2019 г., зима
Декабрь в этом году выдался не сильно морозным и почти безветренным. Поэтому во дворе дома сто тринадцать и в будни, и в выходные дни было полно народу. В светлое время, то есть часов до четырех-пяти, на площадке играли дети, а на скамейках у подъездов паслись старушки-сплетницы. Когда темнело, все доступные для сидения места — от качелей до заборов, — занимали влюбленные парочки. Иногда эти два мира пересекались, и тогда начиналось столкновение в стиле конфликта «отцов и детей». Точнее, конечно, будет назвать это столкновением консерваторов и радикалов. Если бы это было действительно противостояние, то в команде консерваторов председателем была бы баба Агата со своими заместителями Марией и Лидой. Обычно ведущая дневной образ жизни, баба Агата любила иногда засидеться до темноты, недовольно рассматривая появляющиеся во дворе парочки. То ли ей доставляло удовольствие говорить гадости о незнакомых людях, то ли так она заряжалась, как энергетический вампир. Никто, даже не подруги, не знали наверняка ответа на этот вопрос. В субботу Агата вышла из дома только когда начало смеркаться. Она была одета довольно тепло, будто собиралась сидеть на скамейке до второго пришествия, чтобы рассмотреть всех посетителей своего двора. Баба Маша отказалась разделять вечерние сплетни, а вот Лида обещала присоединиться, как только досмотрит серию какого-то сериала по своему кабельному каналу. «Вот же с жиру бесится», — недовольно подумала Агата, водя своей тростью по асфальту, очищенному от снега. — «Смотрела бы, как и все мы, пять госканалов, так уже бы тоже тут сидела!» Во дворе начали появляться первые представители «команды радикалов». Две парочки шли к угловому подъезду. Девушки о чем-то весело щебетали, а парни несли пакеты с логотипом известной сети супермаркетов. В пакетах, очевидно, позвякивали стеклянные бутылки. Баба Агата, с которой, конечно, никто из молодых людей не поздоровался, проводила их тяжелым взглядом. «Ну, эти хотя бы не лобызаются прилюдно», — почти миролюбиво подумала Агата, придерживая гневные речи до прихода подруги. Только алкогольный квартет скрылся в подъезде, как из-за угла вывернула машина, блеснув фарами и на секунду ослепив старуху. Такси остановилось у второго подъезда, и оттуда вышел Михаил, который подал руку и помог Санычу. Агата прищурилась и поджала губы, с интересом наблюдая за развитием сцены. Михаил тем временем захлопнул дверцу машины, поддерживая друга за плечи. Такси плавно тронулось с места и покинуло двор. — Не упрямься, — уверенно, но беззлобно сказал Михаил, вероятно, продолжая начатый еще в машине разговор. — Посидим на улице, на свежем воздухе тошнота пройдет быстрее. Он подвел друга к скамье у подъезда и усадил его, заставив откинуться на спинку. Баба Агата уже пожалела, что сегодня выбрала место на детской площадке, а не как обычно. Теперь придется или смотреть издалека, или подойти самой. — Закрой глаза и глубоко дыши, — Михаил сел рядом и коснулся предплечья Ярослава. — Когда закрываю глаза, то голова кружится, — хрипло возразил мужчина. — Я бы лучше покурил… — Ты бы лучше поел, но сначала… Михаил оборвал свою речь на полуслове, когда услышал рядом с собой постукивание бодожка об асфальт. Все же хорошо, что снега нет, и ничего не заглушило приход зрителя в виде Агаты. — Добрый вечер! Хорошо повеселились? — в голосе женщины звучала насмешка. — Много выпили? Не ожидая приглашения, она села по другую сторону от Ярослава, так как места рядом с Михаилом просто не было. Ярослав дернулся, поднял голову и смерил «гостью» недовольным взглядом. Затем резко побледнел и снова откинулся на спинку скамьи, даже как-то навалившись на Михаила. — Много, — с натянутой вежливой улыбкой ответил Михаил. Он был не в настроении ссориться с соседкой. — Две кружки чая. Слишком сладкий торт выбрала Мария. — Чай? Торт? Мария? — растерянно пробормотала Агата. — Ну да. Мария — жена Жени. У нее сегодня был день рождения, — ответил Михаил, пока поглаживал-похлопывал предплечье Ярослава. — А Славу от сладкого мутит. Говорил ему, что надо подождать с такси или заесть соленым. Но нет, он всегда старается первым уйти, чтобы не обременять хозяев. Вдруг молодые и здоровые устали сидеть за столом и разговаривать. Да, Слав? Извини, я шучу, ты только дыши и расслабься. Последнее предложение было сказано с такой нежностью, что даже самый дотошный человек не нашел бы в этом монологе упрека. Ярослав перевел взгляд с темного неба, так как глаза он не закрывал, на Михаила и улыбнулся. — Не все такие сладкоежки, как ты, — хмыкнул Слава. — Я больше по пельменям, ты же знаешь… — Да-да, некоторые мужики только и знают, как навернуть штук пятьдесят пельменей. А как долго их лепить, это их, конечно, не заботит! — вмешалась в разговор Агата, и Михаил с Ярославом переглянулись, едва удержавшись от закатывания глаз. — Вот мой, царство ему небесное… Никто не слушал тираду старухи. Слава перехватил руку Миши и слегка потянул, намекая, что они уже могут идти домой. Но Михаил покачал головой: нужно было проветриться хотя бы минут десять. Но, если честно, ему и самому хотелось сбежать от женщины, которая не следовала правилу «о мертвых либо хорошо, либо ничего». Прервать монолог Агаты смогли только двое молодых людей, показавшихся на другой стороне двора. Парень и девушка шли по тротуару, держась за руки. Точнее, девушка практически висла на руке парня и что-то ему вещала. Когда в ее рассказе возникла пауза, парень остановился и страстно ее поцеловал. — Ни стыда, ни совести, — цокнула языком Агата, наконец, найдя объект для своего негодования. — Вот мы никогда не позволяли себе поцелуев на улице, все только за закрытыми дверями! — Ага, в погребе, — недовольно пробормотал Ярослав. — Или в склепе… — Смешно, как же, — Агата постучала по асфальту бодожком, и Михаилу показалось, что она с трудом сдерживается, чтобы не стукнуть Славу по ноге. — Посмотрю я, как ты запоешь, если они тут не только целоваться будут, но и любиться! — Думаю, что до такого не дойдет, — встрял в разговор Михаил, чтобы Слава снова не навлек на себя неконтролируемую агрессию соседки. — Проявлять любовь и привязанность законом не запрещено. И даже за занятие сексом в общественных местах не арестовывают и не штрафуют. — Сексом?! — Агата всплеснула руками и закрыла ладонями рот, словно одно слово оскорбило ее до глубины души. — Вы же в приличном обществе, Михаил Петрович! — И использую правильные термины, — преувеличенно вежливо ответил ей мужчина. Парочка тем временем расположилась на широкой качели: девушка закинула ноги парню на колени, а он наслаждался моментом, легко поглаживая ее по бедру. — Срамота, — прошипела Агата, указывая на них своей тростью. — Честное слово, они имеют право выражать свои чувства. Их никто за это не имеет права осуждать или оскорблять… — Михаил начал заводиться, понимая, что молодежи сейчас ненамного легче, чем было им раньше: так же нет возможности уединиться, так же повсюду заинтересованные или осуждающие взгляды, такие же сомнения и страхи. — Пошли, а то меня затошнит снова, — категорично заявил Ярослав, встав со скамьи и машинально протянув руку Мише. Чтобы у соседки не возникло лишних вопросов, Михаил взял Славу под руку, будто только для поддержки его в вертикальном состоянии, но при этом мягко погладил по ладони кончиками пальцев. Практически в обнимку, как и та влюбленная парочка молодых людей, они вошли в подъезд и направились к лифту.1974 г., лето
Как-то повелось, что за Михаилом не замечали негативных черт характера. Он был неизменно вежлив, спокоен, доброжелателен. У него было нормальное адекватное чувство юмора, он был приятен в общении, легок на подъем, без лишних вопросов помогал друзьям словом и делом. И только Слава знал одну очень-очень плохую черту Миши. Ревность. С самого начала их отношений Михаил ревновал Ярослава. Ко всем и ко всему. И остальные положительные черты характера Миши меркли, когда поднимала голову эта мерзкая «змея». Спустя годы, сам Михаил считал, что именно его ревность была основной причиной всему, что произошло в том злополучном 1974 году. Если бы он был более уверенным в себе, если бы больше доверял Славе, если бы меньше задавал вопросов. Если бы… Но, с другой стороны, у Михаила были объективные причины для ревности. До знакомства Ярослава с Мишей, у парня не было отношений: ни с девушками, ни, тем более, с парнями. Слава был замкнутым молодым человеком, с полным набором комплексов из-за своей внешности. Но спустя шесть лет отношений, он кардинально поменялся. Он стал легко заводить знакомства с новыми людьми. Он не опускал голову и всегда смотрел на собеседника открыто и прямо — будь перед ним бывший одногруппник или симпатичная девушка. В конце концов, он избавился от дурацкой привычки тереть переносицу с ненавистной ему горбинкой. И эти изменения заметил не только Миша, но люди вокруг Ярослава. К нему стали тянуться, он стал часто оказываться в центре внимания. Пророческие слова Михаила в их первый разговор, что скоро у Славы у самого будут толпы поклонниц, теперь сбывались. Например, когда они вдвоем приходили на танцы, то весь вечер Слава проводил на танцполе, то с одной девушкой, то с другой. Так что Михаил резонно считал, что имеет право на ревность. Пусть ослепляющую, душащую, абсолютно черную, но обоснованную ревность. Менялся Слава, менялся Миша, менялись и их отношения. Спустя шесть лет они уже не были юными студентами, которым кажется, что море по колено, а горы по плечо. Они окончили техникум, начали работать, Ярослав отслужил два года, а Михаил его дождался. Были хорошие воспоминания и плохие, были ссоры и обиды, ночи, полные страсти, и ночи, полные душевных разговоров. В общем, было всякое. Они уже не чувствовали, что в этом мире существуют только они вдвоем. Теперь они понимали, что не любую проблему можно решить поцелуями и объятиями. Некоторые обиды не загладить простым «Прости». И не все недопонимания легко обсудить и найти компромисс. В 1974 году в их отношениях настал серьезный кризис. Ярослав только-только вернулся из армии: они не виделись два года, а в конце службы еще и почти не обменивались письмами. Но и после того, как Смирнитский демобилизовался, у них было не так много времени вдвоем, как им бы того хотелось. Точнее, не так много времени, чтобы залатать возникшие прорехи в их отношениях. Вот если бы у них была возможность жить вместе, то все могло бы сложиться иначе. Но увы… Вместо этого они были вынуждены скрывать свои встречи, как и всегда, поэтому часто оставались разочарованными и неудовлетворенными от этих коротких часов наедине. После возвращения Ярослава каждое второе свидание заканчивалась ссорой. И все реже следующая встреча начиналась с бурного примирения. Теперь обычным делом были холодные приветствия и пустые отстраненные разговоры. А тот роковой июльский вечер Михаил не забудет никогда. День, когда его жизнь окончательно свернула на те рельсы, по которым будет ехать ближайшие сорок лет, без возможности свернуть или остановиться. Они поссорились накануне. И в этот раз тема была не пустяковой: Михаил сообщил, что будет поступать в столичный ВУЗ, чтобы заочно получить высшее образование. Но это означало, что у них станет еще меньше времени вместе, и Ярослава это не устраивало. — То есть это твое окончательное решение? — спросил Смирнитский, крутя в руках незажжённую сигарету: Миша запретил курить в гараже. Учитывая, что ворота были закрыты, а вытяжка была, мягко говоря, слабенькой, требование было разумным. Но Славе все равно от стресса очень хотелось затянуться. — Я долго об этом думал, и я считаю, что это самое лучшее время. Мне уже под тридцать лет… — Тебе всего двадцать шесть! — перебил Ярослав. — Да, спасибо, что помнишь, — неожиданно язвительно ответил Миша. — Так вот, мне уже за двадцать пять, я хочу развиваться дальше. Быть простым ремонтником — это не тот уровень, к которому я стремлюсь. Они все время перемещались в небольшом пространстве гаража отца Михаила. Раньше это место ассоциировалось только с чем-то хорошим, пусть запретным, но томным и сладким. А теперь ни один из них не поднимал взгляда на старый матрас, все так же лежащий на верхней полке стеллажа. — Меня не было два года, неужели ты не мог отучиться, пока меня не было? — почти без повышения голоса спросил Слава, хотя обвинение четко прослеживалось в его тоне. — Я, конечно, умный, но не настолько, чтобы окончить пятилетнее обучение за два года, — Михаил устало потер ладонью лоб и в очередной раз поднялся со своего стула и стал ходить от стены к стене. — Так хотя бы начать! — воскликнул Ярослав, и Гайдук резко остановился. Прежде чем ответить на такую провокацию, он что-то посчитал в голове, а потом склонил голову немного на бок, как сова, и прищурил глаза: — Думаешь, так было бы лучше? Я бы был на сессии, когда ты вернулся из армии. И мы бы смогли увидеться только спустя месяц! А еще, если ты не забыл, я эти два года помогал и поддерживал твою сестру! Конфликт быстро развивался. Ярослав фыркнул при упоминании Гали, скрестил руки на груди и отвернулся. Михаил кивнул сам себе, довольный произведенным эффектом. — Вот, значит, как… — злым шепотом уточнил Слава. — Я просто говорю тебе правду. Я знаю, что не ты принимал решение идти в армию или нет, но ты принимал решение отстраниться от меня в последние полгода-год! — лицо Миши покраснело, и он закусил губу, чтобы не сказать лишнего. Ведь еще немного накала, и они перейдут на личности и взаимные оскорбления. А вот Ярослав сдерживать себя не стал и очень скоро сорвался на крик: — Да, армия — это не выбор, а долг. А вот твоя учеба — исключительно твое решение. И моего мнения ты, похоже, не спрашиваешь. Я просто хочу быть с тобой! Мне без разницы, будешь ты с высшим образованием или нет, станешь ты начальником или нет. Мне важно здесь и сейчас! Слава не волновался, что кто-то подслушает их ссору: вряд ли в гаражном кооперативе были сплетники в такой поздний час. — А мне вот есть разница, кем мне быть в будущем! Я хочу двигаться дальше, и я думал, что ты меня поддержишь! — в тон парню ответил Миша. — Ты же говорил, что мне нужно учиться, что я смогу… — Сможешь! Вот только я после возвращения из армии не поехал в деревню к семье, чтобы провести с тобой больше времени! А ты собираешься… — Я тебя об этом не просил! — перебил Михаил, закатив глаза. — Ты используешь меня, как отговорку, чтобы не общаться с родней. И не в первый раз, между прочим! — А ты собираешься дважды в год уезжать на месяц на учебу в другой город, редкими свободными вечерами снова строчить конспекты и зубрить, — Слава продолжил свою мысль, не сбившись. — Когда мы будем видеться? И сколько? Раз в неделю? Или раз в месяц?! Ярослав со всей силы ударил кулаками по удобному аккуратному столу, который они вместе сделали на замену тому кривому ужасу за авторством Миши. Стол заскрипел и пошатнулся, но парни этого даже не заметили. — Вот сейчас мы видимся, и толку? — злобно прорычал Михаил. Он отошел аж к противоположной стене гаража: он не мог быть рядом со Славой, когда они ссорились. С одной стороны, он боялся, что, несмотря на пацифистское мировоззрение, разозлится настолько, что ударит Славу. А с другой — боялся, что после драки может последовать что-то более интимное, а в таком настроении он этого точно не хотел. Ярослав тоже не торопился уменьшать дистанцию между ними. Он остался сидеть на своем месте, лишь глазами наблюдал за метаниями Миши. — Что ты имеешь ввиду? — То, что вместо того, чтобы разговаривать или нежиться, мы с тобой опять орем друг на друга. Слава, я устал выяснять отношения, сколько можно?.. — Ну так давай не будем ничего выяснять, — обманчиво спокойным голосом предложил Ярослав. Но не успел Михаил понадеяться, что конфликт исчерпан, как парень продолжил: — Давай вообще прекратим встречаться, если для тебя это так обременительно. Последнее предложение было сродни ведру с ледяной водой, которую вылили на Михаила, не предупредив. Он стоял и хватал ртом воздух, но ничего не говорил. В голове звенела фраза «давай прекратим встречаться». Почувствовав, что ему физически плохо: начала кружиться голова и темнеть в глазах, — Миша понял, что уже пару минут дышит слишком быстро и слишком поверхностно. Если он сейчас же не успокоится, то упадет в обморок от нехватки кислорода. Как-то отстраненно отследив свое состояние, он привалился к стене и осел на пол, мысленно считая до четырех на вдох, и до восьми на выход. Наконец, головокружение отступило, и Михаил открыл глаза. Он даже не помнил, что закрыл их. Перед ним на корточках сидел Ярослав и смотрел на него с тревогой. — Миш? Миша, я же не серьезно, — Слава дрожащей рукой погладил парня по щеке. — Эй, ты в порядке? Ты бледный, даже серый… — Нет, я не в порядке, — хрипло ответил Михаил, не пытаясь встать с холодного бетонного пола. Он думал, что его будут переполнять эмоции: будут слезы или желание прокричаться. Но вместо этого внутри была пустота. Не холодная, не скользкая. Она была просто никакой. Как будто Мише снова ввели наркоз, как на недавней операции. Тело он ощущал плохо, но был в ясном сознании, поэтому услышал слова Ярослава и в полной мере осознавал, что он говорит. — Я не хочу расставаться, поэтому и не хочу, чтобы ты поступал в ВУЗ. Может, позже? — Нет. Я уже всё решил, я буду поступать в этом году, — твердо ответил он. — Конечно, я рассчитывал на твою поддержку, но… — Тогда это вопрос времени, когда мы отдалимся настолько, что расставание будет лишь формальностью, — Слава отвернулся и запрокинул голову, смотря на лампочку на потолке. Однозначно, глаза слезились из-за яркого света. — Почему ты рассматриваешь только такой вариант? — холодно спросил Михаил. Сейчас его отношения со Славой ему представлялись, как школьная математическая задачка с несколькими неизвестными. Если все правильно рассчитать, то он получит красивый ответ. — Ведь это, наоборот, хороший способ проверить и укрепить отношения. Если мы сможем пройти через это, то сможем справиться с чем угодно. — Слушай, я не верю в любовь на расстоянии и все такое. — А раньше ты говорил другое… — По-моему, моя служба ясно показала, что с нами будет, если мы не будем рядом. — Армия и учеба в ВУЗе — не одно и то же, Слава, — тихо выдохнул Миша. Он очень хотел назвать его «Солнцем», это часто сглаживало углы во время ссор. Но в данный момент язык не поворачивался так назвать своего возлюбленного старым и таким ценным прозвищем. Ярослав вдруг шмыгнул носом и, развернувшись, сел на пол рядом с Мишей, так же опираясь спиной о стену. — Ты будешь общаться с другими людьми больше, чем со мной, заинтересуешься кем-то другим. А я буду тут, сходить с ума от тоски по тебе. — Или ты найдешь кого-то, кто будет проводить с тобой все свое свободное время, не заботясь о личностном росте, пока я просто учусь, — Миша удивился тому, как отстраненно звучал его голос. — Вообще, это вопрос верности и честности. — И доверия. А судя по твоему поведению, ты мне не доверяешь. Они почти синхронно повернулись друг к другу и посмотрели в глаза. Ярослав выглядел, как невинная овечка, которой, вообще-то, давно не являлся. Не было больше того стеснительного шестнадцатилетнего парня, с короткострижеными огненно-рыжими волосами, который стеснялся говорить с выпускником. Теперь это был юноша, заматеревший после службы в армии, со слегка поблекшими волосами, смотревший больше с вызовом, чем с любовью. — А у меня нет причин не доверять? Нет причин сомневаться? Нет причин бояться потерять тебя? — Михаил снова начал заводиться. Сердце, минуту назад, казавшееся каменным, оказалось просто покрытым нетолстой коркой льда, которая легко растаяла от волны злости и гнева. Мише хотелось хорошенько встряхнуть Славу, правда, это вряд ли помогло ему донести свою мысль. — Я тебе не изменял, никогда! И никогда не изменю, — нахмурился Ярослав. — Я ненавижу, когда ты строишь предположения обо мне и других, хотя я с тобой. — Но ты со мной только наедине. Ты слишком боишься, что кто-то может что-то заподозрить о тебе. И я понимаю. Но это не значит, что мне от этого не больно. Михаил глубоко вздохнул и выдал монолог, без единой паузы: — Мне больно видеть, как ты флиртуешь с девушками. Мне больно видеть, как ты соглашаешься танцевать с любой, кто подойдет к тебе. Но хуже всего тогда, когда ты сам приглашаешь кого-то, вместо того чтобы остаться со мной, чтобы разговаривать, чтобы слушать музыку, чтобы украдкой прикоснуться к руке, когда никого рядом не будет… На эти обвинения Ярослав промолчал. А что он мог сказать в свое оправдание? Ведь ему действительно нравилось танцевать, но танцевать с Мишей он не мог. По объективным причинам. К тому же ему было приятно, что на него обращают внимание, это тешило его мужское эго. Поэтому Слава и молчал, так как его слова сделали бы только хуже. — Я люблю тебя, Слава. Но ты не единственное, что я хочу иметь в этой жизни, особенно учитывая то, что я тоже не центр твоей вселенной. Михаил оттолкнулся от стены и сел на колени перед Ярославом. Он взял его руки в свои ладони: его любимый жест, успокаивающий и нежный, словно обещание, что он будет его беречь. Чтобы задать следующий вопрос, Мише потребовалось некоторое время, пока он собирался с мыслями. В это время они снова посмотрели друг другу в глаза. И на какое-то мгновение показалось, что не было этих шести лет отношений, не было двух лет порознь и полугода игнорирования, а главное, не было ядовитых ссор и взаимных претензий. Они еще оба студенты, они просто любят, и они всегда будут вместе, несмотря ни на что. Но стоило моргнуть, как это наваждение рассеялось, как сигаретный дым. При том что Слава так и не закурил. — Скажи честно, ты был бы готов пойти в тюрьму из-за меня? — тихо-тихо, хриплым шепотом спросил Миша, не разрывая зрительного контакта, а Ярослав покачал головой, не в силах соврать любимому человеку, не в таком вопросе. Миша грустно улыбнулся, не ожидая другого ответа, а затем твердо и уверенно ответил на свой вопрос сам: — А я готов. Слава хотел было что-то сказать, но Михаил остановил его, подняв ладонь перед его лицом. Он больше не держал руки Славы в своих руках. — Иди домой, Слава. Мне надо побыть одному. Увидимся завтра в клубе. И Ярослав вышел из гаража в темную ночь, тихо прикрыв за собой дверь, так и не сказав трех важных слов в ответ. Ничего больше не сказав в тот вечер, чтобы защититься или оправдаться. Чтобы как-то уменьшить боль своего любимого. Михаил остался один, чтобы подумать. Потом это станет для него привычным состоянием: одинокий и задумчивый. Сколько раз Михаил ругал себя за то, что прогнал Ярослава в тот вечер? Едва ли не каждый день. Но откуда он мог знать, что «завтра» его жизнь изменится окончательно и бесповоротно? К сожалению, у Миши не было возможности заглянуть вперед, чтобы знать, чтобы исправить то, что сделано. А потом было уже слишком поздно.2019 г., зима
Входная дверь с тихим щелчком закрылась, отрезая дом от остального мира. Михаил, все так же подстраховывая еще немного шатающегося Ярослава, помог ему разуться и разулся сам. — Не понимаю я, что в голове у таких людей, как Агата, — недовольно высказался Слава, присев на пуфик в прихожей. — Чем ей не угодили эти молодые люди? Они к ней даже на десять метров близко не подошли! — Я думаю, дело не в них, а в ней. Это зависть из-за того, что ее собственная жизнь не удалась. Сам слышал, какой у нее муж, — Миша говорил уже гораздо спокойнее и рассудительнее, чем пять минут назад у подъезда. — Если честно, то не слышал. Я вообще старался ее не слушать. — От собственного несчастья люди становятся злыми, им хочется, чтобы всем вокруг было так же плохо, как и им самим. Им кажется, что тогда в мире будет какая-то справедливость, какой-то баланс. Михаил избавился от своей верхней одежды и махнул в сторону кухни. Смирнитскому действительно стоило либо покурить, либо съесть что-нибудь соленое, чтобы не тошнило, и изжога потом не мучила всю ночь. Но Слава не сдвинулся с места. Он пристально посмотрел любимому в глаза. — Звучишь как-то слишком складно, — старик прищурился и скрестил руки на груди. — Много об этом думал? Об Агате и ее жизни? — Нет, просто сам прошел через стадию «ненавижу всех», а потом еще с трудом пережил эпизод под названием «если у меня нет любимого человека, то пусть и ни у кого не будет», — немного грубо ответил Гайдук, стараясь не встречаться взглядом с Ярославом. — Я понимаю, тебе пришлось гораздо тяжелее, чем мне, после нашего расставания, — сказал Смирнитский, а Михаил только горько усмехнулся. Тяжелее — мягко сказано. Ведь у Ярослава была девушка, была сестра, а у Михаила не было никого. Слава вздохнул и опустил голову: — Ты все еще не веришь, что я тогда выбрал Анну не из-за страха быть разоблаченным геем? — Я давно смирился, что ты бисексуален. Но мне до сих пор больно, что ее ты любил сильнее, — Михаил поджал губы. — Давай не будем это обсуждать. — Не сильнее, а по-другому! Она дала мне то, чего ты бы дать не смог! И ты говорил, что понимаешь! — в голосе звучала обида. — Семью, детей, принятие обществом… Я понимаю это, Слава. Но это не значит, что мне от этого не грустно. Это не значит, что я был одинок и потерян столько лет. То, что я понимаю мотивы твоих поступков, понимаю причины сделанных выборов, совсем не значит, что они не сделали мне больно. И тем более не значит, что эти раны затянулись! — Михаил буквально кричал, что было довольно редким в его поведении. Поэтому Слава, в противовес, притих. — Я люблю твоих детей, но своей семьи у меня так и не было. Я всю жизнь любил только тебя. — Но я не просил тебя хранить мне верность или что-то в этом роде. Мы же оба решили остаться друзьями… Это даже скорее ты предложил. — Знаю, что не просил, — Михаил шагнул к Ярославу, поднял его с пуфика, подтолкнул к стене, чтобы он не потерял равновесие, и стал аккуратно и бережно раздевать его: расстегнуть замок на куртке, стянуть шарф… Когда верхняя одежда была развешена по своим местам, Слава взял руки Миши в свои. Они стояли в прихожей молча. Этот разговор в таком ключе был не первым с момента смерти Анны и явно не последним. Но пока Ярослав был женат, Михаил очень старался не напоминать ему о том, что когда-то они были больше, чем друзья. — Анна никогда ни о чем не догадывалась, — признался Ярослав и прикоснулся губами к тыльной стороне кисти Михаила. — Она и впрямь считала, что ты просто очень хороший друг, которому не повезло в личной жизни. — И она не была не права, — Михаил отнял руки, но только для того, чтобы обнять любимого. — Мне не повезло, что ты выбрал не меня. Но я и правда был твоим другом. — Ну, вообще, ты и сейчас мой друг, но и не только, — Ярослав провел рукой по волосам Михаила, когда-то темным, а теперь щедро побеленным сединой. Он наклонил голову и поцеловал его в уголок губ. — Я любил вас обоих. И выбирать было трудно, а своим отъездом ты упростил мне задачу. — Наши шесть лет против шести недель с ней, Слава, — Михаил отстранился, не продолжая поцелуй. — Для меня выбор был бы очевиден. — Для тебя всегда все было очевиднее. Белое и черное, правильный и инаковый, натурал и гомосексуалист, — Ярослав снова поймал руки мужчины и потянул его к себе, заключая в объятия. — Я знаю, что сделал тебе больно. Но наше прошлое я не исправлю. А сейчас я с тобой!.. — Тогда расскажи о нас своим детям. Это будет честно по отношению ко мне. В объятиях Михаила Ярослав вздрогнул, словно его прошиб озноб. — Это условие? — Нет, глупый. Просто просьба, — взгляд Михаила все еще был полон боли за прошлое, но в то же время был нежным к любимому человеку. — Просто не хочу остаться в стороне, если что-то случится. Я тебе никто, не брат, не дядя, не троюродный внучатый племянник. Меня даже в больницу к тебе не пустят, если твои дети не дадут разрешения. — Хорошо, — Слава кивнул. — Мы расскажем им. В нужный момент. Михаил усмехнулся, так как понимал, что «нужный момент» может настать совершенно не скоро. Или не настать никогда. Им не по двадцать лет, никто не знает, сколько им на роду написано прожить. Но продолжать невнятную ссору, вспоминать обиды многолетней давности ему уже не хотелось. Хотелось лишь переодеться в теплую удобную домашнюю одежду, забраться под одеяло в спальне и, обнимая самого важного человека в своей жизни, почитать вслух хорошую книгу перед сном. Это он и сделал.