Леон Фантом

      …В назначенный день на балу у сеньора и сеньоры Флоренс собралось много знатных и интересных гостей. В огромном зале пестрело от ярких и красивых дамских нарядов, платьев самых разных фасонов, драгоценностей, пахло свечным воском, табаком, ароматом духов и благовоний. В помещении было ярко и тепло, звучала музыка, раздавались весёлые, оживлённые голоса и смех, дамы вполголоса делились между собой свежими сплетнями. Звучала музыка, и, пока весёлые пары кружились в танце, а некоторые гости сидели за банкетным столом с закусками, напитками, сладостями, другие разговаривали между собой или играли в азартные игры на деньги.       Фантом, специально уложивший и даже завивший волосы, вышел из уличного экипажа, расплатился за него, осмотрел парадный вход, достал чёрную маскарадную полумаску и, приложив её к лицу, подвязал за волосами. Достаточно дорогое широкоплечее пальто с высоким воротником задавало тон таинственности, не говоря уже о нижней одежде — рубахе — гобель с открытой грудью и нитками, бархатных брюках и полу-высоких сапогах.       Брюнет поправил плащ и маску, после чего неспешно направился к главному входу. По крайней мере, по этой маске Лопе, Гаспар и некоторые другие приглашённые должны были его узнать. А уж про то, что они с Гаспаром сварили тот самый дорогущий брендовый одеколон… в который якобы добавляется формула 5 — афродизиак, упоминать не стоило. После лёгкого мороза, аромат явно должен был раскрыться. И, если Гаспар уже на балу, у него тоже есть шанс стать объектом обожания как у женщин, так и у юношей, годящихся в аманте.       Примерно в то же время, как гость в маске тихо, бесшумно и довольно незаметно вошёл в зал, возле столика со сладостями крутился наряженный и надушенный своей сестрой Хосе Гонсалвес, с огромным белым бантом на груди, и выбирал себе пирожное, пока его сестра Сильвия танцевала с Терроном. Возле мальчика тотчас появился весьма благородной наружности мужчина средних лет, богатый и сухопарый, пахнущий дорогим табаком и не менее дорогим одеколоном. Он косвенно уже знал этого мальчишку по скандальной истории в «Розе в Ландыше», которая произошла около полугода тому назад.       — Сеньор Гонсалвес? — любезно улыбнулся господин, почтительно и по-взрослому обратившись к мальчику, отчего тот сразу же просиял и улыбнулся. — Вы знаете, кто я?..       — Н-нет, сеньор… извините… — покачал головой русоволосый. — Кто-то из католических знакомых моей сестры? Я не особо поддерживаю с ними связь, и поэтому не особо запоминаю в ли…       — Бери выше, малыш. Я — королевский министр Эмилио Эстерос, и я же — глава лэнической инквизиции.       — Ого… — удивился тот, одновременно обрадовавшись и напрягшись от того, что такая важная шишка разговаривает с ним — сиротой и обедневшим дворянином, у которого и собственного дома-то нет. — Припоминаю… Вы женились на донне Кармен, вдвое виконта д’Аргента… и стали приёмным отцом для её осиротевших детей… Это очень благородно…       — Да, — улыбнулся тот, поправив галстук-бабочку и демонстрируя перед мальчиком дорогие перстни на пальцах, в том числе массивное золотое обручальное кольцо. — Могу я узнать, как вы собираетесь провести время после бала? И нет ли у вас с сестрой затруднений, скажем так, имущественного и финансового характера? Можно пожить у меня, и…       — Мы с сестрой… живём у дона Террона… так что…       — Дон Террон… кто это?.. — нахмурился министр.       — А вон он, танцует с моей сестрой, — кивнул Хосе, когда мимо протанцевали как раз те, о ком шла речь.       Тот вздохнул и нахмурился, покосившись на огромного роста брюнета с длинными прекрасными волосами. От того словно повеяло такой аурой холода, благородства и власти, что Эстерос скривился и тихо выругался сквозь зубы. Хосе был мальчик весьма хорошенький и притом, как ему казалось, сговорчивый и послушный, не то что Лопе в детстве… Очень не хотелось бы такого упускать из виду, и этот пресловутый дон Террон, кем бы он там ни был, выглядел как весьма досадная помеха. Стоило срочно про него раскопать хоть что-нибудь, похожее на уголовщину, чтобы упечь его в застенки инквизиции, как он это провернул с недальновидным Мигелем, осмелившимся предложить кров бездомному тритончику.       Леон медленно прошёлся по той стороне зала, где не танцевали, разглядывая знакомые и незнакомые лица, пока его взгляд внезапно не остановился на весьма хорошенькой, изящной девушке в длинном зелёном платье и с роскошными зелёными волосами, украшенными жемчужной диадемой. Красотка, похоже, затянулась в корсет так сильно, что ни намёка на грудь не было видно, но всё остальное было вполне себе при ней. Девушка смотрела на танцующих, но сама комкала в руках носовой платок и не танцевала.       — Сеньорита?.. Почему же вы одна и не танцуете? — ласково обратился к ней брюнет. — Вы… русалка? Судя по зелёным волосам…       Гаспар в своё время объяснил Леону, что необычный яркий цвет волос или глаз характеризует обычно его сородичей.       — Я… я… я не… — запинаясь, весьма смущённо отозвалась зелёноволосая звонким тоненьким голосом и вся аж залилась румянцем, опуская глаза, — …не… не умею танцевать…       Разноглазый хмыкнул и оценивающе оглядел фигурку русалки.       — Научиться никогда не поздно… А вот… — Его взгляд внезапно случайно упал на чайный столик, возле которого Хосе разговаривал с Эстеросом. Как выглядит Эстерос, Леон уже знал, Лопе и Лаура ему портрет показывали. Так что о том, что этому мерзавцу надо от ребёнка, тот догадался сразу, как только эту сцену увидел. — …Мальчонка умеет, интересно? За ним бы присмотреть… или хочешь, чтобы я посодействовал?       — …Я присмотрю, сеньор, но не понимаю, что ему может угрожать? — шепнула красавица, всё также не поднимая глаз маску незнакомца и, чуть запинаясь, продолжила: — А вы… вы… уже поздоровались с хозяином, с доном… Андресом?.. И его прекрасной супругой… которая почему-то танцует только с дамой… Кавалеров в зале полно!..       — Да… жду очереди… — кивнул тот, неоднозначно проследив за Эстеросом. — А вон… то лицо… огради от мальчика, пожалуйста… а то, не дай Марротуррон… снова его спасать придется…       В ответ на немного удивлённый взгляд незнакомки, Леон взял её за руку и, наклонившись, поцеловал её пальцы, после чего просунул между ними небольшую записку.       — А… это же… м-министр Эстерос… инквизитор…       Зеленоволосая зарделась так сильно, что, казалось, готова на месте провалиться от смущения. Она лишь вскользь посмотрела на человека в маске, опустила голову и осторожно развернула между ладонями записку, чтобы было не видно.       — Не обязательно ввязываться в неприятности… просто будь рядом с мальчишкой… ладно? — улыбнулся Леон и немного двусмысленно протянул: — Королевский министр очень любит детей… даже слишком сильно их любит… чтобы позволить ему оставаться с ними наедине…       В записке же значилось предложение поехать после бала в таверну «Три гуся» для приятного времяпровождения. Откровенно говоря, Леон не питал никаких иллюзий и надежд, что такая скромная и стыдливая знатная дама, русалка, клюнёт на такое предложение, тем более поступившее от того, лица которого она полностью не видит и имени которого не знает. Каково же было его удивление, когда незнакомка, зарумянившись ещё сильнее прежнего, спрятала записку под корсет и, присев в довольно неуклюжем реверансе, пробормотала:       — …Я обязательно приду… сеньор… Только будьте осторожны… Если инквизиция узнает — вам конец…       Последние фразы Дьявола немного озадачили — причём тут инквизиция и что такого противозаконного в том, чтобы пригласить девушку на свидание, пусть даже она русалка и дворянка? Но он не решился переспросить, чтобы не выглядеть дураком, а, вместо этого, раскланялся с девушкой и, заметив неподалёку развалившегося в кресле с бокалом вина в руках нарядного и напудренного Гаспара, пошёл прямиком в ту сторону.       — Ты благоухаешь, как цветок любви, — приветствовал тритон названного брата, поднимая взгляд на маску.       — Да, и ты тоже, — усмехнулся тот. — Первые жертвы твоего шарма и аромата уже нашлись?       — Да… Толпа кандидаток в невесты — кто ещё может найтись для принца тритонов? Но мне не это нужно сейчас… А как у тебя дела на любовном фронте? Или ты в основном поинтриговать сюда пришёл?       — Да, как-то так. Слушай… а ты знаешь вон ту русалку с зелёными волосами?       Фантом кивнул в сторону девушки, с которой только что разговаривал.       — Которую?.. — Гаспар обернулся в ту сторону. — Э… Да… знаю… Но это не русалка.       — Вот как?.. Она человек?       Гаспар рассмеялся:       — Нет, Паук. Это тритон. Просто он трап. Вот такой чудик у меня есть в свите, да… Ведь каринтийским языком просил, и не один раз, надеть парадный мундир — а он опять мамино платье нацепил… извращенец…       — Ты шутишь… — ошеломлённо прошептал брюнет. — У неё абсолютно женская внешность, и голос женский, и поведение… С грудью только не повезло… Но это же девушка, Гаспи.       — Это стражник почётного караула, дель Гомес, младший брат королевского советника, дона Фелиппе, я его давно знаю.       — …Так вот почему ты слово «тритончик» как ругательное воспринимаешь… — вздохнул разноглазый. — Молодые тритоны все так выглядят?       — Ну… Не все… Но многие, да, такой внешности, что переоденешь в девушку — не заметишь разницы. Но не все… Я так не выгляжу. Хотя, когда-то, наверное, выглядел…       — Ну, сравнил тоже. Ты у нас парень что надо, а вовсе не тритончик. — Леон успокаивающе и подбадривающе похлопал принца по плечу, что со стороны смотрелось довольно фамильярно — и несколько гостей тотчас отметили, что некий таинственный незнакомец в маске панибратски хлопает наследника Морского Королевства по плечу. — А я ей свидание назначил… ему, то есть, получается.       — Отменяй, — отрезал Гаспар.       — Почему? — пожал плечами разноглазый. — Ну, подумаешь, тритон. Пусть будет тритон. Он всё равно как девушка.       — Да? А как же Договор о сексуальной неприкосновенности тритонов на суше? Выброси лучше всякие авантюры из головы, Паук. За такую хрень смертная казнь полагается.       — Ага, понял… Ладно… — довольно неопределённо и невнятно ответил Фантом. — Пойду посмотрю, как там дела у Лопе. Его неприятный отчим хотел его на этом балу вроде как сбыть Андресу Флоренсу. Придётся устроить шоу, смотри не пропусти, весело будет.       — Паук, ты ввязываешься в опасные политические… — начал было Гаспар, но тут заметил, что Леона рядом уже нет — он прямиком направился туда, где увидел хозяина бала Андреса вместе с Лопе и с Эмилио, который уже закончил разговор с Хосе и вернулся к пасынку.       — Вот, принимай, — кивнул Эмилио своему другу Андресу Флоренсу — молодому человеку лет 25-ти весьма холёной и даже слащавой внешности, со светлыми волосами, довольно аккуратно с концов окрашенных рыжей хной, и указал на Лопе. — Наполовину тритончик, тело как у тритончика, тебе должно понравиться. Но характер — ой-ё… явно не в мать, увы. Сможешь перевоспитать? Видимо в отца покойного, авантюриста и сорвиголову этого, который, пока на шпагу противника не наткнулся, так всё никак и не мог успокоиться.       — Ну да, ну да… — засмеялся тот, весьма довольным мягким смехом и под столом незаметно положил руку на колено юноши. — Но и его убийце не позавидуешь, потому что почти сразу после смерти виконта дон Альварес отправил того следом же к Марротуррону.       Лопе прикрыл глаза и вспомнил уютные, тёплые и спокойные домашние вечера, когда ещё был жив его родной отец, Карлос А. дель Аргента. Инициал «А.» в его имени обозначал фамилию его покровителя, графа Альвареса Альбы. Так иногда в Каринтии делали — брали первую букву фамилии покровителя, или приёмного, номинального отца и в знак уважения приставляли к своему имени, между именем собственным и фамилией. Казалось бы, что могло быть общего у двух таких разных людей, как Карлос и Альварес? Карлос был в самом деле авантюрного склада, взбалмошный, вспыльчивый, горячий, а главное — терпеть не мог всякие законы и правила, считая, что они всё равно не работают, а главное, не любил монархию и чудачил почём зря — например, своих крепостных крестьян всех распустил, деревни распродал, деньги пустил на образование детей-сирот и при этом ни песо не положил в казну лэнического храма, утверждая, что богам нужны не деньги и молитвы, а достойные дела. Дядя Альварес, напротив, почитал и уважал законы, правила, кодексы и предписания превыше всего, монархию считал опорой и надеждой Каринтии, а государя — самым важным и главным реформатором в жизни общества (в отличии от Карлоса, который утверждал, что реформы должны идти снизу). Но сколько бы они не спорили между собой по тем или иным вопросам, одно у них было общее — чёткие моральные принципы, определяющие линию поведения, сострадательность, гуманизм и порядочность. Они не походили, конечно, на ханжей, католических святых или чопорных марротуррианцев, но никогда не путали между собой… любовь и порок. Виконт д’Аргента-старший любил выпить — но никогда не скатывался в пьянство, любил женщин — но никогда не изменял своей супруге, донне Кармен. «И это не я такой хороший, — любил повторять он, — это Альварес хороший, а я всем обязан ему, его правильному воспитанию». Случай правильного патроната, один случай на… десятки и сотни неправильных. В ту пору… в доме звучали смех и музыка, в глазах Кармен сияло мягкое, свободное, раскованное счастье, а дети Карлоса и дети Альвареса играли на ковре друг с другом, пока их отцы, куря и смеясь, обсуждали политику и экономику. Будь дядя Альварес жив, он ни за что бы не позволил Эстеросу истязать детей своего любимого аманте, он пожертвовал бы жизнью, лишь бы вывести нечестивого министра на чистую волю — но дядя Альварес тоже давно умер… Завещав перед смертью своим сыновьям, Архану и Диего, всегда и во всём помогать детям виконта. Но и те узнали поздно… слишком поздно… Лопе скривился, встряхнул синей густой чёлкой и сбросил с колена руку Флоренса, молча, не удостоив того и взглядом.       — Смотри-ка… какой строптивый, — довольно засмеялся тот. — Мне уже не терпится его… поперевоспитывать… — и по его интонациям и взгляду Лопе сразу догадался о еле скрываемому вожделению, который тот испытывает в этот момент к нему. — Пойдём-ка в мою спальню…       Он схватил юношу за руку и потянул за собой — тот не давался.       — Лопе… Что это ещё за демонстрация протеста опять такая, а?! — сурово прошептал Эмилио, наклонившись к пасынку. — Совсем от рук отбился… Или тебе напомнить, что я всё ещё твой, как бы, отец, и имею право тебя выпороть… А совсем скоро это право официально перейдёт к дону Андресу — как к твоему покровителю.       — Законы вы, конечно, знаете хорошо, дон Эмилио… — дерзко улыбаясь и вскинув голову, ответил синеволосый, — но…       — Называй меня «отец», — нахмурился тот.       — Я никогда вас так не называл, и не буду, — довольно громко заявил тот, привлекая к ним внимание всех тех, кто оказался поблизости.       Глаза министра сверкнули яростью, он вскочил и замахнулся, чтобы отвесить пасынку публичную пощёчину. Да, он не боялся никаких последствий в виде дуэли — ведь это он с детства растил этого наглеца, и он, конечно, позаботился о том, чтобы фехтовать виконт не умел, а также о том, чтобы у него не появился какой-нибудь угрожающий покровитель вроде сыновей Альвареса — вот их он боялся больше всех, оба отменные фехтовальщики.       Уж сколько пощёчин, хоть и не публичных, Лопе получал раньше от отчима — не сосчитать, сколько он их стерпел — но в этот раз он перехватил его за запястье и чётко и уверенно ответил:       — Не советую… Потому что покровитель у меня уже есть, и это — не дон Андрес. Ударишь — будешь вызван на дуэль моим покровителем. Дуэльный Кодекс Королевства Каринтия.       Толпа гостей, оказавшихся рядом взволнованно загудела и замерла, став невольными свидетелями этой сцены. Эмилио переглянулся с Андресом и раздражённо оглянулся на зевак — пусть даже Лопе несёт откровенную чушь сейчас, но ведёт он себя даже сильно более дерзко, чем когда-либо раньше, устраивает дурацкие провокации и делает это вопиюще публично.       «Браво, сынок», — подумал про себя Леон, который уже стоял недалеко, за спиной Диего, пока ещё никем из участников конфликта незамеченный.       " …А может, и не чушь?..» — со внезапным ужасом подумал Эмилио, столкнувшись со взглядом почти непроницаемых чёрных глаз Диего, стоявшей рядом с ним дамы, господина в мундире, ещё кого-то. Он медленно опустил занесённую для удара руку, но отступать и не собирался.       — Дон Андрес, — обратился министр в оторопевшему от всего этого приятелю, — я помогу вам отвести моего пасынка… и вашего аманте в вашу спальню, если уж он так ломается.       …И только сейчас, когда Андрес и Эмилио оба схватили полу-тритона за руки и поволокли из-за стола, всю дерзость с Лопе смахнуло, как рукой, лицо юнца побледнело, а в глазах отразился неподдельный страх. Годами… годами он в детстве прятался под кроватью, под столом, в сундуке — в страхе перед отчимом, годами… пытался избежать отведённой ему участи — но ни разу не избежал. В приступе панике виконт вглядывался в лица приглашённых, отыскивая взглядом знакомую маску, и с его губ, произнесённое паническим, свистящим шёпотом сорвалось только одно слово:       — …Отец…       Отец!!!!!       Лопе вспомнил, как сжимался на холодном полу в болезненной судороге, держась руками за живот и чувствуя неприятное, болезненное онемение ниже пояса и в ногах; вся внутренняя поверхность его бёдер была испачкана смесью крови, спермы и экскрементов.       — Вставай и иди мыться, — брезгливо пробормотал возвышающийся над ним отчим и больно пнул ребёнка под рёбра.       — Я не… не… не могу… вста-а-ать… — простонал Лопе, съёживаясь ещё сильнее. Он не лгал, всё его тело болезненно ломило и не слушалось. И хоть он ещё плохо понимал, что с ним случилось, но уже остро чувствовал себя осквернённым, униженным, раздавленным, как червь на дороге, по которой только что проехала карета.       — Можешь, можешь… — садистки усмехнулся Эмилио. — Или хочешь, чтобы за это расплатилась маленькая Лаурита? Мне позвать её? Лаурита-а-а…       — Нет, нет, только не она, только не её! — вскричал мальчик, в ужасе за 3-летниюю сестрёнку.       Он сделал рывок и, цепляясь на стенку, попытался встать на дрожащих, трясущихся, непослушных ногах — но тотчас рухнул на пол и разразился рыданиями, в отчаянии выдирая свои синие волосы и выкрикивая только одно слово:       — О--о-отец… Отец!!! Оте-е-е-е-ец!!!       — Твой отец мёртв и тебе не поможет, — спокойно и даже будто ласково ответил Эстерос, усмехаясь. — Твой отец — это я.       Но маленький Лопе, расцарапывая руками личико, отвернулся от него и ещё громче заголосил:       — Отец!!!!!!       …И отец услышал… Взгляд встревоженных фиолетовых глаз виконта наконец нашёл того, кого искал, и остановился. На губах юноши заиграла жуткая улыбочка, а весь его вид словно преобразился так, словно за его спиной стоял дьявол-хранитель рода человеческого. Он обернулся к отчиму и просверлил его взглядом с такой отчаянной ненавистью, что тому даже на секунду изменило самообладание, и стало не по себе.       Фантом целенаправленно двинулся к ним, подвинув мешающего пройти Диего, поправил перчатку и маску и окликнул Лопе:       — Милый!..       Он весьма приветливо и нежно улыбнулся. Да уж… Фантом явно не просто на представление рассчитывал, а хотел всем, и в частности хозяевам дома устроить сюрприз… и немного шока. Тем более, что Лопе был заранее предупреждён о сценарии этого фарса и мог подыграть.       — Да хранит тебя Марротуррон, мой патрон, — отозвался виконт с такой же милой улыбкой.       — А это ещё кто?! — нахмурился Флоренс и сжал руку на запястье Лопе, переглянувшись с Эстеросом: — Эмилио!.. Ты же обещал, никаких покровителей до меня…       Стоявшая рядом с ним донна Исабель, его официальная супруга, замерла и посмотрела на человека в полумаске, прижав веер к груди.       — Хотел бы я сам знать, кто это… — проворчал окончательно растерявшийся и сбитый с толку министр.       Фантом прошёл к ним обоим, не обращая внимания на министра и его приятеля, потянул рукав рубахи, махнул рукой, как фокусник — и тут же достал ловким движением ландыш, протянув его синеволосому, зажав между пальцев и сделав радостное, но изумленное выражение… пусть и только глазами.       — А, что ты здесь делаешь? Да еще и не в одиночестве? Неужели меня ждал?       — Спасибо! — улыбнулся виконт, понюхав цветочек и спрятав его в грудной карман синего жилета. — Да, тебя ждал.       Ему очень хотелось рассмеяться… потому что Леона он воспринимал как отца, но по «сценарию» тот должен был изображать именно сексуального покровителя, и ему нужно было подыграть, чтобы побесить этих двух. И фокус удался.       Флоренс агрессивно повернулся к Фантому:       — Что это за цирк? Какое право вы имеете делать гнусные намёки моему аманте? Вы скрываетесь под маской, потому что боитесь, что я оскорблю вас публичной пощёчиной, и вам придётся принять вызов на поединок?! А ты, — шикнул он на Лопе, — должен повиноваться своему отчиму и первому министру Каринтии!       — Повиноваться?.. Я же анархист, — обезоруживающе улыбаясь, но очень громко произнес Лопе.       Близлежащие гости вперили глаза в юношу и таинственного гостя в маске. Послышались шепотки.       Фантом весьма нагло втиснулся между ними и посмотрев с весьма лукавой и какой-то таинственной улыбочкой на Флоренса, расцепив их руки, а потом и расцепил руки отчима и пасынка.       — В маске я, сеньор… — он отнял руку Лопе из руки хозяина дома, — чтобы вы случайно не влюбились в мой лик, или не ужаснулись его… а такое, поверьте случается… Но, разве вам было не достаточно его слов, что он — чужой аманте?       По окружавшей их толпе прошёлся новый гул. Дело в том, что некоторое время назад по Рико ходил слух, что какой-то дворянин с фамилией на букву А, имеет в покровителях самого Леча. Там была совсем другая ситуация, слух имел совсем другую почву, да и замешанный дворянин был совсем другой… но теперь именно этот слух пришёлся как нельзя кстати. Доверчивые, немного суеверные каринтийцы ахнули, дамы крепче сжали в руках вееры или руки своих кавалеров, а одна, самая видимо слабонервная, рухнула без сознания на руки своему кавалеру — впрочем, Фантом не сомневался, что обморок был не настоящий.       — Вы, я смотрю, мните себя самим Владыкой Лечем — Огнём Всепожирающим, если ваш лик так прекрасен и ужасен, что в вас можно влюбиться или ужаснуться?! — недоверчиво насупился Флоренс. — И…       Он осёкся на полуслове и внимательно оглядел грудь, пресс и ноги Фантома, почувствовав аромат афродизиака.       — Кто знает?.. — пожал плечами Леон. — А о культе Фуруэра, Сжигающего Заживо, вы слышали когда-нибудь, сеньор Флоренс? В Мару считалось, что Фуруэр, который людей не любит и в их развитие не верит, ездит на своём огненном коне и заживо сжигает всяких извращенцев. И это притом, что Фуруэр — далеко не самый благопристойный моррок, но надо же, от человеческих грехов даже ему плохо становится.       — Эмилио!.. — беспомощно обернулся в сторону министра Андерс. — Как это всё понимать? Ты заявлял, что твой пасынок почти дев…       — Он вас обманул, — усмехнулся Леон. — Правда, дон Эмилио? Или ваш «странный» приятель не в курсе, что у вас даже ещё более странные предпочтения, чем у него?       — Тссс!.. Что вы тут устроили… при дамах… — побледнел Эмилио и поднял взгляд на Дьявола:       — Ваша фамилия, сеньор?..       — Девил’э… — представился тот, переведя взгляд на отчима Лопе и успокаивающе приобняв виконта. Стоя теперь перед лицом этого лютого негодяя и обидчика _его_ детей, Леон неистово жалел только о том, что не мог оказаться с ним на много лет раньше, чтобы предотвратить случившееся с детьми несчастье.       Лопе же глубоко дышал, опустив глаза и чувствуя себя наконец-то в полной безопасности рядом с отцом.       Флоренс наблюдал за всем этим с видом обиженного ребёнка, у которого только что отобрали вожделенную конфетку и отдали кому-то другому. Министр же недовольно сверкнул глазами:       — Сеньор Дэвил’э, вы наверное плохо знаете законы нашей страны. Юноша подчиняется отцу, или отчиму, власть которого может оспорить только покровитель, в данном случае — дон Андрес. Потому что я сам его ему вручил…       — А как давно вы его ему вручили? — снова сузил глаза и улыбнулся брюнет, перекинув взгляд с одного на другого. — Ведь, если, по вашему мнению, я плохо знаю законы Каринтии… то, как начет того закона, который обязал неких господ позаботиться о вашем пасынке? И они это сделали… связались со мной… или вы думали… — Он красноречиво вперил взгляд во Флоренса. —… что Лопе стал моим аманте только вчера?..       На этом месте нервы Флоренса сдали окончательно, и он аж подскочил на месте, вперив ненавидящий взгляд… во всё ещё стоявшего рядом с улыбкой на лице Диего, с криком:       — Проклятые щенки проклятого Альвареса! Если бы ваш отец был жив, его бы стоило убить заново!       Диего на такое заявление рассмеялся и похлопал в ладоши, после чего взглянул на Леона и Лопе и ответил:       — Сеньор Дэвил’э сказал правду. Я подтверждаю, что он является покровителем дона Лопе уже давно, а познакомились они по нашей с Арханом рекомендации.       Лицо Эстероса при этих словах превратилось в бледную гипсовую маску… Его внезапно осенило, как и кем могла быть похищена с виллы Лаура и его дневник, осенило, что некто, возможно, уже пару лет за ним наблюдает и ждёт своего часа. Глаза министра панически забегали.       Андрес стоял рядом, около Эмилио, и ждал его вердикта, беспомощно опустив руки.       --…Проклятые юноши… — вырвалось у министра сквозь зубы. — .Щенки… Проклятый Альварес и его отродья… Проклятый патронат… Лопе! Ты! Меня! Ослушался! Ну, хорошо, — наконец медленно произнёс он: — Тогда я просто применю свою власть как лэнического инквизитора и первого министра Каринтии. Для того, чтобы у вас, сеньор, отобрать незаслуженно вам доставшегося аманте, и передать его сеньору Флоренсу.       Андрес кивнул.       — И снимите уже маску!       — У-у-у… — протянул Леон с немного сочувственной интонацией. — Какие доблестные мужи в правительстве Каринтии сидят… У вас есть законы, которые вы написали, которые вас устраивают и вам удобны. У вас есть патронат. Но нету яиц, чтобы ваши же собственные законы соблюдать… чтобы соблюдать хотя бы то, что в ваших же Кодексах написано… Как мне это напоминает… одного императора по прозвищу Калигула, который сделал сенатором своего коня… Потому что законов насчёт «отобрать у кого-то аманте и передать другому» в Каринтии нет. Вы вообще Кодекс о патронате-то хотя бы открывали?..       Среди стоявших рядом гостей послышался смех. Министр не открывал Кодекс о патронате? Это было смешно… настолько смешно, что гости непроизвольно развеселились.       — К тому же, — продолжил Леон, — как можно отобрать аманте у того, кого не существует? У призрака?.. Или считаете себе вправе отбирать аманте у дьявола или у бога?.. Маску снимать я не буду, не хочу задохнуться от вашего самомнения, знаете ли, от вас дурно пахнет… от одного из вас как-то подозрительно воняет детской кровью и слезами… а от другого…       — ЗАМОЛЧИТЕ!!! — почти в один голос крикнули Эмилио и Андрес.       Диего улыбнулся и кивнул министру:       — Но формально, по закону Каринтии, утверждённому королём и верховным жрецом Лэна, ваши полномочия министра не дают вам никакого права отбирать у кого-то аманте. Точно также как вы не можете отобрать жену. Согласно 5-й статье…       — Ого, — оценил Дьявол, — я смотрю, дон Диего знает законы лучше министра? Давайте лучше его назначим министром.       — У дона Диего есть в прошлом судимость, — отрезал вконец рассерженный и обескураженный Эстерос. — Озвучить, за что?       — А у вас судимости пока нет, это верно, — покивал человек в маске. — Но если уж вам очень хочется устроить публичную стирку грязного белья и опорочить имя графа Альба, то готовы ли вы публично обсудить свои собственные грехи?       — Хватит, дон Диего, это всё ваших рук работа?! — Эстерос агрессивно обернулся к Стервятнику.       А вот Флорес побледнел, поглядывая на Фантома и потрогал министра за рукав:       — Эмилио… Вы помните, некоторое время назад легенда хотела, что кто-то из дворян в Рико с Владыкой встречается…       — Это же байка!       — Кто-то из дворян, с фамилией на букву «А». Аргента…       — Да ну, что за чушь!..       Позади смешки резко смолкли. Леона изучали, разглядывали во все глаза десятки пар глаз.       — Смейтесь-смейтесь же!.. Смейтесь, — патетично подняв руку и обращаясь к зевакам, произнёс Леон. — Смех продлевает жизнь… Как говорил Сократ, мудр тот, кто может посмеяться даже над собой. Если я смешной — смейтесь надо мной, я не против. Но если смешной не я…       Фантом выдохнул и, пройдя сзади к Эстеросу, наклонился к его уху, чтобы так же слышал и Флоренс. Он положил руки им на плечи и начал тише, чтобы слышали только они и Диего:       — …Если я не призрак, не дьявол и не бог, тогда… откуда же я знаю… что дон Флоренс ложится с юношами и мужчинами, а вы… дон Эмилио… предпочитаете… детей…?       Голос снизился до угрожающих, трескучих ноток, но говорил Фантом полу-шепотом. Тихо.       Услышав эти интонации, напоминающие гул и треск пламени, Эстерос содрогнулся всем телом и закрыл лицо руками, внезапно вспомнив один часто повторяющийся и уже довольно давно мучающий его кошмар.       — …Фуруэр… — прошептал он. — …Сжигающий Заживо…       — Вот и славно, дон Эмилио, — ехидно хмыкнул Леон и повернулся к Флоренсу: — Славно… а вот к вам, дон Флоренс… у меня будет парочка вопросов… — он повернул голову к дворянину, — есть место, где мы можем переговорить? Только вы, я, мой аманте и… ваша супруга, донна Исабель.       — К-конечно… с-следуйте за мной… — чуть запинаясь, проговорил Флоренс, кивнув на выход из залы в сторону курительной и дальше по лестнице вверх.