Зов ненависти

♪ Joe Alexander Shepherd — Clockwork ♪

      Я торопливо застегивал рубашку, готовясь к отбытию. То и дело бросая взгляд на часы, мерно отсчитывающие секунду за секундой. Я застегнул последнюю пуговицу, наглухо закрывшую шею и в тот же момент раздался стук в дверь кабинета.       — Войдите.       Я смотрел в зеркало, поправляя ворот, в отражении замечая, как дверь распахнулась и в неё вошла прислуга, представляя гостью, которую я и без того знал. Которую ждал. Хоть и не так скоро.       — Господин инквизитор, к Вам синьорина Кроу.       — Благодарю, Луиза. Пригласите её.       Я пытался застегнуть манжеты рубашки, когда она вошла в мой кабинет, поприветствовав меня легким кивком головы. Тонкая вуаль украшала её лицо, струясь вниз от миловидной шляпки, придавая её образу ещё больше интриги, чем в ней было обычно.       — Добрый вечер, Ричард. Я получила Ваше письмо.       Я обернулся к ней и, хоть и сопротивлялся, но совладать с желанием оглядеть её всю — не сумел. Её строгое платье притягивало мой взор лучше любого оголенного декольте. Слишком хорошо оно на ней сидело. Так, будто в этом была какая-то магия… Да и, боже, немыслимо отрицать, что вся она состояла из колдовства. И, если бы не было в её сути проявлений самого Хаоса, видит Первозданный, я бы смирился… Возможно, я бы смирился…       Слишком манило её изящество.       Слишком влекла красота.       Слишком пленило проклятье.       Слишком — всё было слишком.       До отвращения. До боли.       — Благодарю, что Вы пришли, леди Кроу. И прошу простить за мой неподобающий вид. Мне придется покинуть город. Надеялся, что Вы застанете меня чуть позже, а не во время сборов…       Она рассматривала меня с интересом. Явно не ожидая увидеть таким — без брони в виде сюртука, жилета и значка Ордена Первозданного. Она слегка улыбнулась, кивая. И всё же в ней не было расслабленности, я видел это по сжатым пальцам. Она нервничала. Не понимала, что мне было от неё нужно и почему я вызвал её.       — Вы просили меня — я пришла. Объясните, для чего?       — Располагайтесь. И дайте мне минуту.       Я указал рукой на кресло, предлагая присесть, но она отказалась. А я всё пытался справиться с пуговицами на манжетах, но пальцы словно перестали подчиняться мне. Она глубоко вздохнула, ненадолго прикрывая глаза, словно собираясь с силами, и решительным шагом подошла ко мне так близко, что я ощутил запах масла, но теперь то была не лаванда… Я не понял, что конкретно это было, но аромат мне нравился — терпкий, смолистый. Ещё один инструмент для мучивших меня ассоциаций. Её близость заставила меня замереть. Она вдруг протянула ко мне руки. Так робко и боязливо, даже скованно, и вместе с тем бесстрашно смотря мне в глаза.       — Позвольте.       Это даже не было вопросом: позволю ли я. Это была просьба — помочь мне в столь незначительном деле. Я протянул ей руку, отчего-то решив позволить. И она улыбнулась более открыто, её плечи опустились, расслабившись, а взгляд стал мягче. Я молчал. Наблюдал безмолвно и не шевелясь. Ощущая её аккуратные прикосновения к моим запястьям. Мне казалось, любое моё движение спугнуло бы её, а потому я почти не дышал. А она словно и не торопилась. Растягивая момент. Погружая меня в густоту запаха этого масла, окутавшего гладкие и наверняка мягкие кудри, отпружинившие от плеч. Закончив с пуговицами, она подняла на меня взгляд, всё ещё держа в пальцах край манжета.       — Благодарю.       Я произнес тихо, опасаясь разрушить это колдовство. Чувствуя, как её пальцы скользнули по моей руке, прочной ассоциацией закрепляясь с этими кудрями, маслом и собственным кабинетом. Я постарался сбросить с себя наваждение, что она вновь принесла в мою жизнь, подхватив со спинки кресла жилетку и завершая сборы знаком Первозданного. Она отошла от меня на столь неощутимый шаг, будто его совсем не было, продолжая наблюдать, как я застегивал пуговицы жилетки одну за одной и как надевал ненавистный ей символ. В её взгляде смешивались чувства, что я не мог распознать, не мог разделить и понять, было ли это презрение или же сожаление. И было неясно, то ли это она гипнотизировала меня, то ли мои действия увлекали её, но мы оба словно погрузились в омут, что не пропускал ни единого звука, ни хоть капли внешнего мира. А я давно осознал, что сам был по ту сторону черной толщи воды, стучась в её поверхность в попытке выплыть и вдохнуть. Точно как она в тот день, когда чуть не утонула. Разница лишь в том, что для меня поверхность этих чувств была недосягаема, я бесповоротно увяз на их дне. И моё сопротивление смирению с неизбежностью захлебнуться выглядело как танец мертвеца — нелепо, нереально, бесполезно и даже смешно…       — Я дала Вам минуту…       Я кивнул, уводя её к моему столу, аккуратно касаясь спины, чувствуя, как она окаменела от этого касания. Кажется, последняя встреча окончательно переломила наши роли и теперь этот вальс безумия однозначно вёл я, а она — отныне стала жертвой, что непременно падёт от моей руки… Вопрос лишь в том: когда и из-за чего.       Я есть и буду твоим палачом.       Я есть и буду твоим заключенным.       Сев напротив неё, я внимательно изучал это лицо, что так часто являлось мне в кошмарах. Казалось, я выучил наизусть каждую из черт: напряженные от постоянного учения брови, безэмоциональные губы, маленькую родинку у виска и взгляд, метавшийся от страха и холода до тепла и надежды.       — Леди Кроу, мне необходимо допросить Вас.       — Допросить?       Тень страха пробежала по этим чертам, несмотря на то, что она пыталась держать себя в руках. Но я словно ощутил вибрации быстрого биения, что издавало её сердце.       — Верно. Поклянитесь перед Первозданным и своими богами говорить мне правду и мы начнём беседу.       — Здесь?       Она заозиралась, видимо, ожидая, что явятся другие инквизиторы и заберут её. Я лишь усмехнулся, сомкнув руки в замок перед собой и смотря на неё испытующе. Замечая каждую дрогнувшую мышцу, пальцы, суетливо одернувшие платье, тяжелое дыхание.       Каково тебе быть на моем месте?       Чувствовать, что себе не принадлежишь?       Знать, что кто-то другой имеет столь сильную власть?       — Хотите продолжить разговор в более напряженной атмосфере, в сырости и темноте?       Она впилась в меня взглядом, ударяя своим презрением, бросая мне его в лицо. На короткий миг даже пропуская отголосок злости в бескрайней пучине страха.       — Запугиваете?       Эстер вскинула подбородок, взволнованно дыша, показывая своим взглядом какую-то даже обиду. Мне на секунду показалось, что в этих глазах читалось негодование — зачем спас тогда, давно, если сейчас своими руками подводил к смерти. Или же это были мои лишь мысли.       — Интересуюсь.       — Предпочту Ваш кабинет.       Она вцепилась в свои колени, комкая платье, пытаясь держать себя в руках. Я откинулся в кресле, изучая каждое небольшое движение, каждый взгляд, хлеставший меня поболее, чем могли бы плети. И даже с этой смесью злых ко мне чувств, её проклятье пленило меня. И я готов был делать что угодно, лишь бы ощутить отсутствие холода в разноцветном витраже её радужек. Пусть злость, пусть ненависть, но никогда — равнодушие. Не мог только позволить себе двух вещей: разбить это стекло приливом боли её слёз или дать им засветиться от осознания моего благоговеющего желания видеть, что свет её витража — лишь мой.       — Я подумал также, потому Вы и здесь. Леди Эстер Кроу, клянетесь ли Вы говорить мне правду? Именем Первозданного. Именем Ваших богов.       — Именем Гекаты клянусь. Насколько могу и насколько для меня самой это будет безопасно…       Она говорила размеренно и даже тише, чем обычно, с тлеющим опасением, но я расслышал каждое из её слов так отчетливо, будто она шептала их мне непозволительно близко.       — Наша беседа останется в тайне, если иные обстоятельства не вынудят меня рассказать об этом. Даю Вам своё слово.       Она замерла на секунду, затаив дыхание от моих слов. Вуаль на её лице едва уловимо колыхнулась, когда она всё же поверила в них. Я наблюдал, как неспешно поднимались ресницы, открывая мне глаза, полные надежды и слепой веры. В меня, в мою честь, в моё слово. И я сам запечатлелся в этом моменте, в мягкой тишине между нами, в красках бегущего в подземный мир солнца, напоследок прикоснувшегося к её щеке и кудрям цвета её книг. Также, как тогда — в соборе, но сейчас мягче, ласковее, ближе… Она волнительно выдохнула и почти незаметно кивнула.       — Расскажите мне всё, что произошло на острове две ночи назад.       Фраза, которая разрушила всё то умиротворение, что она дала мне в минувшей секунде. И вновь предо мной была Эстер Кроу и её личная иллюзия, в которой она всегда отключалась от внешнего мира и собственных эмоций, получше меня справляясь с задачей превратиться в камень. Но кому, как не мне знать, чего стоила эта маска. Я понял — она закрылась. Понял — она будет молчать.       Кого же ты прикрываешь?       Себя ли?       Его?       Поднявшись, я неторопливо обошел стол, подходя к ней вплотную и открывая ящичек прямо под её рукой. Услышав звон перекатившегося по дну кинжала, она боязливо убрала пальцы, вновь пряча их в складках платья и вся буквально сжалась.       Неужели ты решила, что я хочу пытать тебя?       Я ненавижу всё, что ты делаешь со мной.       Но себя за подобное я не простил бы никогда.       Я ненавидел бы каждый собственный вдох, переживи ты это.       Тем более, от моих рук…       Я достал из ящичка серебряную подвеску и положил на стол прямо перед ней. Конечно, она среагировала. Конечно, попыталась сделать вид, что это не так. Но крупная дрожь выбила весь этот театр из её склеенного из лжи образа. Который я так не желал наблюдать.       Я хочу видеть тебя, Эстер.       Тебя, настоящую.       Какой ты бываешь так редко.       Мне не нужна твоя игра.       — Чудесный кулон. Жаль, что изображение Тадеуша поцарапалось о камни при падении.       Она неотрывно смотрела, как я открыл медальон, показывая тонкие царапины на краске, исказившие улыбку её брата. Её руки пробило дрожью, а на лице застыла боль. Она нерешительно потянулась к изображению, мягко касаясь до него пальцами, но я положил ладонь поверх, не позволяя забрать. Её словно ударило молнией, она отшатнулась к спинке кресла и посмотрела на меня с немой мольбой. Но я не мог просто так вернуть ей эту вещь. Мне нужна была информация. Ни её взгляд, ни её близость, ни этот терпкий смолистый запах не могли убедить меня сжалиться и пойти на уступки. Позволить этого себе я не мог, даже ощущая всю силу её проклятья.       — Расскажите мне правду, Эстер. Я уже знаю, что Вы были там. Не одна. С Вами был представитель Триумвирата Ковена. А именно — Ворон.       И снова этот бесцветный мрамор на её лице в ответ на мою столь откровенную манипуляцию. Будто бы она могла переиграть меня, того, на чьем счету было гораздо больше допросов, чем она могла подумать.       — Я была одна.       — Неужели Ваше слово ничего не стоит? Вы мне поклялись, Эстер.       Я сжал медальон, забирая его со стола и убирая в карман брюк, и чуть отошел, чтобы не давить слишком сильно. Она следила за каждым моим движением и вся эта маска из холода треснула, не выдержав мучившей её скорби, рвущейся наружу. Она устало выдохнула и её плечи понуро опустились. Ей потребовалось несколько минут размышлений, прежде, чем она подняла на меня глаза, полные горечи. И этот дрогнувший от сожаления витраж задел меня. Мне захотелось дотронуться до её лица, чтобы смахнуть эту невыносимую тоску. Чтобы не позволить её трауру пролиться на розовый атлас щёк. Но я лишь продолжил стоять перед ней нерушимой стеной.       — Мы не убивали несчастную. Мы пытались её спасти, Ричард…       — Продолжайте.       — Когда мы прибыли, ритуал был уже почти завершен. Никого не было, кроме жертвы. Мы пытались её спасти, но сам круг…       Она скомкала складки платья, бегая взглядом по моему лицу, будто пыталась убедиться, что ей ничего не грозит. Я едва заметно кивнул, тем самым подталкивая её произнести слова.       — Сам круг временно лишает магии. Мы не смогли ничего сделать. Я не смогла…       На призрачную секунду её лицо заполонило чувство вины. Чувство, которое украло у неё силы, а меня заставило дернуться к ней, но я вовремя остановил сам себя. Напомнив себе, что она — ведьма. Дитя Хаоса. И вина для неё — то чувство, что с ней по праву рождения.       Вот только бы мне не испытывать к тебе сострадания.       Только бы мне не желать дарить тебе милость.       Не ищи во мне помощи. Не ищи и спасения.       — Услышав голоса, мы сбежали, чтобы слухи о причастности ведающих к убийствам не распространялись дальше. Никто бы не поверил нам.       Она посмотрела на меня с надеждой в глазах, словно спрашивая — поверил ли? Я не верил. Я знал. Знал, что она не убивала. Это единственное, в чём я был уверен.       — Как Вы узнали о ритуале? Вам сообщил Ворон?       Она замешкалась, опасаясь озвучить слова, которые хотели сойти с её губ. Я оперся ладонью о стол перед ней, подталкивая к разговору. Она произнесла на выдохе, так глухо и тяжело, словно предала его этими словами.       — Нет… Нет, это я сообщила Ворону.       — Я жду пояснений.       Она замотала головой, явно не желая говорить правду. Её лицо было исполнено волнения. Она нервно сжимала платье, а её грудь высоко вздымалась от нахлынувшей тревоги. Я сделал шаг, став ещё ближе и наблюдая, как из-за этого её дыхание участилось сильнее. Не знаю, что вело меня, не знаю, по каким причинам, но я дотронулся до её подбородка, замечая, как она оцепенела. Я приподнял её лицо, заставляя смотреть на меня, пока сам погружался в глубины её помутневшего стекла. Касание длиною всего в секунду, но будто в целую вечность, обожгло меня изнутри и снаружи, а её будто окатило ледяной водой, настолько холодна была её кожа.       — Видение, — она почти прошептала, смотря мне прямиком в глаза, пытаясь найти в них то ли казнь свою, то ли спасение, — У меня было видение.       — Вы уверены?       Тонкая вуаль затрепетала от её шумного выдоха, что так явно показал обиду и разочарование. То ли в моем неверии, то ли в том, что она озвучила мне то, что не собиралась. Эстер резко отвернулась, оставляя касание пустым.       — Уверена, Ричард. Это было видение. И я решила придать ему значение.       Я не знал, так ли это. Но и отрицать не мог, ведь каждый день ощущал на себе её колдовство. А потому, допускал, что в её словах нет лжи. Но если это было не так… Я мысленно собрался и принял прямую, строгую стойку, пытаясь отделить себя от всего, что было связано с ней. Мои слова звучали жестко, бескомпромиссно, в них вновь засквозила скрытая угроза, которую я не хотел закладывать, но и иначе сейчас не мог.       — Надеюсь, ради Вашего же блага Леди Кроу, Вы не лгали мне и все Ваши слова — правда.       Она порывисто поднялась с кресла, прошибая меня злым, затравленным взглядом. Я видел, она боялась последствий собственных слов, боялась того, что попыталась довериться. Тому, кому доверять не следовало. И вновь применила свой метод защиты в виде нападения.       — Я не обязана ничего Вам доказывать!       Эстер развернулась, гордо приподняв подбородок и начала стремительно уходить, скорее даже убегать. Но я не мог позволить ей уйти на своих условиях. Не мог снова оказаться в позиции ведомого. Я остановил её всего парой фраз.       — Вы так уверены в этом? Я — тот, кто может сломать Вашу жизнь одним лишь словом.       Она замерла, буквально каменея. Боясь обернуться, боясь сделать шаг. Я подошел к ней вплотную, замечая, как её пробрала дрожь от моей близости. Достав из кармана кулон, я аккуратно поместил его на её груди, подтягивая к шее нарочно чуть плотнее, чем требовалось, чтобы застегнуть. Я говорил медленно, растягивая минуту этого касания. Видел, как её кожа покрылась мурашками, ощущая мои пальцы, нарочно неторопливо овладевавшие застежкой.       — Поэтому доказывать что-либо, Эстер, Вы обязаны именно мне. Если, конечно, хотите выжить.       Её дыхание сбилось и она покачнулась, практически оперевшись на меня. Я отпустил цепочку и перехватил её за плечи, чувствуя, что она теряла опору под ногами. Сжав ткань рукавов её платья на острых плечах, я сотый раз уловил себя на мысли, что пожалею об этом.       — И, Эстер…       Она была настолько близко, что мои слова прозвучали над её ухом. Она совсем незаметно обернулась на мой приглушенный голос, с трепетом касаясь пальцами кулона на груди.       — Я заинтересован в поимке убийцы и в правде не меньше Вашего. Поэтому в следующий раз, когда у Вас будет видение, дайте знать об этом мне.       Она молча кивнула и сжала кулон в ладони. Я отпустил её и сделал пол шага назад, ощутив, что воля почти вернулась к ней. Эстер не уходила и я не понимал, почему. Видел только, как тряслись её плечи мелкой дрожью. Она повернулась ко мне, какой я её ещё не видел. Её взволнованное дыхание смешалось с чувствами, наполнившими стеклянный взгляд, пронизанный непониманием, робостью и бесконечной болью. Она рассматривала меня вновь так, будто пыталась найти во мне то, чего нет. Эстер слегка приоткрыла губы, не решаясь говорить и ей потребовался мучительно короткий миг, чтобы, наконец, сбивчиво и тихо произнести:       — Замочек… Был сломан…       Она чуть приподняла кулон, словно показывая мне. Её губы дрожали.       — В тот день, когда его не стало. Я… На болотах… Была на болотах тогда… Сломала…       Я слышал, как тяжело давалось ей каждое слово, будто жизнь покинула её в тот же день вместе с Тадеушем. А теперь она говорила всё это мне. Я не думал, что одним своим действием мог так на неё повлиять.       Думал, лишь ты на такое способна.       Думал, то в твоей только власти.       И вновь ошибался.       — У Тадди был такой же, с моим изображением. Мы подарили их друг другу перед моим отъездом… Я думала, не надену больше. Себя наказывала — с собою носила… Думала, умерла вместе с ним, а оттого не отдавала чинить нарочно. Думала…       Она зажмурилась, сильнее сжимая в ладони кулон. В тот момент я даже решил, что она сломает его. Или саму себя — больше, чем сломала уже. Я не размышлял, не анализировал… Лишь снова сделал к ней шаг, к моему личному ночному ужасу, терзавшему душу каждую мнимую и реальную встречу. Я аккуратно разжал её пальцы, заставляя отпустить медальон. Она резко распахнула глаза, взирая так, словно нашла ту надежду, что искала.       Но ты заблуждаешься, Эстер.       Ты ищешь не там. И не то.       Ты…       — Невиновна, — я неожиданно сказал это вслух, — Не ты в его смерти повинна.       Она рвано вдохнула воздух, сжимая мои пальцы, которыми я всё ещё держал её ладонь. Запах её терпкого масла вместе с тонкой каплей слезы, почти незаметно пробежавшей по щеке, крошили всю мою строгость и желание не быть столь близко к ней. Превращали мою ненависть в потребность ощущать, в позволение цепляться за меня, в болезненную необходимость доказать, что она ещё жива.       — Не ты.       — Но кто же? Кто виноват?       Она смотрела с мольбой. Будто я владел всем знанием мира. Будто мог снять этот груз с её плеч. И чувствуя сам, будто должен был.       — Я ищу ответ на подобный вопрос дольше, чем знаю тебя. Однажды он стал моим смыслом и моей же ношей. Но я заблуждался.       Я видел, как по другой её щеке скатилась одинокая капля. Следил за этой полуиссохшей рекой, на полпути сдерживая себя от касания. Я говорил совсем тихо, словно сам своих слов опасался.       — Не становись мной, Эстер. Живи.       Она отвечала таким же полушепотом, прижимая мою ладонь к себе сильнее.       — Жить, пока ты не найдешь повод, чтобы эту жизнь оборвать?       Я замешкался, но лишь на мгновение.       — Так в жизни есть хоть какой-то смысл. Лучше, чем совсем никакого.       Она слабо улыбнулась и я не сдержался, повторил эту эмоцию. Скупо, коротко, как мог. Я ощутил, что она чуть расслабилась, сжав напоследок мою руку ещё сильнее, и на выдохе отпустила меня. Приходя в себя, осознавая, находя эту призрачную причину жить. Не решаясь сделать ни шага назад, ни шага вперед. Также тихо произнося:       — Тогда я могу идти?       Я молча кивнул, чувствуя, что вновь перешел границы, которые выстраивал сам себе раз за разом. Эстер остановилась уже в дверях. Она обернулась ко мне, вновь прикасаясь к кулону, смотря на меня теплым, хоть и смятенным взглядом.       — Ричард…       Ей потребовалось сделать вдох так, будто она была под водой, прежде, чем закончить фразу.       — Я ценю то, что ты сделал. Хоть и не понимаю зачем.       Она улыбнулась мне напоследок и покинула комнату. А я всё смотрел в пустоту, задерживая её образ и улыбку в своей памяти.       Я и сам не понимаю, что делаю.       Каждый раз, когда ты рядом.       И каждый раз, когда мысли мои о тебе.       Накинув плащ, я взял трость и неторопливо отправился в путь. Пытаясь искоренить её из мыслей и памяти. Пытаясь заменить хоть чем-то. Но я лишь раз за разом возвращался к ощущению её рук на моих, к её близости, к улыбке и взгляду с мерцанием света витражей.