Юрьевы лозы

…

      Первый раз за долгое время я смог нормально поспать. Ни разу не вскочил за ночь. Сон был глубоким и спокойным, до самого утра я даже не слышал, как ходят за стеной. Это было удивительно, потому что обычно я спал чутко, мог проснуться от любого звука. Наверно, причиной тому было напряжение или страх. Когда я проснулся, почувствовал приятный аромат жареного бекона. Мотылек что-то готовил, а я немного пришел в себя, усмирил боль и медленно поднялся. По запаху я нашел кухню и напевающего себе под нос Родю. Он помешивал деревянной лопаткой в сковороде, издававшей аппетитное бульканье. Подошел, поглядел, спросил: «Ну как?» — он чуть ли не подпрыгнул от испуга, громко выругался и несильно щелкнул мне по плечу. Я рассмеялся, когда он принялся покрывать меня всевозможными ругательствами. Это выглядело комично, если вспомнить его вчерашнее проявление любви. Я обнял его, Родя сразу замолк и как-то напрягся. — Тебе, как я вижу, уже лучше. — Намного. — Это хорошо, — он вывернулся из моих рук. Что-то было не так, вчера Мотылек вел себя совершенно по-другому. Может, обстановка подействовала? Похоже на то… Он отвел глаза и ничего не сказал. Да что происходит? — Что-то случилось? — Все просто прекрасно. — Родя, мы больше чем друзья или нет? Он вспыхнул и закрыв лицо руками тихо сказал: — Я не могу говорить об этом… Я желал внятного ответа, поэтому крепко обхватил его руками и принялся покрывать тыльные стороны его кистей, которыми он скрыл смущенное лицо, легкими поцелуями. Он пытался оттолкнуть меня, бормотал что-то о том, что я сумасшедший, но я продолжал его зацеловывать. Родя приоткрыл ладони, но быстро уклонился от моей очередной попытки. Теперь же была открыта его шея и я принялся за нее, пока не почувствовал, как его пальцы сжали мои плечи и оттолкнули меня. Тогда я поднял лицо и увидел, какой в его глазах стоит ужас смешанный со смущением и стыдом. — Не сейчас… — прошептал он и впился в меня глазами, — Не здесь… Не в этой комнате… Потерпи немного, пожалуйста… — Что случилось? — Я скажу позже, а сейчас, я умоляю, не говори так громко. Шепот прервала скрипнувшая дверь. Его мама зашла на кухню, кинув на меня заинтересованный взгляд. В одно мгновение Мотылек привел себя в порядок, скинув все смущение. Мы с ней поздоровались, она чмокнула Мотылька в щеку, взяла ключи и на выходе произнесла: — Роденька, я ушла. Можешь сходить за продуктами, и прихвати с собой своего друга, ему нужен воздух. — Хорошо, мам. Только попозже, ладно? — Главное сходи. Как только она закрыла за собой дверь, он выдохнул с облегчением. Когда он сказал, что она уходит почти в полдень, так что не стоит разбрасываться такими словами и действиями, пока она дома. Стены довольно тонкие, так у нее еще и прекрасный слух. И если кто-нибудь услышит, то все всплывет, и это его не радует. С моего сердца упал камень, я уж думал, что все вчерашние его действия были какой-то ошибкой и мы должны были бы жить, будто ничего не было. — Теперь то можно?. Он опять раскраснелся, а я приблизился к его лицу так, что волосы мои касались его щек. Он глядел на меня из-под полузакрытых век, прерывистое горячее дыхание рвалось из груди. Я почувствовал дрожь от нетерпения, и он прошептал: — Теперь, можно… Я коснулся губами его губ. Мы несколько раз поцеловались, сначала нежно и осторожно, словно боясь повредить что-то внутри. Затем он словно очнулся и сжал меня в своих объятиях, от пережитого волнения я не сразу пришел в себя. Запах гари нарушил наш покой. Мотылек вырвался из моих рук, молниеносно убрал сковородку с горелки, в его глазах мелькал страх с обидой, пока я лихорадочно пытался придумать чем бы помочь. Все, что приходило в голову, было нелепо. — Аааа, черт! — протяжный полный досады стон донесся до моих ушей, — Ты ведь не против немного пригорелого завтрака? Я скромно кивнул, взял приборы, и сел за стол. Мотылек положил мне все сверху, оставив всю гарь себе. Я осторожно откусил первый кусок. Боже, это было действительно непередаваемо! Я никогда прежде не ел такого. Карие глаза наблюдали за мной, за моими движениями, а в особенности за моим лицом, отмечая все мои эмоции. И это, честное слово, доставило мне массу удовольствия. Хотелось метаться по комнате, пищать от этого непередаваемого восторга. Видимо, вкус еды и правда зависит от условий, в которых ее едят. Когда я проглотил последний кусок, я посмотрел на Мотылька. Он сидел напротив, пряча лицо в ладонях, отводя глаза. — Ты смеешься надо мной! — саркастично воскликнул я. — Я никогда не видел, чтобы кто-то так реагировал на мое варево! Оно ведь чуть не сгорело, а ты готов расплакаться от счастья! — Родя пытался сдерживать ухмылку, но получалось плохо, его лицо искривлялось каждый раз, когда я поглядывал на него. Он прикрывался ладонями, вздыхал, отводил взгляд, но в один момент будто взорвался. Звонкое хихиканье залило всю комнату, я тоже не выдержал и прыснул. Я не знаю, почему его так сильно это насмешило, это и не важно, мне нравятся такие моменты. Мотылек уже перестал себя контролировать, согнулся и всхлипывал от смеха. Мне пришлось хлопнуть его по плечу, и он смог остановиться. Несколько раз втянув воздух, Родя запустил пальцы в свои волосы и немного привел их в порядок. — Все-все, я спокоен, все.. Мне нужно освежиться.       Вечером мы лежали на кровати в его комнате и мечтали о разном. Как мы уедем отсюда в какую-нибудь другую страну, будем жить вместе, и нас никто никогда не потревожит. Он сказал, что так было бы очень романтично, я же думал только о том, что меня никто там не найдет. Я бы убирался, а он готовил или наоборот, это мы еще не определили, мы бы никогда не ссорились, потому что понимали друг друга с полуслова. Мотылек так поглядел на меня, как будто все это уже обдумал и принял решение. Мотнул головой и стал рассказывать наизусть французские стихи, очень красивые, так нежно, словно знал их с детства. — Et qu'en vain l'ongle de leurs ailes Grince et crie à ces vitraux noirs! — Красиво, только я ничего не понял, — шепотом сказал я, улыбнувшись уголками губ, и мягко взял его за кисть. Родя несильно, но решительно сжал мои пальцы в своей ладони. — Гюго. — Что? — Это стих Гюго про джиннов. Я рассказывал его вместе с братом на каком-то фестивале. Грустно, что такого больше не будет. — Мне жаль, Родь. — Нет-нет, он не умер, уехал учиться заграницу пару лет назад, там и остался, работает сейчас в какой-то забегаловке. Саша ведь осталась совсем одна. Он сейчас может отрываться на ней, а я, как трус сбежал подальше. Страшные картины заполнили мое сознание, проделывая в груди дыру и выплескивая на волю невыносимую тоску. — Мне нужно домой. — Ты с ума сошел? — Саша одна, а когда я был там, то отрывались на мне. — Эй, я серьезно, ты не вернешься туда! — Тогда, мы сможем и ее забрать? — Не знаю насчет забрать, но проведать да. Ночью. И чтобы никто нас не увидел. — Нас?