Юрьевы лозы

      Когда я проснулся, было около четырех вечера. Моя комната была залита солнцем, и я встал с кровати. Я чувствовал себя измотанным и голодным, как всегда не выспался. Еда давно остыла, но тогда мне было совершенно все равно, поэтому я быстро и, почти не жуя, проглотил свой поздний завтрак. Только после этого я ощутил, что глаза у меня красные, а на щеке засохла слюна. Какой кошмар, когда-нибудь я приду в норму. Сначала мне захотелось разреветься. Потом я подумал, не поспать ли еще часок-другой. Мне показалось, это будет кстати. Накатила усталость, голова отяжелела, надо немного прийти в себя.       Я пошел в ванну и умылся прохладной водой, она хоть как-то меня оживляла. Из зеркала на меня смотрел совсем молодой парень с усталым от всей этой жизни лицом, вокруг глаз залегли темные тени, я так и не смог набрать вес, из-за этого щеки впали. Вполне можно было выходить в свет, главное не смотреть кому либо в глаза. Я не запомнил куда положил свою ленту, сначала пытался искать или как-то заменить ее, но потом понял, что я все равно никуда не хожу, так что стал ходить с распущенными. Сейчас же, я хотел расчесаться, впервые за долгое время, но зубцы гребня отказывались проходить. Меня долго несло по течению, попытался расчесывать их пальцами, так что прошло не меньше получаса, и я понял, что легче просто обрезать их. Так я и поступил, теперь волосы, когда то доходившие чуть ли не до середины спины, стали заканчиваться на середине шеи. Возможно, я переборщил. Без разницы, никто, кроме Юры и Тани, меня не видит. Теперь они хотя бы расчесываются. Челка, которую пришлось обрезать после неудавшегося эксперимента наконец-то отросла, можно убирать за ухо. На лице будет выглядеть красиво, но ее все равно будут считать странной. Как и губы, и пальцы, плечи, ноги, бедра, живот… Хватит, проехали. Я собрал клоки волос и кинул их в мусорку. Юра скоро вернется, надо подумать, что я ему скажу или может сделать ему подарок по типу: «Спасибо, что терпишь все мои идиотские выходки, я не знаю почему ты еще не ушел, но я тебе благодарен». Нет, подарок такой не надо, а то не поймет. Так, тогда надо продумать, что именно я скажу, чтобы он стал поспокойнее и не чувствовал себя виноватым. «Привет, Юра, я повел себя как кретин, но сейчас все хорошо!» Вообще не то. «Я знаю, что ты чувствуешь себя сейчас очень неловко, но сейчас все хорошо.» Не-а, мимо. «У тебя был трудный день, может поразвлекаемся?» Может, если бы не утренняя ситуация, то сработало бы, но не сейчас. Черт, как же все-таки тяжело выбирать слова. Ладно, что будет, то будет.       Юрины шаги я узнаю из тысячи. Два шага, трость, два шага, трость. Часто он делает короткие, ленивые паузы, чтобы отдышаться, и чтобы боль немного утихла. Ногу ему оперировали явно криворукие идиоты, но спасибо, что хоть оперировали, а не оставили все как есть, но я все равно сделал бы лучше! Юра пил таблетки, только, когда боль была невыносимой, а такое случалось редко. Так что, думаю, он привык уже к ней, но иногда, во сне он стонет от боли, а так как я очень долго засыпаю, то бужу его, он извиняется и сразу выпивает обезболивающее. Потом проваливается в тяжелый, глубокий сон, похожий на смерть.       Дверь со скрипом отворилась, из прожорливой темноты появилось Юрино лицо. Он в нерешительности остановился на пороге, я тоже сделал паузу. Комната пропиталась до ужаса мерзкой неловкостью, я даже немного отошел от таблеток. Наконец, Юра решился и переступил порог. Мертвенно-бледный свет, льющийся из ванной комнаты, словно сдернул с него простыню, обнажив неживые и в то же время прекрасные черты. Как я и предсказывал, ему было стыдно, он и правда думает, что как-то обидел меня, хотя, поступил он правильно. Но что было бы со мной, если бы я продолжил их не принимать? Лучше не думать. В мое ослабленное тело будто бы кто-то вселился тогда, я не понимал, что я делаю и говорю. Я нестабилен, когда не принимаю таблетки, а их нужно принимать регулярно. Вот поэтому за мной так пристально следят, особенно Таня, которая знает, что я сделал.       Я тихими и размеренными шагами подошел к Юре, тот сразу же отвел взгляд, смотрел он куда угодно, только не в мои глаза. По спине у меня пробежали мурашки, я сглотнул и попробовал собраться с мыслями, сейчас главное не сказать что-то странное. Тут Юра поднял глаза и вздрогнул, на его лице было выражение ужаса и, как мне показалось, стыда. Может из-за моего расслабленного лица, он подумал, что я злюсь. Почему-то многие воспринимают спокойное лицо, злым или грустным, хотя оно просто спокойное! В моем лице не было ничего такого, чтобы его успокоить, я слегка улыбнулся и убрал растрепанную челку с его глаз. Он сразу обмяк, и я услышал какое у него еле различимое и хриплое от волнения дыхание. Потом он расслабился, посмотрел мне в глаза, осторожно взял за плечи и улыбнулся. Я понял, насколько я с ним счастлив, поняв, почему он рядом, вернее, представив, до чего мне с моим здоровьем трудно будет прожить еще немного. Мои мысли убьют меня быстрее, чем откажет мое сердце. — Вик, ты же не злишься? Я не хотел сделать тебе больно. Прости, ладно? — сказал он, немного запинаясь. — Не злюсь, ты все правильно сделал. Я провел рукой по его волосам, а Юра, как кот, потерся об нее макушкой. Уставший и счастливый, он положил голову мне на плечо и закрыл глаза. Я почувствовал, что краснею. Это было непривычно, обычно, от такого я не краснел. Мы молчали, я гладил его по голове. В этом молчании было что-то такое теплое и трогательное, от чего я вдруг ощутил такую потребность обнять его, согреть, защитить, слишком уж он намучался за свою жизнь. Как он не боится быть таким открытым, уязвимым, голым, таким не защищенным и таким… Хорошо все обдумав, я решил, что надо рассказать ему все. — Что у тебя с волосами? — Юра пальцами брал отдельные, небрежно отрезанные пряди моих волос. — Я просто не смог их расчесать из-за колтунов. Гребень просто не проходил. — Завтра я могу помочь тебе их подровнять, хорошо? — Хорошо, — я пытался собраться, чтобы спросить заветный вопрос. Быстро поцеловал в щеку и шепотом выдавил из себя: — Юр.. — Что такое? — Ты устал? — Довольно-таки, а что? — У тебя хватит сил, чтобы… Поговорить?.. Юра отстранился и удивленно на меня посмотрел. Да я и сам удивился от своих же слов. Я ни с кем никогда не говорил о своих чувствах вслух, только доктору, но и он не знал всего, а сейчас я хочу выложить все карты на стол. Хочу, чтобы Юра единственный знал обо всем, я хочу доверить ему самые свои плохие мысли и переживания, и мне кажется, что он поймет меня. Я надеюсь на это… Юра молчит. Может он понимает, как близко и интимно мы с ним стоим? Я сел на край кровати и похлопал рядом с собой, приглашая его. Юра подошел и осторожно сел, держась за бедро, отложил трость в сторону и стал ждать, когда я заговорю. Он смотрел на синяки у меня на запястьях, потом провел по ним рукой и положил голову мне на плечо. Я выдохнул, это оказалось намного сложнее, чем я себе представлял. Мне трудно было думать о том, о чем нужно, мысли липли одна к другой. Юрины пальцы проскользили по ладони, он крепко взял меня за руку. Я почувствовал его нежность, мы сидели так в темноте, мне казалось, мы совсем близки друг к другу. Я, наконец, смог собраться с силами. Я знал, о чем хочу ему сказать, это то, чего я никогда и никому не рассказывал. Просто не хватало смелости, но это произошло. — Юр, моя болезнь.. Не из-за тебя… Мне недавно приснился кошмар, это было давно забытое воспоминание. У меня.. У меня мама такой же была… Она в больнице себе перегрызла вены, в прямом смысле. Освободилась как-то из рубашки и.. Прямо перед моим приходом. А я не знал, зашел и увидел все собственными глазами. Я.. В общем.. Я замялся, слова очень плохо идут. Надо продолжать. Конечно, я ему не говорил ничего подобного. Так странно осознавать, что я знаю о нем намного больше, чем он обо мне. Но я справлюсь, и все у меня получится! Может быть… Я не знаю. Наверное, Юра понял, что я пытаюсь продолжить, но слова встали поперек горла. Он шепотом попробовал меня подбодрить. — Тебе нужно просто говорить, не задумываясь. Вик, все хорошо, мы можем закончить, если у тебя не получится. — Хорошо. Кхм… В общем, твое исчезновение было поводом, а не причиной… Именно из-за мамы я не хочу ложится в больницу, я их… Боюсь, наверное… Поэтому я сам все делаю, сам зашиваю, сам перебинтовываю и лечусь тоже сам. Конечно, я не супер-врач, но, как видишь, тебя-то я вылечил. Я еще уставший постоянно, просыпаю и засыпаю таким, иногда еще бывает, что я проснусь ночью и… Таким противным сам себе становлюсь… И все время одно и тоже… Если просто подумать, то это уже не жизнь получается, а какой-то нескончаемый кошмар, одно уныние. Еще, когда мне было прям ужасно, когда я еще не пил таблетки, я такие страшные образы видел. Иногда это были глаза на стенах, которые наблюдали за моими движениями, иногда насекомые, люди без лиц, вырванные зубы, один раз даже видел отрубленную голову лося в ванной, но чаще всего… Я видел… Тебя… Разговаривал много с тобой…       Юра поднял голову и посмотрел мне в глаза. Он побледнел, на секунду он, правда, стал даже еще красивее, чем был до этого, и видимо от того, сказал тихо и глухо: — Ты поэтому дергаешься, когда подхожу? Нет-нет, подожди… Я делал тебе больно, раз ты дергаешься, да? — Да, но это был не ты, ты хороший. Как мне врач объяснил, это потому, что я сам себя.. Ненавижу… — Это правда? — он приблизился к моему лицу. Это было слишком стыдно признавать, я отвернулся. — Ох, Вик.. Не надо так о себе думать. Это ведь полнейший бред, спроси у любого человека, который тут живет, каждый из них тебе благодарен! Я продолжал молчать, а Юра встревожился. Теперь каждый этот человек боится меня. Я никогда не хотел этого. Я не хотел их пугать. — Это неважно. — Нет, это важно для меня! Я пытаюсь тебе помочь! — Я не вижу в своей жизни ничего хорошего! Каждый мой день начинается и заканчивается одинаково, я хочу перестать существовать! Чтобы обо мне все забыли! Ты, ведь это хотел услышать? — мой голос дрогнул, раздражение начинало течь по моим венам. Сейчас нельзя было злиться, я пытаюсь рассказать все как есть, так почему я не могу нормально это сделать?       Юрины глаза расширились, ошеломление и сожаление стояло в них, видимо, он не ждал от меня такого ответа. Губы превратились в тонкую полоску, пальцы начинали теребить пуговицу на рубашке, он нервничал, меня же опять поглотило чувство вины. — Прости, не стоило все это затевать, забудем об этом. — я отпустил его руку, и уже начал вставать. — Нет-нет-нет, подожди! Вик, стой! Ты только начал открывать мне настоящего себя, пожалуйста, продолжи.. — Самое главное ты уже знаешь. Может, как-нибудь потом. Настанет ли это «потом»? Не знаю, сейчас хочется остаться одному, вина все больше и больше поглощала меня. Я оделся и вышел в коридор, оставив Юру одного.