Леон Фантом

      Лаура д’Аргента обладала длинными светло-золотистыми, скорее белыми, чем рыжими, или точнее желтоватыми кудряшками до самой середины спины и была похожа на хорошенькую фарфоровую куколку из тех, которые продаются на ярмарке. На ней был желто-рыжий сарафанчик, а в руках она держала старую и уже порядком потрёпанную и замызганную, но судя по всему — горячо любимую куклу. Одноглазую, второй глаз сделан из пуговицы. В полутёмном освещении она задрала голову, жадно выцепила взглядом Фантома и, слабо всхлипывая, прижалась к нему всем телом.       Фантом не сразу понял, что произошло и весьма растерянно посмотрел на девочку. Успокаивать, в отличии от Террона, он не умел, особенно детей, особенно травмированных домашним насилием, в том числе сексуальным, в раннем возрасте. Он вообще мало имел дело с детьми, не имел дела с их слезами и элементарно не знал, что в таких ситуциях надо говорить и делать. Поэтому брюнет весьма беспомощно посмотрел в сторону Лопе, когда малютка прижалась к нему, будто он и правда был для нее более важным, чем брат или отец.       Когда он увидел её впервые, девочка была привязана к ножке кровати, в каком-то разодранном до половины платьице, в неотапливаемой холодной комнате, с кровью на ногах — и только прижимала к себе тряпичную куклу, глядя вокруг себя почти стеклянным, безжизненным взглядом. Однако… при виде ворвавшегося в комнату незнакомого мужчины в маске, скрывающей всё лицо, вместо страха, что было бы логично для такой ситуации, девочка внезапно просияла, глаза её ожили и засветились, и она протянула руки к незнакомцу с криком: «Папа, папа, наконец-то ты пришёл!» И для видавшего виды Леона это было… шоком и неожиданностью.       Что было потом… Он развязал Лауру, нашёл в шкафу новый чистый сарафанчик и протянул ей, мельком обратив внимание на портреты трёх детей, висящие на стене возле каминной полки — дети возраста плюс-минус от 9 до 12 лет, среди которых легко можно было идентифицировать и Лауру, и маленького Лопе. Третья девочка была Леону незнакома, но отдалённо напоминала темноволосую и на удивление скромную «бабочку» из борделя по прозвищу Незабудка, которая когда-то писала письмо Террону под его диктовку.       Потом он передал Лауру Лопе, а сам задержался, чтобы найти хоть какие-нибудь явные доказательства вины хозяина виллы. И, на его счастье, долго искать не прошлось — он нашёл что-то вроде блокнота, оказавшегося по сути дневником педофила, исписанным взрослым почерком, да ещё с мерзкими карандашными зарисовками.       Из этого дневника Леон узнал, что Эмилио Эстерос женился на русалке Кармен, вдове погибшего на дуэли виконта Карлоса д’Аргента, благодаря красоте её детей, а не ради неё самой. Русалка оказалась безропотная, забитая, с ослабленным материнским инстинктом и настолько сильно влюблённая в своего нового мужа и «благодетеля», что можно было хоть у неё на глазах истязать её детей, прикрываясь воспитанием — она бы и бровью не повела, во всём доверяя своему супругу. Эмилио к тому времени уже сделал карьеру как весьма важное лицо при дворе, министр и верховный лэнических инквизитор. Единственный помехой в коварных делах министра оказался старший сын Аргента Мигель, которому к тому времени было уже почти 16. Однозначно слишком взрослый для Эмилио, такими он не интересовался. А к тому же слишком самостоятельный, сильный, хорошо воспитанный и слишком любящий своих младших сестёр и брата, чтобы позволять Эстеросу развить свою коварную деятельность. Собственно, так и случилось — при первой попытке изнасиловать Мерседес, старшую сестру Лауры, на тот момент девочку, не достигшую половой зрелости, Мигель вмешался и причинил извращенцу крайне большие неудобства. Так что, на какое-то время Эмилио занял выжидательную позицию, чтобы найти хоть какой-то предлог избавиться от Мигеля максимально законным способом, тем более, что он, как огня боялся, что у Мигеля, едва он окончательно достигнет совершеннолетия, вот-вот появится покровитель, а значит — взрослый мужчина, имеющий право вмешиваться в дела семьи. Ему это было совсем не на руку. И, однажды педофилу повезло, и предлог для того, чтобы избавиться от Мигеля, в самом деле нашёлся. Этим предлогом оказался бездомный тритон Марио, которым ремесленники, а иногда и дворяне в Рико иногда не брезговали пользоваться как бесплатной проституткой на свой страх и риск, в обход Договора о сексуальной неприкосновенности тритонов на суше, на которой, впрочем, Морское Королевство как-то дружно закрыло глаза, когда речь шла конкретно о Марио, которого, казалось бы, ненавидели все в обоих королевствах. Однако, у Мигеля хватило милосердия и совести (в дневнике Эстероса было написано «глупости»), чтобы попытаться приютить плохо одетого тритончика в зимнюю стужу на вилле. Уцепившись за это, Эстерос тотчас обвинил старшего пасынка в нарушении Договора о сексуальной неприкосновенности тритонов на суше и упечь его в инквизицию с тем, чтобы вскоре казнить, как только наберётся достаточно подлогов, чтобы полностью доказать вину невиновного. Спровадив Мигеля в тюрьму и отряхнув ручки, Эстерос принялся за своё грязное дело и начал с Мерседес, а потом взялся и за более младшего Лопе. Суммарно он четыре года насиловал и истязал Мерседес и шесть лет — маленького Лопе. Лаурите в ту пору относительно «везло», потому что, пока она не достигла «любимого» возраста педофила, он «всего лишь» насиловал её в рот и заставлял смотреть на то, что он делает с Мерседес и Лопе. Эмилио был из той породы извращенцев, которым нравилось именно что насиловать, истязать, садюжить, подчинять, вызывать страх, трепет, причинять боль. Конечно, тех, кто соблазнял, развращал, растлевал детей Фантом тоже терпеть не мог, но насильники малышей и малышек вызывали в нём прямо особенное отторжение. Эстерос как будто упивался своей властью и вседозволенностью. Мерседес он в итоге вынудил стать проституткой и отдавать весь заработок ему, поскольку ко времени совершеннолетия у девушки не оказалось ни девственности, ни приданного, чтобы она могла достойно выйти замуж. Что касается Лопе, его ждала не менее незавидная участь. У Эстероса был приятель, некто Андрес Флоренс — «странный», как говорили в Каринтии, то бишь гей, который успешно избегал преследований и сумасшедшего дома благодаря тому, что женился на лесбиянке Исабель и состоял с ней в фиктивном браке, в то время как каждый из супругов творил мерзость на свой манер. Так вот, этот Флоренс вступал вроде как в отношения патроната, но вместо того, чтобы воспитывать и выращивать мужественность в своих аманте, согласно Кодексу о патронате, сильно их развращал, порабощал и делал своими сабами, или рабами, которые оказывались от него зависимы, именовали его своим хозяином и не знали большего счастья, чем секс с ним; они носили ошейники и цепи, жили на его вилле, никогда не заводили отношений ни с кем другим и тем более с женщинами, никогда не женились, одним словом — деградировали. И поскольку с годами Лопе всё взрослел и взрослел, становился всё менее интересен Эстеросу в сексуальном плане, а к тому же после полового созревания начал дерзить и «вести себя мерзко», как писал извращенец в своём дневнике, то он всеми силами мечтал передать его с рук на руки Флоренсу, что и должно было случиться на предстоящем вскоре у Флоренсов балу. Что касается Лауры, она была изнасилована… в первый раз и сравнительно недавно. Познакомься Леон с Лопе день назад… этого бы не случилось.       Как они всё это время выживали, в таких условиях и сравнительно несломленные? Леону снова вспомнилась ситуация, которая была у Дэна с его отцом — тираном и абьюзером. Но, по крайней мере, отец Дэна не был хотя бы педофилом и никогда ничего такого конкретно с ним не делал. А этот… этот был в триста раз хуже. И всё равно дети Аргента как-то сохраняли бодрость духа. Как это удавалось Мерседес — непонятно, Лопе верил в свои анархические идеи и с детства мечтал стать атаманом банды, чтобы убивать всех нечестивцев, кто избегает законной казни по суду, а Лаура — та верила в некоего мифического «настоящего папу», который «придёт и спасёт». И именно его и «узнала» в Леоне.       — Она осознала, что ты её спас, и от чего ты её спас. Да, Лаурита?.. — произнёс Лопе, поглядев на сестрёнку, а затем подняв взгляд на Фантома. — Да обними ты её уже! Никогда в жизни не имел дела с детьми, что ли?..       Девочка только покивала на слова брата, а потом уткнулась в Леона прямо мокрым от слёз лицом, успокаиваясь и постепенно замирая. Куклу при этом из руки тоже не выпустила.       —…Н-нет… — немного мандражно ответил тот и, посмотрев снова на ребёнка, весьма долго и нерешительно, сначала поднял руку и… медленно опустил той на голову, погладив по мягким, шелковистым волосам, затем чуть сузил глаза, внимательно осматривая малютку, а после и вовсе, медленно наклонился и сел перед ней на корточки с весьма наивным и детским любопытством изучая её личико.       Девчушка внимательно и с не меньшим любопытством взглянула ему в глаза, утерев с лица последние слезинки. Глаза у неё оказались большими и изумрудно-зелёными.       — Т-ты правда призрак?.. Тебя когда-то убили — и ты стал призраком?.. — полушёпотом спросила она, обняв Паука за шею.       Брюнет ошарашено замер, так как всегда считал детей чем-то очень-очень чистым и прикасаться к столь светлым созданиям, даже ему — казалось чем-то несусветным и запретным. Только если им где-то не 12-13 и более лет. Он снова посмотрел на Лопе, а затем про себя подумал, что срочно надо отдать девочку Неро. Она точно будет её самой лучшей компанией. А уж грязный, пошлый и неуравновешенный разбойник — вряд ли… Он от этого кстати и запнулся, практически теряя дар речи… на вопрос девочки.       — Ты мою куклу починишь?.. — задала Лаура уже следующий вопрос, так и не дождавшись ответа на первый. Она все ещё обнимала своего спасителя, а второй рукой — протягивала, доверяла ему свою одноглазую куклу как самое дорогое сокровище на свете.       — Ну что ты так шарахаешься, — удивился и даже слегка улыбнулся Лопе Леону. — Это ребёнок, а не стеклянная ваза.       — Родной… я из того мира, где таких ангелов, как зеницу ока, лучше беречь… — округлил тот глаза, сказав это шепотом, но вернув взгляд на девочку и её куклу, нерешительно взял ту осмотрел и прикинув, что можно сделать, кивнул.       — Да их везде нужно беречь. Но это не значит не трогать руками.       — Спасибо, па… А ты непохож на призрака, — заявила тем временем Лаура продолжая изучать его взглядом. — Почему у тебя глаза разного цвета?       — Я пойду приготовлю тебе какао, ладно, Лаурита? — снова заговорил Лопе. — Ты промёрзла, наверное…       — …ага… — еле слышно, ответила девочка.       — Закон в Каринтии — что дышло, как повернул — так и вышло, — проворчал полу-тритон, уже поворачиваясь, чтобы пойти на кухню. — Надо будет стать атаманом разбойников, как Леон, чтобы выводить на чистую воду таких, как Эстерос… иначе просто не получится ничего…       Брюнет весьма наивным взглядом осмотрел девочку и всё так же, немного боязливо, протянул к ней руку и погладил пальцами по щеке, как бы проверяя, не испугается ли она его и в этот раз. В ответ на вопрос малышки веки его дрогнули, и он проморгался, осмотревшись в поисках зеркала.       Они находились уже в «Трёх гусях», но дальнейшая судьба девочки продолжала беспокоить Леона. Куда её? В Альвийский квартал — явно не вариант. Лучше всего бы на виллу к Террону, самое надёжное и безопасное место на свете.       В голове брюнета выстроился образ огромного хищника, что весьма агрессивно бы защищал своего детёныша даже до смерти. И лишь, когда брюнет созрел для ответа, он пожал плечами:       — Глаза отражают состояние моей души… потому как ты вряд ли понимаешь слово — мутация. Правда?       Лаура не испугалась, просто серьёзно посмотрела на него, пытаясь понять смысл его слов.       — Му… нет, не понимаю. Искажение? Наложенные чары? Твоя душа наполовину синяя, наполовину чёрная? — Девчушка улыбнулась до зубов, впервые обнажив белые зубки. — Я хочу пришить Карине, — она указала на куклу, — второй глаз из синей пуговицы. Пусть будет один чёрный, другой синий, как у тебя. Пусть будет как будто твоя дочка? Карина Фантом, красиво же звучит?..       Леон, глядя на всё это, едва не выпал в ностальгию, когда его самого инвалидом забрали брошенным в больнице, посчитав безнадёжным, и Саламан был тем, кто его забрал… А ещё он чуть не расплакался, ощутив, как горько запершило в горле и представив себе всё то, через что прошла эта бедная малышка. Прошла — и не ожесточилась. Даже страха и отторжения ко всем мужчинам избежала… видимо, благодаря наличию хороших братьев.       Глаза чуть-чуть дрогнули и повлажнели, Леон проморгался, поджав губы и нервно облизнув их, быстрым жестом протер нос пальцами и кивнул.       — Да… пускай… пожалуй… Ты проголодалась? — тихо прохрипел он, явно не понимая свою сентиментальность.       Лаурита, кажется, заметила всё-таки, что что-то заставило его прослезится.       — Ой… ну, всё будет хорошо!.. — В свою очередь она коснулась его волос и погладила. — Тебя тоже кто-то обидел? Или ты одноглазую Карину жалеешь?.. Не голодная я, просто замёрзла.       В дверях появился Лопе с подносом, на котором стояли три чашки с какао и завёрнутые в чистую тряпицу плитки с шоколадом.       — Катарина шоколад из своих запасов выделила, специально для Лауры!.. — более весёлым голосом, чем раньше, заговорил он. — Фантом, будешь тоже? Горячий какао греет, освежает.       Брюнет чуть вздрогнул от голоса Лопе и повернул к нему голову, утерев глаза и прочистив горло.       — Что? Н-нет… я бы от глинтвейна не отказался…       Он вернул взгляд на куклу и хлюпнул носом, как при насморке, после чего взял свой плащ и, завернув его немного, накинул на Лауриту, раз уж она мёрзнет.       — Спасибо, папа! — обрадовалась девочка, проникновенно посмотрев на Дьявола и завернувшись в плащ, она указала брюнету на высокое кресло. — Садись, пожалуйста. А я к тебе на колени, ладно? Меня так Мигель на коленях держал, когда я мёрзла, а потом Лопе.       — Глинтвейн так глинтвейн, пойду сгоняю, — отозвался синеволосый, поставив поднос на низкий столик недалеко от кресла и пошёл опять на кухню «Трех густей».       — Ладно… — приподнял брови Фантом, будто и правда до этого спрашивал разрешения у девочки сесть.       Он закутал её в плащ более удобно, чтобы руки были снаружи и не мешали, прошёл к креслу и сел, всё ещё разглядывая девочку, как ребёнок — новую игрушку, и словно пытаясь угадать, каким будет следующее действие. Всё было так непривычно…       Завернувшись в плащ, девочка села на одну его ногу, а на вторую положила свою куклу, после чего повернулась к столику с какао и шоколадом. Отломила кусочек шоколадки и начала совать его в рот Фантому.       — Попробуй, это вкусно! Это ручной работы шоколад, мама Катарины сама его делает!       — Мне нельзя… — брюнет скромно приподнял уголки губ, тут же смягчившись в выражении, — у меня не стабильный желудок… такой шоколад мне можно только в жидком горячем виде и то в маленьких пропорциях… так что кушай сама.       — Ты болеешь?.. — слегка нахмурилась златокудрая, очень разочарованно, но не стала настаивать и откусила сама. — Может быть, тебя врачам показать или жрецам Лэна?.. А нет, нельзя же наверное, вдруг инквизиторы… этого… сунутся и найдут… Хотя они тебя в лицо ведь не знают…       — Пусть лучше и не узнают. Так как знают тебя… не хочется возвращать тебя к тому человеку снова… — выдохнул он, погладив мягкие волоски девочки с умильным восхищением её осматрвиая.       При словах «возвращать тебя к тому человеку снова» лицо малышки исказилось гримасой боли и страха.       — Ой нет… точно не нужно!.. Хотя там осталась мама. И Мерседес. И где-то у них в застенках Мигель сидит, уже много лет…       Вернувшийся с кухни Лопе поставил на столик рядом с чашками и шоколадными плитками бокал с глинтвейном для Фантома и поднял на них глаза:       — Смотритесь прямо как папа с дочкой! — тепло улыбнулся он. — Настоящий папа. С настоящей дочкой.       — Если бы моя жена была блондинкой и русалкой? — хмыкнул грустно тот, всё ещё изучая и впитывая каждую черточку лица малышки, наклонив голову в бок, а после вернул взгляд на Лопе. — Значит, будем спасть теперь твою маму, Мерседес и Мигеля?       — Маму он не обижает, она его слушается беспрекословно. Мерседес иногда бьёт. Мигеля он уже давно отправил в застенки инквизиции, после того как тот его кочергой ударил. Он его упёк за решётку, по обвинению, кстати, в связи с безумцем Марио. Вообще-то, насколько помню, Мигель хотел ему ночлег и кров предложить. Но Эстерос всё вывернул так, как ему было выгодно.       — Лопе, а почему нельзя было ночлег и кров тому тритону?.. — наивно спросила его сестрёнка.       — Потому что в Рико люди в большинстве своём злы, — пожал плечами тот.       Леон наклонил голову вбок и стал перебирать волосы девочки, постепенно заплетая их в косичку и формируя воздушный колосок. Он даже слегка и не понял, как — но у него самого получилось. Видимо, воспоминания из прошлой жизни о том, как он делал это с Неро и Джией, давали о себе знать.       — О-о-о, ты умеешь плести косички! — очень довольно запищала девочка. — Закрепил резиночкой, да? Хочешь, я тебе тоже заплету?..       Она умилённо вертелась, как птенец, и сама в свою очередь взялась сделать Фантому «причёску».       Лопе пододвинул табурет с другой стороны к столику и сел пить какао.       Спустя какое-то время дверь открылась, и на пороге показался Гаспар — он получил известие от Леона по галлофону со вставленным внутрь альвийским кристаллом о том, что произошло на вилле Аргента. И теперь стоял, с невероятным удивлением вперив взгляд в своего брата и девочку у него на коленях.       — Вау… Удочерил сиротку?.. — наконец улыбнулся он.       Леон сперва заломил бровь, немного смущённо покраснев; он придерживал Лауру руками, чтобы та на его коленях не рухнула, и, наконец, ответил:       — Можешь начинать поливать меня ехидством… но вряд ли бы ты тоже удержался, чтобы не спасти ангела.       — Я не ехидничаю! Я умиляюсь! — искренне ответил тритон, вздёрнув брови. — Не думал, что ты так нравишься детям и что тебе комфортно с ними, надо же. Ну и, как бы, поздравляю с успехом операции или вроде того.       Гаспар прошёл в комнату, вполголоса поздоровался с Лопе и тоже придвинул стул к столику, взяв одну из чашек какао.       — Ага… — вяло отозвался брюнет и, быстро кинув взгляд на куклу, сузил глаза, стараясь не мешать малютке в её мастерстве.       — Гаспар… а жемчужины у тебя найдутся?       — Найдутся, конечно. Пришить надо?.. — вежливо спросил принц у девочки.       — Только сюда подойдёт синий! — упрямо ответила девочка. — Один глазик у неё уже есть, он чёрный. Значит, второй должен быть синий! Как у папы Фантома. Она будет носить его фамилию, и будет его дочкой. Как я…       Гаспар откинулся на спинку стула:       — Бывают у нас и синие жемчужинки… Вот всегда хотел спросить: Фантом — это фамилия или кличка? — покосился он на брата. — Да мы тут все скоро начнём такими темпами носить эту фамилию. Я тоже хочу быть Фантом дель Маре.       — Дель Маре?! — Ребёнок недоверчиво покосилась на принца. — Как принца Гаспара?..       — Не похож? — слабо усмехнулся Гаспар.       — Не очень… И даже на тритона — не очень…       — Ну, это — моего брата заслуга, — кивнул Гаспар на Леона. — И дона Террона…       Девочка внимательно слушала принца и продолжала заплетать густые черные волосы мужчины в толстую косу.       Тот весьма смешно и быстро моргнул, приподняв брови, и проследил одними глазами за действиями девочки.       — Да чем вам моё прозвище так приглянулось?       — Не вертись, пожалуйста, папа, я тебе косу плету, и сейчас будет бантик…       Девочка сделала очень старательное лицо, перебирая «папины» волосы и ловко заплетая, а потом начала закручивать конец белой ленточкой, которую в самом деле повязывала в бантик.       — Ну, как бы… Речь ведь о наследии, наследстве, — кивнул Гаспар. — Прозвище там или фамилия… но я, нося такую фамилию, буду всю жизнь чувствовать себя твоим младшим братом и наследником.       — А мне Леон дал прозвище Мим, оно ведь мне подходит? — улыбнулся Лопе. — Тот, кто молчит… но делает.       — Я смотрю, у тебя какие-то преступные наклонности проявляются, — покосился на него Гаспар. — Впрочем, я ведь и сам — заместитель главы мафии, по сути.       — Ой, мы все тут преступники? — с восторгом прошептала Лаура, завязывая ленту бантиком на черных волосах Леона.       — Нашли чему учить ребёнка… — проворчал Леон, тяжело вздохнув.       — По-моему, это сильно лучше, чем учить ребёнка беспрекословно слушаться старших только потому, что они старшие, и правительства, только потому, что оно правительство, — возразил Лопе.       — Малышка, — обратился Гаспар к девочке, нагибаясь над столом. — Бывают плохие преступники. А бывают хорошие, благородные. Например, в далёкой иномирской стране Америке некоторые преступники сильно лучше правительства…       — Так бывает?. — улыбнулась девочка.       Гаспар поднял взгляд, увидел бантик на волосах Леона и не смог сдержать громкий смех.       Лопе же долго сдерживался, но в итоге не выдержал и засмеялся тоже, косясь на волосы брюнета.