Разумное, доброе, вечное.

      А начиналось ведь всё более, чем хорошо. Какое-никакое взаимопонимание было найдено, друзьями, конечно, они не стали за тот короткий промежуток, но отношения вышли ровные. Уже радует. Открыто конфликтовать смысла не было. Хотя, конечно, можно было бы. Припомнить, например, финал его сезона, когда Волхов обращался к Мэри, а фактически поздравлял Рыжикову. За свою женщину тогда было обидно, однако прошлое должно оставаться в прошлом.       И сейчас начиналось-то всё хорошо, а вот закончилось... Откровенно, не очень. Дмитрий Волхов, он же для знающих людей Велес, на своём настаивать умел. Считал, что нужно мстить, хотя парня этого тогда и на крыше-то не было. Кого наказывать? Те, кто должен был, своё уже получил.       Обвинять невиновных, видимо, теперь становится модно. Просто, чтобы показать, какой ты замечательный и как много можешь. Шепс в свои тридцать с небольшим, видимо, начал отставать от жизни.       В этот раз с людьми везёт, родных всё-таки получается отговорить; хотя достучаться, конечно, было немного проблематично. Уже хотя бы что-то положительное за последние часы. Но ощущение чего-то неприятного липкого всё равно остаётся. После съёмок Саша с Велесом уже не разговаривает. Просто банально не о чем. Да и друг о друге они уже всё поняли после совместной работы.       Оба надеются, что это первая и единственная совместная съёмка. Второй раз так мирно всё может и не закончиться. Разный взгляд на жизнь, на вещи... Если Шепс ещё может принять практически любую точку зрения, то вот Волхов уже нет. Слишком зациклился.       Домой сразу возвращаться нет никакого желания. Принести негатив, расстроить Олежку, потом ещё и самому на себя злиться за это — тоже не хочется. Было бы время, заглянул бы на кладбище, выбросил это всё, развея и успокоился. Мёртвым уже не до страданий живых. По крайней мере тех, кто непосредственно к ним не относится.       У Александра Шепса в Москве мёртвых родственников нет.       Проораться получается в небольшом лесопарке, где-то в получасе езды от дома. Немного не то, конечно, но становится несколько легче. Плохо, что в доступе нет никакого водоёма, чёрт с ним, можно и со стоячей водой. Элементаль помог бы прийти к полному равновесию. Ещё огонь, но, как на зло, даже зажигалки с собой нет. А рабочие спички на такое жечь полная глупость.       Земля и воздух его не любят настолько, чтобы помогать без крайней необходимости. Ситуация со всех сторон паршивая.       Но хотя бы всю сегодняшнюю гадость домой не потащит, уже, в общем-то, хорошо. Олег, его любимый маленький, в какой-то момент звонит, интересуется, где его носит и сойдут ли на очень поздний ужин пельмени. Хотя для брата, конечно, он всегда бы нашёл силы сделать что-то более приличное.       Саша тихо смеётся в трубку и заверяет, что сойдут. Уточняет только, что не отказался бы от жареных, на классические варёные сегодня не тянет. Олег для любимого готов на всё.       То тёмное, что всё ещё гнездилось в душе, наконец, отпускает, сменяясь усталостью. А с этим будет справиться уже проще.       Домой медиум заявляется только к часу ночи, по пути пришлось разбираться ещё и с заблудшей душой какого-то висельника. Фантом мстительный, гребёт к себе всех подряд, не разбирая. Приходится упокаивать. И вот это вот, кажется, выматывает окончательно, доводя до ощущения опустошенности.       Ужинают молча, хотя Олег и смотрит обеспокоенно. Мог, конечно, и спросить, что случилось, но чувствует — потом хуже будет. Сашу сейчас может сорвать из-за одного неосторожного слова или действия. И что он может натворить в таком состоянии неизвестно никому.       В доме вообще повисает неправильная, гнетущая тишина. Такого быть не должно, не у них по крайней мере. Или не в таком количестве. Олег, как самый сегодня хозяйственный, остаётся мыть посуду, перед этим чмокнув брата в так любимую горбинку на носу. Саша с трудом удерживается, чтобы не отстраниться, никакого физического контакта не хочется. Но не обижать же младшего, в самом деле, потом сам себя за это сожрёт.       Укладывается на кровать со своей стороны, максимально к краю, чтобы того самого контакта не было. Неправильно, непривычно, но кажется самым логичным. Олег бы наворчал, за такое, конечно, но брата пока нет. А там, глядишь, примет его решение, не полезет.       Саша усмехается в подушку. Чтобы его любимый волчонок и не стал разбираться? Глупости.       Шепс-младший приходит, по ощущениям, минут через семь. Вздыхает, смотря на открывшуюся картину. Брат замотался в отдельный плед, лежит как можно дальше и вообще весь как-то отстранился. Хоть не закрылся, поставив блоки, и на том большое спасибо. Олег выключает свет, укладывается на свою половину, возится, пытаясь лечь поудобнее. Непонятно, куда деть руки — обычно он обезьяной обнимает старшего.       — Са-аш? — выходит совсем тихо и просительно, немного даже отчаянно.       — Прости, волчонок, но сегодня без обниманий. Устал и хочу побыть сам с собой.       Какая-то часть души орёт, что это всё неправильно, так нельзя, но её удаётся вполне успешно игнорировать. Олег мальчик взрослый, вполне сможет понять и принять.       — Тогда, раз так, я просто останусь рядом и буду тебя греть и мурчать на ухо.       Старший едва не пищит позорно от неожиданности, когда его одним движением утягивают к себе, разворачивая и привычно оплетают конечностями. Олег утыкается носом в шею и действительно урчит. Саша даже не думает дёргаться, просто застывает, слушая.       Тот узелок в душе расплетается на ниточки, распадается, исчезая окончательно. Становится на порядок лучше, спокойнее, просто банально легче. Непонятно, как раньше получалось обходиться без вот такой вот поддержки и заботы. Справлялся же, а теперь понимает — по-другому не получится.       Или только внушал себе, что справляется.       — Спасибо, Олеж, — всё, что было, отпускает окончательно. Получается расслабиться.       — Всегда рад помочь, — младший слегка улыбается, трётся носом. — Знаешь, будь у меня крылья, я бы тебя сейчас укрыл и никому не отдавал.       — Будь так, одно я бы всегда держал над тобой, — Шепс-старший перекладывается, заматывая в плед их обоих. — Потому что переживаю и боюсь, даже не смотря на всю твою силу.       — Кто ещё за кого переживать должен, — оба смеются тихо, обнимая друг друга, кажется, ещё сильнее.       Возможно, так действительно и надо — друг за друга и помогая.