Юрьевы лозы

— Я могу узнать ваше имя? — спросил я, утирая слезы со своих щек. — Виктор — с милой улыбкой он встал с кровати и подошел обратно к своему столу. — Просто Виктор? Мне не нужно знать ваше отчество? — я совершенно ничего не понимал. Почему меня спасли? Зачем я ему? Он будет использовать меня в своих целях? В каких? — Да, просто Виктор. Можешь конечно называть меня господином, но я это не приветствую, довольно неловко становиться от этого слова, — он хотел что-то добавить, но смутился и начал перебирать свои записи, дабы занять руки. Видно было, что ему стыдно, правда, непонятно за что. Прервать эту неловкую паузу я решил продолжением диалога. — Мне, видимо, сейчас тоже надо представиться, — немного неловко начал я, но новый знакомый прервал меня, сказав, что в этом нет ни малейшей необходимости. — Юрий, я изучал твое дело и знаю, если можно так сказать, практически все, — Виктор убрал пергамент в тумбочку и принялся разбирать колбы. Я ожидал подвоха и нервничал. Слишком подозрительно. Нет! Так нельзя! Этот человек спас меня. Мне следовало бы сделать ему что-нибудь приятное. И я улыбнулся, только потом понимая, что, повернутый спиной ко мне, он этого не увидит. Да и довольно идиотская улыбка вышла.       Виктор выхаживал меня несколько недель и оказался достаточно милым. Мое первое впечатление о нем, как о суровом человеке, было совсем неверным. Виктор, на удивление, оказался милым человеком. Я привык, что каждый аристократ будет рассматривать меня как какое-то бревно и без оснований будет считать меня слабым, глупым и бездарным. Но Виктор не являлся таковым, он даже и близко не подходил к этому списку. Он был исключительно интересным собеседником, не придирался к моему виду или же действиям. Когда у меня что-то не получалось, он любезно помогал мне и показывал, как нужно. Даже если я совершенно не понимал, о чем он говорит, я мог задать вопрос на ту же тему, и Виктор терпеливо объяснял, почему так делается. За его приятной внешностью скрывалась совершенно рациональная натура – не слишком притязательная, но в меру властная. Он был отличным лидером и другом. Вскоре я уже полностью доверял ему – и начал принимать его заботу как часть жизни. Он всегда был внимателен и добр ко мне, а также поведал мне много разных историй. Рядом с ним я чувствовал себя в безопасности и полном спокойствии. Такого я никогда прежде не ощущал. Это было, на удивление, прекрасно. Мы могли не бояться разговаривать о чем-то кроме работы. По крайней мере, я мог.       Вот я уже мог ходить, правда, пока что только с тростью, но это уже хоть что-то! Виктор помогал мне во всем и поддерживал меня под руку, когда я шел. Он решил провести мне экскурсию. В его владениях было все по-другому. Все люди, которые тут жили были такими же, как я. Всех этих людей он также спас и жили они тут для того, чтобы отсидеться, а потом начать новую жизнь. Виктор точно был святым. Мы шли по узкой тропинке, которая вилась между холмами. Вокруг были лишь кущи деревьев, и было даже непонятно, где кончается и начинается земля. Наконец, мы вышли к одинокому дереву на берегу озера. Виктор предложил отдохнуть и помог мне присесть. Когда мы сели, я понял, что оказался в Раю. Мы как раз пришли к закату. Заходящее солнце дало красноватый отблеск на озеро и под куполом неба я увидел стаю огромных птиц, которые летели по небу, словно ангелы. Я представлял как под ними простиралась бескрайняя густая зелень лесов, лугов, трав и цветов. Деревья были нежными и трепетными, в отличие от того хвойного леса. Огромные листья казались сложенными и словно сияющими крыльями. Я взглянул на Виктора краем глаза. Он, прикрыв глаза, немного покачиваясь, будто медитировал под пение вечерних птиц. От этого была некая приятность и покой — покачивание, мерное течение звуков, в котором можно было расслабиться, но, чтобы при этом не заснуть, перебирать все накопившиеся мысли и тревоги. Его профиль выражал абсолютное спокойствие. Ресницы немного подрагивали, а губы расплывались в улыбке чистого счастья. В тот момент он был похож на прекрасную статую. Я бы точно поставил такую к себе в дом на самое видное место, чтобы каждый, кто заходил ко мне, рассматривал ее. Нет, пожалуй, я бы радовался ей сам, спрятав под кровать, чтобы перед сном смотреть на милую улыбку, а потом тихо вздыхать, чтобы ничем другим не отвлекаться от созерцания застывшего выражения лица и роящихся мыслей. Мои мысли прервал Виктор. — Ты что то хотел спросить? Оказывается, все это время я таращился на него. Пауза затягивалась, и он с трудом сглатывал зевок. — Я? Нет, я просто.. Я отвернулся от стыда, а он лишь звонко рассмеялся. Если честно, не помню, что я ему сказал. Помню лишь тишину и желание провалиться под землю. Я задремал, и голова моя стремительно упала ему на плечо, отчего он вздрогнул. Через несколько секунд Виктор разбудил меня и сказал, что пора идти обратно. Мне хотелось остаться, подольше насладиться прекрасным видом, но пришлось встать и идти. Он бережно взял меня под руку и поддерживал так всю дорогу, отчего становилось неловко, но в то же время так тепло где-то внутри. Тропинка пошла под уклон, идти стало труднее. Я постоянно спотыкался, а он заботливо и тихо подбадривал меня. Наконец, мы подошли к хижине, аккуратно поднялись по ступенькам и вошли внутрь. Сев на кровать, я вспомнил: надо было обработать почти затянувшуюся рану, что я уже умел, но нормально перебинтовывать так и не научился. Виктор стал делать это сам. Было довольно больно, потому что он прижимал бинт к ране, забинтовывал и туже затягивал его. — Думаю через неделю сможешь ходить без трости. Ты быстро восстанавливаешься! Он опять ободряюще улыбнулся и присел рядом с намереньем поговорить. На озере мы просто молчали и перекинулись всего несколькими словами. — Зачем вы все это делаете? — спросил я как бы между прочим, но вышло довольно нагло. Виктор насторожился. Видимо, не понял, что я имею ввиду: почему он так заботлив и бережен ко мне, будто я какая-то невероятно хрупкая ваза или почему он опекает беглецов. — Я имею ввиду, зачем вы помогаете людям, которые сбежали от своих господ? Вам же от этого нет совершенно никакой выгоды. Вы не требуете денег за лечение, ночлег, еду. Меня терзает любопытство. Почему-то, Виктор переменился в лице, явно придумывая подходящий для меня ответ. — Я не могу сказать точно. Я, быть может, пытаюсь сделать этот мир лучше. Не представляю, как можно настолько ужасно относиться к людям, которые изо всех сил пытаются сделать тебе и твоему дому лучше. Чтобы ты питался свежайшими продуктами или принимал горячую ванну, пока они ютятся в крошечных домах без печки и едят корки хлеба, которые ты бросил им, как собакам. Пусть они всего лишь слуги, но прежде всего такие же люди. После своего длительного монолога, он замолчал и перевел взгляд на свои руки, перебирая пальцы, а я понял, что выбрал не самую наилучшую тему для разговора. Я попытался ее перевести, осторожно, но с надеждой. Хоть мне и не хотелось выглядеть в его глазах идиотом, но он, как мне показалось, был полностью поглощен своими мыслями. Я решил остановить эту неловкость сказав, что устал и хочу пойти спать. Виктор молча кивнул, и пожелав мне спокойной ночи, тихо вышел за дверь.