Разумное, доброе, вечное.

      В квартире у Шепсов альбомов с фотографиями всегда было много. Оно и понятно, семья большая, снимали часто. К тому же ещё и любовно хранящиеся архивные снимки: бабушки, дедушки и все прапра, которые только сохранились. Старых фото мало, все или чёрно-белые, или выцветшие с одного-двух углов. Хранили, как могли, но не всегда получалось — время, так или иначе, брало своё. Более новые уже были в лучшем состоянии, к тому же многие цветные. Старшие дети ещё вперемешку, а вот двое последних полностью в цвете.       Все архивы доставали по большим праздникам, чтобы окончательно не убить фотографии, а вот более свежие — пожалуйста, берите, сколько хотите.       Олег в детстве и брал, любопытно было. И на братьев смотреть, и на сестру, да и на родителей тоже. Снимки со свадьбы, с застолья после него, потом повседневные, бытовые и тёплые. Где-то с отпусков, где-то из родного города.       А вот мама, беременная первым ребёнком. Счастливая, молодая совсем. Постепенное развитие малыша внутри, а Людмила чем-то занята, фото с выписки из роддома... Совсем маленький самый старший брат, постепенно взрослеющий, познающий мир.       Сестрёнка, ещё братишка... Снимки разные, но совсем неуловимо похожие. Родители хотели, хотя бы чуть-чуть, сохранить этапы развития и познания мира каждого, вот и снимали, как могли. Печатать, конечно, было недёшево, но оно того стоило. Всё же семья — это семья.       А вот и Саша. На этих снимках младший каждый раз зависал надолго, рассматривая каждую фотографию, отмечая для себя, каким его брат был раньше. Всегда прекрасным, если в двух словах. Один снимок Олег тихо утаскивает в своё личное пользование, во-первых, поржать, во-вторых, реально красиво. Из юности, периода бунтарства и желания быть непохожим на остальных.       Саша у него в любом случае лучший.       Уже позже снимок ламинируется, чтобы не затирался, и таскается везде, куда только можно. Это как-то морально успокаивает, не даёт иногда наделать лишних глупостей. Да и вообще так Сашино присутствие лучше чувствуется. Хотя, конечно, лукавит немного. У Олега вообще с самого детства, как он начал нормально осознавать мир, ощущение, что старший у него за спиной стоит и поддерживает, прикрывает, направляет, куда надо.       Очень-очень приятно.

* * *

      В очередной раз альбомы достаются, когда старший медиум приезжает на пару дней летом в Самару. Олегу двадцать, о своих дальнейших планах на Москву он пока не говорит, но брата искренне рад видеть. Соскучился. Нормально побыть вдвоём в это время не получится, так что придётся выкраивать какие-то тихие минутки, чтобы просто друг друга почувствовать заново.       Тихие семейные посиделки за одним столом, в кое-то веке собрались все, от мала до велика. Олегу, на удивление, в кругу семьи наконец-то комфортно, никто его ни в чём не попрекает ни словом, ни взглядом. Можно расслабиться.       Мама в какой-то момент, расчувствовавшись, гонит всех в гостиную, вытаскивает альбомы и понеслось... Смотрят и слушают все с удовольствием. Что-то подзабылось, что-то вообще совершенно новое всплывает из глубин памяти. Жаль, что про давно умерших родственников не так много, младший с удовольствием послушал бы про всех бабушек и дедушек. Хочется знать свою историю.       Антонина Павловна стоит у Саши за плечом, пока рассматривают и вспоминают фотографии детей и родителей — молчит. Только улыбается как-то грустно, жалеет, что не дожила хотя бы до самого старшего правнука. Хочется как-то поддержать старушку, только не совсем понятно, как именно. Когда переходят к более ранней родне, уже начинает говорить, вставляет свои комментарии, подправляет, если что-то не так. Саша, как радио, транслирует, перетягивая на себя этим внимание. Хвалят, спохватываясь, если что-то действительно не так.       Олег про себя грустно вздыхает. Начни он так делать — орали бы долго даже сейчас. А то ведь смирились же, уже не слишком препятствовали его дару.       Про себя, правда, Антонина Павловна вставляет буквально пару слов и исчезает. То ли дела у неё появились загробные, то ли говорить не хочет. Олег ставит на второе. Надо потом у брата будет спросить, он-то точно всё знает.       Сильно не оттягивает, за полночь заваливается к старшему, как в детстве нагло лезет под одеяло, тем более, что брат никогда не возражает, а в последние пару лет так тем более. Саша даже чуть сдвигается, чтобы удобнее было. Обнимает сразу, стоит только улечься, соскучился. Олег, в общем-то, тоже — гладит по затылку, трётся носом о щёку, точно котёнок.       — Са-аш, а расскажи мне ещё про бабушку, — целует невесомо, не давая себе продолжать ласкаться. Не тот вариант, родня за стенкой. — Которая Антонина. А то она молчит, как партизан, но интересно же.       Старший устраивается удобно, зеркалит руку в волосах, почёсывает. Выучил уже, что ещё чуть-чуть и от младшего только довольная лужа останется.       — Так она и была партизаном в том числе, в Первой мировой, — вздыхает, вспоминая, что ему ба рассказывала. — Только много от меня не жди, тоже не очень-то много знаю, не хочет говорить. Жила тогда в Петрограде, работала на фабрике, швеёй, из самой обычной семьи, дар был, ведьмой была, но почти не пользовалась. Там же, на работе, и с мужем, нашим прадедом, познакомилась. Хороший был, добрый, заботливый, ласковый, её любил до безумия. Семён Тимофеевич Масленников. Знаю про него только, что как на войну ушёл в пятнадцатом году, так и не вернулся. Успел переродиться, потому что его душу я найти не смог. Оно и к счастью, новая жизнь всегда лучше. А бабушка следом на фронт, думала, найдёт, все вместе будут. Да только не получилось, несколько месяцев с отрядами вылазки совершала, а там понятно стало, что беременная. Ну и отправили её обратно, в тыл. Там уже и родила, и поднимать потихоньку начала двоих детишек. Как дедушку убили — почувствовала, будто ниточка порвалась и ясно, что ждать бесполезно. Горевать было особенно некогда, война кругом, но ничего, справилась. Подняла всех, сама не сломалась. А к пятидесяти и ещё раз замуж вышла.       — До старости прожили с Митрием, любили друг друга и детей. Он моих, я его... — бабушка появляется, как всегда, неожиданно, вырывая из состояния полного блаженства. — Первым умер, видно, судьба такая была, мужей хоронить... А там и дочки уже замуж вышли, внучков мне родили, успела ещё понянчиться на старости лет. Прекрасные были детки, послушные, спокойные.       Олег каждое слово своей родни слушает внимательно, запоминает на будущее. Интересно же, как никак.       — Спасибо, бабуль, — улыбается старушке, не давая ей слишком уж сильно углубиться в воспоминая. Расстраивать родной фантом не хочется. — Стало хотя бы немного понятнее.       — Ты спи сейчас, я тебе потом ещё много чего рассказать могу, внучок, уже дорос.       — А я, значит, нет? — Саша возмущается притворно, брови хмурит. — Говорила ещё, что любимый внук!       Антонина тихо смеётся, присаживаясь у изножья, платок на голове поправляет.       — Тебе и без меня покойников хватает. Но, если Олег захочет, он с тобой может поделиться.       — Оле-е-еж? — и укус за шею, в самое чувствительное местечко.       — Всё, что угодно, если ещё раз так сделаешь.