ему отомстить? Выражение паники, видимо, слишком отчётливо читается на его лице, потому что Хёнджин тут же сдаёт назад: — Хён, если ты не хочешь, если ты не можешь, то не надо, это не обязательно, родители отпустят меня и так, я уговорю их… — Стой, — перебивает его Минхо и незаметно пытается подышать на счёт. — Я не против. Просто неожиданно немного. Я приду, правда. Когда лучше? Предложение Хёнджина слишком уж напоминает ему знакомство со строгими родителями девицы на выданье, и то, что Минхо не особо нравятся девочки, ситуацию лучше вовсе не делает. Вслух он, правда, шутить про такое всё равно не решается. Особенно над тем, что ему очень хочется выскочить за дверь, пробежать пару кругов по потолку и стенам, чтобы сбросить напряжение, а потом позвонить маме и заорать: «Меня позвал домой мальчик!». Или что-то типа того. В общем, чушь какую-то. Минхо и сам понять не может, почему идея знакомства с родителями вызывает у него такую реакцию. Явно же никакого двойного дна эта встреча не подразумевает, как бы он себя ни накручивал. Хёнджин — невинное дитя, хотя и обжёгшееся разок, вот родители и дуют теперь на рис и воду. Ответственность Минхо не пугает, он сын своего отца. Тогда почему?.. Надо будет у папы спросить, думает он. — В субботу? — тем временем предлагает Хёнджин. — У тебя нет никаких занятий? — Танцы, — прикидывает Минхо и усмехается: — Но я пропущу, если поможешь мне потом отработать на следующем занятии. — Если меня всё-таки отпустят, — уточняет Хёнджин. — Обязательно отпустят, — уверяет его Минхо и тянется за телефоном — сообщить тренеру Кану, что пропустит ближайшую тренировку. *** Когда отец возвращается домой, Минхо встречает его у дверей наравне с котами, разве что у ног не вьётся. — Помнишь Хёнджина? — не в силах дотерпеть — отец выглядит не особо уставшим и вовсе не злым, так что почему нет — начинает Минхо уже в первую минуту. — Ну, того парня, который перевёлся и которого вы искали тогда?.. — Конечно, — подозрительно прищуривается тот. — А что такое? — Я завтра иду знакомиться с его родителями! — панически возвещает Минхо. — Они будут проверять, могут ли доверить мне своего сына для поездок на танцы! — Э-э-э… — отец тормозит на середине второго тапка, недоуменно поворачивается к нему: — А в чём проблема? — О чём с ними говорить?! — Понятия не имею, — смеётся тот. — Это твоя мама в этом лучше разбирается, спроси у неё. Моих она влёт очаровала, а я никогда не умел с родителями девушек разговаривать. — Ну пап! — обижается Минхо. — Хёнджин — не девушка! — Но общий смысл же примерно такой? — отец приспускает очки на кончик носа и глядит на него поверх стёкол. — Они доверят тебе самое дорогое, что у них есть в этой жизни. Заметь, по сравнению с другими у тебя уже есть неоспоримый плюс… — Какой?.. — заинтересовывается Минхо. — У тебя в глазах не висит баннер «хочу трахнуть его в первые пять минут, когда мы останемся наедине». — Пап! — И ты не забеременеешь. Или он… — Папа! — орёт на весь дом Минхо так, что с кухни выглядывает мать, и, судя по её шкодливому выражению лица — она слышала весь разговор от и до. — Мама, я у него совета прошу, а он!.. — А что, нормальный совет, по-моему, — задумывается на секунду та. — Мам! — возмущается Минхо, непонятый семьёй, бросает ещё один недовольный взгляд на них обоих, давящих улыбки, и не сдерживается, ухмыляется, а потом и смеётся сам. — Не «мамкай» мне тут, — выговаривает ему она, — идём лучше, на кухне поможешь. Минхо послушно тащится на кухню, моет руки, берет ножницы и принимается резать кальмара. — Мам, — снова говорит он. — У меня есть друг… ну, наверное, друг… — Я слышала и знаю, о ком ты, — спасает его та от неловких объяснений. — Чего ты боишься, сынок? — А если они решат, что мне доверять нельзя? Если я сделаю что-нибудь не так? — Во-первых, они просто хотят знать, нормальный ли ты, а ты нормальный, — возражает заглянувший на кухню отец, за это время как раз успевший помыть руки. — Сухён, моя помощь нужна?.. Так вот, Минхо, а, во-вторых, если пройдёшь первый фейс-контроль, то тебе, скорее всего, захотят рассказать в общих деталях, что с ним случилось, и, куда подробнее — чего опасаться. Можешь передать мой привет старшему Л… Хвану, кстати, должно помочь. Они неплохие, очень американизированная семья, тебе должны понравиться. Когда-то жили в Калифорнии, и твой друг даже родился там. Минхо задумчиво кивает, запоминая. — А что мне принести с собой? — спрашивает он. — Завтра я буду дома, — прикидывает мама. — Испечём с тобой рыбный пирог? — Хорошая идея, — вступает отец. — Самое универсальное решение, рыбу здесь все любят, а твоя мама готовит божественно. Учись, сын, пока не поздно, жену свою кормить будешь. — И, сделав паузу, тихо и с усмешкой добавляет: — Ну, или мужа… — Папа! — вновь возмущённо вскрикивает Минхо, но всё равно улыбается. Он никогда не говорил с родителями о своей ориентации, но, наверное, вёл и ведёт себя достаточно характерно, что те то и дело подшучивают над ним. То по поводу Джисона шутили, теперь вот про Хёнджина. Минхо редко об этом задумывается, но вообще-то очень приятно быть собой и знать, что поймут и поддержат, а если и нет — то попытаются разобраться, прежде чем относиться к происходящему плохо. И если он когда-нибудь внезапно приведёт домой парня, то единственное, чем предки могут быть недовольны в связи с этим — так это отсутствием предупреждения, мол, убраться не дал и еды приготовить. Отец улыбается вместе с ним и, совершенно не скрываясь, подмигивает матери. *** Подъехав к уже знакомому жилому комплексу, Минхо ловит свободное место напротив подъезда и думает, что это хороший знак. Рыбный пирог ждёт своего часа на пассажирском сиденье, аккуратно уложенный в картонную коробку, обвязанную декоративным шнуром; аккуратно подцепляя его и придерживая под дно, Минхо несёт его к подъезду и нерешительно замирает у входа. Надо позвонить в домофон, но вместо этого он почему-то продолжает пялиться сквозь стекло двери на бежевую плитку стен, на информационный стенд для жителей дома — и допяливается до того момента, когда створки лифта раздвигаются и из него выходит Хёнджин с мусорными разноцветными мешками в руках. Конечно же, Хёнджин мгновенно замечает его и в первую же секунду расплывается в улыбке, но тут же хмурится. — Ты чего тут стоишь? — спрашивает он, стоит открыться двери подъезда. Конечно, вместо того, чтобы ответить что-то адекватное, на время прихода сослаться, типа пришел сильно раньше, Минхо смущённо опускает взгляд. — Они… Они сильно страшные? — не задумываясь, вываливает он. Хёнджин мгновение смотрит ему в лицо, а потом изумлённо смеётся: — Кто? Мама с папой? Да ни в жизнь, ты что! Сейчас, я мусор выкину, — он напоказ поднимает мешки, — и пойдём, я обещаю, они тебе понравятся! — Самое главное, чтобы я понравился им, — бубнит Минхо себе под нос и тащится вслед за Хёнджином хвостом к контейнерам. По закону подлости, разумеется, слишком громко и Хёнджин его слышит. И — снова смеётся. — Пойдём-пойдём, — подталкивает тот Минхо в спину ладонями — и это, не считая эпизода на танцах, кажется, первый раз, когда он прикасается к Минхо сам. Хёнджин расслабленный здесь, на своей территории, явно чувствует себя в безопасности. Минхо подаётся нажиму, безвольно идёт к подъезду и снова на миг замирает у дверей, но неожиданно твердая рука Хёнджина придаёт ему решающий импульс. Подъезд пустой, чистый, как он уже успел разглядеть снаружи, и Минхо отчего-то смотрит куда угодно, но не на Хёнджина. Словно они поменялись ролями, и именно Минхо тут с кучей травм из-за пережитого, а не подросток, первый раз знакомящийся с родителями друга. Именно эта дурацкая мысль и приводит его в чувство. Если Хёнджин справляется, то и он сможет, учитывая, что справляться им приходится с вещами абсолютно несопоставимого масштаба. Учитывая, что он делает это даже не для себя, а чтобы поддержать всё того же Хёнджина. Хёнджину нужна социализация, напоминает себе Минхо. Лифт так и ждёт их на первом; они едут на двенадцатый, предпоследний этаж, в неловкой тишине, и Хёнджин косится в зеркало всю дорогу, но не на себя, а почему-то на Минхо. В конце концов, выскользнув наружу, он тормозит Минхо перед дверьми в коридор и кладет ему руку на плечо. — Хён, — просяще говорит он. — Не нервничай. А то из-за того, что ты нервничаешь, буду нервничать я. А это будет совсем неловко перед моими собственными родителями. Звучит глупо, но убедительно. Глубоко вздохнув — как перед экзаменом, Минхо решительно кивает: — Пошли. Хёнджин ещё раз ободряюще улыбается ему и распахивает дверь квартиры. *** Мать Хёнджина оказывается изящной, высокой женщиной средних лет. Сразу видно, что Хёнджин весь в нее: фигуры один в один, и, если поставить их рядом, то, с поправкой на пол, словно ксерокс поработал. Отец коренастее, однако от него Хёнджин взял глаза — смотрят они совершенно одинаково, правда, отец — куда менее доверчиво. Минхо кланяется им обоим и протягивает хозяйке дома обеими руками коробку с пирогом. — Меня зовут Ли Минхо. Пожалуйста, позаботьтесь обо мне, — произносит он ритуальную фразу со всем возможным уважением, насколько только может. — Хван Ыну, — представляется отец, изображает поклон в ответ. — Моя жена, Хван Джиу. — Джинни всё уши нам прожужжал про хёна, — тут же вступает в разговор Джиу и протягивает ему обе руки. — Очень рада тебя видеть в нашем доме, Минхо-я! Пойдём? Она такая солнечная, открытая, красивая. Краснея, Минхо косится на Хёнджина и думает сразу о двух вещах: во-первых, о том, что, если бы ему нравились женщины, он бы, наверное, влюбился. Да и сейчас он близок — платонически. Во-вторых, Минхо, как-то не задумываясь, экстраполирует ее поведение на Хёнджина и с удивлением понимает: вот оно как. Вот как Хёнджин мог бы себя вести, будь у него всё хорошо. Ему почти больно из-за того, что это не так. И он всё ещё стесняется. — Ты обо мне рассказывал? — шепчет он Хёнджину, послушно протягивая руки его матери. — Конечно, рассказывал! — вместо сына отвечает та. — Ты единственный его друг в новой школе, Минхо-я, конечно, он не замолкает! — Мам… — вяло протестует рядом Хёнджин, пряча взгляд; Минхо снова изучающе косится. Честно говоря, он не назвал бы себя другом Хёнджина, хотя и очень хотел бы им быть. Но, кажется, Хёнджин рассказывает родителям о школе не совсем так и то, что происходит на самом деле, несколько смещая акценты. В принципе, Минхо не сложно притвориться, особенно если это повлечёт за собой дальнейшее сближение. — Мне приятно, — улыбается Минхо, игнорируя недовольный взгляд Хёнджина. — Спасибо, Хёнджин-а. В следующее мгновение они оказываются в гостиной с низким традиционным столом, уставленный множеством блюд и блюдечек. У каждого места — традиционная миска сухого риса. — У тебя есть какие-то предпочтения в еде, Минхо-я? — спрашивает Джиу. — Я неприхотлив, — качает головой Минхо. — Спасибо за заботу, Джиу-сси. Пока они рассаживаются и выполняют всякие традиционные расшаркивания, типа Хёнджина, наливающего каждому напитки согласно обязанностям младшего, Ыну, первым пробующего еду и тому подобных ритуалов, Минхо наконец подвергается допросу, почти даже не замаскированному под диалог. Не то чтобы он этого не ждал, но… — Расскажи нам о себе, Минхо-я, — просит Джиу. — Из какой ты семьи? — Папа врач, мама — механик, у нее свой салон и сервис, — вежливо улыбается Минхо. — У меня нет ни братьев, ни сестёр, но есть кошки. — Кем ты хочешь стать? — следует другой вопрос от нее же, пока Ыну задумчиво хмурится, как будто услышал что-то знакомое, но не может понять, что. Ничего, думает Минхо, ещё немного — и вспомнит. Или он же и напомнит, но попозже. Наедине. По-любому, этого разговора не избежать. — Ещё не уверен, — признаётся Минхо. — Думаю или о колледже искусств, потому что занимаюсь танцами, или о ветеринарии. — Кстати о танцах, — вступает Ыну. — Я просмотрел материалы и созвонился с тренером Каном, но студия расположена не на самом удобном маршруте… — Так давайте я буду отвозить Хёнджина и забирать? — тут же предлагает Минхо, как хороший, заботливый хён. — Хён! — тут же просыпается тот. — Ты не обязан… По довольному выражению лица Джиу Минхо понимает не только что обязан, но и что те даже недвусмысленно рассчитывали на его предложение, поэтому сдавать назад уже поздно. Не то чтобы он собирается — предлагал-то от души. — Хёнджин-а, — укоризненно говорит ему Минхо. — Я сам это предложил. Всё в порядке. Кроме того, в моих же интересах иметь хорошо подготовленного партнёра на тренировках. — Спасибо, хён, — наконец, под понимающие взгляды родителей, после паузы наконец соглашается Хёнджин, и дальше разговор переходит на более невинные темы. Минхо спрашивают, чем он увлекается, какую музыку слушает, какие фильмы смотрят, делятся той же самой информацией в ответ, и разговор идёт уже куда легче и свободнее, чем раньше. Пожалуй, есть в этом некоторый отпечаток их жизни в Америке, думает Минхо. Этнические корейцы, всю жизнь прожившие в стране без выезда, куда больше зациклены на поддержании уважительного разрыва между старшими и младшими — а Джиу общается с ним скорее как с другом. Ыну, правда, больше отмалчивается. Ыну берёт своё после ужина. Зовёт Минхо в кабинет, закрывает за ним дверь и проходит к столу. — Итак, Минхо-я, есть ещё кое-что, что ты должен знать о моём сыне… — начинает он. Минхо его перебивает: да, невежливо, но. — Я знаю, — сообщает он. — Что?.. — Ыну, кажется, в голове уже составивший четкий план разговора, теряется. — Я знаю, — повторяет Минхо. — С первого дня знал. Папа, кстати, передаёт вам привет. Ыну снова морщится, пытаясь вспомнить, а потом охает: — Ли Соджин! Жена-механик! — Да, — подтверждает кивком Минхо. — Ыну-сси, я спрашивал у папы, как мне вести себя с Джинни, чего не нужно делать, на что обратить внимание… — Ну, тогда я спокоен, — выдыхает Ыну. И действительно выдыхает: расслабляется и с этой минуты начинает вести себя с Минхо гораздо свободнее. — Когда мы переехали, Хёнджин отказался ходить к местному психотерапевту, но если получится снова уговорить его на твоего отца — это будет прекрасно. — Он раньше у папы наблюдался? — удивляется Минхо. Вот папа тихушник… хотя врачебная тайна, конечно, но всё равно. — Да, сначала твой отец был привлеченным консультантом в рамках уголовного дела, — кивает Ыну, — а потом оказалось, что он чуть ли не единственный, с кем Сэ... Хёнджин вообще разговаривает. Со мной, например, не говорил вообще. Может, он оттого так в тебя и вцепился, что чувствует что-то похожее на него. — Он мой отчим, — не соглашается Минхо. — И… Я знаю имя, но лучше «Хёнджин», да? — Да, теперь это же на всю жизнь. И нет, Минхо-я, я говорю не о генах или внешнем сходстве. Я говорю о том, что есть в вас что-то общее, какое-то неосознанное желание довериться. Вы умеете располагать к себе. Надеюсь только, что ты, как и твой отец, окажешься хорошим человеком, — вздыхает Ыну. — Кстати, запиши мой номер, если будут какие-то проблемы с Хёнджином, — наберёшь, разрешаю. И отцу номер передай, нам ещё есть что обсудить за соджу. — Будет исполнено, — смущённо кланяется Минхо. И затрагивает другую тему: — Я с первого дня поражался, насколько Хёнджин сильный морально. Как у него получается жить дальше? Ыну мрачнеет, качает головой: — Не очень хорошо. Ты, наверное, со стороны пока видишь только радость, но он чаще делает вид и не открывается никому. Даже самые сильные деревья ломаются в ураган, Минхо-я. — Но трава стоит, — осмеливается возразить Минхо. — Не нужно ждать успехов мгновенно. Он придёт в себя, ему просто нужно время. — Я хочу верить, — вздыхает Ыну. — Очень хочу. И дальше они говорят о том, как Минхо себя вести, как Хёнджин пережил это всё в первые дни — да много о чем говорят, и у Минхо складывается ощущение, что тому давно не удавалось поговорить о себе самом с кем-то, кто не был прямым участником тех событий. Надо бы папе намекнуть, думает он. Из того, что Минхо почерпнул в последнее время, читая про психотерапию пострадавших от насилия, он запомнил, что страдает не только сам пациент, но и его ближайшее окружение, и что психологическую работу нужно вести и с ними. В конце концов Минхо поднимает ещё одну тему: — Что мне сказать Хёнджину? О чем мы говорили? — И поясняет: — Он не знает, что я знаю. — Скажем, я предупредил тебя, что Хёнджин что-то пережил и инструктировал, как себя вести не надо, а потом запугивал, что с тобой сделаю, если ты ошибешься? — Как будто парня дочери запугиваете, — ляпает Минхо и густо краснеет, опускает глаза, потому что ну надо же было такое сказануть… — Минхо-я, — зовёт Ыну и остро смотрит в его сторону. — Я знаю, я видел статистику, что многие из мужчин, пережившие насилие со стороны другого мужчины, в будущем оказываются более склонны к однополым отношениям, часто становятся мазохистами, садистами или фетишистами… — Он снова вздыхает и с усилием заканчивает: — Я готов. Джиу, наверное, тоже. Лишь бы Хёнджин был счастлив, как бы у меня ни разрывалось сердце. Минхо краснеет ещё больше — потому что почему Ыну говорит это не кому-то, а ему?.. У него даже сил не хватает ответить, слов не хватает, и он просто безмолвно кланяется ещё раз. — Ничего, ничего, — машет рукой Ыну и тяжело движется к двери. — Пойдём, семья, наверное, уже заждалась. Изучающий взгляд Хёнджина все ещё, кажется, красный как рак Минхо попросту игнорирует. Но, ощутив неловкость, Джиу уже через полминуты втягивает его в обсуждение магазинов Сеула и тонкостей готовки принесённого им рыбного пирога. Он даже не замечает, как летит время. Ему здесь очень нравится.