Дежурное блядство и прочая любовь

— В комнате Андрей ещё будет, ты же не против? — спросил Федя будничным тоном, и это заставило Диму с огромным усилием подавить вздох разочарования. В тот момент Диме показалось, что все его жизненные неудачи не могут быть ничем иным, кроме как планом могущественного сверхсущества — именно в момент, когда он уже точно определился в своих чувствах, прорепетировал речь, морально подготовился быть отшитым и в случае чего особо не расстроиться (хотя бы на людях), подгадал идеальные время и место, Андрей прогремел громом средь четкого плана Димы и одним своим присутствием заведомо обосрал ему всю потенциальную малину. По Феде Дима откровенно сох ещё с середины первого курса, если не с самого первого дня, и несмотря на то, что такая внезапная и стремительная влюбленность в парня стала для него сюрпризом, даже сильно себя не корил — по Феде сох бы кто угодно, у кого есть глаза, уши, органы обоняния и мозг. Дима был убежденным, почти политическим гетеро: в свое время ему было кого позвать на выпускной в одиннадцатом, в его планах на будущее было строго прописано, что для достижения эквилибриума, который в простонародье называют счастьем, ему необходима спутница жизни, с пятнадцати лет он дрочил на таких женщин, в образах которых самый убежденный конспиролог не заподозрил бы и налёта латентной гомосексуальности, и Дима даже не был девственником при всей своей излишней интровертности. Но Федя Логвинов, пацан, приехавший в Питер из Иркутской области, низковатый и в чем-то похожий на девочку, ворвался в его жизнь, и Дима натурально обалдел, после чего влюбился без памяти. Сначала Дима думал, что наконец-то нашел своего человека, и приятное покалывание в плечах это следствие исключительно того, что впервые за все круги ада системы образования у него появился однокашник с которым было нереально заскучать; потом, правда, понял, что тепло, с которым периодически вспоминаешь подобных приятелей, обычно конденсируется где-то в районе плеч или груди, а не члена. Федя никогда не пропускал пары, носил в основном бесформенную черную толстовку или клетчатую рубашку с узкими черными джинсами, подрабатывал звукорежиссёром и разбирался в когнитивной психологии — этого, в принципе, Диме и хватило, чтобы начать думать о Феде практически постоянно и наконец перестать осуждать тринадцатилетних девочек, которые фанатели по Роберту Паттинсону. Дима ничего не понимал в делах сердечных, однако по какой-то причине ему казалось, что Федя проявляет к нему ответный интерес: Федя практически всегда выбирал Диму, когда речь заходила о работе в парах, сам кидал ему конспекты, если Дима заболевал, периодически звал его выпить и даже не забыл о димином дне рождения. Оставался, конечно, вариант, что Феде нравились деньги диминых родителей, правда о них он узнал далеко не сразу. Если бы Федя был альфонсом, то избегал бы траты денег любым возможным способом, однако он тратил на Диму и деньги, и время без какой-либо четкой конечной цели. Как-то раз Дима спросил зачем Федя вообще с ним возится, на что получил в ответ лаконичное: — В смысле «вожусь»? Мне искренне с тобой интересно, — после чего Федя будто бы стыдливо спрятал глаза. Как студенты они много времени проводили в университетской библиотеке, и во время одной из таких сессий на третьем курсе Дима решил — пора. В рамках задания им нужно было повторить один из экспериментов в области социокультурной психологии и в исследований конформности, модифицировав методологию: когда материал, наконец, был собран, они договорились, что писать черновик будут вместе у Феди в общаге аккурат вечером перед выходными — лучшего момента для признания и быть не могло. Так же наверное подумала и сверхъестественная сущность, именуемая богом, посылая Андрея максимально не в то место и ни разу не в то время. Потому что а как же иначе. Бутерброд всегда падает маслом вниз, особенно в тех случаях, когда он даже не собирался куда-то падать и вообще не включал в себя масла как такового. Дима вздохнул и внезапно вспомнил, что все это время они вообще-то сидели в университетской столовой, разговаривали, и Федя, поднесший ко рту вилку с капустным салатом, застыл и недоуменно смотрел на Диму во все глаза. — А это обязательно? — недовольно протянул наконец Дима, отводя взгляд в сторону. Федя громко вздохнул. — Дим, не выгонять же человека из комнаты в самом деле. Он просто посидит рядом, может, поможет чем. — Он же физик, — недоумевал Дима. — Инженер, — поправил его Федя, жуя котлету, — Может одолжить нам свой инженерный калькулятор, прогоним данные ещё раз по статистике, — Дима раздражённо закатил глаза. — И вот для этого Андрей всенепременно должен быть в твоей комнате? — Дим, ну ты чего? — несколько расстроенно спросил Федя, из-за чего Дима мгновенно почувствовал горький укол вины. — Просто, ну…я не знаю, — замялся он, в попытках быстро состряпать хоть какое-то подобие отговорки, — Как-то неожиданно немного. Я думал, только мы вдвоем будем. Ну, знаешь, рабочая атмосфера. Диме стоило огромных усилий проглотить смешок на словосочетании «рабочая атмосфера», и в его голове даже нарисовалось сатирическое определение: «рабочая атмосфера это когда двое наедине усиленно делают вид, что какая-то конформность для них интереснее, чем перспектива поебаться наконец друг с другом». Федя протянул руку через стол и успокаивающе хлопнул Диму по плечу. — Андрей — свой. Ничего не случится, если он просто рядом посидит, не бойся ты так. Федя был человеком надёжным и неглупым, однако в каждом сказанном им слове Дима почему-то очень сильно сомневался. Федоро́вич Андрей Игоревич был персонажем популярным, причем вовсе не из-за того, что его закарпатскую фамилию часто путали с отчеством. Фамилия Димы тоже не была такой уж распространенной и многих отсылала к небезызвестному Нюрнбергскому процессу, и тем не менее, Дима держался в тени, в то время как Андрей будто бы имел цель как можно чаще заявлять о себе во всеуслышание. Андрей осознанно превращал себя в значимую информационную единицу, не давая другим забыть о его существовании, или же, проще говоря, творил отбитую хуйню. Признаться, Андрея Дима недолюбливал. Ему казалось, что эго Андрей Игоревича непропорционально его личности: он писал стихи, однако вместо роли невоспетого поэта в пучине страстей Христовых, Дима, скорее, отвёл бы ему роль придворного шута, чьи каламбуры были где-то на уровне самой известной фразы Марии Антуанетты. Если бы Диму попросили описать Андрея одним словом, то он охарактеризовал бы этого второкурсника инженерного как забулдыгу-подмастерье, однако через дефис и без налета восхищения, которое в свое время придавал этим словам Владимир Владимирович Маяковский. Стоило Диме услышать об этом человеке, как имя его мгновенно пропиталось ассоциацией с пьянством, пошлостью, болезненной худобой и бредовыми галлюцинациями, которые в своем дебютном романе описывал Павел Санаев — по-детски несуразными и с запахом аптечного мыла. Андрей был слишком карикатурен, чтобы существовать в реальности, потому в половину рассказов о нем Дима не верил из принципа. Ему было решительно непонятно, как Федя мог с ним общаться, не борясь ежесекундно с желанием дать ему смачную затрещину. Дружба Андрея и Феди оставалась для Димы вещью странной, а слухи об их сексуальной связи вообще вызывали у него немало вопросов и мало доверия. Конечно, Дима был в курсе, что Андрей и Федя слыли хорошими друзьями, и слышал, что они вроде как делили комнату в общежитии, однако в глубине души все равно надеялся, что в тот самый день, когда ему предстоит наконец открыться Феде, Андрей будет где-нибудь в другом месте, желательно как можно дальше от общежития физически и ментально. Ведь обычно его ничего не останавливало от того чтобы шляться по городу и возвращаться в общагу под утро — сколько историй Дима слышал о том, как Андрей пытался задобрить тамошнюю вахтершу, как и о всех его похождениях в принципе — так почему сейчас должно? Шанс признаться был просран, и, что поразительно, не по диминой вине. Просто так сложились обстоятельства — именно в тот день Андрей оставался в комнате на весь вечер. Shit happens. Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Memento Mori. И что-то там ещё. Прокручивая мысли об этом по дороге домой, Дима позволил себе громко вздохнуть. Признание временно откладывалось до следующего удачного момента, когда Федя будет в хорошем расположении духа, а Андрей будет ошиваться где-то на другом конце города.

***

В федину комнату Дима направлялся с тяжёлым сердцем и учебником по социальной психологии в руках. Домой после пар он не заходил, так и направился к Феде голодным, грустным, влюбленным и во всратом свитере с крупной вязкой. Федя шел поряд и пересказывал последние новости, Дима что-то говорил в ответ и это вроде бы даже звучало логично — полная автономия тела или, как сказал бы Кристофер Корнер: «smile without a heart, weird mechanical mistakes». Андрей заблаговременно был на месте. Он сидел на потрёпанном стуле в футболке то ли с какого-то экономического форума, то ли с дня открытых дверей какого-то университета, что была велика ему как минимум на два размера, и увлеченно читал книгу с одиозной обложкой, напоминавшей первое издание Empire V, однако стоило только двери приоткрыться, как он, метнув в ее сторону быстрый взгляд, тут же просиял, отбросил книгу раскрытой прямо на пол и бросился на Федю с объятиями. — Федя, ты вернулся! — воскликнул Андрей, смыкая руки на Фединой шее плотным кольцом. Дима презрительно фыркнул. — Много как-то радости для возвращения соседа по комнате, — недовольно пробубнил он. — Много ты как-то грубишь для первой встречи, — парировали ему в ответ, — Я — Андрей, на инженера учусь, — представился Федоро́вич, протягивая руку. — Дима. Кафедра социологии и социокультурной психологии, — бесцветно бросил Дима, пожимая руку в ответ. — Вот и познакомились, — перебил их Федя в попытке сбавить напряжение и направить беседу в другое русло, — Дим, хочешь чаю? Ну, для бодрости духа. Дима мгновенно оживился. — Не откажусь. — Андрюш, поставь-ка чай для гостя, мне — кофе, и себе возьми чего-нибудь, если хочешь, конечно, — скомандовал Федя. Андрей озабоченно сдвинул брови. — Совсем ты себя не бережешь, — запричитал он тоном гиперопекающей мамочки из бородатых анекдотов, — Такими темпами сердце зайдет к тебе и скажет: «а ничего, что я без стука?» Федя пропустил его слова мимо ушей. — Пакетики в общей кухне на нашей полке, я пирамидки купил, — добавил он. Андрей надул губы. — А сам попрекаешь меня тратой лишних денег, — обиженно ответил он. — То по акции были, — попытался оправдаться Федя. Андрей мгновенно остыл, — Тебе помочь донести? — перевел тему Логвинов. — Поверю на слово, — с налетом недоверия, однако без следа прежней обиды сказал Андрей, — Неа, не надо. Без меня не начинайте только! — крикнул он, скрываясь за дверью. — Больно ты вообще нужен, — непроизвольно вырвалось у Димы. Федя перевел на него полный укоризны взгляд. — Дима! — прикрикнул он, и Диме не оставалось ничего кроме как виновато опустить голову. Какое-то время Андрея не было в комнате, однако к признанию это абсолютно не располагало. Дима, кажется, понял, почему некоторые думали, что Андрей и Федя встречаются — по крайней мере у него в окружении не было друга, который бы ласково называл его Димочкой и кидался к нему на шею. Обида больно кусала его за плечи. Ситуация становилась только хуже. Дима долго собирался с силами, однако все же смог взять себя в руки и задать вопрос, который ещё недавно считал каким-то глупым. — Федя, скажи мне честно, вы спите? — спросил он, увлеченно рассматривая пол. На его несчастье именно в тот самый момент Андрей открыл дверь, держа в одной руке поднос с тремя чашками. Того, что он услышал, ему хватило чтобы понять о чем речь и резко перехватить инициативу. — В смысле спим ли мы ночью в принципе или спим ли мы вместе? — поинтересовался он, — Если первое, то в принципе да, если второе, то скорее нет, хотя, пару раз, конечно было. Прошлой зимой мы делили постель тупо чтобы не переплачивать за аренду генератора. Дима раздражённо вздохнул. — Я имею в виду вообще не это. Вы трахаетесь? — Андрей продолжал играть дурачка. — Тупой вопрос какой-то, дверной проем же не такой низкий, — отвечал он, делая вид, что искренне не понимает о чём идёт речь, — Но один раз я очень больно въебался головой — я был в жопу пьяным из-за чего по неведомой причине решил, что будет забавно надеть каблуки… — Андрей, хватит ёрничать! — прикрикнул Дима, прервав собеседника, — Вы ебетесь? — спросил он с утроенной настойчивостью. Андрей на секунду завис, глупо хлопнул глазками и ответил все тем же шутовским тоном: — Ну да. Я по большей части с механикой, а вот у Феди вечно что-то не клеится с психологией развития. Дима начинал терять терпение. — Вы вступаете в связь? — спросил он с еле скрываемым раздражением в голосе и нарочитой артикуляцией. — В смысле с духами через доску Уиджи? — уточнил Андрей. — В смысле в интимную, — бросил Дима. — Прекратите оба, — крикнул Федя, из-за чего что Андрей, что Дима резко повернули головы в его сторону и немного вздрогнули, — Андрюш, может, помощь нужна? — Сказал же, не нужна, зря что ли в пиздючестве в кафе подрабатывал? — настойчиво повторил Андрей, расставляя чашки, — Твой, Федь. Похож на свежую смерть, — сказал он про чашку, напиток в которой по цвету напоминал нефть. Дима подавил раздражённый вздох. Справедливости ради чай реально оказался вкусным. Ягодный, пусть и пакетированный — заварить такой много ума не надо, однако именно благодаря нему следующие пару минут злиться на Андрея решительно не получалось. Перед тем как наконец замолчать и всем вместе уединиться со своими мыслями, они чокнулись кружками, придавая моменту особую, ненужную торжественность. Тогда же Дима смог на секунду понять взгляд Андрея и подумал, что тот смотрит на него с каким-то странным вызовом, но отмахнулся: пусть провоцирует таким образом кого-нибудь другого. Впрочем, все хорошее кончилось именно с последней каплей того самого чая. Работа продвигалась со скоростью первой пары в понедельник или же по-простому несколько вечностей в секунду. Федя тупил в экран, подолгу думая, перед тем как напечатать пару слов, Дима же безбожно зевал. — Хотите киношку глянуть? — внезапно разорвал напряжённую тишину Андрей. Дима закатил глаза. — Ты ебанутый? — Так вы все равно не заняты, — ответил Андрей, не меняясь в лице и тоне. Дима в очередной раз подавил вздох. — То, что мы не сидим за какими-то навороченными приборами не означает, что мы тут балду гоняем. — А это идея, — внезапно откликнулся Федя. — Федь, а ты-то куда? — непонимающе воскликнул Дима. Федя потёр переносицу. — Дим, этот дедлайн у нас не горит, доделаем логистическую статистику, и можно отдохнуть, обсуждение потом напишем. — Боже, блядский цирк, — выдохнул Дима, агрессивнее клацая по клавиатуре. — Титаник или Лалалэнд? — спросил Андрей, набирая запрос в Яндексе. — Свингер-порно, — не думая, бросил Дима. — В каком-то смысле это очень упростило бы задачу, — пробормотал Андрей, продолжая скроллить страницу какого-то онлайн-кинотеатра. — Задачу довести меня до белого каления? — процедил он сквозь зубы, сдерживая оскорбления и желание дать Андрею по башке. Федя тут же поднялся со стула и неожиданно объявил: — Перерыв пятнадцать минут! — почти выкрикнул он, показывая руками знак тайм-аута, — Нам всем стоит проветриться. — А это идея! — воскликнул Андрей, вскакивая со стула, и направился в другой угол комнаты. — Какая ещё хуйня твоего авторства явится по наши души? — безнадежно выдохнул Дима. Андрей вернулся меньше чем через минуту с пачкой сигарет в руках. Он открыл окно, высунулся в него, не глядя пододвинул к себе пепельницу с лежавшей в ней красной зажигалкой, взял зажигалку и закурил. Андрей курил явно что-то приторное, пускай и без кнопок, то, что ещё пятьдесят лет назад назвали бы женскими сигаретами. Выглядел он, конечно, замечательно и чем-то отдаленно напоминал Бренди из «Невидимок» Паланика, однако Дима уже кипел от злости, и то как Андрей беспардонно нарушил реальное и достаточно серьезное правило, окончательно вывело его из себя. — Ты идиот совсем? В общаге же нельзя курить! Федя, хоть ты ему скажи! — Так я в окошко, — крайне просто ответил он, — В окошко можно. Дима начал терять остатки терпения. — Ты идиот или прикидываешься? Написано в правилах русским языком «курение запрещено на всей территории общежития». Или ты ещё в том возрасте, когда маленькие дети думают, что если перелить воду в другой стакан у нее поменяется объем? — Просто скажи, что на самом деле ты хочешь видеть у меня во рту другой продолговатый предмет, — томно произнёс Андрей, хлопнув ресницами и переведя на Диму немигающий взгляд. На мгновение Диме показалось, что Андрей серьезно пытается его соблазнить, апроприируя архетип bad-girl. Андрею не хватало только миниюбки, порванных колготок и стекающей туши для полноты образа — последние штрихи, и перед зрителем предстает развязная и сильно пьющая лирическая героиня ранних альбомов Щенков, только в мужской ипостаси. Диме ой как не хотелось признавать, что Андрей ему в какой-то степени симпатичен именно в сексуальном плане, особенно когда рядом стоит Федя, любовь всей его жизни (или по крайней мере всего бакалавриата). Он должен ревновать, а не думать о том, что засосать Андрея, прижимая к стене, в теории было бы неплохо. — Я хочу чтобы ты затушил ебучую сигарету! — крикнул Дима, повысив голос на несколько децибел, — Я на пассивное курение не соглашался, — Андрей тут же затушил сигарету о стоявшую на подоконнике пепельницу и развел руками. — Ладно, ладно! Так бы и сказал, я вообще-то не совсем тупой. — Реально, Дим, нахуя закатывать истерику? — тихо спросил Федя, кладя руку Диме на плечо. В иной ситуации Дима бы растаял от того, что Федя коснулся его так интимно, однако в тот момент его злоба на Андрея перевешивала растекавшееся по телу умиротворение от прикосновения фединых рук — первый и последний раз в его жизни, когда утешения Феди не сработали от слова совсем. — Да потому что думать головой надо! — раздражённо процедил Дима, — А если бы у меня аллергия на сигаретный дым была? — Дима, прекрати, — сказал Федя, понизив голос, но Дима продолжал злиться, — Оно того не стоит. — Да как ты вообще с ним живёшь? И почему ты постоянно его выгораживаешь? — Исключительно потому, что ты докапываешься ко мне по полной хуйне, — встрял Андрей, провоцируя Диму ещё сильнее, на что получил от Феди короткий неодобрительный взгляд. — Дима, прошу тебя, успокойся, — повторил Федя, снова легонько проводя пальцами по диминым плечам, однако Диму уже было не остановить. — Только после вас! Почему ты не можешь просто ответить «да» или, нахуй, «нет»? — Что «да» и что «нет»? — спросил Федя так, будто разговаривал с маленьким мальчиком, у которого без спроса взяли машинку, за что он дал товарищу по площадке смачную затрещину. — Вы пара? Вы встречаетесь? Вы спите? Ебетесь? Трахаетесь? Совершаете половой акт друг с другом? После этого скопа вопросов Андрей мгновенно изменился в лице. Вечная улыбка пропала с его губ, а взгляд сделался крайне серьезным и враждебным. — А вот это уже тебя совсем не касается, — мрачно ответил он. — Это значит «да»? — повторил Дима с нажимом. — Это значит, что тебя это не касается, — парировал Андрей все тем же недружелюбным тоном, чётко выделяя каждое слово, — Уходи отсюда. По-хорошему. — Ты кто такой чтобы мною командовать? — защищался Дима, глядя Андрею прямо в глаза. — Хозяин комнаты, — бросил Андрей, грозно делая шаг вперёд. — Охуеть достижение, — насмешливо ответил Дима, театрально закатив глаза. Андрей прерывисто дышал и, казалось, был готов если не разорвать Диму на куски, то хотя бы хорошенько его избить. Дима же сохранял надменно-насмешливое выражение лица, давая свое немое согласие на все, что может произойти дальше. Тишина, прерываемая назойливым тиканьем часов, электризовалась и сгущалась будто воздух перед майской грозой. Андрей своим видом напоминал сторожевого пса, который вот-вот сорвётся с цепи: для полноты картины не хватало только гортанного рыка, и тем не менее все его существо было пропитано угрозой и опасностью. Андрей начал делать шаги навстречу с четким намерением дать Диме в морду — это могло бы кончиться дракой, если бы Федя влетел в просвет между ними, отделяя их друг от друга живым щитом, на несколько секунд позже. — Дим, тебе реально лучше уйти, — несколько дрожаще произнёс он, повернувшись лицом к Нюбергу, — Проект закончим в другой раз, — Дима раздражённо фыркнул. — Да я и сам доделать могу, что уж там. Ариведерчи, голубки, — презрительно вы плюнул он, демонстративно хлопая дверью. Обида ощущалась как изжога, боль в горле, общая слабость и желание ударить кого-нибудь. Хотя, возможно, Дима просто заболевал.