Во имя любви

Следующим утром Кларк пошла на базар, чтобы купить продукты. Во Дворец она не спешила, как не спешили и переводить. Хотелось делать это как можно медленнее, чтобы была причина остаться в этой волшебной стране. Девушка проходила мимо прилавков со специями, пряностями, овощами. Торговые ряды ломились от продуктов, но за всё надо было платить. Простые рабочие не могли позволить себе излишеств, вся надежда оставалась на городское зерно, собранное общими усилиями. Кларк дошла до зернового амбара и вспомнила, как Царица собирает налог. В мыслях пронеслись грустные воспоминания. Она прошла дальше и остановилась возле прилавка с зеленью, чтобы выбрать лучший пучок, однако история вновь повторилась. Вся улица вмиг упала на колени, торговцы оставили свои шатры и склонили головы. Вдалеке показался царский кортеж. Царица восседала в шатре, который несли на плечах мускулистые воины. Они приближались к амбару. В этот раз Кларк не хотела наблюдать за побором, однако не успела уйти. Она встала за торговую палатку так, чтобы не встретиться с Царицей, потому что встречи в подобных условиях не желала. После всего, что между ними произошло, хотелось остаться наедине. К тому же, не хотелось вновь наблюдать, как жестока Лекса, забирая почти всё зерно. Царица спустилась на землю и подошла к смотрителю амбара, советники не отставали ни на шаг. — Моя госпожа, зерно готово, — склонил голову смотритель и указал на огромную гору пшена. Лекса взглянула на добычу и усмехнулась. — Здесь есть излишки. Мужчина с недоумением перевел на неё взгляд. — Но мы собрали зерно по норме, даже немного больше, чем в прошлый раз. — Ты меня плохо слышал, смотритель? Я же сказала, здесь слишком много зерна. Мой народ не должен голодать, когда есть чем питаться. Взгляд смотрителя излучал страх и непонимание. — Моя повелительница, позволь напомнить, — начал Титус шептать за спиной. — Ничего не хочу слышать! — она обернулась к нему. — Люди голодают, разве ты не знаешь? Девушка взяла из рук смотрителя чашу и подошла к зерну. Она окинула городскую площадь взглядом, громко проговорив: — Подходите, берите зерно. Но никто не сдвинулся с места, лишь несколько бедняков приподняли головы. Лекса, не получив ответного жеста, стала нервничать. И вмиг превратилась в саму власть. — Я — ваша Царица, я приказываю подойти и взять зерно. Отныне налог будет снижен. Её грозный приказ был услышан горожанами. Один за другим, повинуясь власти и голосу, люди стали подходить и брать пропитание, которое щедро раздавала сама Царица. Среди толпы доносилось тихое шептание, а когда карманы и подолы женских юбок были набиты зерном, бедняки благодарили свою покровительницу и счастливые возвращались домой. Кларк смотрела, как гордая, но щедрая Царица покидает площадь, приказав смотрителю амбара раздать всем пшено. Люди провожали кортеж до конца улицы и просили богов благословить их щедрую правительницу. В груди Кларк порхали искорки, от которых всё сильнее разгорался пожар. Пожар любви, признания, нежности. Однако новый курс правления не понравится недоброжелателям, и это тоже она прекрасно понимала. Кларк помнила, что с каждым шагом по завоеванию любви народа Лекса становится ближе к собственной трагедии. Переводчица не знала, что ей делать, и непременно хотела поехать во Дворец, чтобы в такой день быть рядом. Вдруг опасность уже подкралась к Царице. Она поймала повозку и поспешила во Дворец, оставив продукты посыльному мальчику. По дороге её переполняли размышления: могла ли она еще недавно представить, что Лекса способна на подобный шаг — быть щедрой для народа? Нет. Но Кларк всегда втайне в это верила. Она с первых минут разглядела в ней то, что никто не видел — у Царицы великая душа. «Я верю в тебя, Лекса» — прошептала она в задумчивости, когда подъезжала ко Дворцу. А когда вышла из повозки, то столкнулась с множеством рабочих, которые без устали разбирала арену. Кларк всегда зажмуривалась, когда проходила мимо крокодильева логова, вспоминая ночь казни, однако теперь не нужно закрывать глаза — арену сносят с лица земли десятки рабочих. Кларк вмиг поняла, по чьему приказу это сделано, и от этого понимания заныло в груди. «Я боюсь за тебя, Лекса» — с неверием проходила по коридорам Кларк, её сердцем овладел страх. От тревожных дум отвлек разговор знакомых голосов. Она остановилась и украдкой взглянула за угол. Три советника — Титус, Джаха и Пайк стояли в узком коридоре и тихо переговаривались. — Людей лечат от хвори! Кто изобрел лекарство? — негодовал Джаха. — Это уже неважно, скоро болезнь уйдет из Египта, — нервно высказался Титус. — А сегодняшнее представление с зерном! Что это было, Титус? Она сносит арену для казни, помиловала убийцу и всего лишь заточила его в кандалы! Мы долгое время делали из Лексы то, что годится только для церемоний, наши труды напрасны? — Её становится сложно контролировать, но я что-нибудь придумаю. У нас еще есть козырь — эта девчонка из Аттики. Пусть выполняет свою работу. — Ты не думаешь, что этого недостаточно? Титус оглянулся, услышав шорох за углом. — Договорим в другом месте, и у стен есть уши. И все трое ушли. Кларк прижалась к стене, еле сдерживая дыхание, понимая, кто главный враг во Дворце. Однако она не знала, сколько еще людей в этом замешаны, кому можно доверять. Она также осознала самое важное — Лекса в большой беде. К тому же — на неё саму охотится эта троица, Кларк совершенно не понимала, что они имели в виду. Голова шла кругом. — Кларк? — послышался за спиной знакомый и самый приятный голос. — Царица, — повернулась она и поклонилась. — Что с тобой? Тебя кто-то напугал? Кларк оглянулась, на неё смотрели десятки глаз слуг и воинов, а главный испытывающий взгляд принадлежал Царице. Она всё еще была в потрясении, но близость Лексы, её беспокойство успокаивали смятение. Царица заметила, что Кларк смущена количеством народа, и вообще, она была сама не своя. — Идём в мой кабинет, здесь не место для разговора. И все пошли в сторону кабинета, а когда дошли, внутрь направились только двое — Лекса и Кларк. Кларк уже была в этом помещении, ведь именно здесь Царица выдвинула роковое условие, с которого началась их связь. — Проходи, — проговорила хозяйка Дворца и тайных грёз Кларк. Переводчица прошла по помещению, чувствуя на себе теплый и ласковый взгляд. Рядом с Лексой было спокойно, уютно, хотелось скрыться с ней в этой комнате навсегда. Кларк посмотрела в ответ, в эти чистые и безмятежные зеленые глаза. — Ты скажешь, что произошло, Кларк? Но девушка молчала. Говорить Лексе о том, что она услышала, было опасно — вдруг она не поверит, а если поверит, сможет ли противостоять хитрым советникам? Кларк боролась в душе, желая только одно — не навредить. Нужно время, чтобы всё обдумать. — Я видела вас на площади, — ответила она и заметила, как Лекса смущенно отвела глаза. — Да, сегодня день сбора зерна. — Но вы его не забрали, — подходила ближе Кларк, понимая, что сейчас полностью господствует над Царицей. — В другой раз, — сглотнула ком правительница. — А ещё, вы сносите арену, крокодилов уже вывели из Дворца? Кларк подошла совсем близко, любуясь красивым профилем и вдыхая сандаловый аромат. Лекса повернулась, обжигая горячим дыханием Кларк. — Я найду другой способ казни, в долинах Нила полно саблезубых животных, — она надменно подняла голову. Кларк улыбнулась, бегая взглядом по смуглому идеальному лицу. — Ты этого не сделаешь, — она положила руки на талию Лексы. — Почему? — грудь девушки высоко вздымалась, дыхание становилось рваным от близости тел. Голос превратился в шепот. — Потому что в твоем сердце нет зла, в нем господствует другое чувство, — Кларк опустила глаза на пухлые, приоткрытые губы, которые снова ждали поцелуя. Она сама тонула от невероятных эмоций и ощущения покорности Лексы в своих руках. И прежде чем утолить сердечную жажду и прикоснуться к желанным губам, Лекса проговорила: — Скоро меня обучат тому, что нужно делать ночью, и когда я познаю искусство любви, я хочу, чтобы ты снова пришла в мою спальню. Кларк резко отпрянула от неё, в неверии сгустив брови. — Что ты только что сказала, Лекса? — Я пойду в гарем и узнаю все тайны, которые были скрыты. Наложники обучат меня удовольствию. Лекса говорила искренне и совершенно не понимала, почему так печальны глаза Кларк. — Ты сама этого хочешь? — с горечью спросила переводчица. — Да, я хочу всему научиться. — Простите, госпожа, мне нужно домой, я себя неважно чувствую, — забегал взгляд Кларк по комнате, она с трудом разглядела дверь, потому что глаза застилала влажная пелена. Она выбежала из кабинета, словно вихрь, и на полном автопилоте неслась домой в груженой повозке. А когда вошла на первый этаж, быстрым шагом поднялась в свою комнату, не обращая внимания на брата, который сидел внизу и читал. Он вопросительно посмотрел на странную Кларк. Девушка вбежала в спальню, закрыла дверь и села на кровать. Слезы катились по лицу, словно ручьи, хотелось кричать от тоски. Она не могла так глупо ошибиться, но сознание верно подводило именно к такому итогу — Лекса совершенно не заинтересована в ней, в то время, как сама она успела глубоко и страстно в неё влюбиться. Не может человек, который любит, желать кого-то ещё — в этой правде она была прочно убеждена. Душа терзалась от обиды, а чувства, что с каждым днем всё больше разгорались пламенем, резко застыли и превратились в потоки горьких слез. В комнату вошел Линкольн, Кларк отвернулась, пытаясь скрыть себя. — Зачем ты пришел! Уходи! Он сел рядом и обнял свою Кларк. Опустошённая, полная горечи, подавленная, она сильной хваткой вцепилась в его плечи. — Скажи, Линкольн, почему так больно? Я не хочу испытывать к ней никаких чувств! — слёзы потоком обжигали крепкое тело парня. — Один восточный поэт сказал: что за любовь, которая не заставляет нас плакать? Это не любовь, — мелодичный голос брата обволакивал слух и бережно окутывал заботой. Они обнялись еще крепче, находя друг в друге нужную поддержку и родственное тепло. Их души рыдали во имя любви, во имя печали.