Юрьевы лозы

…

      С приходом Роди в мою жизнь все будто поменялось. Мы были в разных группах и я отчаянно ждал конца лекций, чтобы мы быстрее пришли в лавку. Но что-то еще изменилось, когда он поглядывал украдкой на меня, я начинал нервничать и чувствовал, что во мне пробуждается неуверенность. Конечно, я делал вид, что не замечаю его взглядов, но глубоко внутри моего тела начинал вспыхивать пожар стыда, которого я не хотел. Когда Родя сидел напротив, у меня часто перехватывало дыхание от напряжения. Иногда я испытывал странное желание убежать, скрыться, исчезнуть, которое давило мне на грудь. Свои интровертские инстинкты я пытался подавлять, получалось сносно. Дело, конечно, было не в том, как он смотрит или как говорит, а в чем-то другом. Мне было приятно встречаться с ним взглядом, но почему-то страх сразу же начинал окутывать мою душу, словно стальная сеть. Так продолжалось долго, очень долго. Было опасение, что это могла быть. влюбленность? Я не хочу проблем, мне это не надо. Потом он начал ловить мой взгляд, и еще как-то очень странно поправлял мою одежду, смахивал пылинки. Возможно, все было от его педантичности и чистоплотности и я надумываю, но все же, это было неожиданно и несколько неловко. Словно он старается выглядеть вежливым. Казалось, он многое знает обо мне, даже, что я сам от себя прячу. Он напоминал мне мотылька своими рыжими прядями и одеждой в теплых тонах. Также, из-за своего плохого зрения, Родя обставлялся большим количеством ламп, что еще больше подчеркивало мое сравнение с мотыльком. Мне часто казалось, что он чуть ли не светился. Он притягивал к себе, как магнит, и, кажется, после каждой встречи я хотел видеть его снова и снова. Было ли это мое помутнение рассудка или что-то иное, я не знаю. Я никогда не выяснял это, поскольку в нашем доме никогда и никому не позволяли говорить на эту тему.       Помню в один из приятных дней, я забылся и остался у него на ночь, понадеясь на то, что моего отсутствия не заметят, но все обернулось кошмаром. Саша своими заплаканными кроткими глазами наблюдала, как меня чуть не перемалывают ударами. Отец орал какой я неблагодарный выродок, гнусный развратник и мерзавец, а давно покинувшая нас мать вообще стерва и родила морального урода, который сбегает из дому ради какой-то девки. В тот момент я лишь хотел побыстрее уйти, пусть он и дальше думает, что я был с какой-то девушкой. Хотя, когда у него такая реакция на девушку, то что будет, если я скажу про Мотылька? Думаю, тогда буду мертв не только я. После какого-то удара я уже отключился, видел сны с Мотыльком, как он мне улыбается, как мы держимся за руки и он спокойным голосом говорит мне, что все закончилось. После его фразы я резко пришел в себя. Лучше бы отец меня добил, потому что мне каким-то образом нужно дойти до единственного врача, которого я знаю — Роди. То что я оказался на крыльце уже облегчало задачу. Видимо, когда отец запыхался от своего гнева, опять угрожающе сказал Саше мне не помогать и с «большой любовью, кинул меня под входную дверь, чтобы я быстрее восстановил свои силы и был готов к новым приключениям.» Кровь давно засохла, но все болело так, будто он продолжал меня избивать. Я попытался встать, сделал несколько шагов и упал на холодную землю. От боли я совсем потерял контроль над собой и долго не мог встать на ноги. Я отдышался, оперся на руки и, наконец, мне удалось это сделать, заковылял прочь. Все что крутилось в остатках сознания, это дойти. Просто дойти, как можно скорее. Кто бы меня не увидел, да ни в жизнь не поверил бы, что я могу еще стоять на ногах. Уже темнело, людей было мало, и без их помощи обойдусь. Вот я уже у его дома, стучусь. Я был не уверен, что Мотылек там, но его мамы точно не было, она опять куда-то там уехала. Мне нужен был только он, да даже, если он не откроет, то я свалюсь под его дверью и меня рано или поздно найдут. За дверью послышались шаги. — Кто там? Я не мог сказать что-либо внятное, лишь еле слышно шептал «пожалуйста открой…», чего не было слышно за толстой дверью. Он повторил и прибавил, что выйдет с кочергой, если ему не ответят. Я же продолжил стучаться в его дверь, чувствуя, что ее немного и опять потеряю сознание. Мои глаза начали наполняться слезами беспомощности, я пытался говорить понятно и громко, но за дверью уже не было ничего слышно. Скоро мой голос окончательно затих, а слезы полились водопадом. Вдруг дверной замок громко щелкнул, и дверь резко распахнулась. Родя сдержал слово и стоял замахнувшись кочергой, но увидев меня, она выскользнула из его рук, с грохотом упала на пол. Его глаза оторопели, лицо исказила судорожная гримаса, удивление смешанное со страхом, он пытался что то сказать, затем посмотрел мне за спину и опять метнул ко мне испуганный взгляд. Я же уткнулся лицом ему в плечо и вцепился в спину дрожащими руками. Он осторожно прижал мое слабое тело к себе, пытался успокаивать поглаживаниями, в то время, как меня до костей пробирал ужас от всего произошедшего. Родя потянул меня, медленными шагами заходил в дом, я тоже не отрываясь от него, еле перешагнул порог. Потом он одной рукой провернул ключ, прислонился спиной к стене, также не отпуская. Не знаю, сколько мы так простояли, я не мог успокоиться, казалось, еще немного и весь его рукав будет мокрым от моих слез. Родя не пытался как-то меня прервать, ничего не говорил, только гладил по голове и спине. Я постепенно успокоился и провалился в сон, а проснулся от того, что влажным платком он пытался оттереть от моего лица кровь. Мотылек был бледен, но спокоен. Так мне казалось. Я лежал на его кровати с расстегнутой рубашкой, тело продолжало ломить от боли. Он сидел на краю кровати и держал на коленях коробку со всем необходимым, и продолжал тщательно отмывать мое лицо. Карие глаза уставились на меня, он убрал платок и со вздохом произнес: — Ты туда не вернешься. — Но мне надо домой. Иначе… — Я сказал, ты туда не вернешься. Поживи пока тут, мама все поймет. — Он нас найдет. Не надо.       Я попытался приподняться, но Родя надавил мне на плечи, и не в силах сопротивляться я упал обратно на подушку. Потом он пошел к двери и через секунду вернулся со льдом. Холод коснулся моего виска, было неприятно, но ощутимо стало легче. Я чуть-чуть приоткрыл глаза, опять уставился на Мотылька. Лампа мягким светом горела за его спиной, а он обеспокоенно одной рукой искал что-то в коробке, другой продолжая держать лед на моем лбу. Сейчас он был похож на ангела, несущего мне в ладонях Вселенную, исцеляя мое сознание ее светом. Мне хотелось сказать ему что‑нибудь приятное. — Ты напоминаешь мне мотылька. — Почему мотылька? — Они.. они так тянутся к свету, ничего не замечая вокруг. Я могу тебя так называть?.. — Мне нравится, — он мило улыбнулся и достал из коробки вату с бинтом. Переложив лед мне на ребра, где располагался припухший красный синяк, Мотылек чем-то пропитал ватку, приложил к моему виску и аккуратно перебинтовал. Вот откуда у меня была кровь, я этого даже не понял. После всего, пальцами левой руки легонько гладил меня по щеке. Меня словно током ударило, а по телу прошла приятная дрожь. Больше всего мне нравилось прикосновение его пальцев, его близость. Он тихо спросил: — Тебе нравится? — Да… Чем ты ее пропитал? — Тем, над чем мы работали, помнишь? — Я думал, что просто помогаю тебе. — По сути так и было, но я, как ты уже знаешь, немного соврал. Ты мыслишь по-другому, мне это в тебе нравится. Там нужен был нестандартный подход, а я пытался как-то следовать инструкциям. — Я же сейчас не являюсь подопытным? — Конечно, нет, — он усмехнулся.       Его прикосновения убаюкивали. Хотелось закрыть глаза и заснуть. В голове плыл нежный звон. Отчаянно хотелось не шевелиться, не думать, принимать эти неожиданные и таинственные прикосновения, приятные своей новизной. Его руки были почти невесомыми. Их жаркие, чуть вздрагивающие пальцы ласкали лицо и плечи, заставляя поворачивать голову. Я понимал, что он просто осматривает меня, но так не хотелось, чтобы это заканчивалось. Казалось, еще немного, и реальность вытечет из меня с тихим шелестом. Мотылек замер, наши взгляды встретились. Мы молчали, по телу прошла короткая судорога, он наклонился, взял меня за подбородок и поцеловал, осторожно и ласково, словно боялся спугнуть мою хрупкость, так поразившую его воображение, я отстранился. Приоткрыв глаза, я вновь на него посмотрел. Он продолжал сидеть на краю кровати, в той же позе, совершенно не двигаясь. Сейчас Мотылек показался мне самым желанным существом на свете. Несколько секунд мы молчали. Тогда я приподнялся и поцеловал его вновь. Сначала осторожно, еле касаясь губами, а потом все смелее, забыв про все запреты и устои, охваченный той самой знакомой и такой необходимой мне дрожью. Мне хотелось прямо сейчас нарушить все, что мне вбивали годами. Я покрывал его лицо легкими, короткими поцелуями. Мотылек, казалось, отвечал на них без всякого усилия с моей стороны, целуя в ответ, и чем дольше я делал все это, тем больше мне хотелось, чтобы это все длилось вечно. Мое тело будто плавилось под напором всего безумства, что заполнило комнату. Вся эта грязь, в которой меня держали столько лет, вдруг показалась совершенно незначительной по сравнению с тем счастьем, какое я испытал. Ничто на свете больше не было нужно мне и этому хрупкому созданию, которому тоже не нужно было ничего, кроме меня. И мы, кажется, уже не смогли бы остановиться, но прервались только из-за того, что вернулась его мать. Мотылек услышал щелчок входного замка и, как ошпаренный вскочив, быстро выскользнул в прихожую.       Я остался наедине с собой. Весь раскрасневшийся и закрыв лицо руками, я долго лежал без движений и думал, думал… Надеюсь про это никто не узнает. Стыд заполнил меня изнутри, но желание вновь поцеловать его было сильнее. В прихожей раздавались голоса, Мотылек что-то яростно рассказывал. Потом дверь открылась и он вошел вместе с матерью. Я и раньше ее видел, но никогда не рассматривал. Понятно, в кого пошел Мотылек. Длинные рыжие волосы были собраны в хвост на затылке. Матовая бледность лица и глаза светло-зеленые делали ее похожей на цветок, нарисованный мелом. Нос был прямым и довольно длинным. Узкие губы сложились в полоску, вовсе не печальную, скорее сосредоточенную. Одета она была в легкое серое платье с рукавами-фонариками. Она окинула меня строгим взглядом и повернувшись к Роде, молча кивнула, что-то шепнула и тихо вышла за дверь. Мотылек мельком улыбнулся мне и начал убирать все бинты и колбы в коробку. Он опять замер, уставившись на меня, только я потянулся к нему, как он, вздрогнув, схватил коробку и поставил на шкаф. Хотелось убежать от этого стыда. Он помог мне переодеться в чистую одежду, и так как я находился в его комнате, Родя взял еще одну подушку и лег ко мне, лицом к стене. — Мотылек? — Нет, мы не будем про это говорить. — Можно тебя поц. — Нет. Я сейчас от стыда под землю улечу, хватит смущать меня еще больше! — Хорошо. Я хотел его обнять, но боль до сих пор не утихла и я еле смог спокойно уснуть.