Убивая Темного Лорда

Хогвартс, 1994 год. Я распахнула глаза. Надо мной — темно-синий бархат неба, укрывающий подобно одеялу весь небосвод, на котором серебристо-белой холодной россыпью виднелись мерцающие далекие звезды. Подо мной стылая промерзшая земля, я чувствую, как холод касается лопаток, щекочет ребра и ледяными тисками обхватывает конечности. Только что я сгорала от нестерпимого жара, едким дымом которого заполнились легкие, теперь же меня мучает холод: мороз, подобно дикой озлобленной собаке, кусает коченеющие конечности. Грудь, как будто до этого забитая черным пеплом, теперь скована безучастно-стылым холодом. Я не могла вздохнуть, не могла пошевелиться. Я умерла? Тогда почему же мне так холодно? Вокруг была праведно-истинная тишина, постоянная и нерушимая. Никаких посторонних звуков: только я и купол звездного неба. И почему я так чертовски мало обращала свой взор к небу при жизни? Почему во мне так редко возникало желание хоть раз оторваться от этой мирской рутины и посмотреть на это недосягаемое, прекраснейшее из зрелищ? Было поздно. Я чувствовала, как холод почти дошел до сердца, как слипались в полудреме, наливаясь свинцовой усталостью, веки. Я покорно закрываю глаза. Если таков мой путь — я готова умереть. Холод, на мой вкус, все же милосерднее Адского пламени.

***

Однако умереть в эту ночь мне, видимо, было не суждено. Сквозь обволакивающую вязкую тьму пробивались солнечными лучами чьи-то голоса. Голоса то становились громче, то звучали приглушённо. Интонация голосов тоже колебалась, как струны арфы. Наконец я распахнула глаза. Купол звездного неба сменился непривычным, но отчего-то кажущимся знакомым до каждой милой сердцу трещинки, каменным сводом. На периферии зрения замелькала тень, тень преобразилась в фигуру, которая при детальном рассмотрении обрела отличительные неприметно-приметные черты незнакомого мне мужчины. Чёрные волосы, лоснящиеся сальным блеском, обрамляли сухое и бледное, как у покойника лицо. Тонкие нитевидные губы мужчины сложились в усмешку. — Добро пожаловать в мир живых, мисс…? — Дора …Грин. — секундную заминку я скрасила самой очаровательной из своих улыбок. Мужчина искусно притворился, что поверил мне. — Сэр? — Северус Снейп. — Рада знакомству с вами. — Не спешите с выводами. — сухо усмехнулся мужчина. Наш разговор привлек внимание медсестры. Ведьма подлетела к нам со скоростью новенькой метлы и остановилась возле моей койки, исподлобья глянув на Снейпа. Они смерили друг друга многозначительными взглядами, тайный смысл которых мне так и не удалось прочесть. После чего мужчина плавно скользнул в сторону, с деланной галантностью пропуская женщину вперёд. — Ох, моя дорогая, мы так за тебя переживали! Как ты себя чувствуешь? Ты помнишь, что с тобой произошло? — заворковала ведьма. Ее палочка порхала надо мной, окутывая золотистым свечением диагностических чар. — Я… Гораздо лучше. Спасибо, мадам… — Помфри, — услужливо подсказала дружелюбная ведьма. — Мадам Помфри, последнее, что я помню это Адское пламя вокруг меня. Кажется, я в панике аппарировала, из-за чего меня чуть не расщепило. — Повреждений от расщепления на твоём теле я не нашла, но вот ожогов было предостаточно. Ты вызвала Адское пламя и не смогла удержать контроль? — Нет. — Кто-то из твоих знакомых? — Нет, — осторожно подбирая слова, я попыталась рассказать о случившемся без подробностей. — Я служу в Аврорате. Мы выслеживали приспешников Гриндевальда и столкнулись с ними в битве. Адский огонь вызвал кто-то из них. — Прошу прощения, мисс, вы сказали — приспешников Гриндевальда? — вклинился в наш разговор Северус Снейп. Острый цепкий взгляд пробежался по моему лицу и заглянул в глаза. Я почувствовала, как меня затягивает в этот черный ледяной вихрь и поспешила отвести взгляд. Ясно, легилемент. Надо быть с ним настороже. — Да. — настороженно произнесла я. — А что вы знаете других Темных Лордов? — В последнее время их развелось достаточно, — сухо бросил Снейп. — Какой сейчас год? Нет, он издевается надо мной, что-ли? Я набрала в лёгкие побольше воздуха, чтобы выдать в меру остроумную, в меру язвительную тираду, но вся моя самоуверенность разбилась о сочувственный взгляд медсестры. С таким взглядом смотрят на умалишённых. Игнорируя нарастающее беспокойство, я честно ответила: — Для меня сейчас второе октября одна тысяча девятьсот пятидесятый год. Не знаю, как долго я провела в бессознательном состоянии, возможно, несколько дней. — У меня для вас плохие новости. — угрюмо сообщил мне Снейп и швырнул на колени Ежедневный Пророк от второго октября одна тысяча девятьсот девяносто четвертого. Затем стремительно вылетел из Больничного крыла. Черная мантия взметнулась следом за своим хозяином. — Слава Мерлину, что ты в Хогвартсе, милая! Здесь безопасно. — воскликнула ведьма и поспешила ретироваться под моим мрачным взглядом. Не ожидая ничего хорошего, я с тяжёлыми сердцем открыла газету. Колонки со сплетнями, вопросами-ответами я привычно пропустила — в них вряд-ли удастся почерпнуть что-нибудь интересное, а вот у новостей задержалась надолго. С одной из картинок мне застенчиво и совершенно растерянно улыбался мальчик с темными беспорядочно вьющимися волосами. Круглые очки в тонкой оправе, съехавшие набок, только добавляли очарования по-мальчишески небрежному виду. Подпись под колдофото гласила, что мальчика зовут Гарри со знакомой мне фамилией Поттер, который почему-то носил титул Избранного (кем? для чего?) и Мальчика-Который-Выжил. Некий Гарри Поттер, обремененный славой, но не находивший в этом ни малейшего удовольствия, застенчиво и даже как-то неохотно рассказывал некой Рите Скитер о своем участии в Турнире Трех Волшебников (его что, вновь возобновили?). Увлеченная газетой, я не сразу ощутила на себе чей-то взгляд. Подняв глаза, я увидела прямо перед собой седовласого старца. У него была темно-синяя мантия, расшитая золотой нитью, и добрые, голубые глаза, чуть поддернутые мутной пеленой старых переживаний, которые показались мне отчего-то очень знакомыми. В груди зашевелилось какое-то щемящее чувство, мысль, которую я не успела схватить, царапнула, мазнула по краю сознания. Его глаза. Понимающие, проницательные, умные, хитрые с лукавым блеском на дне голубой радужки. Я знала этот взгляд… — Здравствуй, Дора. — приветствует он меня как старого друга. Внешность изменчива. Особенно старость, покрывающая сединой волосы точно инеем, прижимая, сгибая невидимыми силами к земле, затуманивая взгляд, а порой и рассудок. Старость всегда берет свое, выводит на коже узоры морщин — точно летопись прожитых дней, срывает маски, обнажает натуру. От старости не сбежать и не скрыться, она неизбежна. Она — еще одна веха человеческой жизни. Пусть маги и живут очень долго, но они все так же стареют и точно так же умирают, совсем как простые люди. Том всегда боялся смерти и презирал старость, наотрез отказываясь признавать, что уходили даже величайшие из волшебников. — Профессор Дамблдор, — пораженно выдыхаю я. — Вы… — Постарел? — весело подхватывает он и озорно улыбается. — А ты все так же молода и прекрасна. Я улыбаюсь, ощущая, как глаза жжет, и взгляд туманится от белесой пелены непролитых слез. — Мне столько всего надо у вас спросить, профессор… — голос как будто и не мой вовсе, по горлу словно провели наждачной бумагой. — А мне — рассказать, — вторит эхом маг, и хотя на губах по-прежнему играет веселая улыбка, взгляд его утрачивает былое озорство: становится тяжелым и серьезным. С таким же взглядом он принес мне весть о моих родителях. И я понимаю, что новости после моего исчезновения на долгие сорок четыре года вряд-ли будут хорошими. Я зябко передергиваю плечами и собираюсь открыть рот, чтобы задать вопрос, но Дамблдор мягко перебивает меня, кладя свою морщинистую руку поверх моей ладони. Я смотрю на узловатые, иссушенные временем пальцы, чувствую тепло магии, исходящее от них. — Не сейчас, Дора. Разговор будет не из легких, ты это знаешь. Ты многое пережила сегодня, с моей стороны было бы непростительно обременять тебя всеми новостями сразу. Отдыхай, а после мы обязательно поговорим, даю тебе слово. — Но, профессор, что же мне делать? Я чужачка в этом мире, я не знаю, где мои родственники и друзья, а мой счет в банке наверняка заморожен. Мне некуда идти… — Оставайся в Хогвартсе. Ты ведь знаешь, Дора, тот, кто ищет помощи — всегда найдет ее здесь. Я благодарно улыбнулась Дамблдору. — Спасибо вам. — Отдыхай и поправляйся, Доротея. Он ушел, оставив после себя легкий шлейф недосказанности, таинственности и надежды. Я плотнее закуталась в одеяло и закрыла глаза. Дамблдор прав: мне надо иметь ясную голову, чтобы вести такие сложные разговоры. Под действием восстанавливающих зелий я не заметила, как погрузилась в сон без сновидений. Наутро меня разбудил щебет мадам Помфри, которая пришла давать своей пациентке новую порцию зелий. Привстав с постели, я обнаружила, что мое место было отгорожено от прочих коек ширмой. Я усмехнулась такой конспирации. Видимо, преподаватели Хогвартса пока еще не знали, что делать со странной гостьей. Я не успела развить мысль относительно своей судьбы, так как услышала шаги и странное постукивание, не то деревянного протеза, не то трости, на которую опирался шедший в мою сторону человек. Ширма решительно и как-то совсем беспардонно отъехала в сторону, открывая моим глазам вид на гостя. Им оказался мужчина весьма странной наружности: весь покрытый старый шрамами, оставленными, вероятно, темной магией, лишенный ноги, глаза и части носа — весь его внешний облик не оставлял никаких сомнений, что передо мной старый и опытный воин. Мракоборец. — Доброе утро. — гаркнул он, однако в его грозном тоне не было ничего пугающего. Впрочем, незнакомец и не стремился меня напугать. Его искусственный глаз с любопытством осматривал меня с ног до головы. — Доброе утро, сэр…? — Аластор Грюм. Мракоборец, а в этом году, к несчастью, еще и преподаю у этих малолетних идиотов. — Приятно познакомиться. — спокойно ответила я, на что мой собеседник хмыкнул. — Меня зовут Дора Грин. — Знаю, Альбус сказал мне. — отозвался Грюм и добавил чуть тише. — Он же посвятил меня и в особенности вашего… необычного перемещения. — Скажите, мистер Грюм… — я не успела задать свой вопрос, как рядом с нами возникла мадам Помфри. Заметив незваного гостя, ведьма охнула и сердито воскликнула: — Ох, ну и что же вы здесь забыли с утра пораньше, профессор Грюм? Вы разбудили бедняжку! — Она не спала, — раздраженно ответил Грюм. — Ей нужен покой! У девочки шок, столько событий пережить…! — Что-то я не вижу, чтобы юная мисс была в шоке, — усмехнулся Грюм ядовито, вероятно, желая позлить женщину. У мадам Помфри от подобной наглости заискрилась палочка. Чтобы не раздувать конфликт, я поспешила вклиниться в ссору. — Мадам Помфри, я действительно не спала, когда пришел мистер Грюм. Вероятно, у него есть ко мне важное дело. — Вы необычайно сообразительны, мисс Грин, — и вновь усмешка в мой адрес, которую я проигнорировала. Что я могу сделать, если у человека такой характер? Показывать свой нрав и идти на конфликт виделось мне не лучшим решением в данной ситуации. — Я прибыл сюда по поручению Дамблдора. Он решил, что вам лучше не гулять одной по замку. В Хогвартсе сейчас проходит Турнир Трех волшебников, много людей, всякое разное случается… Здесь нужна постоянная бдительность! Так что я пришел за тем, мисс, чтобы сопроводить вас к Дамблдору. Если, конечно, вы не планируете здесь разлеживаться. «Это же Хогвартс, — подумала я про себя с улыбкой. — Здесь постоянно что-нибудь да происходит.» — Конечно, я не могу отказать профессору Дамблдору в его просьбе. — я вновь выдавила из себя самую очаровательную из своих улыбок, от которой сводило скулы, и заозиралась в поисках своей волшебной палочки. Ее под рукой не оказалось, и меня сразу прошиб озноб. Вбитая еще со школьной скамьи после смерти Миртл Уоррен привычка быть всегда вооруженной пустила корни так глубоко, что отсутствие верного и безотказного инструмента, а также средства защиты было равносильно потере одного из органов чувств. Я разом почувствовала себя беспомощной, и это бессилие породило во мне злость. Я недовольно скосила глаза на медсестру. Голос мой утратил прежнюю легкость, но я по-прежнему старалась сдерживаться. — Где моя палочка, мадам Помфри? — Ах, деточка, подожди, пожалуйста, сейчас я для начала принесу одежду, потому что от твоей прошлой мало что осталось… — проводив ее взглядом, Аластор Грюм насмешливо фыркнул и кивнув мне, что будет ждать возле входа в Больничное крыло, вышел из помещения. Ведьма вернулась со стопкой чистой выглаженной одежды, которая на проверку оказалась стандартной школьной формой без опознавательных цветов факультета. Надев ее, я обнаружила, что школьная юбка претерпела некоторые изменения: укоротилась аж до колена, в мое же время ее длина доходила до середины голени. Хмыкнув про времена и нравы, я натянуто поблагодарила ведьму за одежду и выжидательно уставилась на мадам Помфри, намекая на возвращение своей волшебной палочки. Разгадав мой взгляд, ведьма сконфуженно пояснила: — Ох, дорогая, понимаешь, дело в том… Что профессор Дамблдор забрал твою волшебную палочку, сказал, что сделал это в целях безопасности, но просил передать, что сразу же вернет, как только поговорит с тобой! Я нахмурилась, но промолчала. Как же я буду тогда защищаться? Моя беспалочковая магия, несмотря на тренировки, была на уровне простых бытовых заклинаний. Угрюмого вида профессор по фамилии Снейп заметил, что «темных лордов» развелось нынче достаточно, а Грюм еще и напомнил о постоянной бдительности, и подобные брошенные казалось бы вскользь замечания только укрепили меня в мысли, что и в этом времени все было совсем неспокойно. Или Дамблдор говорил вовсе не о моей защите? Я покачала головой, отгоняя странные мысли: если эти времена были и впрямь опасные, то тогда ему нет смысла отнимать у министерского аврора палочку, лишать себя боевой единицы в случае опасности — крайне недальновидно. Одевшись, я была готова следовать за мракоборцем, который поджидал меня возле больничного крыла. Мы шли по пустым коридорам Хогвартса, и я вновь усмехнулась умению Дамблдора просчитывать свои планы на много ходов вперед: в школе сейчас шли уроки, все ученики и большинство преподавателей были в классах и моя персона могла перемещаться без боязни оказаться в центре внимания. В кабинете Дамблдора все осталось по-старому: словно и не было тех сорока четырех лет, прошедших с нашей последней встречи. В помещении помимо профессора был еще один знакомый человек, которого я узнала не сразу. — Минерва? — я остановилась как вкопанная на середине пути, не в силах поверить, что староста Гриффиндора — такая красивая, не по годам умная, педантичная девушка, которую я когда-то знала в годы своей учебы, превратилась в обветренную временем статную женщину. Однако светлые глаза остались такими же живыми, с пытливым и острым взглядом. — Дора…? — Минерва не смогла скрыть своего потрясения, так отчетливо проступившего на ее сухом лице. Женщина с каким-то болезненным отчаянием взглянула на Дамблдора, словно ища в его фигуре ответы на какие-то свои, неведомые мне, вопросы. Тот, поймав ее взгляд, лишь кивнул, на что Минерва прикрыла глаза, чтобы скрыть обреченность, мелькнувшую на дне голубой радужки. Ей понадобилось несколько мгновений, чтобы совладать с собой и ответить твердым голосом. — Ты ничуть не изменилась. — Прошу, Дора, присаживайся. — мягко сказал Дамблдор, указывая рукой на кресло напротив его стола. Я послушно опустила на предложенное место, а за моей спиной встал Аластор Грюм, и все трое уставились на меня, словно ожидая, что я нападу. Я покладисто сложила руки на коленях и замерла, глядя на них в ответ. Первым напряженную тишину нарушил Дамблдор. Впервые на моей памяти его голос звучал так робко и неуверенно. — Что ж… Дора, твое путешествие во времени — это действительно удивительное событие и, можно сказать, уникальное по своей природе. Не буду лгать и увиливать, а потому скажу откровенно — я, как и ты, абсолютно растерян и не знаю, даже пока не могу предположить, что к этому привело. Скажи мне, какими были твои последние воспоминания прежде чем ты переместилась сюда? Я задумалась. Слова с трудом пробивались сквозь внезапно охрипшее горло, а перед глазами на изнанке век вновь заплясали языки Адского пламени. — Я помню Каледонский лес и нас, мракоборцев, гнавших приспешников Гриндевальда на север. Нам удалось зажать их в тиски, и кто-то из них вызвал Адское пламя. Я помню этот жар, прожигающий все тело до костей. А потом — вспышка, водоворот, и меня выбрасывает сюда, ощущения чем-то были схожи с трансгрессией. — Я припоминаю эту историю, ее рассказали твои товарищи мракоборцы Ежедневному пророку. Эта операция считалась… Удачной. Преступников удалось задержать, в то время как Аврорат понес… Незначительные потери. Мы считали тебя погибшей столько десятилетий, Дора. Ты действительно словно испарилась. Как будто Адское пламя выжгло все до основания. Я прикрыла глаза. Последние слова Дамблдора полоснули ножом по сердцу — такому болезненно открытому и уязвимому сейчас. На мгновение я представила себя на месте Тома. Что, если бы это он пропал без вести на многие десятилетия — все равно, что погиб… Я бы сошла с ума от горя. Ближе него у меня никого и никогда не было: Том был моей опорой, поддержкой, защитой, мы держались друг за друга с детства, и вот в начале нашего пути, на заре общих амбиций и планов нас разлучают, жестоко и болезненно отрывают друг от друга, и лишь сама магия ведает зачем. Пространство вокруг меня потемнело и заполнилось плотным, густым туманом, а люди превратились в неясные беспорядочные тени. Морок заволок сознание, и я коснулась похолодевшими пальцами горячего лба. Мне что-то говорили, кажется, звали по имени, но я не слышала ничего, кроме нескончаемого шума в ушах, с каждым ударом сердца становящегося все сильнее и сильнее. Адское пламя выжгло все. Адское пламя выжгло все. Я прихожу в сознание и обнаруживаю себя по-прежнему в кабинете директора, лежащей на трансфигурированном из кресла диване. Вокруг никого — все ушли, один лишь Дамблдор сидит неподалеку, глубоко погруженный в собственные невеселые мысли, и обеспокоенно поглаживает седую серебристую бороду. — Дора, ты очнулась. — Профессор, я… простите, что произошло? — Ты ненадолго потеряла сознание. Вероятно, это была защитная реакция переутомленного от таких нагрузок организма. — И все же вы не отправили меня обратно в Больничное крыло. — Не отправил. — согласился Дамблдор. — Вы хотите поговорить о чем-то с глазу на глаз. — Разговор будет тяжелым. — Я другого и не ожидаю. Мы замолчали. Я присела на диване и посмотрела на Дамблдора. Он перестал гладить бороду и сложил руки на животе, избегая смотреть мне в глаза. — Я чувствую… Спрашивай, Дора. — выдохнул волшебник. — Том жив? — Сожалею. — меж его седыми бровями пролегла глубокая скорбная морщинка. Он поджал губы, сделав небольшую паузу, а я слушала удары своего сердца, зная, что профессор еще не закончил. — Его убили. — Кто? — я не узнала свой голос: он был чужим и напоминал скрежет старого металлического замка. — Лорд Волдеморт убил Тома Реддла. — голос Дамблдора, наоборот, с каждым произнесенным вслух словом становился все крепче. — Когда? — моих сил хватало лишь на то, чтобы задавать лаконичные вопросы. — Вскоре после твоей сме… исчезновения. Меня охватили странные чувства: неверие, непонимание, гнев и ярость. Том Реддл был необычайно одаренным и сильным волшебником, и уже в школе соперничать с ним удавалось лишь немногим. И с каждым новым днем его сила и могущество только росли, он был жаден до знаний и исследовал все, что попадалось ему под руку — любые ритуалы, эксперименты, заклинания. Том добирался до таких вершин магии, которых достигали лишь единицы. Как же так получилось, что Лорд Волдеморт, взявшийся словно из ниоткуда, имя которого, как я полагаю, было таким же пустым и безликим, смог убить талантливого молодого волшебника? Волдеморт предал Тома Реддла? — Как… Как ему это удалось? — После твоего исчезновения Том Реддл впал в отчаяние. В такие моменты… люди становятся уязвимыми перед темными силами. Волдеморт предал и убил Тома. В моей душе поднималась обжигающая волна гнева и ярости, а по венам побежал огонь. Убил. Убил. Убил. Убил низко и подло, воспользовавшись его слабостью, его горем. Мне хотелось лишь одного — мести. Видимо, такова была моя несчастливая звезда — вмешиваться в судьбы Темных Лордов. — Какие слабости есть у этого Темного Лорда? Дамблдор серьезно посмотрел на меня. В его глазах на секунду, лишь на крошечную секунду промелькнуло что-то, похожее на сожаление и раскаяние. — Я хорошо знаю этот взгляд, Дора. Точно такой же был у твоего отца. И я знаю, что это означает. Ты хочешь мстить. — Я буду мстить, профессор. Он убийца. И титул Темного Лорда он получил ценой сотни жизней невинных, или я не права и темные лорды вдруг изменились в лучшую сторону? — Ты права, Дора. — печально вздохнул волшебник. — Совершенно права. Но я не знаю, как ответить на твой вопрос. Волдеморт могуществен и очень силен, он не знает ни милосердия, ни сожаления, ни любви. У него… Нет семьи, нет друзей, нет людей, которые были бы ему хоть сколь нибудь дороги. В этом его сила как темного волшебника, но в этом и его слабость. — Слабость? Как для темного мага, жаждущего лишь власти и господства над миром, любовь может быть слабостью? Ему не надо беспокоиться о родных и друзьях, он лишен этого рычага давления, что делает его по сути неуязвимым, не находите, профессор Дамблдор? Даже Гриндевальд не был таким… жестокосердным. — Волдеморт не понимает силу любви. Наверное, никогда до конца и не понимал… — под конец слова Дамблдора превратились в неясное старческое бормотание. Заметив это, профессор поспешил исправиться и говорить громче. — Но именно любовь помогла победить его четырнадцать лет назад. Ты ведь успела прочитать в Ежедневном пророке о Гарри Поттере? — Да, «мальчик-который-выжил»? — А знаешь, Дора, почему ему удалось выжить после смертельного заклятия? — После Авады? Быть такого не может! — Его мать, Лили Поттер, пожертвовала собой заключив сделку с Волдемортом — ее жизнь в обмен на жизнь сына. — Древняя магия жертвы… Я, кажется, слышала о таком. Убив ее, он тем самым эту сделку подтвердил. А после нарушил, по сути, магическую клятву. Но я никогда не встречала наглядного подтверждения… Неужели заклятие… Срикошетило? — Да, Волдеморта убило собственное заклятие. — Получается он мертв уже четырнадцать лет. — вопреки совести и сочувствию к волшебникам, пережившим этот террор, в моей душе поселилось разочарование — мертвым ведь не отомстишь. — Но вы, профессор, вероятно, подозреваете, что не до конца? — Верно. Было бы наивно с моей стороны полагать, что столь могущественный волшебник не предвидел собственной гибели и не создал какой-нибудь запасной план. — Но как можно вернуться с того света? Ума не приложу. И ведь, полагаю, что Волдеморт захотел бы сделать это не в качестве призрака, а вполне способного мага с прежними знаниями и силами. — Это риторический вопрос, Дора. — уклончиво ответил Дамблдор. — Я не знаю, как и когда он вернется, но могу сказать только одно — он сделает это. Я чувствую. — Когда Волдеморт вернется, мне бы хотелось… Мне бы хотелось, профессор, помочь волшебникам в борьбе с ним. Всем, чем я смогу. — В тебе говорит голос мести, Доротея? — Голос аврора, сэр. Для меня еще слишком свежи воспоминания о терроре Гриндевальда, и я не хочу, чтобы внуки моих друзей проходили через подобное. — Это искреннее стремление, и я благодарен тебе. Значит ли это, что отныне и впредь я могу рассчитывать на твою помощь? — Дамблдор пытливо заглянул мне в глаза и на этот раз я не отвела своего взгляда. — Всегда, профессор. — Спасибо, Доротея. Я осторожно поднялась со своего места. Дамблдор галантно подал мне руку и проводил до двери, попутно вернув палочку. Уже у выхода я не выдержала и спросила вновь. — И все-таки вы так и не ответили на мой вопрос, сэр. Кто такой Лорд Волдеморт? Откуда он? Где учился? Если я буду знать о нем хоть что-то, то пользы от меня в грядущем противостоянии будет явно больше. — я неловко улыбнулась. Дамблдор печально улыбнулся мне в ответ. — Не пытайся разглядеть в нем что-то человеческое, Дора. Если ты будешь сравнивать его с человеком, пусть даже самым темным и злым, но все-таки человеком, ты не сможешь с ним справиться. То, что связывало бы его с миром людей он потерял давным-давно. Волдеморт — это боль, страдания и гнев под мантией жестокости и разрушения. Не ищи в нем добро, это разобьет тебе сердце. Профессор накрыл мою руку своей, и я с удивлением обнаружила на ладони серебряную табакерку, которую потеряла еще до своего исчезновения. На глаза против воли набежали слезы, а горло словно перетянуло жгутом. Будучи не в силах что-то сказать, я только благодарно кивнула. А ведь когда-то мне казалось, что это меня не тронет, но привязанность вопреки всему пустила корни глубоко в мою душу. — Не думала, что он еще жив. — Порт-ключ по-прежнему рабочий. Ты сможешь увидеть своего отца, когда пожелаешь. Поверь мне, он будет рад тебя видеть. — Он мне не… — хотела ответить я, но осеклась, и скомкано поблагодарив Дамблдора, покинула его кабинет. Табакерка, положенная во внутренний карман мантии, жгла мне сердце. Человек, бывший мне отцом, о котором я мечтала долгие годы, а потом презирала и ненавидела примерно столько же, был единственной моей связью с прошлым и настоящим. А также ответом на многие вопросы, которых после разговора с Дамблдором едва ли стало меньше.