Дежурное блядство и прочая любовь

Это случилось когда Дима ещё был смертельно обижен на Федю, Андрея и вообще всех людей вместе взятых. Осень сгущалась, а пар изо рта валил даже у некурящих. Дима выживал на кофе, маминых переводах и призрачной надежде, что вскоре ему всё-таки полегчает. В один из вечеров (вроде бы в четверг) ему пришло сообщение от Вероники — фединой бывшей, с которой они все втроём пару раз гуляли ещё на первом курсе (они тогда почти поженились, но в последний момент Вероника передумала — Дима ещё думал, что оно и к лучшему) и с которой Федя до сих пор поддерживал крайне близкие и теплые отношения. Она периодически организовывала вечеринки, и на этот раз почему-то решила позвать Диму, а Дима почему-то решил не отказываться, даже несмотря на то, что Вероника обозначила стиль вечеринки как квартирник, и вопреки тому, что Вероника предпочитала телефонные звонки текстовым сообщениям (а созваниваться Дима ненавидел). — А Федя придёт? — ляпнул Дима в разговоре, тут же пожалев о том, что вообще зачем-то поднял эту тему. Вероника замялась. — Сказал заглянет, да, — неуверенно пробормотала она, — Странно, что ты спрашиваешь об этом меня, ведь в последнее время именно ты проводишь с ним чуть ли ни больше времени, чем я на первом курсе, — в ее голосе звучало искреннее недоумение. Повисла неловкая пауза. — Да… — начал было Дима, но тут же одернул себя, — забей. Вероника замолчала, задумавшись о чем-то, однако уже через пару секунд выдала: — Что бы у вас там ни было: Федя проще, чем ты думаешь. Он любит, когда с ним разговаривают без обиняков. И чем быстрее, тем лучше. Дима подавил тяжёлый вздох. До того случая Дима считал, что квартирник — понятие мифическое. Да, когда-то в восьмидесятых-девяностых молодежь собиралась на чьей-то квартире ватагой человек в пятнадцать-двадцать попеть под гитару, но сейчас, во времена хаус-музыки, в культурной столице России вряд ли кого-нибудь младше сорока подобное могло заинтересовать. Тем не менее, он ошибался. Чтобы понять это Диме потребовалось не просто собственными глазами это увидеть, но и поучаствовать — один шаг, и вот он, отучившийся в музыкальной школе год когда-то очень давно, уже вовсю пел песни, слова которых знал по счастливой случайности, прямо в центре внимания, пока хозяйка квартиры — высокая подтянутая брюнетка с двумя курсами хореографического, маленькой белой собачкой и гитарой в руках — подбирала аккорды, ориентируясь исключительно по наитию. Пел Дима так себе (учительница вокала точно не была бы в восторге), но это никого не волновало: не успевал он отдышаться и сделать глоток дешёвого пакетированного вина, как девочки просили спеть ещё. Слава богу структура квартирника не позволяла устраивать концерт одного певца, и Диме всё-таки пришлось покинуть импровизированную сцену. После него ещё пели девчушка с синими волосами, пирсингом носа и вычурными стрелками, белокурый пацан с гнусавым тенором, пацан в чёрной толстовке, разговаривавший так, будто с тринадцати лет он каждый день выкуривал по пачке сигарет, местный ловелас с третьего курса экономического, певший балладу о своем очередном расставании, и много кто ещё: Дима вышел покурить на лестничную клетку уже после первой песни неудачной копии Асафа Авидана — так уж вышло, что от песен Земфиры в его исполнении Диму немного подташнивало. Ощущение полноты жизни схлынуло с диминых плеч стоило ему только переступить порог квартиры. Пытаясь вжиться в роль сидельца, певшего для сокамерников Владимирский централ, Дима как-то забыл о том, что в его собственной жизни был полный бардак — проект они с Федей задолжали, да и в принципе они после того случая не разговаривали нормально, деньги на карте заканчивались, в Питер пришли заморозки, а манерный Андрей уж точно не планировал съезжать куда-то из Фединой комнаты. Да, Федя и Андрей точно были вместе, с вероятностью процентов 90, если не все 100. «Просто друг» не будет так сильно заводиться из-за простого вопроса — если вспыхивает, значит, есть что скрывать. Будь все так просто, они бы просто в очередной раз отшутились. С другой стороны, даже если бы они и отшутились, это не являлось бы стопроцентной гарантией того, что они не спят, а исключительно делят быт, периодически обмениваясь странными прикосновениями и взглядами, где одновременно смешиваются увлеченность, нежность и какой-то нереальный восторг — такие бывают только у влюбленных семнадцатилеток, а ещё в фильмах, где этих самых семнадцатилеток играют актеры, которым уже пять лет как пора на пенсию. Это было тем самым случаем, когда полагаться можно было только на инсайдерскую информацию. Благо, спросить было у кого. Деля, она же Аделина (или Адель?), она же Мефистофель, та самая девчушка с синими волосами, исполнявшая песню Arctic Monkeys ничуть не хуже Алекса Тёрнера, по счастью, приходилась Андрею лучшей подругой и кроме подготовки к обучению иностранцев русскому ещё била татуировки на досуге, а у Димы, по счастью, были лишние деньги и расплывчатая идея, которой мастерице фрихэнда было более чем достаточно для того, чтобы нарисовать ему шедевр чуть ниже локтя. — Скажи, а Федя с Андреем, они, ну… — мямлил Дима, сидя напротив Дели в арендованном салоне, таком вычурно-готическим, что синеволосая Деля смотрелась в его интерьере несколько странно. — В душе не ебу, — бросила татуировщица, не прекращая наносить рисунок Диме на кожу, — Я знаю только то, что он периодически у меня ночует и по первой просьбе приезжает посидеть с моим котом. — А ночует в смысле…? — уточнил Дима, интонационно выделяя последнее слово. — Спит, — сосредоточено отчеканила Деля, — Ложится на кровать на бок, кладет руки под ухо, подгибает ноги и отрубается. Всё, — недоверчивый взгляд Димы коснулся ее крашенной челки, и, почувствовав это, Деля оторвалась от работы и подняла на Диму глаза, — Камон, я по-твоему похожа на человека, который будет трахаться с парнем по имени Андрей? Совсем уж хуйни не неси, Дим, — раздражённо произнесла она, глядя на Диму с неким вызовом. Импровизированная пауза затянулась. Дима первым почувствовал себя неловко и сдался. Деля, засвидетельствовав свою победу в этом странном спонтанном поединке в гляделки несколько бахвальной улыбкой, снова взяла в руки трансферный маркер, наклонила голову и вернулась к работе. — Понятно, — сдавленно ответил Дима вечность спустя, — Но вы так-то классно смотрелись бы вместе, — неуверенно добавил он, чувствуя, что после этих слов Деля опять смирит его недовольным взглядом. Деля, однако, и не думала отрываться от работы. — Возможно, — бросила она, сосредоточено нанося эскиз, — Только не надо сватать меня с моим лучшим другом исключительно потому что тебе очень уж нравится его сосед по комнате. Я замуж пока не собираюсь. — Ясно, — коротко ответил Дима, — Спасибо, в любом случае, — добавил он уже мягче. Деля кивнула. — Обращайся. А сейчас будет немного больно, — и сразу после этих Дима почувствовал укол тату-машинки. Этот эпизод всплыл у Димы в памяти пока его губы крепко сомкнулись на сигарете из пачки красного Мальборо, а дым смешивался с подъездной сыростью из-за чего запах вокруг становился просто невыносимым. Когда сигарета истлела почти до фильтра, Дима понял, что духота из-за избытка углекислого газа в квартире и пьяные завывания нравились ему больше — он повернулся на сто восемьдесят градусов и направился обратно. Впрочем, шум, встретивший его ещё до порога, отбил у Димы желание возвращаться в самую гущу тусовки. Уходить, правда, тоже не хотелось, а потому, скинув с себя чужие тапки и собственное пальто, он интуитивно направился к первой же комнате, которая показалась ему свободной — взрослому человеку тоже иногда хочется побыть тем самым забитым ребенком, который под шумок уходит в дальний угол читать взрослые книжки и гладить чужого кота. Осторожность нередко спасала Диму там, где другие по глупости прокалывались. Подойдя к приоткрытой двери, он не стал стучать, однако заглянул в образовавшуюся щель. Об этом он, правда, пожалел уже через долю секунды — Дима точно не должен был видеть этого для собственной же безопасности, но прежде всего ради собственного психического здоровья. Он все сильнее убеждался в том, что Бог есть, и он ненавидит людей в целом и Диму в частности. Меньше всего в своей жизни он хотел видеть Андрея, сидящего у Феди на коленях, обвивающего руками его шею, припавшего к его губам так, будто его губы были единственным источником воды среди квадратных километров бескрайней пустыни, и стонущего так громко, что даже чужие губы не были способны заглушить его в полной мере. Они оторвались друг от друга только чтобы снять с Андрея футболку — уже через секунду Федя припал к его шее, рывками спускаясь вниз, а Андрей застонал ещё громче, из-за чего терпеть подобное зрелище стало совсем уж невыносимо; Дима, впрочем, оторвался бы и сделал ноги как только это все увидел, однако ступор парализовал его конечности и замедлил работу мозга. Вот и долгожданный ответ: да, трахаются, с огромной, если не железобетонной, вероятностью. Оставался, конечно, шанс, что до этой самой попойки физического контакта у них и не было, но после — точно, бог свидетель. Была также мизерная надежда, что кроме секса их ничего не всвязывало, но если учитывать как Андреева слащавость в отношении Феди успела потрепать Диме нервы за пару часов — вряд ли. Они точно планировали валить в Европу после учебы или хотя бы просто снимать квартиру, и дальше прикидываясь лучшими друзьями. Не то, что бы у Димы были проблемы с тем фактом, что Феде нравятся парни. У Димы были проблемы с тем, что Феде нравится не он. Понимая, что он более не в силах смотреть на то, как полыхает его последняя надежда на то, что Федя свободен, Дима бесшумно прикрыл дверь и вышел в коридор. В коридоре он поспешно накинул пальто, обмотал шею шарфом, наспех завязал кроссовки и поспешил удалиться из квартиры. Вероника, хозяйка квартиры, душа компании и та самая брюнетка с гитарой, потом ещё долго названивала Диме, а когда он наконец взял трубку, подробно расспрашивала что именно заставило его уйти раньше всех и не сделала ли она что-то не так. Дима доброжелательно заверил Веронику в том, что она прекрасная хозяйка и хорошая организаторка, а причиной скорого ухода назвал внезапную головную боль — все же в том, что именно на ее вечеринке Андрей и Федя решили трахаться с открытой дверью, вины Вероники не было и в помине. Глухой стон Андрея стоял у Димы в ушах ещё довольно долго. Напоминание о том, что Федино сердце точно занято не им, вызывало желание повернуть время вспять, и, стоя в дверях злополучной комнаты, проорать не своим голосом, параллельно испортив праздник всем вокруг, известную фразу из тиктоковского мема: «почему он, а не я?» Зависть разъедала душу, оставляя там лишь желание разбить Андрею ебало, отыгравшись на нем не только за то, что именно он мешает Диме и его истинному наконец-то сойтись, но ещё заодно и за промокшие ноги, и за натянутые отношения с матерью, и за коррупцию в российских ВУЗах, будто виноват в этом исключительно Андрей и никто более. Самым странным для Димы было осознание постфактум — когда он исподтишка подглядывал за целующимися Андреем и Федей, то почему-то не мог определить для себя чье именно место ему хотелось бы занять. Простейшая логика подсказывала, что ему стоило бы представлять себя на месте Андрея, он ведь так долго и так искренне был влюблен в Федю, и вообще это он должен был утопать в Фединых объятиях и стонать в его губы, пока на фоне где-то в отдалении пели кавер то ли на Sweater Weather, то ли на давно забытую песню группы «Белая гвардия». С другой же стороны Дима уже не видел смысла скрывать (прежде всего от самого себя), что Андрей одним своим видом пробуждал в нем почти животное желание его выебать — без особой любви, но с полной отдачей: возможно, не поссорься они в свою самую первую встречу и будь Андрей свободным человеком, они могли бы периодически заниматься сексом без обязательств. Ведь как минимум Андрей не выглядел как человек, который трахался исключительно по предварительной договорённости, с выключенным светом и в миссионерской позе. С ним могло быть интересно — Диме сложно было представить, что он вообще смог бы в подобного человека влюбиться, но Андрей и не выглядел как человек, который трахается только по любви. Да и вообще, раз Федя в нем что-то нашел, значит, персонажем Андрей был как минимум занятным, пусть Дима и не был уверен, что обычно они уединялись исключительно для чтобы вдали (или не то что бы слишком) от суеты обсудить правоту Хайдеггера в отношении ницшеанского трактования метафизики. Глупым Андрей не слыл: если бы он и правда ничего из себя не представлял, его стихи снискали бы популярность исключительно на уровне Александра Пелевина. Чтобы писать стихи, надо было, наверное, уметь красиво мыслить — Дима в поэзии не разбирался от слова совсем. Ходили также слухи, что Андрей умел мастерски заговаривать зубы, но Дима считал, что это скорее преувеличение — с внешностью и харизмой Андрея никто, из имеющих влечение к мужчинам, не стал бы задерживать внимание на том, о чем именно он там болтает; если человеческие феромоны и существовали, то Андрей был способен распылить их одним своим взглядом. Тогда же Димину голову озарил не самый приятный инсайт: больше всего в той комнате ему хотелось не занять чье-либо место, а присоединиться; как известно, групповуху организовывать сложнее, чем чужую измену, особенно если ты уже умудрился поссориться с обеими сторонами импровизированного любовного угла.