*
Дни полетели, будто наперегонки. Благо дела Люциус закончил заранее и теперь только перечитывал толстую тетрадь со всеми материалами, каждую минуту днем проводил с матерью, а на ночь отправлялся к любовнику. Горе по сыну отступило под натиском обстоятельств, превратившись из глубокой раны в силы для подготовки ритуала. За день «до» он посетил семейный склеп, без магии ставший совсем серым и неприглядным. Но все же он положил ладонь на теплую от солнечного света плиту и долго прощался. Следующей стала могила Северуса. Небольшой черный памятник, за которым ухаживали он да Поттер, внезапно понявший все, когда получил посылкой искромсанный труп своего школьного учителя и самого преданного защитника. Прощаться с единственным искренним другом было легко, они давным-давно обо всем поговорили, давным-давно простили, что смогли. Люциус привычно опустил на надгробие букет белых лилий. — Надеюсь, в новой жизни смогу тебя уберечь от связи с этой роковой женщиной. Цисса была намного лучше нее и действительно любила тебя. Теперь оставалось проститься только с одним человеком. Люциус перенесся в небольшой коттедж, что не один год служил их странной паре домом, убежищем от всех тревог. Прогулялся по комнатам, прикасаясь к мебели и безделушкам, маленькой слабости господина старшего аврора. Керамические зайцы, лисы, птицы и другое зверье ютились нестройными рядами и кучками на всех горизонтальных поверхностях, и теперь будто провожали второго хозяина тоскливыми взглядами. Он бы очень хотел забрать с собой хоть одного, но в душу статуэтку не засунешь, а потому оставалось только смотреть и прикасаться, запоминая. Для своего благоверного он приготовил особый подарок — обстановку их первой ночи. Ностальгия уже запустила свои мягкие лапы в его сердце, а потому воссоздание обстановки личной гостиной главы семьи проходило под аккомпанемент воспоминаний.*
Все началось с попытки Люциуса выведать информацию. Даже, пожалуй, со своеобразного вызова: требовалось соблазнить двадцативосьмилетнего женатого мужчину в свои пятьдесят четыре. В собственной красоте он не сомневался, стать и харизму не смог испортить даже Азкабан, но… прошлое Пожирателя, бесконечные суды, репарации, омерзительные статьи — такая репутация легко могла отпугнуть. Даже если жертва уже попадалась на связях с не самыми порядочными магами. Но он загорелся новой интригой. В магическом мире мало кто истово следил за внешностью, но Люциус считал глупостью не использовать это, особенно когда природа и наследственность не поскупились. После посещения семейного колдомедика и курса восстановительных зелий и мазей, он не побрезговал и магловским салоном красоты. Оставалось создать повод для встречи. Увы, общих интересов не находилось, кроме профессиональных, так что следовало только чуть подтолкнуть пару человек. В Аврорат Люциуса пригласили уже через месяц. Чего Мордреда стесняться, аврор был горяч, в меру умен и слегка агрессивен. Секс уже давно не был в числе основных жизненных приоритетов лорда Малфоя, но если этот молодой маг и в постели таков, то ночь вместе стоило провести даже и не ради дела. В манере допроса чувствовался опыт и желание прогнуть подозреваемого. О, Люциус гнулся, гнулся… Но пока только на словах. И красовался, по взгляду аврора понимая, что понравился. Такая реакция льстила, азарт толкал к открытому конфликту, но он держал себя в руках. Чуть улыбался, строил высокомерные гримасы, выворачивал чужие слова и не давал ни одного ответа. Чтобы прийти снова, через три дня. Разглядывая себя в зеркале, он вдруг подумал, что слишком закован в броню. Ни один из его сыновей столько одежды на себя не надевал. Шейный платок вернулся на полку, мантия и сюртук сменились на более легкие. Остался парфюм. Хотя министерских работников ежедневно проверяли на сторонние воздействия, немного афродизиака в парфюме развеется в воздухе быстрее, чем собеседник сделает второй вдох. Главное, чтобы подойдя поближе, сделал первый. Открытая малфоевская шея вызвала однозначный интерес — взгляд аврора периодически сползал на бледную кожу чужого горла. Люциус развлекался словесными баталиями и выжидал. Очередной его пустой ответ наконец вызверил следователя настолько, что тот, вскочив, навис над подозреваемым. Вдох. Лорд Малфой лишь тонко улыбнулся в ответ, судорожно сглотнул и вызывающе посмотрел в глаза напротив. — Господин аврор, мне кажется, на сегодня хватит. Давайте продолжим в другой раз. Он качнулся навстречу, до предела сокращая дистанцию между ними, поднялся и вышел, не дожидаясь ответа. Расширившиеся от злости и возбуждения зрачки следователя стали ему лучшей наградой. Следующий вызов на допрос — через день — сиятельный лорд Малфой отклонил, отослав в ответ копию разрешения на предоставление ему министерского портключа заграницу на эту дату, и вновь явился в Аврорат только спустя три дня. Теперь он иногда флиртовал, иногда делился воспоминаниями об уже, конечно же, изъятой коллекции артефактов и практиковал близкий контакт. Его «мучитель» каждый раз к концу допроса становился похож на волкодава во время охоты: тело напряжено, грудь тяжело вздымается от резких вдохов, зрачок почти заполняет радужку. Люциусу становилось даже любопытно, когда же ему решат «перегрызть горло». К седьмому «свиданию» он решил пригласить своего будущего любовника «в гости», а потому — едва ли не в самом начале разговора — перегнувшись через стол, приблизился к следователю нос к носу и зло зашипел: — Если Вы не в состоянии найти никаких доказательств, то предлагаю завершить наше общение, — и ушел, хлопнув дверью. На следующий день Аврорат инициировал обыск. Ранним субботним утром лорд Малфой встречал свою «Немезиду» в холле мэнора. Пора было сокращать дистанцию и переводить накал злости в интимную плоскость. Проще говоря, его следователь должен хотеть трахнуть сиятельного лорда больше, чем проклясть. При выборе наряда пришлось помучиться, оставаясь на грани между строгостью и домашним уютом.*
Господин аврор не разочаровал. Вышел из камина злой и запнулся, засмотревшись. Люциус усмехнулся и после дежурных приветствий первым направился в ближайшую комнату. Голодный взгляд, скользнувший вдоль позвоночника, красноречивее любых слов рассказал все. Люциус любил интриги. Было что-то захватывающее в том, чтобы провести свою идею через десятки чужих умов и сердец и получить желаемое, не разрушая привычной для большинства картины мира. И в этот раз он кропотливо выстраивал события вокруг своей жертвы, подогревал сплетни о себе, мелькал собственной роскошной персоной в коридорах Министерства, контролировал частоту преступлений. Ему было весело и, впервые за долгое время, комфортно, но, увы, веселье всегда быстро заканчивается, пора было готовить финальную в этом акте сцену. — Хм, милый, у тебя свидание? — Окассия легко обвела пальцем одну из свечей. — Скорее, прелюдия к нему, — он последний раз взмахнул палочкой над камином. — Интересный подход. Тогда, пожалуй, вечер я проведу в своих покоях. — Благодарю. И, мадам, могу я попросить о небольшой услуге? Леди Малфой вопросительно приподняла брови. — Постучитесь ко мне около часа ночи. Выражение лица пожилой дамы не изменилось. — Страсть, конечно, прекрасна, но завтра с утра меня будет ждать важная сделка. Мне нужна холодная голова и трезвый рассудок. — Хорошо, но тогда советую сменить свечи. С этими вы до завтрашнего утра и пришествие Мерлина не заметите. Люциус мечтательно закатил глаза. — Жаль, что завтра дела. Около девяти, эльф пригласил лорда в ванную. Он не торопясь мылся, приводил лицо и тело в желаемый вид, подумав, чуть растянул себя. В четверть одиннадцатого в личной его гостиной сработал камин. Через несколько минут, когда аромат свечей уже должен был начать действовать, сиятельный лорд накинул халат и отправился к своему гостю. Входя в комнату, он ждал драмы, обвинений, но никак ни ступора. На уже немолодого, в общем-то, лорда давно никто не смотрел так. Как на ожившее чудо. Драко застыл точно так же, впервые увидев в витрине магазина гоночную метлу. Искренний восторг и желание получить. На миг даже стало жаль мальчишку, что достанется ему не чудо, а скорее чудовище. Люциус только вошел в роль, страстно отчитывая «незваного» гостя, но проскочившая фраза «снял халат», видимо, была тем воспринята как команда и сорвала аврорский самоконтроль окончательно. Дальше он только успел подкорректировать дислокацию, чтобы не убиться об камин. Его страстно вжимали в стену, ласкали грубо и властно, ломая сопротивление в зародыше. Легкий шелковый халат мятой тряпкой висел на локтях, порванный пояс валялся у ног. Пришлось немного наподдать будущему любовнику, чтобы добраться хотя бы до шкуры на полу. Хорошо, что он все же сменил свечи, а то отбиваться пришлось бы уже всерьез. Мерлин, молодой, страстный мужчина в постели — это прекрасно! Так самозабвенно и со вкусом его давно не драли. Связанного, чтобы не сбежал. Но Люциус дураком не был, чтобы сбегать от удовольствий, потому только сильнее прогибался, упираясь лбом в стянутые веревкой запястья, стонал и, кажется, ругался. Чужие руки были везде, почти не давая дышать от обилия ощущений. Какой-то частью себя он отстраненно подумал, что и сам уже надышался, раз простые прикосновения с такой легкостью толкают его почти на грань. А потом путы спали, его перевернули на спину, и тело обжег взгляд, полный искреннего восторга. В ответ вдруг захотелось просто подарить этому мужчине себя, без оговорок и ограничений, хотя бы ненадолго. Неслыханная щедрость для представителя семейства Малфоев. Подхватив ноги под коленями, выставляясь напоказ пошло и предельно откровенно, он предложил: — Наслаждайся. Дальше Люциус мог только скулить и стонать. Собственные колени упирались в грудь, анус саднило, бедра пекло от мелких ссадин, и было хорошо. Настолько до судорог сладко, что он просто выпал из реальности, утонув в этой жестокой ласке, горячечных движениях без ритма и цели. Чувство наполненности и жара в какой-то момент стало невыносимым, а затем его смяло и швырнуло в оргазм, оставив тело совершенно пустым. Он еще ощущал, как двигается в нем любовник, как того тоже скручивает спазм удовольствия и роняет в то же самое «никак», где уже находился сам Люциус. Он едва успел отдышаться, когда в дверь постучали. — Милый, ты не спишь? Я хотела с тобой поговорить. — Да, мадам. Минуту, мне нужно одеться. Я подойду к Вам в личную гостиную, — голос хрипел, и пришлось приложить усилия, чтобы говорить спокойно. С пола он поднимался на одном упрямстве. В голове возникла мысль, что он староват для таких приключений, и спасибо матери, потому что ни второго захода, ни разборок с пылким партнером он бы не выдержал. А так все пройдет по плану. Благо свечи прогорели и погасли — судя по трезвости его размышлений — достаточно давно. — Минки, принеси в ванную пижаму и зеленую домашнюю мантию. Люциус сбросил так и болтавшийся на локтях халат, теперь окончательно превратившийся в ветошь, и гордо направился в соседнюю комнату, не стесняясь собственной наготы. Уже у самого выхода он обернулся. — Полагаю, Вы добились своего, господин аврор. Больше нет нужды пытаться вывалять в грязи мое и так потрепанное имя. Снимите обвинения, мы оба знаем, что я виновен лишь в том, что вызвал в Вас определенный интерес, — дверь захлопнулась. Спустя пятнадцать минут он вернулся в пустую уже комнату. — Минки, прибери здесь. Огарки свечей сжечь, халат привести в порядок, пояс оставить как есть. Через пять минут чай, сладости и расслабляющее зелье в личную гостиную хозяйки. Исполняй. Позже этот пояс стал той наживкой, что привела хмурого от раскаяния мужчину в его постель второй раз, затем случился и третий, и четвертый. Сиятельный лорд так и не понял, как простая интрижка переросла в глубокую привязанность, связавшую их более чем на десяток лет.*
Меж тем он зажег свечи и оправил новый шелковый халат с павлинами. Хлопнула входная дверь. — Люци, ты уже дома? Сиятельный лорд неторопливо вышел в коридор. — …мать моя Моргана…*
Господин аврор, едва ли ухватив час сна, унесся на работу; Люциус, прикинувшись спящим, предпочел не растягивать прощание, а — едва камин потух — отправился в поместье. Мышцы до сих пор тянуло, под одеждой горели чужие метки, но он не жалел. Хотелось запомнить каждый взгляд и движение, каждый дюйм любимого тела, потому остановиться он смог только с рассветом. Права тогда была мама, с теми свечами они действительно не заметили бы даже пришествие Мерлина.*
Ранним утром территория Малфой-мэнора всегда была очень тихой, будто туманная дымка скрадывала все звуки. Домовиков почти не осталось, потому за последние недели сад немного зарос. Из живой изгороди торчали «неуставные» ветки; белые розы, выписанные Нарциссой из французской королевской оранжереи, местами уже отцвели, разбросав лепестки по дорожкам… На пороге лорда Малфоя встретила Минки, одна из двух последних эльфов, и молча проводила в столовую. Завтрак прошел под шпильки Окассии об откровенно томном состоянии главы рода, под них же он, обсудив порядок дел на день, отправился спать. Обед они устроили в саду. Леди Малфой куталась в шаль и почти не говорила, сам лорд тоже предпочел насладиться видами и неожиданно солнечной погодой. После десерта появились Минки и Тоффи, их повар. Окассия повела их в ритуальный зал, не откладывая, ужинать в этом доме все равно будет уже некому. Спустя час, отправив последние письма и еще раз проверив кабинет на предмет нежелательной для посторонних информации, лорд Малфой тоже спустился к алтарю.*
Возле камня уже были свалены горками светлые и темные кристаллы. Его мать сверялась с чем-то в свитке, водя по строчкам ногтем. — Все в порядке, мадам? — Да, просто проверяю. Не хотелось бы испортить столько трудов из-за пустяка. Располагайся пока, вещи, думаю, можно сбросить прямо на пол, — она хмыкнула, — все равно я здесь все сожгу. Люциус неторопливо устроился на алтаре и приготовился ждать. — Готов? — спустя полчаса Окассия наконец подошла к камню. — Да, мама, — он приподнялся на локте и погладил мать по щеке. — Я буду помнить все, чему ты меня научила… и тебя буду помнить, все поколения Малфоев будут. Она накрыла его ладонь своей и потерлась головой об его руку, словно кошка. Слезы блестящими дорожками стекали по бледным скулам к подбородку. Ее немолодое лицо скривилось, глаза опухли, неровные красные пятна расцветили болезненно белую кожу, но Люциус за всю жизнь не видел никого красивее. — Ты восхитительна… Самая прекрасная и храбрая женщина во всем мире. Я люблю тебя, мама. Окассия судорожно вздохнула и самыми кончиками пальцев толкнула его в грудь, требуя улечься. Когда она заговорила, голос ее хрипел и срывался, но взгляд был тверд. — Я прошу тебя, не верь ничему и никому. Не суди о людях и событиях по этой реальности — там все иное. Не дай иллюзиям увлечь себя. У тебя не будет права на ошибку, ведь ты останешься совсем один. Она в последний раз погладила его по волосам, а после подняла палочку и произнесла проклятие. — Хорошо, мама. Обещаю. Люциус ласково улыбался родительнице, пока темная магия пожирала его разум. Уголки губ того только приподнялись выше, когда Империус сковал юную волю. Мама и так почти всегда была права. Закрывая глаза и уносясь в искомую ветвь, уже наследник Малфой успел лишь заметить, как его мать легкими взмахами кинжала отворила вены на руках. Наступила темнота…*
Кровь заливала алтарь, хриплый шепот вторил биению магии. Волшебница раз за разом повторяла древние строки, отдавая последние силы ритуалу. Наконец она сделала пасс палочкой, хрипя заклинание для отмены проклятия. «Осталось немного…» — Инсендио максима… Пламя легко занялось, сразу поглощая ближайшую стопку пергаментов. Ясеневое древко ударилось о каменные плиты пола. Ослабевшие пальцы в последнем усилии стиснули рукоять ритуального кинжала. — Прощай, сыночек. Удачи, мое сокровище. Холодный металл вспорол плоть, навсегда останавливая биение любящего сердца.