Узники хоминга.

Ран проснулся в паршивом настроении и пошёл в душ, скидывая с себя руку девки на ночь, которую не успел прогнать, так как почти сразу же вырубился после долгой ночи и бурного секса. Голова побаливала и он мгновенно встал под струи холодной воды, опустив её и опираясь рукой о стену перед собой. Обычно это длилось не долго, а после перепиха с омегой: если не унималась, то хотябы немного стихала. Ран сделал напор воды сильнее и постоял так ещё, но чëртова боль и не собиралась его покидать, а шмальнула в висок пульсируя сильнее. — Хуева мигрень. — он коротко простонал хватаясь другой рукой за голову, опуская её протëр лицо от воды, устало сгорбился словно и не спал вовсе или будто бы ему пришлось спать на камнях. Намотав вокруг бëдер белое махровое полотенце, альфа вернулся к себе и не обращая внимания на проснувшуюся в своей постели довольную девушку, потянулся за болеутоляющим в верхнем ящике своего комода. Его решили обнять со спины, прижимаясь полушариями, возбуждëнные соски которых, тëрлись об его влажную кожу через тонкую ткань платья: возможно преднамеренно забыв одеть бюстгалтер, надеясь на продолжение. Ран, охотно принявший такое заманчивое предложение ещё вчера, сегодня глотая таблетку хмурится от отвращения: — Почему ты ещё здесь? — Ммм? А ты что, выгоняешь меня? Мне показалось, ночью тебе было хорошо. — приторно-мягко прощебетала девушка, явно удовлетворëнная проведëнной ночью, головой касаясь мужского плеча. Битым стеклом таблетка царапает горло с трудом проваливаясь дальше по пищеводу: Ран такое дерьмо терпеть не может. Вечеринки устраиваемые на их с братом хате ни разу не детские посиделки до десяти вечера. У них устоявшаяся узкая компания и если тебя не приглашали «свои», вход за эту дверь заказан. Ну а раз пригласили и впустили, будь добр следовать заведëнному этикету порядку: расслабься, пей, ебись с разрешения хозяев и с первыми лучами солнца, а ещë лучше — с первой зарëй, не забудь съебать. Об этом, как правило, осведомлены все переступающие порог их дома. А эта, то ли думает что умнее других, то ли дурой прикидывается, раз за пару часов знакомства порево, нафантазировала себе поеботину про парочку влюблëнных или ещё противнее — новобрачных после первой брачной ночи. Было бы кому и что напридумывать: там поле пахано не одним Раном. — Показалось. — альфа одëргивает плечо, скидывая с себя омегу и разворачивается к ней лицом. — Ты себя видела? При тусклом свете любая овца за породистую сойдëт. Чтоб к моменту, как я вернусь в комнату, съебала отсюда. От такого оскорбления омега вздрагивает и отшатывается к краю кровати. Ран отпивает из стакана смывая горечь анальгетика и обращается к выходу, своим равнодушием поторапливая девушку собрать своë шмотьë и исчезнуть, как можно скорее. Уже воображает, что когда вернëтся к себе: завалится спать, как он любит и как привык — восстанавливать прерванный режим сна спячкой до позднего обеда. Но! Стоит ему с чаянием сладких надежд повезти рукой по косяку, его удовлетворение смывает, как прибрежный песок морской волной. Молодой альфа вытягивается подсознательно: обоняние обострëнное головной болью, забористый запах брата — перегретый и по чуждому бархатный, примешенный с поволокой сладкой теплоты улавливает прежде, чем ручка двери в его комнату тянется вверх, достигая предела и — в дверях появляется она... Даки. Они замирают оба. Её запах так силëн, что если бы не перебивающие аккорды Риндо, она могла бы наполнить благоуханием небольшой палисадник и будь омеги действительно цветами, чтобы услышать аромат других её сородичей — к ним пришлось бы наклониться. Возможно по это причине, Ран упускает из видимости обходящую его: прижимая к себе свои пожитки омегу, что при виде себе подобной прибирает шаг и только после, выходит из-за его плеча и несëтся скорее к выходу. Даки не задерживается тоже и выбегает почти следом. А ему, её этот странный, несуразный кивок, покоя не даëт и напрочь перебивает желанный сон. Риндо это раздражение знакомо с детства и что брат не выспался он видит с порога. Ран сложил руки на груди и подложил подушку под спину, а его босые стопы закинуты на подлокотник кресла по соседству. За спиной несмотря на прохладную погоду, настежь распахнута дверь выводящая на террасу и как парус надувается полупрозрачная занавеска. Риндо разулся и хлопнул входной, лицо окатил лëгкий сквозняк. — Не выспался и решил яйца застудить? — отодвинув обувь ногой он поспешил закрыть террасу. — Решил проветрить. Ты мне конечно брат, но будь блядь бережнее оставляя у себя подруг, не распространяй свои феромоны на всю хату, Риндо. — с отвращением ко всему отчитал его Ран. — Моей нервной системе каюк от таких выбросов. — он прикрывает глаза. Кажется в момент когда брат проходит за ним, боль в висках возвращается. — Тебе то? — Риндо задëргивает штору и издаëт короткий, обрывистый звук: он то и Рана? Не, ну досадить и вывести он его своими феромонами конечно может, но зачем ему нагонять на себя его гнев? У Рана и так через день трещала голова, а в хуëвом расположении духа брат совсем со стороны выглядел жутко. Риндо всю свою осознанную жизнь помнит, что Ран о нëм печëтся и на ком, а на нëм подавление он никогда не использовал. А если и такое произойдет, что-то Риндо подсказывает — в этой биологической битве наврядли он может его подавить. Доминантность в их роду — хуй знает через какое колено и от кого, но перешло именно к старшему, а вместе с этой хромосомой в подарок и гормональный дисбаланс, в виду чего он страдал агрессией и головными болями. — Как её? Вчера... Резвую, как звали? Касуми! Точно. Чë, не помогла? Решив заварить зелёный чай он включает электрический чайник. Риндо то такую горькую гадость не пьëт, а вот брату с его недугом он смягчает симптомы, успокаивает и помогает уснуть. Ран крутит в воздухе рукой, показывая так-сяк. Ни туды и ни сюды. Эффект от проведённого с омегами времени всегда короткий и не стойкий: отступала только головная боль, но стабилизировать нестабильность его феромонов рецисивные никак помочь не могли. С кем-то из них улучшение состояния держалось дольше, а с кем-то...как с Касуми — делалось только хуже. По этому Ран с разной периодичностью партнëрш своих менял. Вчерашней видать, совсем не повезло... — А что с твоей? Зацепила, как Аю из средней? — помассировав виски спросил Ран, прислушиваясь к шуму подогревающейся воды. Риндо хроничками не страдал. По темпераменту младший был больно избирательный и на омег западал редко. А эту, Даки, до утра в их доме оставил. — Не ты ли говорил, что у неё запаха нет. Риндо ремарку брата об Аю сигнорировал. Клявшаяся в одной к нему любви единственная влюблённость из средней школы, быстро соскочившая с одного хуя на другой, скатила его ожидания к омегам к чистому нулю и разрушила завышенные стандарты. Хотя сам Риндо, до этого, постоянство, завышенным качеством не считал. — Ты сам предложил проверить. — лениво осадил младший. — Я — озвучил. Устроить, чтобы она пришла к нам было твоей идеей, братец. С губ Риндо в очередной раз срывается отрывистый звук. Ран приложил усилий не меньше к вчершнему фарсу. При виде новой незнакомой омеги в школе, Риндо в отличии от брата никакого запаха не почувствовал. Это и подстегнуло двух альф подстроить её вчерашнее появление на их вечеринке. Всего-то стоило припугнуть пару бет, свернуть чужой гульдëшь и дать указания направить их с подружкой к ним домой. И за исключением последнего пункта всем остальным занимался непосредственно сам Ран. — Окей, ты был прав. Она действительно омега. Ну, да. — соглашается Риндо, снимая чайник с подогрева и подливая кипяток в две чашки с травами. —Ты из-за неё такой кислый? — Ты же сказал ничего от неё не чувствуешь? — повторяет альфа, но уже в вопросительной интонации. — У неё противоферомоновый пластырь. — указывая на свой затылок говорит младший. — Бля... Вылетело из головы. Шион всë надеется на омегу залезть, вчера запрещëнку пронëс. Новенькую с этой дури развезло в ванной, так и понял, что омега. — ставя чашки на столик перед братом он заваливается на кресло рядом. Ран убирает свои ноги. — И как? Старший не моргая смотрит на две чашки исходящие душистым паром, а потом переводит выпытывающий, колющий взгляд на брата. — Можешь застолбить, у меня с ней ничего не было. Если хочешь, можем ещё раз вечеринку устроить. — сжалившись говорит Риндо в шутку ему в глаза. Ран решает смолчать, не задаваться вопросом про лишнюю успокоительную кружку чая и поднимается с дивана по пути беря свою. — Только попробуй разбудить раньше захода солнца. — ëмко описав своë отношение к шуткам младшего, он медленно отхлëбывает пару глотков и апатично плетëтся к себе. Дакеши намеренно возвращается домой поздно. Мама определëнно заподозрит в её поведении что-то неладное. Пусть подозревает. Ей главное оттянуть время и не дать ей возможность определить на ней феромоны Риндо. Стоя перед зеркалом она аккуратно поддевает — крепко приставший клейкий край и отклеивает пластырь с затылка, за которым открывается старый шрам от укуса. Меткой её уже не назовëшь, главное характерное такому громкому названию свойство она уже своë потеряло и по нормам должно было затянуться и исчезнуть, но... Посветлевший слепок зубов на её коже едва ли относится к таковым. А шрамы оставленные близкими: как с памяти, так и с тела, как известно так просто не стираются. Дакеши, поставленный со зверским давлением зарубцевавшийся укус расчëсывает до неприятного пощипывания. И чем дольше она его чешет, тем сильнее углубляется в стрясшиеся с ней за последние сутки события и тем больше переживает. Как он там сказал? Эта липа штырит ненадолго? Так почему ощущается, что её всë ещё не отпустило и к вечеру у неё снова поднимается температура? — Да что со мной нахер происходит... Разрешая себе минуту отчаяния выдыхает Такада, предаваясь воспоминаниями о Риндо, но тут же берëт себя в руки и по новой заклеивает блокирующим феромоны пластырем затылок. Обычно этот ритуал ей приносит облегчение ибо блокируя перед альфами свой естественный запах, Даки чувствует себя защищëннее. Сейчас же с началом её течки, данное действие точно абсурдное и бесполезное, но отказаться от него у неё не получается. Она успокаивает себя, убеждая, что под ней не видно шрама от метки, а на деле — обманывается, глупо веря, что её запах приглушится даже в таком состоянии. После данной манипуляции омега ломится к сумке, в скрытом кармане которого, припрятана тара с подавителями. Вообще-то они выпускаются безрецептурно, но для неё под строгим запретом не только матери, но и психиатра. Инцидент с дядей и скорая кончина отца после этого, естественно наложили на ней свой след; утолщили медицинскую карточку, приписав в ней пару диагнозов психиатрического анамнеза. Дакеши стала агрессивная, неуправляемая и с устойчивой фобией наступления повторной течки. Предтечных синдромов из-за пережитого стресса у неё не выявляли, но на фоне психологической травмы её поймали на безконтрольном приëме подавителей и чего страшнее — блокаторов; препаратах к которым сами специалисты из-за необратимых пагубных процессов прибегали в крайних случаях. Разумеется вся эта история без внимания не осталась и Такада принудительно загремела в психиатрическое отделение. Где ей назначили восстанавливающую гормональную терапию, а вспышки агрессии купировали транквилизаторами. И после трëх месяцев лечения её выписали под наблюдение психиатра, назначив обязательную внестационарную терапию. Блокаторы и подавители по сей день строго отслеживаются по еженедельным анализам, запороть которые омега желания не имеет. Для неё это прямо чревато новым койко-местом в знакомых стенах. Только вот, допустить продолжения течки она тоже не может... Дакеши откидывает крышку от тары пальцем, свободной рукой шаря дальше по дну рюкзака и до последнего отказывается верить в то, что глотая белую продолговатую таблетку, действительно достаëт оттуда чужую чëрную водолазку. Прижимает её и сидит с ней заперевшись ещё несколько часов.