Раздели со мной вечность

-И что же за нужда такая у тебя во мне, Сасори? - сладко улыбаясь, прошипел Орочимару, стараясь показать свое мнимое господство над униженным противником. Униженным - да, но не сломленным. Как бы Конан не старалась, Орочимару не чувствовал в Сасори какого-либо страха или безнадежности. Он и не сомневался, что синевласке не под силу будет справиться с таким психологически устойчивым и не потерявшим вместе с бессмертием чувство собственного достоинства и силу воли соперником, как Акасуна. Тут не физическое насилие было нужно, тут нужен был тонкий расчет и умение внушать, навязывать свое мнение и правильно подбирать слова и интонации, чтобы добиться нужного эффекта, а в этом у Конан опыта было маловато, поэтому-то она, ничего не добившись словесно, не выдержав, перешла к насилию. Это и было ее ошибкой, она показала врагу свою слабость. Проще говоря, не она Сасори, а Акасуна сам ее морально растоптал и уничтожил нравственно, с присущей ему легкостью и цинизмом. Он играючи, находясь не в самом выгодном для себя положении, разделался с ней, как матерый волк с визгливой шавкой, вынудив ее сорваться, после чего, особо не напрягаясь, отправил в психологический нокдаун. И то преимущество, которое он от этого получил, было для него очень важным, сейчас, когда перед ним предстал исполнитель главной роли в этой нелепой постановке. Орочимару... о, Сасори считал его всегда достойным соперником. Гадким, беспринципным, способным на любую самую низкую подлость по отношению к любому, но достойным. Поняв, что Конан проиграла, Орочи предпочел, наконец, появиться на сцене сам, собственной персоной перед победителем. -Должок у тебя перед нами... отдать не желаешь? - постепенно приходя в себя после жестоких истязаний, уже громче произнес Сасори, не отрывая от него горящего ненавистью враждебного взгляда. В нем по-прежнему светился красный огонек, что говорило о том, что это была не вампирская его особенность, цвет глаз менялся в зависимости от обстоятельств и чувств, которые он испытывал. На Дейдару он всегда смотрел теплым шоколадно - кофейным жаждущим взглядом, способным растопить и расплавить, покорить и заставить испытать того сильнейшее желание. А та ненависть, с которой он сейчас смотрел на Орочимару, придавала сверхсильное желание ему самому. Желание во что бы то ни было добраться до него, вцепиться руками, зубами, да неважно чем, только лишь бы лишить его тощее, тщедушное тело гнусной, низменной душонки. Разорвать в клочья, раздавить, словно жалкую букашку, сжечь на костре, чтобы даже пепла от него не осталось, чтобы даже никто и не вспомнил о его существовании... -Потрясающая злость для человеческого существа, Акасуна... невероятная ненависть! - все таким же приторным тоном, саркастически улыбаясь, произнес Орочимару, подходя к нему поближе и разглядывая его залитое кровью тело, над которым до этого потрудилась свихнувшаяся синевласка своим хлыстом. - Скажи мне, за что ты так ненавидишь меня, Сасори? -Тоже самое хотел узнать у тебя. Что такого сделал тебе Дей, что ты решил его отравить? - в окровавленном, еле сидящем на стуле Акасуне сейчас было больше достоинства и превосходства, чем в глядевшем на него сверху - вниз Орочимару. Последний хоть и чувствовал это, но никоим образом не давал понять. Акасуну он знал как достаточно сильную по характеру, стрессоустойчивую натуру, такого нанесением побоев не напугаешь, тут требовался особый подход, терпение, изворотливость и выдающийся ум. Однако, Сасори мог и сам издеваться таким манером над кем угодно и сколько угодно, пока не натешится вдоволь, как сделал это с Конан. Но Орочимару не собирался сдавать позиций, решив раз и навсегда усмирить этого неподдающегося ничьему влиянию, пользующегося исключительно только своими мозгами и следующего только своим принципам высокомерного наглеца. Он намеревался подавить в Акасуне его избыточный гонор и сбить с него излишнюю гордыню, и это могло у него получиться, в характере и умении влагать в душу нужные сомнения, он ничуть не уступал Сасори. Сейчас эти двое затевали между собой серьезный интеллектуальный поединок, и победителем в нем мог оказаться любой, точнее тот, у кого окажутся крепче нервы и значительнее умственные способности. А так же, выдержка и хладнокровие. Орочимару мягко, по-кошачьи улыбнулся и таким же мяукающим, льстивым голоском ответил на вопрос. -А Дейдара мне ничего не сделал... за него делаешь все ты, Сасори. Решаешь, думаешь, дышишь, проживаешь его жизнь. Вот я и решил освободить мальчика от его рабского пресмыкания перед твоей высокочтимой персоной. -И с чего вы все взяли, что я отношусь к нему как к своей собственности? Почему никому из вас в голову не может прийти, что мы с ним просто - напросто любим друг друга. - попытался усмехнуться Сасори, но только лишь скривился от боли. Из прокушенной губы по подбородку потекла тонкая струйка крови, теплой и живой, и Акасуна, не удержавшись, медленно лизнул ее кончиком языка, пробуя на вкус. Вкус был слегка сладковатым, полностью прочувствовать его мешала жгучая боль в губе, но того непреодолимого влечения, которое он испытывал ранее к этой животворной влаге у Сасори уже не наблюдалось, и его поступок был скорее продиктован стихийным интересом и желанием узнать, какие впечатления у него, как у человека, вызовет вкус крови. Никакие. Ни брезгливости, ни отвращения, ни особого восторга или восхищения, абсолютно нейтральные ощущения. Простая кровь, простого человека. Заметив его эту манипуляцию, Орочи с понимающей улыбкой покивал головой. -Человеческое обличие не дает возможности быстро отвыкнуть от вампирских привычек... не так ли, Сасори? Что ты чувствуешь теперь, когда стал человеком? -Жрать хочу... – издевательски - иронично ухмыльнулся Акасуна, слегка поморщившись все от той же незатихающей боли от ран, не особо надеясь, что его сарказм сразу же выведет его недруга из себя. Все-таки Орочи это не раздерганная истеричка Конан, его таким методом не получится особо задеть. -Да уж... - на изящном и довольно-таки красивом бледном лице Орочимару появилось слегка брезгливое выражение. – Низменные, первобытные потребности примитивного, презренного создания, которым ты стал... как же ты жалко выглядишь сейчас, Сасори... весьма прискорбно... Нутром Сасори почувствовал, что Орочи начал тонкую невидимую игру, направленную на подавление психики с той целью, чтобы выбить его из весьма пока стабильного равновесия, но Акасуна уступать тоже не собирался. -Я может быть жалко и выгляжу, зато ты жалок сам по себе... что тоже весьма печально. - подражая высокопарному тону соперника, парировал Сасори. - Ты не достоин быть вампиром... -Зато ты УЖЕ не вампир... - Орочимару внезапно как-то гнусненько захихикал, потирая ладошки, чем вызвал у Сасори, мягко говоря, некоторую оторопь, обескуражив его до глубины души подобным действием. По мнению Акасуны, которое сложилось у него за считанные секунды, хозяин мало отличался душевным состоянием от своей синеволосой подчиненной, только та была буйной, а этот наоборот, тихопомешанный, и место им было в самой, что ни на есть, банальной психушке. Обоим. "Запущенный случай..." - с сожалением подумал Акасуна, но тут же вспомнил, что нередко сумасшедшие ученые являлись непризнанными гениями с выдающимися способностями. Орочимару, видимо, был одним из представителей подобного сословия, если даже не самой яркой его личностью. -Я без особых усилий могу сейчас разделаться с тобой мысленно, как вампир с ничтожным смертным, но мне тогда будет не интересно и скучно. - все еще хихикая, поведал Акасуне Орочимару. - Я хочу увидеть в твоих глазах не тупое повиновение и согласие... не-е-ет... мне нужен в них страх... отчаяние... сожаление и мольба о пощаде... -Какая жалость! - все с той же иронией перебил его Сасори. -Какая жалость? - не понял Орочи. -Да-да! Какая жалость, что ты всего этого не увидишь! Смутить Орочимару подобным заявлением Акасуне не удалось, эта змея удар выдержала, а выдержав, угрожающе зашипела в ответ: -Да я уже вижу, как ты ползешь ко мне на коленях, умоляя сделать тебя обратно вампиром... - начал мечтать Орочимару, прохаживаясь перед Сасори и с хитрецой посматривая на него из-под иссиня-черной челки. Его зрачки, больше похожие на змеиные, поблескивали нездоровым светом, а на губах играла больная сумасшедшая улыбочка. "Боже... какой дурдом. Одни психи собрались". - сделал вывод Акасуна, обреченно вздохнув и в душе жалея, что является участником этого дурацкого спектакля, поставленного таким душевнобольным режиссером. А Орочимару тем временем ходил взад – вперед, и его речь набирала уже немалый пафос, несмотря на то, что больше походила на бред. -Я могу отпустить тебя на все четыре стороны, Сасори... чтобы ты мучился до конца дней своих в жалкой человеческой шкуре... чтобы ты подольше терзался, осознавая и понимая, каким всесильным вампиром ты был, сколько у тебя было власти и возможностей... и кем ты стал теперь? Ничтожным червем, мизерной букашкой... Это ведь так унизительно для такой гордой спесивой натуры, как ты, быть полтысячи лет вечным, одним из высших, и вдруг в одно мгновение превратиться в одно из незатейливых божьих созданий, которых сам когда-то презирал. - Орочимару упивался своими жуткими фантазиями, вещая все громче и громче, стараясь произвести на Сасори мощнейшее впечатление своими чудовищными вымыслами, и делал он это так умело, в свойственной ему манере, что Акасуна вдруг безотчетно ощутил что-то вроде унылой тоски и тревоги. Он молча продолжал слушать этого искусного краснослова и уже начинал понимать, как остальные могли попасть под его буквально завораживающее обаяние, имеющее почти гипнотический эффект. Орочимару то начинал говорить тихим, мягким голосом, с мурлыкающими нотками, словно усыпляя, то вдруг постепенно начинал повышать тон, будя задремавшее сознание. -Так же, я больше чем уверен, ты не позволишь себе попросить кого-нибудь из знакомых вечных укусить тебя, ведь это означает, что ты автоматически станешь рабом, подопечным... подстилкой, в конце концов, такой же бесправной, какой ты сделал своего мальчишку. О-о-о, для тебя это неприемлемый вариант! "Подчинение" и Акасуна - это два несовместимых слова! Чтобы такая надменная, амбициозная личность как ты преклонила перед кем то голову... хмм... на это было бы жутко интересно посмотреть. - продолжал психологическую атаку Орочимару, упиваясь безмолвием со стороны противника. - Но это еще не самый худший вариант! Я могу САМ укусить тебя и стать твоим хозяином. Неплохая идея, а? Ты останешься здесь навечно и будешь сидеть в этом подвале на привязи, как моя личная домашняя зверушка, а я буду издеваться над тобой, пока не приручу, буду одалживать тебя своим знакомым, пока не сделаю из тебя тупую беспрекословную скотину. По-моему, это достаточно интересная мысль... -Лучше сразу убей, - мрачно предложил ему Сасори, которого не устраивали оба варианта развития событий. Все-таки Орочимару был своего рода гений психологии, и Акасуна вынужден был это признать. Когда он так красочно расписывал ему перспективу его дальнейшего существования, Сасори действительно стало не по себе, едва он на минуту представил, что его судьба может сложиться именно так. С трудом ему удавалось держать себя в руках и не терять самообладание, чтобы не доставить еще большей радости этому маньяку. -Не напугал? - осведомился Орочимару, заглядывая Сасори в глаза. - Это я тебе еще не рассказал, что сделаю с твоим сладким блондинчиком! Я приведу его внешность в порядок, хотя она у него и так весьма очаровательная и милая, выставлю его на торги на аукционе и постараюсь продать какому-нибудь старому, страшному извращенцу, но ты волнуйся, я дорого за него возьму. За такую попку любой престарелый педик выложит немаленькие денежки, так что начинай трепетать, Сасори, больше ты уже своего мальчика никогда не увидишь! Все, что угодно, только не Дей. Это было самое страшное, что могло прийти в больную голову этого негодяя. Мозг Сасори лихорадочно заработал, пытаясь найти выход из складывающейся ситуации, и, чего уж греха таить, Орочимару удалось поселить в его душе сильное беспокойство. Дейдара всегда был слабым местом Сасори, и этот пройдоха отлично об этом знал. Он знал, что Акасуна ради мальчишки будет готов на любые жертвы и примет любые условия, и в этом смысле Орочи на данный момент одержал нелегкую, но победу. Он сумел добиться то, чего желал, да, он сумел вызвать у Сасори страх. Не за свое дальнейшее существование, нарисованное в таких черных мрачных тонах, испугался Акасуна, участь, обещанная Дейдаре, заставила его сердце сжаться, как только он подумал о том, что Орочимару не будет стоить ничего выполнить свою угрозу. Страх за любимого, теперь уже человека, не давал Сасори придумать, что он мог бы противопоставить такому жестокому посулу. Акасуна сидел и мысленно аплодировал, с ненавистью восхищаясь буйным патологическим воображением противника. Такое мог придумать не каждый, эта гадина знала, куда следует ужалить, чтобы было побольнее, и чтобы укушенный за противоядие согласен был на что угодно. -Пойдем, Конан... - обратился Орочи к своей синевласой помощнице, стоявшей все это время у стенки и наблюдавшей за преподаваемым ей мастер-классом по уничтожению врагов морально. - Я думаю, пора оставить нашего друга наедине с его мыслями, это будет для него тоже своего рода пыткой... даже пострашнее, чем твое избиение хлыстом. Конан насмешливо улыбнулась и, отойдя от стены, открыла дверь и вышла в коридор, Орочимару последовал за ней. И в этот момент, решив для себя все за одну секунду, Сасори услышал свой голос, словно со стороны. -Подожди! -Что еще? - невозмутимо оглянулся на него Орочи, в душе торжествуя. Небольшая пауза, которую взял себе Сасори для того, чтобы понять правильным будет его решение или нет, повисла в воздухе тяжелым молчанием. -Я сделаю для тебя все, что угодно... - Сасори нервно сглотнул, все еще не веря в то, что собирается сказать. - Я буду для тебя кем угодно... я подчинюсь и буду твоим рабом навеки... - короткая пауза и следом искренняя просьба. - Только отпусти мальчишку... не причиняй ему вреда. Надменная улыбка украсила бледное красивое лицо искушенного каверзника, он упивался своей победой и тем, что вынудил Сасори ПРОСИТЬ. Да, гордый, несговорчивый Акасуна именно унизительно ПРОСИЛ своего врага о сострадании. Он собирался променять свою жизнь на свободу для мальчишки, он собирался расстаться со СВОЕЙ волей, ради его благополучия, он, не задумываясь, готов был принести себя в жертву, смириться и в дальнейшем повиноваться, лишь бы только знать, что Дей освобожден, и ему ничего не угрожает. Полностью растоптав свое самолюбие и придушив свою гордыню, Сасори, тем не менее, достоинства не потерял, он прекрасно понимал, ради КОГО все это делает. Поджав губы, Орочимару надменно хмыкнул и уклончиво пообещал: -Хорошо... я подумаю над твоим предложением...