*
Солнечный луч скользит по лицу, мягко стирая остатки дремы, и Люциус сладко потягивается, откидывая одеяло. Кожу чуть тянет после очищающих чар, которые Антонин, видимо, наложил, пока он спал. Простыни тоже сухо шуршат под пальцами, выдавая тем самым неестественность своего идеального состояния. Стоит посетить душ и привести себя в порядок, но томная лень не отпускает, и он только переворачивается на спину, задумчиво разглядывая потолок. Голова блаженно пуста, как всегда после жаркой ночи. Порой Люциусу кажется, что именно ради этого чувства легкости он и занимается сексом. Забавно, но — несмотря на молодое, голодное до прикосновений тело — его не тянуло в чужие руки, не было той исступленной жажды удовольствий, как в его первой юности, когда он, в погоне за эмоциями, упражнялся в постели ночи напролет. Теперь это был просто способ отдохнуть и сбросить лишние эмоции, хотя — не стоит отрицать — до неприличия приятный. Неподалеку хлопнула дверь. — Утречка, Люци! Как спалось? — отвратительно бодрый и уже изрядно пропотевший в своих конюшнях Антонин вошел в спальню, на ходу стаскивая рубаху. — Прекрасно. Как поживают гиппогрифы? — светским тоном поинтересовался он, заметив несколько коротких сизых перьев в волосах у того. — Как подобает приличному зверью — отменно! Завтрак? — Ванна. Сегодня ночью отключился как был, даже в приличный вид себя привести не удосужился, — попытка пригладить шевелюру обернулась полным провалом, светлые пряди только сильнее запутались, окончательно превращаясь в воронье гнездо. — Еще бы! Ты вчера ворвался как смерч, думал, хозяйство мне отгрызешь, так присосался, — Антонин хохотнул, стягивая брюки. — Где тебя так настропалили, звезда моя, что ты едва ли не с порога меня зажимать начал? Люциус пропустил вопрос мимо ушей, выбираясь наконец из мягких лап перины и направляясь к ванной комнате. — Встретимся на завтраке? Или можешь составить мне компанию… — он хитро прищурился, окинув взглядом обнаженного Антонина, и выскользнул из комнаты, не дожидаясь ответа. — Как я могу отказаться от такого роскошного предложения! Тот ловко дернул на себя закрывающуюся дверь и, поймав ускользающего любовника за руку, втянул Люциуса в поцелуй.*
Завтрак их пришелся уже на время обеда, потому, пока английский аристократ расслабленно пожевывал овсянку с фруктами, русский с аппетитом уничтожал мясо. За те несколько лет, что они с Люциусом были связаны сначала просто приятельскими, затем интимными, а последние месяцы еще и деловыми отношениями, Антон думал, что узнал этого юношу достаточно, чтобы они могли поговорить начистоту. Он давно понял, что Малфой-младший не был только лишь тем сдержанным наследником, что видели окружающие на приемах, или только тем очаровательным юношей, по которому вздыхала половина девиц Лондона, не был тот и безобидным по сути интриганом, тешащим свое эго властью над домом Слизерина. Под всей этой мишурой скрывался матерый боец, жестокий и равнодушный к чужим, преданный и заботливый для своих. Вот только… Каждый человек из окружения Малфоя-младшего верил, что относится именно ко второй категории, ведь лукавые серые глаза всегда смотрели на них с такой искренностью. Но как оно обстоит на самом деле, знал только сам Люциус. Антон отлично это понимал, а потому планировал расставить наконец все точки над «i». — Так ты расскажешь, Люци? — Антон внимательно посмотрел на друга. — Нет, — тот показательно замкнулся, умело изображая из себя «тонкую натуру». — Ладно. Тогда будем считать, что ты просто очень интересно прогулялся по морскому побережью, — пожав плечами, согласился Антон, и очередной кусок говядины едва не встал ему поперек горла от чужого острого взгляда. — Как ты, с таким нюхом, со своим зверьем возишься? — несмотря на раздраженный тон, ни один мускул не дрогнул на юном лице напротив. — Ну так я нос в их дерьмо не сую, а тобой я весь вечер и половину ночи дышал. — Мерлин, Тони! Сочетать в одном предложении меня и навоз… Это отвратительно! Искренняя брезгливость высокородного блондина каждый раз веселила Антона своей абсурдностью. — Простите, наследник! Как я мог! Ведь это не Вы сочетаете себя с вещами и похуже, периодически являясь в трущобы магического Лондона. Люциус наморщил нос и фыркнул, словно недовольный кот. — Если бы этого можно было избежать… Как там, кстати, дела? О том, как дела в Лютном и не только там, Малфой мог бы и сам рассказать в подробностях. Последние полтора года Антон как никто другой знал об этом. Но, видимо, о вчерашней прогулке разговора не получится, его любовник до последнего будет изворачиваться, переводя тему. — Как всегда, — не стал расписывать подробности Антон. — Разве что я, наконец, оценил твой «подарок», — он поморщился, торс до сих пор иногда простреливало фантомной болью, заставляя мышцы пресса неконтролируемо напрягаться. — Полагаю, ты им пренебрег и получил некий неприятный… «сюрприз», — так же невозмутимо, как резал на мелкие кусочки блин с вишней на своей тарелке, заметил «домучивший» свою овсянку Люциус. — Более чем неприятный…*
На просьбу Люциуса о помощи, прошлым летом, Антон откликнулся с большим интересом. Молоденький маг уже давно интриговал его: манерой поведения, умом, охапкой тайн за плечами и, самое главное, смутным ощущением какого-то несоответствия. На чуйку Антон ни разу не жаловался, а при виде обаятельного и красивого как навка Малфоя-младшего она каждый раз орала благим матом о подвохе и возможной опасности. Причин и подробностей дела Антону, конечно, никто не поведал. Да и вообще, формулировкой просьба больше напоминала завуалированный приказ, без права на дополнительные разъяснения. Этакая проверка, сунется ли он ближе или предпочтет остаться в статусе приятеля для «поваляться на сеновале». Но острое, почти невыносимое любопытство и желание разобраться, кто же такой Люциус Абраксас Малфой на самом деле, не оставили даже единого шанса на отказ. Сказать, что Антон охренел, значило не сказать ничего. Он и сам не был тепличной розой — за почти тридцать лет жизни на две страны чего только не навидаешься — но тут как в кроличью нору упал. Люциус, скрепя сердце, свел его с частью своих информаторов и выдал первое задание. Что это именно часть, Антон понял из обрывков разговоров, как понял и то, что нихрена он свою «белокурую бестию» не знал. Реальное лицо наследника рода Малфой среди низов общества видели единицы, но по Лютному и прилегающим трущобам тот таскался регулярно, благодаря Оборотному меняя лица как перчатки, а в качестве визитной карточки использовал какую-то сушеную куриную лапу, что неизменно была приколота на грудь. Когда такую же кривую культяпку пожаловали и ему, с настоятельной рекомендацией — не снимать, Антон ржал до слез, под снисходительно-ласковым взглядом своего Люци. Как много позже выяснилось — зря. В последний раз он просто забыл о лапке в суете дел, а осознал это только тогда, когда уже начал ловить на себе заинтересованные взгляды местных колдунов и темных тварей. Антон, на всякий случай, достал палочку, но все же рассчитывал, что уже достаточно примелькался местным, и потому вполне уверенно шел, петляя среди разномастного сброда, по знакомому адресу, полагаясь на собственную реакцию и защитные артефакты, что спасали и в худших передрягах. Не учел он только, что проклинать его никто из местных не собирался, отравленное шило в бок оказалось в разы более действенным способом выказать чужаку свое недовольство. От резкой, разъедающей нутро боли хотелось орать, и Антон, не дожидаясь, когда его кто-нибудь оттащит в неприметный уголок, аппарировал. Никифору после этого «сюрприза»пришлось выхаживать хозяина почти неделю, спасая его органы от разложения. Тот факт, что в этой клоаке семнадцатилетний мальчишка уже не первый год вполне успешно ведет дела, лишил Антона последних иллюзий относительно характера и жизненного опыта его друга, но добавил вопросов. «По какой причине Люци мне настолько доверяет? Откуда так хорошо знает, что на самом деле представляет из себя простоватый с виду русский колдун? И кто в старой доброй Британии пытается навести шороху?» Нападения, пытки, попытки травли маглорожденных — варианты беспорядков, о которых Антон узнавал, множились, но Люциус пока сдерживал этот поток с помощью Аврората и нескольких преданных людей. И если предположения, как наследник благородного рода обо всем этом узнавал, у Антона были, то каким образом тот заработал авторитет среди отщепенцев и создал из них собственную сеть информаторов… Тут уж он терялся в догадках. Образцово-показательный образ Малфоя-младшего рассыпался окончательно, когда тот ввалился во флигель усадьбы Долоховых посреди ночи, весь изгвазданный в крови и со следами наспех исцеленных темных проклятий на теле. Блондинчик тогда просто рухнул на диван и отключился. Антон только успел прочитать над раненым целительный заговор, когда будто из-под земли вырос Добби. Домовичок споро потребовал превратить диван в кровать, переодел хозяина в пижаму, напоил зельями и, повернувшись к Антону, строго пропищал: — До утра не будить. Господин Люциус и так сегодня намучился. — Что случилось? — Говорить не велено, — и, еще раз сурово глянув на Антона, исчез. Проснувшийся следующим вечером, все еще бледный Малфой-младший прошедшую ночь обсуждать отказался наотрез, зато тут же полез с поцелуями. Узнать хоть что-то, естественно, не получилось, тайна эта так и осталась нераскрытой, пополнив и без того длинный список секретов юного аристократа.*
Покончив с завтраком, Люциус обворожительно улыбнулся, откидывая с плеча платиновую шевелюру. — О чем задумался, Тони? — искристые серые глаза смотрели на Антона с почти детским любопытством. — Люци, скажи, ты провидец? — Мерлин упаси, от такого «счастья»! Но… я понимаю, почему ты так решил. Тот чуть склонил голову, отчего пара практически белых прядей скользнула на щеку, делая облик юноши почти невинным, даже несмотря на цепкий и проницательный взгляд. Но Антон давно не обманывался. — Так может поделишься своим секретом? — Устал разгадывать ребус в одиночестве? Я думал, тебе такое нравится. — Мне в голову все чаще начинает закрадываться подозрение, что я могу умереть раньше. — Не верь красивым словам странных личностей и до этого не дойдет, — юноша напротив ответил ему совершенно серьезно. — Звучит как предсказание. — К счастью, друг мой, это элементарная логика. Пророчества туманны и несут больше вреда, чем пользы, — за этой фразой чувствовалась история… «Которую, очевидно, Люци опять мне не расскажет». Антон давно расправился с обедом и теперь неторопливо потягивал ягодный настой, подгадывая время для беседы, иначе им опять не удастся нормально поговорить. Малфой-младший, как и все приличные аристократы, чтил нормы гостеприимства, а потому тянул бы до последнего, прежде чем принять окончательное решение уйти из-за стола раньше хозяина. — Ты напоминаешь мне Баюна. — Это… сфинкс? — В некотором роде. Волшебный зверь, похожий на огромного кота, что предпочитает селиться в непролазных чащах и мертвых лесах, а к людям выходит только перед серьезными потрясениями и войнами. Он отчего-то любит железо, так что ведуны, чтобы приманить его, часто забивают в землю, на местах лесных пожаров, металлические столбы или просто горкой наваливают железняк. — Он опасен, разве нет? — Верно. Баюн заманивает людей шепотками, песнями и рассказами, реже просто зовет. Если поддаться, то сведет с ума и погубит, хотя может и сразу сожрать, — Антон ухмыльнулся, а после начал цитировать. — «Но ежели сдюжить пред голосом бесовским да захомутать тварь сию, то откроет он мудрость великую да подарит благословение от немочи да бед всяческих». — Так ты меня «захомутать» решил, — Люциус кокетливо опустил ресницы, пряча предгрозовое небо глаз. — Увы, Антонин, благословениями, равно как и великой мудростью, побаловать не могу. — Зато знаешь и делаешь ты много больше, чем говоришь. Тот предпочел промолчать, никак не отреагировав на последнюю фразу, но для Антона суть их беседы изменилась. Он прекрасно знал, что «Антонин» в устах любовника означает переход к абсолютно серьезному и деловому общению. — Люци, я не идиот и вижу, что в Британии что-то назревает. — И чего ты от меня хочешь? Благодати? — Занять твою сторону. Ты опытный и хитрый боец, который при необходимости и самому себе оторвет руку, лишь бы победить. Без жалости и сантиментов. Я вижу, что ты сможешь провести тех, кого выберешь, через ту мясорубку, что вскоре приключится. — И что же ты готов мне предложить в качестве вступительного взноса? После этих слов выражение лица Люциуса стало оценивающим и даже жестким, в этот момент тот ничем не напоминал того мальчишку, которого Антон тискал час назад в ванной. — Помощь и поддержку на постоянной основе. Можешь считать это долгосрочным союзом. — Отчего же не дружбой? — тот усмехнулся, но потом посерьезнел. — Ты должен понимать, Антонин, что я не могу ничего гарантировать. Взаимных клятв также не предлагаю. То, что будет происходить, невозможно полностью проконтролировать. Слишком много интересов, социальных проблем и человеческих судеб завязано в намечающемся конфликте, я даже не уверен, что выживу сам. Могу предложить тебе только протекцию, а также возможность частично знать планы и иметь возможность влиять на снижение уровня угрозы. — И чего же ты за это хочешь, помимо вступительного взноса? — слова прозвучали с привычной иронией, но Антон подобрался, тщательно вслушиваясь не только в слова, но и в интонации, в то, что проскальзывало между строк. — Внимания к моим словам и, как минимум однажды, беспрекословного подчинения. Потому что — если все полетит к ебеням, и Добби принесет тебе записку со словом «беги» — ты должен будешь бросить все, схватить твоих и моих домашних и в течение часа уйти порталом на материк. — Почему час? — Пока это мой максимум под пытками до того, как окклюментивные щиты падут. После мои мысли станут как открытая книга. Между ними на несколько минут повисла тишина. — Почему ты просто не уйдешь, Люци? Бери невесту, деньги и плыви в Америку. Юный очаровательный блондин чуть снисходительно улыбнулся ему, как в тот раз, когда слушал, как хохмил его русский друг на тему полученной высушенной куриной лапки. — Жаль тебя разочаровывать, но судьба работает не так. Рано или поздно я буду вынужден в это влезть, так что лучше вмешаться сейчас, чем по истечении времени пожинать плоды своей недальновидности. Антон нарочито сурово посмотрел на собеседника. — Ты точно не провидец? Люциус засмеялся. — Подумай над моими словами, Тони. А пока, раз завтрак окончен, — тот указал на абсолютно пустой стол, — и горки железняка я тут не вижу, то вынужден откланяться. — А как же на прощание посидеть на моем железном столбе? — Антон пошло ухмыльнулся. Внезапно из-под лестницы раздался недовольный бас Никифора: — Тьфу ты! Похабщина! Постыдились бы, наследник Антонин! Низкий хохот сиятельного блондина разнесся по комнате.