Сделай это лучше

Галстук был ярким, и это раздражало отдельно. — Ох, я и забыл, как тебе все это идёт, — голос Тооно был ещё хуже галстука, и действительно душил, не иллюзорно. Таку медленно отвернулся от зеркала, Тооно смотрел на него со своей обычной усмешкой и блеском в глазах, ему не особенно был нужен ответ. Он наслаждался, хоть Таку и не совсем понимал, чем именно, сейчас. Таку вздохнул. Костюм был удачным, удобным, Тооно даже пошутил, что после Таку может забрать его с собой, как иногда разрешают артистам за удачное выступление. Хотя Таку не должен был выступать: эффекты, возможная прибыль и все остальное — были коньки Тооно, его специальность и призвание. А химический состав и фармакологическая технология никого не интересовали. Тооно тащил Таку на эти переговоры только, чтобы поглумится немного. Тооно ужасно любил это и вообще, и с Таку. Хотя в колледже несколько месяцев Таку удавалось верить, что Тооно лучше, чем хочет показать, но Тооно всего лишь производил впечатление. Возможно, стоило задуматься почему именно на Таку. Но сейчас это в любом случае уже не имело никакого значения. — Все дуешься? — Тооно подошёл ближе, уставился Таку в лицо. — Или просто скучаешь по своей маленькой синичке? Она упорхнула к плохому парню… — Ради бога, хотя бы перестань сравнивать его с животными. Таку ответил Тооно усталым взглядом, он знал, что лучше всего: молчать, но не мог. Он и правда очень скучал. — Просто ради разнообразия, попробуй использовать сострадание и понимание в разговоре? Как Сакаки. Знаешь, может поэтому его и выбрали… Тооно ударил Таку кулаком в живот. Несильно, конечно, просто обозначил недовольство, но все же достаточно, чтобы Таку задохнулся и согнулся. — Заткнись, — добавил Тооно и отступил. В дверь очень кстати постучали, что обозначало, что Тооно пора выезжать за гостями, а Таку спускаться и торчать в зале в ожидании. Я не могу сказать, что что-то из происходящего мне нравится, но у меня не то, чтобы есть право голоса. Мадараме не терпит возражений и умело, прямо, дает это понять. От его хватки на плече останутся синяки, но я все еще не боюсь боли. Просто у питомцев нет права голоса, а мне и не нужно. Я раздеваюсь быстро, не задумываясь, прямо на глазах Майю, Котаро и Эйджи. И Котаро свистит, поощряя мой стриптиз, ему явно нравится то, что он видит. А мне просто по хуй. Это маленькое представления явно доставляет удовольствие всем, но не мне. Я никак не могу войти во вкус, хотя в глазах Майю горит ожидание результата. Костюм подходит идеально, и я чуть повожу плечами, чтобы он сел удобнее. Острый воротник выглаженной рубашки немного давит на шею, но я не пытаюсь его ослабить. Я не человек — я лишь средство, а иногда цель. И быть целью будоражит меня больше, чем быть посланием. Мне не нравится отсутствие воли и… приходится напоминать себе, что вообще-то быть здесь, оставаться с Мадараме — и есть мой выбор. А что были варианты? Серьезно? Я разворачиваю галстук, и Майю заранее насмешливо комментирует мою будущую неудачу. Это, пусть совсем чуть-чуть, но цепляет меня. Вызов принят — я усмехаюсь, а через минуту поправляю готовый сложный узел. Котаро тупо моргает, Майю улыбается, а Мадараме смотрит не на меня, а на них. Как на идиотов, и объясняет на пальцах, что у сына моего отца было ничтожно мало шансов не примерить этот образ. И он прав, а я привыкаю к одежде быстро и почти уже не чувствую ее чужой. Хорошая ткань, отличный крой. Моего запала в ответ на их реакцию хватает на то, чтобы продолжать представление. Я удаляюсь в ванну и удивленно встречаюсь с мужчиной в зеркале. Это не тот я, что жил в клинике Таку, и совсем не тот я, что всегда был с Мадараме. Это какой-то совершенно третий малоизвестный мне мужчина, которого я… почти позабыл. В сущности я ничего о нем и не знаю, я даже не уверен, что он существует. А он смотрит на меня из зеркала, не совсем довольный тем, как я выгляжу. Он планомерен, как сам дьявол, упорен, въедлив и страдает перфекционизмом. Он замазывает шрамы на моем лице с упорством маньяка, и я чувствую его присутствие более чем полностью. Он точно не является пустой оболочкой, в нем есть какой-то свой смысл. Я снова теряюсь в себе, зато он в форме. Он словно ждал своего чертова выхода и ловит каждую секунду. Закончив с лицом, он начинает меня причесывать. И я уступаю ему, потому что сам никогда не стал бы тратить на это столько времени: слишком лениво, от того невероятно. Но он, кажется, не знаком с ленью. Когда он заканчивает работу, я пораженно рассматриваю результат его трудов. То ли мое, то ли его сердце пропускает пару ударов, но мы оба хотим держать себя в руках. Теперь… он доволен тем, что видит. А я только безразлично пожимаю плечами, чувствуя, как реальность безмерно далека от нас обоих. Я выхожу из ванной, и на лице моем нет ни одной эмоции, хотя… Я точно знаю, что где-то в глубине души другой я замирает, в предвкушении реакции. Это и правда забавно, мне тоже становится веселее. Может, я даже не особенно возражаю против этого идиотского задания. На самом деле я не против подразнить такого гуся, как Тооно. Он точно оценит мой новый образ, может, даже лишится на пять секунд дара речи, давая мне время и передать ему послание, и съебаться. Остается надеяться, что я и правда поражу наверняка скудное воображение Тооно. В машине я, как ни странно, выстраиваю в голове план действий, и это ничуть не свойственно мне. Так что… стоит заподозрить, что я не в себе. Может быть… я вовсе не я? Я — кто-то другой? Это могло бы дезориентировать меня, но я все еще поразительно целеустремлен. И на полпути меня осеняет: — У нас есть немного времени до начала? Парни выпускают меня из машины у офиса Сакаки, и я уверенно захожу внутрь. Наш с ним разговор сам по себе не имеет никакого значения, он похож на обмен бессмысленными репликами. Но слов и не нужно. Его послание — я сам. Смысл проступает в обмене взглядами, между нами ощутимо повисает напряжение. Сакаки воспринимает меня совершенно верно, как угрозу. Много большую, чем я мог рассчитывать. Это успех. Вернувшись в машину, я съедаю свою усмешку, продолжая путь. За окном проносятся улицы, полные огней, они похожи на яркие световые пятна, на кусочки картины безумного художника. Внеплановая встреча с Сакаки — маленькая вольность, которую я позволил себе, не обсудив с Мадараме. И он не сможет обвинить меня, так ведь даже лучше — теперь напуганы будут оба — и Тооно, и Сакаки. Мадараме ведь этого хочет. И пусть я понимаю, что глубоко впечатлил Сакаки, но я его предупредил. Понятия не имею зачем. Но что-то подсказывает — назло Мадараме. Чтобы в точности… выполнить дальше его поручение. Все как он сказал. А потом, у входа в элитный клуб Тооно, я натыкаюсь взглядом на толпу людей, таких разных и таких одинаковых. Мне будет легко среди них потеряться в моем теперешнем виде. Я без раздумий двигаюсь вперед, вливаясь в море людей. Теряясь в нем. Этот парень в костюме внутри меня кажется довольным. Он точно знает, чего хочет. Это внезапно раздражает меня, но… чувство чертовски похоже на зависть, так что я двигаюсь к его цели. И можно бы заметить, что даже походка моя изменилась, но у меня нет и шанса посмотреть на себя со стороны. Котаро и Майю следуют за мной, но… это не особенно важно, я рассчитываю лишь на совершенство плана Эйджи и панику в толпе. Он не пил, хотя сейчас был подходящий жизненный момент, чтобы снова начать. Хотя бы так убить время и отвлечься. Но Таку просто сидел, смотрел перед собой и думал. Или вспоминал. Удивительно иронично: он действительно потерял Тову из-за его прошлого? Или просто из-за Мадараме? Таку помнил, как тот появился в жизни Товы, и помнил, как выглядела тогда эта жизнь. И как Таку лишь наблюдал. Как и в детстве Товы. Как и сейчас. И в любом случае Таку был наказан за бездействие. Мысли эти ходили по кругу, но уже почти не ранили, словно все чувства притупились. Таку не справился, не смог отстоять то, во что верил. Ни Тову, ни свое убеждение помогать людям — предал всех и все. И должен был смотреть на дело рук своих. Когда все объявились, Таку едва ли заметил разницу, лишь машинально поприветствовал гостя Тооно, а потом что-то показалось ему в толпе. Секунда, не дольше, и Таку забыл об этом беспокойстве. Разговор тек, Таку вяло слушал: он примерно понимал, что Тооно одновременно хвастается ему своим планом, а клиенту — своим разработчиком, хотя Таку не совсем понимал, почему Тооно вдруг решил гордиться им. Взгляд Таку скользил по залу, по охранникам вокруг, и вот снова мелькнуло это лицо… Таку сосредоточился и едва не воскликнул, не вскочил на ноги, не бросился к нему. Наверное, узнать его было сложно: на лице не осталось шрамов, а очки скрывали остальное, но Таку знал лицо Товы едва ли не лучше своего, и помнил его даже таким вот строгим и серьезным, почти как у адвоката Тооно. Това был здесь, и это не было чем-то случайным или просто хорошим, это было ужасно, но оставалось… только смотреть? Снова только это. Таку сжал зубы и сумел кстати ввернуть какие-то слова, встречая удивленный, но все же благосклонный взгляд Тооно. По крайней мере, тот теперь смотрел на Таку, а не себе за спину. Я действую по ситуации и ни в чем не сомневаюсь. Словно ловлю странный драйв от этого огромного цирка, в котором Мадараме назначил меня гвоздем программы. В происходящем медленно находиться странное удовольствие? В общем-то, мне нравится представлять себе лицо Тооно, в тот момент, когда он узнает меня. А потом я натыкаюсь взглядом на Таку за столом. И мне… требуется время, чтобы прийти в себя. Я осматриваю его дотошно, и нахожу его подавленным, размытым и напряженным, как монолит. Таку в кои-то веки гладко выбрит и одет с иголочки, а спина его выпрямлена…совершенно неестественно, словно Таку держится из последних сил, таская на плечах огромную тяжесть. Какого черта он здесь делает?! Но все же… Он работает на Тооно, все именно так, как говорил Мадараме. Таку даже приглашен на этот чертов прием. А в разговоре несколько раз звучит слово «наркотик». Я отвожу взгляд с небольшим усилием, картинка сменяется, позволяя мне переключиться, забыть. Я не думаю больше ни о чем, кроме Тооно. У меня есть все шансы сорвать его гребаный бенефис. Теперь, когда Тооно восходит, как никогда. Только я… снова странно и тупо ничего не чувствую, так привычно. Словно где-то там на дне, на глубине существуют мои чувства, погребенные под километрами и тоннами воды, я даже могу их видеть издалека, но понятия не имею, как это… почувствовать их. И я вовсе не хочу. Я вижу цель и не замечаю препятствий. Я не хочу уже не только верить Таку, но и слышать его, кажется, я не могу его видеть. От того решаю не затягивать. Минутой раньше, минутой позже, вряд ли момент может быть более подходящим, зато… всем этим людям стоит посмотреть, как пугается Тооно, как он садится в лужу, и его триумф стремительно оборачивается его падением. Мадараме так прост, но, если задуматься, есть в этом его плане что-то гениальное. Тооно хочет праздновать победу, но… один верный жест. Послание. Просто слова... И он проиграет. Люди уже не смогут так просто положиться на него. Признаться, планы Мадараме всегда имеют под собой что-то такое, скрытый смысл, который становится доступен только уже в процессе. Я делаю шаг вперед, сближаясь с Тооно, стоя сзади, так близко, что если бы он поднялся, мое дыхание упиралось бы ему в затылок. Смертельно просто. И мне становится очевидно, что Мадараме все ужасно усложняет, а значит смысл игры все же… в самой игре. Ведь будь у меня сейчас пистолет или нож, я с легкостью убил бы Тооно. О том, что после этого я был бы мертв, я не задумываюсь. Для Мадараме цель всегда оправдывает средства, но у меня есть только слова для удара. Това приближался к Тооно, так удивительно легко… Словно все они потеряли бдительность, а ведь вокруг рыскал Мадараме. Таку вдруг почувствовал себя героем какой-то фантасмагории с оборотнем в роли главного героя. Не ведающий страха и сожаления хищник. И Това, который слушался его. Что он собирался сделать? Как уйти потом? Таку чуть подвинулся за столом, чтобы налить шампанского одной из женщин. Я чуть слышно окликаю Тооно, нарушая правила этикета, и пока остальные пытаются понять в чем дело, он удивленно оборачивается ко мне, когда я уже склоняюсь к его уху: — Есть кое- что, что ты должен знать… — Что же? — отвечает Тооно, не скрывая раздражения. Я не улыбаюсь, лишь склоняюсь еще чуть ниже и снимаю очки. Эффект, определенно, того стоит — Тооно в шоке застывает, распахнув глаза, и явно не может найти слов, а я продолжаю: — Тебе стоит повидаться с Мадараме. Он теряет терпение… Мой шепот звучит так, словно я говорю Тооно что-то до безумия неприличное, а в его глазах теперь вспыхивает страх. Я все же улыбаюсь, придавая словам веса, и Тооно выплевывает: — Это ты? Това! — расплескивая страх и возмущение вокруг себя. И в этот момент, наверное, услышав мое имя, Таку вскидывается и смотрит точно на меня, в упор. Я встречаю его взгляд, стараясь не потерять ни времени, ни самообладания. Я говорю ему, не открывая рта: «Не двигайся!», и мой взгляд обжигает Таку, наверное, для него это похоже на удар. Так и есть, я хочу на время выбить из Таку дух, обездвижить. Лишь краем сознания понимая, что Таку в этой толпе лишь помешает мне сбежать. — Хватайте его! — кричит Тооно. И я срываюсь с места. Таку не умел драться и тем более никогда не участвовал в потасовках, но реакции ему было не занимать. Иногда между больным и смертью есть всего одно мгновение, одно движение, один резкий крик: — О, мой Бог! Таку выронил бутылку так, что она закрутилась по столу. Два выдоха, тридцать давлений. Таку вскочил на ноги, сбивая кого-то с ног. Расслышал в толпе чей-то еще крик, и заметил светлую башку Майю, что возвышалась на добрых десять сантиметров над толпой. Вот уж мастерская маскировка. Таку не пытался смотреть, как уходит Това, не пытался идти за ним, только считал. Восемь-девять-тридцать. Словно охваченный паникой, Таку оказался рядом с охранником, что доставал пистолет и сбил его с ног. А потом раздался взрыв, и Таку, схватив за рукав еще одного парня Тооно, упал на пол, дергая того к себе. Это было ничтожно мало, но Таку надеялся, что хоть немного поможет Тове. Я не оглядываюсь, я ухожу, пробиваюсь к выходу, не замечая ничего вокруг, и… мне так странно и аномально хочется жить. Я надеюсь, что Таку не смог отказать мне, как и всегда. И что для Тооно он достаточно ценен, потому что… Таку здесь не место, и мне плевать на всю наркоту мира, но не на безопасность Таку. Эти мысли быстрые и едва уловимые, они растворяются, исчезают, смазываются, не мешают. План Эйджи работает. И я дышу внезапно холодным уличным воздухом, а сердце мое бьется как бешенное.