***
Поразительно, но в тот вечер они действительно просто посмотрели фильм. Полнометражный ужастик от Нетфликса про вебкамщицу, в котором ее личность и аккаунт украла некая неведомая сущность, паразитировавшая на образах трагически погибших девушек. Ничего не понятно, но очень интересно. — Имхо сюжетная часть беспощадно проёбана, — заключил Федя, как только пошли титры, — что это за хуйня была в итоге, а главное какие у нее вообще механизмы и Modus operandi? — Лола возомнила, что способна играть со смертью, инсценировав самоубийство, — ответил ему Андрей, положивший голову Диме на колени ещё в первой половине фильма, — а суицид она инсценировала ради наживы и потому что считала себя лучше других — жадность и гордыня если по-простому. Таким образом можно заключить, что эта сущность — посланец божий, — Федя потёр переносицу. — Андрей, ты говоришь это про фильм, где все главные герои связаны с индустрией вебкама, разве это не условное воплощение греха похоти? И если да, то почему вебкамщицы страдают исключительно выборочно? К тому же разве не все они по умолчанию пришли туда за деньгами? Последовала продолжительная пауза, после которой Андрей сдался: — М-да, ты прав, — признал он, — Приплести бога не получилось. Они ещё долго спорили об этичности вебкама, и голова Андрея все так же продолжала покоиться на Диминых коленях, а Дима все так же убеждался, что бог ненавидит исключительно его, иначе он никогда бы не создал подобную всратую ситуацию и не ставил бы Диму перед выбором без выбора, где ему остаётся только отвлекать себя мыслями о том, что после ухода Андрея его домашние штаны будут усыпаны его красными волосами с темнеющим русым корнем. Поначалу Диме казалось, что в Андрее его привлекает внешность и харизма — не будучи влюбленным, отсутствие подобного человека в своей постели пережить более, чем реально. Стоило, правда, Андрею положить голову ему на колени, как Дима понял, что влип сильнее, чем планировал. В пальцах, на автомате перебиравших свежеокрашенные волосы Андрея, взыграла нежность иного толка, а по губам сама собой растеклась улыбка. Прогонять Андрея с колен не хотелось, трахаться с ним — тоже; это можно было бы списать на дружбу, только вот Дима помнил, что на друзей он так обычно не реагирует. Дима был не самым тактильным человеком, потому Андрей, можно сказать, влетел в святая святых без очереди, положил голову на колени и при этом забрался куда-то глубоко в душу. В пучине затухающей музыки послышалась едва ощутимая вибрация. Федя взял телефон, поспешно извинился и вышел в коридор. Восприняв это как сигнал к действию, Андрей поднял голову с Диминых колен, с ногами залез на диван и, поймав фокус внимания Димы через прикосновение к его руке, произнёс на выдохе, глядя ему в глаза: — С тобой, оказывается, прикольно фильмы смотреть. Хотя я бы с тобой не только фильмы смотрел. После этого Андрей закусил губу, на мгновение отвёл взгляд и, стоило Диме только отвлечься, клюнул его в губы. Дима не шевелился. Он оцепенел прямо как тогда, на квартирнике — очень хотелось убежать, но паралич неизвестной природы сковывал тело в последнюю принятую позу как в игре «море волнуется раз». Целовался Андрей отлично, но ответить Дима не мог; не то, что бы не хотел, однако к шоку от происходящего примешивался страх, что в этот же момент в комнату войдёт Федя, с которым придется как-то объясняться и который происходящее вряд ли поймет. Он может счесть кого-то из них провокатором или изменником, а может не церемониться и записать обоих сразу в личный список предателей и персон нон-грата. Вряд ли он по всем традициям сценариев порно просто присоединится, не задавая вопросов — в жизни так не бывает, групповухи обычно обговариваются хотя бы за пару минут до. Но Андрея подобное будто бы вообще не волновало, он действовал так уверенно и раскованно, без капли спешки или боязливости, как если бы Федя, зайдя в комнату, увидел не то, как Андрей целуется с другим, а просто Андрея в дурацком розовом халате, который он никогда раньше не надевал. Димин страх оказался сильнее пелены оцепенения, и он все же смог (пусть и с огромным усилием) отстраниться от Андрея, после чего пулей рванул в коридор. На его лице все ещё читалась некая паника, из-за чего Федя, как раз закончивший говорить по телефону, окинул Диму недоуменным и несколько обеспокоенным взглядом, стоило им почти столкнуться носами в коридоре. — Дим, случилось чего? — участливо поинтересовался Федя. — Желудок прихватило, — еле выдавил из себя Дима. Взгляд Феди мгновенно сделался крайне серьезным. — Где у тебя аптечка лежит? — спросил он, готовый бежать в любом указанном направлении, по пути установив новый мировой рекорд по скорости бега. Дима всячески сдерживался чтобы не допустить у себя и подобие горькой ухмылки — если бы Федя знал, что произошло на самом деле, то вряд ли был бы таким заботливым. — Не надо, нормально всё. Щас попустит и вернусь, — ответил ему Дима, и незаметно просочившаяся в его голос вина окрасила его интонацию правдоподобным оттенком боли. Федя пожал плечами. — Как знаешь, — ответил он все с тем же искренним беспокойством и тотчас же развернулся по направлению комнаты, — Но если что — зови, — добавил он, скрываясь в дверях. Не теряя более ни секунды, Дима влетел в ванную, поспешно запер дверь на щеколду, сел на закрытый унитаз и спрятал лицо в ладонях. Несмотря на то, что Андрей мазал губы клубничной гигиеничкой и не брезговал регулярной чисткой зубов, после поцелуя с ним Диму почти физически затошнило.***
Сними своё ты платье, одежда не идёт
Я знаю, ты знала, к чему всё это приведёт.
Дима никогда не думал, что может оказаться геем. Он, по сути, и не оказался — бисексуальность существует — тем не менее чувствовал он себя странно: сколько себя помнил, всегда был только по девочкам, и вот, на третьем десятке втюрился сразу в двоих мужиков. Судьба будто бы отыгрывалась на нем за то, что в подростковом возрасте он, как все порядочные квиры, не начал сомневаться в себе, а тест на ориентацию гуглил чисто по приколу. Дима всегда был нестандартным ребенком со слишком странной фамилией, слишком странным поведением и, как выяснилось, слишком странным сексуальным развитием. Впрочем, если бы проблема была только риторическом вопросе «а как так вышло, что мне умудрились понравиться сразу два пацана?», Дима был бы счастлив. Разбираться с причинами не было ни времени, ни надобности: разбираться нужно было с возможными последствиями. Перед ним был классический пример амфиболии — молчать нельзя говорить. Как признаваться и что делать после того, как его стопроцентно отвергнут, Дима не имел ни малейшего понятия. Само гипотетическое признание даже представить себе было сложно — если знание о том, как признаться одному человеку (любого пола) находилось на уровне схемы, то признание двоим в одинаковых чувствах ещё на уровне концепта заводило Диму в тупик. Конечно, он мог позвать их куда-то вдвоем и сказать все как есть, но если в случае признания одному человеку есть только два возможных варианта исхода, то тут вариантов получалось минимум четыре, и что делать в каждом из случаев Дима не имел ни малейшего представления. Скорее всего оба ему откажут, однако даже если кто-то один и согласится, это будет уже не то. Дима не мог сказать, что любил их обоих одинаково, но мог точно констатировать, что не смог бы выбрать кого-то одного — все или ничего. К тому же, согласие одного так или иначе грозит им обоим расставанием — вскроется или фактическая измена Андрея, или мысленная измена Феди, к которой, он точно прибегал, оставаясь с Димой наедине до того самого случая (по крайней мере Нюбергу очень хотелось так думать). Диме не хотелось быть разлучником банально из прагматических соображений: ещё никогда отношения, ради которых одному из партнёров пришлось в моменте оставить предыдущего, не заканчивались диснеевской сказкой. С Андреем было сложно, но безумно весело; с Федей было спокойно, но в перспективе могло стать безумно скучно. Они дополняли друг друга из-за чего, скорее всего, и сошлись: другой вопрос, когда именно Диме вообще понадобился какой-либо экстрим, если влюбившись в Федю, он, вроде как, с самого начала признавал, что готов к приятной скуке. Это звучало странно — любить друг друга, и ещё любить кого-то третьего вместе — однако именно этого Диме по итогу и хотелось. И тем не менее эта любовь не была одной большой фантазией о групповом соитии. Точнее, в какой-то степени и была, но целиком из нее не состояла. Все чаще Дима ловил себя на мысли, что ему хочется проводить с Андреем больше времени, причем далеко не из-за его внешней привлекательности. Парадоксально, но после осознания своей влюбленности сразу в двоих, секса в среднем Диме будто бы стало хотеться даже меньше. В целом об этом он почти и не думал, ему было бы достаточно просто прикосновений, глубоких поцелуев и, может быть, петтинга — да что уж там, ему и словесного признания во взаимности в принципе было бы достаточно. Но и молчание не было полноценным выходом из ситуации. Чувства копились, бродили как квас, старели в несколько раз быстрее, чем вино и отравляли как пары́ метана. Дима разучился об этом не думать хотя бы раз в день, а неразрешимость дилеммы банально не давала расслабиться настолько, что Диме даже начало казаться, что лучше бы ему выпало решать проблему вагонетки, чем проблемы в собственной личной жизни. На счастье Бог смягчился, и Диме наконец начало мало-мальски везти — по странному стечению обстоятельств удача все чаще оказывалась на его стороне. Дима и сам не понял в какой момент начал проводить с Андреем и Федей бо́льшую часть своего свободного времени. Предлоги, причем, каждый раз получались какие-то идиотские вроде слетевшей винды и отсутствующей горячей воды, однако так или иначе они, все втроём, оказывались у Димы на квартире, пили шампанское, купленное на Димины деньги, доедали курицу, которую он готовил себе на неделю, но по итогу не мог съесть, обсуждали последние новости, слушали тишину или смотрели фильмы, сериалы, телепередачи и странные трансляции типа чемпионата России по триатлону. Это не имело громкого названия и статуса традиции, а скорее возникало каждый раз спонтанно, однако каждый раз включало в себя определенные ритуалы: Федя почти всегда вырубался, положив голову Диме на плечо, Андрей же использовал Димины колени как подушку и плотно прижимался к нему, если с экрана вылетал скример. Посиделки посиделками, но в какой-то момент происходящее становилось слишком интимным, из-за чего Диме каждый раз хотелось вскочить с дивана, подбежать к окну и драматически вскрикнуть «Воздуха! Воздуха!» будто далее он планировал декламировать Рождественского. При каждом «странном» прикосновении Андрея, Диме исправно вспоминался диалог, который произошел между ним и другим парнем с потока, когда они пересеклись в университетской курилке (у Димы было окно и не было желания социализироваться, а у того парня, которого кстати звали Славой, должна была быть пара матанализа). — Быть хорни гетеросексуальным мужиком — проклятие, — заключил тогда Слава, после чего сильно затянулся. — Поясни, — недоуменно спросил Дима. Слава выдохнул дым, прочистил горло и начал монолог. — Ну, смоделируй ситуацию: — говорил он, активно жестикулируя, — тебя обнимает знакомая женщина исключительно гомосексуальной ориентации, а ты невольно с этого возбуждаешься. Это не то что бы сильно заметно, но неудобно пиздец, каждый раз как в первый. — Страдаешь? — спросил Дима с толикой сочувствия и понимания в голосе. Слава пожал плечами. — Да не особо, — отмахнулся он, — Ну, то есть, длительное возбуждение, конечно, может потом сказаться болевыми ощущениями, но если в целом, то я не жалуюсь и не обвиняю весь женский пол в том, что мне не дают. Я так привык к ситуациям типа «возбудим и не дадим», что в случае если мне дадут, я скорее удивлюсь. А ты сам кто по масти? — поинтересовался Слава. — Гетеро, наверное, — не очень уверенно буркнул Дима (тогда ему ещё не хотелось признаваться, что о Феде он думает больше, чем следовало бы). — Значит, ты меня, наверное понимаешь, — протянул Слава, — Ну типа, а вот какая у тебя была бы реакция, если бы по твоей квартире ходила красивая женщина в нижнем белье? — спросил он несколько возбуждённым голосом. Дима безразлично пожал плечами. — Зависит от того какая женщина, — бесцветно ответил он, — Если любимая — то исключительно положительная, если рандомная, то чего я там не видел, меня мама одна растила так-то. — Счастливчик, — протянул Слава с толикой зависти в голосе. Дима вздохнул. — Слав, иногда голая женщина — это просто голая женщина. Не все в мире вокруг твоего хуя вертится. Слава отрицательно помотал головой. — Так я это понимаю, говорю же, не обижаюсь. Я скорее о том, что мужчины и женщины, нет, даже так, все люди в принципе между собой говорят на разных языках. Что одним намёк, другим — ничего не значит. Поэтому на Руси некому жить хорошо, — заключил он и снова затянулся. Впрочем, обрывалось все это непонятное напряжение тоже максимально внезапно — уставая от возлагаемой ответственности, Андрей демонстративно напоминал Диме об его одиночестве, вынося прелюдию из спальни прямо Диме под нос с горделивостью, коей обычно наливаются матери спортсменов и отличников, показывая гостям детские грамоты. Дима помнил — ещё когда Федя абсолютно социально одобряемо встречался с Вероникой, эти двое не позволяли себе излишнего проявления чувств на публике, и в целом Дима подобный подход поддерживал. Андрей, правда, являлся человеком абсолютно иного толка: ему будто бы важно было лишний раз донести всем (хотя исходя из всех обстоятельств, скорее, конкретно Диме), что Федя — его парень, и он делиться не собирается, а сам же Федя не выказывал ни малейшего протеста — сопротивляться было нечему. Дима понимал, что в сухом остатке все эти случайные прикосновения едва ли что-то означали. Андрей в принципе был тактильным человеком: для него прикосновения являлись способом познания мира, из-за чего в глазах Димы обесценивались. Андрей обнимался даже при встрече с обычными знакомыми — Дима, может, и был его маяком, но только на время просмотра хорроров, и то, не единственным, а лишь одним из многих. Ганнибал Лектер сравнивал прощение со влюбленностью, и пусть Дима ругал сценаристов Ганнибала за то, как они одним махом переврали суть и профайлинга, и психиатрии, с этой мыслью он был абсолютно согласен. Диму все ещё жрала непонятная обида, стоило Андрею и Феде просто неоднозначно коснуться друг друга. Он понимал, что обижаться — глупо, но ни одна из попыток простить не увенчалась успехом. Вкупе с возбуждением эта обида, порой, очень сильно электризовала воздух, и Дима понимал: либо ситуация как-то разрешится сама собой, и обида пройдет внезапнее любой влюбленности, либо он рано или поздно взорвётся, и тогда достанется вообще всем. Тем не менее Дима продолжал стоически терпеть, правда, в моменты, когда Андрей бесстыдно седлал Федины бедра, оправдываясь тем, что ему было слишком скучно, у Димы все равно зудело где-то в районе висков, и он чувствовал себя третьим лишним. — Ладно, ребят, я понял, что вы вместе, и я окей с этим, но можете быть посдержаннее или типа того? — процедил он сквозь зубы, стоило Феде и Андрею в очередной раз поцеловаться. Андрей мгновенно слез с Фединых колен, подвинулся к Диме, заглянул к нему в глаза, наклонил голову и со странным вызовом в голосе спросил. — Быть сдержаннее потому что ты гомофоб? — Дима закатил глаза. — Потому что я не очень хочу смотреть на чью-либо прелюдию, — отчеканил он, переводя взгляд обратно на Андрея, — Будь кто-то из вас девушкой, ситуация бы не поменялась. Когда у тебя никого нет, смотреть на чужие пососушки не очень приятно, знаешь ли, — язвительно добавил Дима. Андрей странно улыбнулся. — Если тебя смущает исключительно невозможность присоединиться, то чего ж ты молчал? — усмехнулся он, двигаясь ближе. — Чего блять? — только и успел ответить Дима, перед тем как Андрей накрыл его губы своими. Второй поцелуй в каком-то смысле был ещё хуже, чем первый. Парадоксально, но присутствие Феди наоборот раскрепостило Андрея, и он вообще не смущался, когда прижимался к Диме ещё ближе, клал руки ему на плечи, пускал в ход язык и чуть ли не стонал ему в губы. Дима даже забыл, что в комнате в принципе находился кто-то ещё и был готов зайти дальше, как вдруг Андрей оторвался от его губ и посмотрел ему в глаза, довольно улыбаясь. — Значит про продолговатый предмет я правильно подумал, — протянул Андрей с усмешкой, все так же не отрывая взгляда от Диминого лица, — Отлично сосешься кстати, — бросил он все тем же тоном, томным как свет закатного солнца, продходящий через шторы летними сумерками, — Федя, у тебя появился конкурент. Только после этих слов Дима осознал, что Федя все это время смотрел на то как Андрей бесстыдно засасывал Диму, прижимаясь к нему всем телом, и на то как Дима спокойно вёлся на эту провокацию, отвечая Андрею на поцелуй и запуская руки к ему в волосы. Более неловкую сцену представить себе было крайне сложно. В прошлый раз Дима хотя бы не отвечал, а Федя хотя бы находился в другой комнате. — Боже, Федя, тысяча извинений за то, что поцеловал твоего парня, — скороговоркой выдал Дима. Федя, впрочем, не выглядел задетым, а на губах его играла странная, ни на что не похожая улыбка. — Дим, ты смеёшься? Это Андрей к тебе полез. Хотя я не то чтобы против. Дима опешил, повторяя себе, что порно — хуевое отражение реальной жизни, а значит, надо быть начеку: может, завтра на землю случайно высадятся инопланетяне или хотя бы в следующем августе пойдет крепкий январский снег. — То есть это…спланированная акция? — недоуменно выдохнул он. — А вот твое исследование, Андрюш, надо бы повторить, — проигнорировал его Федя, — Для большей объективности данных. — Валяй, — вальяжно бросил Андрей, мгновенно перебравшись обратно на диван. — Позволишь? — спросил Федя, глядя Диме прямо в глаза. Тот коротко кивнул. По сравнению с Андреем Федя целовался даже слишком нежно, целомудренно и без языка. В этом ощущалась какая-то забота — Федя целовал его так, будто бы забирал у него первый поцелуй, хотя прекрасно знал, что Дима далеко не девственник. Дима чувствовал, как в его груди разливалось странное, ни на что не похожее тепло, и отвечать ему хотелось тем же. Так Дима и представлял себе их первый поцелуй в фантазиях об идеальной жизни перед сном, только там Андрей не сидел рядом, исполняя роль заинтересованного открытого вуаериста. — Действительно очень даже ничего, — заключил Федя, держа Диму за подбородок и глядя ему прямо в глаза. — Ещё бы, вообще-то это психологов некоторые считают шарлатанами, а не физиков, — пробормотал Андрей, улыбаясь куда-то в Димины ключицы. — Если ты хочешь чтобы я был грубее, проси по-нормальному, — ответил Федя, не отрывая взгляда от Димы, из-за чего последний окончательно потерялся в происходящем. Он стремительно проморгался и медленно развел руками. — Стойте, стойте, стойте. Что тут вообще происходит? — Угадай с одного раза, — промурлыкал Андрей, целуя его в шею. — Вы типа… — немного замялся Дима перед тем как выдать самую дикую догадку, — предлагаете мне поебаться? — неуверенно протянул он, — Втроём? — Ну надо же, ты всё-таки не совсем тупица, — пробормотал Андрей, продолжая попытки залезть Диме под футболку. — Андрей! — моментально одернул его Федя, а затем, отпустив Димин подбородок и потупив взгляд, мгновенно изменился в лице и голосе и заговорил будто бы несколько тише и быстрее обычного, — Исключительно если ты этого хочешь. Если нет, то можем продолжить смотреть фильм, ну- — Звучит достаточно ебануто, — неожиданно для самого себя выдал Дима, — Я в деле. Только давайте по-человечески, в спальне. — Мне нравится твой настрой, — довольно протянул Андрей и, легонько чмокнув Диму в губы, первым встал с дивана. Приводить кого-то в спальню после пары лет влюбленности в Федю, во время которой Дима зачем-то держал целибат, было крайне непривычно. В последний раз такую неловкость он ощущал когда трахался в самый первый раз, и то, в тот раз все было гораздо проще. Все внутри сжималось от благоговейного трепета перед сексом с двумя любимыми людьми настолько, что Дима даже и не думал о том, что в теории имел вдвое больше шансов облажаться. Андрей, впрочем, в Диминой спальне чувствовал себя как дома. — Я разденусь первым, — торжественно заключил он, начав стягивать с себя футболку. Федя закатил глаза, на что Андрей одарил его крайне недоуменным взглядом. — Что? — спросил он откровенно недоуменным голосом, — Тебе реально понравилась та гипернеловкая игра в карты на раздевание в прошлый раз? И ещё… — протянул он, достав из кармана джинс телефон и стремительно скролля вниз в поисках подходящего плейлиста, — Так лучше? — томно спросил Андрей, стоило первой ноте повиснуть. Диме предстояло ебаться под альбом Эдит Пиаф; он подумал тогда, что это максимально странная пародия на «Мечтателей». Впрочем, когда Андрей застонал ему в губы, думалось уже совсем не об этом.***
Диме было сложно поверить, что все произошедшее за последние часы не было плодом его фантазии. Слишком уж много деталей совпадали с тем, как он представлял себе их первый раз втроём, в той самой параллельной вселенной, где все было хорошо, и Дима с Андреем не поссорились ещё в самый первый день знакомства. Местами было даже слишком хорошо: Андрей осыпал Диму прикосновениями пальцев, губ и языка и щедро одаривал стонами, когда Дима касался его в ответ, а Федя, первый раз с которым Дима представлял чуть ли ни как сакральный акт единения душ (при том, что он никогда не питал иллюзий насчёт высокодуховности секса как такового), нежно поправлял его волосы и спокойно спрашивал не делает ли он больно. Ещё у Димы с непривычки немного сводило челюсть и неприятно тянуло внизу, однако из-за щекочущего кожу Фединого дыхания, возвращавшего Диму к осознанию реальности всего происходящего, это как-то отошло на второй план. Андрей лежал рядом с алеющими засосами по обе стороны шеи и выглядел крайне довольным. Проводя по ним подушечками пальцем, Дима коротко хмыкнул: если бы это было их с Федей групповым проектом, в отношении защиты им бы точно не пришлось хоть сколько-нибудь париться. Ощущая чужие прикосновения, Андрей заулыбался ещё сильнее, от чего Диме по неведомой ему причине внезапно сделалось очень хорошо. — Как ты себя чувствуешь? — внезапно спросил Федя, присев на кровати. Дима, на автомате последовавший его примеру, чуть приподнялся на локтях перед тем как отвечать. — Достаточно странно, — неуверенно протянул он, — Ласки в четыре руки в целом ощущаются странно. И чувствовать тебя в себе тоже было…странно. По какой-то причине Дима дико засмущался. Его всегда поражала эта особенность человеческой социализации: тереться гениталиями мы не боимся, но вот говорить об этом — боже упаси. Почему в обществе так принято сакрализировать секс — вопрос комплексный, но вот почему Дима чуть не раскраснелся в маков цвет — вопрос риторический. — Первый раз? — уточнил Федя со смесью интереса и едва уловимого беспокойства в голосе. — С парнем — да, — тихо ответил Дима, — Да и с групповым тоже. Знаешь, до тебя я и не думал, что так бывает. В смысле, что в моем случае это рабочая схема. — Резковато я конечно, — пожурил сам себя Федя, — Нам бы стоило потратить больше времени на растяжку. Постепенно заниматься этим всем, в идеале — пару недель. — Да нормально всё, — лениво отмахнулся Дима, — К тому же пальцами я и сам пробовал, — Федя тут же успокоился. — Это хорошо. Значит, все будет нормально. — А я о чём, — подтвердил Дима, уставившись в потолок. Время вязко текло в абсолютной тишине, разбавляемой лишь чужим дыханием, и Диме казалось, что это самое пресловутое время остановилось в принципе. Потому сложно сказать, сколько успело пройти с момента наступления начала молчания до того, как Дима наконец озвучил беспокоивший его вопрос: может, пара секунд, может — пара суток. — И что нам с этим делать? — спросил он куда-то в потолок, — Забыть как страшный сон? — Для тебя все произошедшее было кошмарным сном? — несколько расстроенно уточнил Федя. Дима почувствовал небольшой укол вины чуть ниже правой лопатки и поспешил объясниться. — Нет, но вы ведь встречаетесь, я тут третий лишний. Типа, я в курсе, что пары иногда договариваются кого-то на тройничок позвать, но это же ничего не значит по большому счету. Не могу же я встречаться с Федей только потому что что-то там себе надумал. Эта спонтанная речь оставила Федю в некоем замешательстве, пока Андрей, сдерживая свою улыбку во все тридцать два, не разразился хохотом. Дима поспешно переводил взгляд то на одного, то на другого, пока его глаза выражали абсолютное недоумение. — Дим, ты такой дурак, точно на психологическом учишься? — спросил Андрей, отдышавшись, со следами насмешки в голосе. — Это вообще к чему? — недоуменно и несколько враждебно спросил он. Андрей, до этого лежавший на спине, рывком поднялся, приблизился к Диминому лицу и аккуратно ткнул его пальцем в нос. — У нас открытые отношения, дурачок, — протянул он, легонько ударяя Диму по кончику носа ещё раз, — Не-экск-лю-зив-ны-е. — Так вот почему тебе можно сосаться с кем попало на тусовках, — выдал Дима первое, что пришло ему в голову. Уже секунду спустя он подумал, что Андрей, наверное, обидится на подобную характеристику, однако Федоро́вич не изменился в лице. — Федя тоже может сосаться с кем попало, он просто слишком воспитанный, — ответил Андрей, пожав плечами, — Но если он захочет с тобой встречаться — флаг в руки, это его право, — проговорил он и с напускным драматизмом рухнул обратно на кровать, — Правда, трахать по вечерам в нашей комнате он все ещё будет только меня, — добавил Андрей уже лёжа, выдержав театральную паузу. — То есть, все твои знаки внимания… — медленно спросил Дима, глядя Феде в глаза. Последний кивнул, и, не дав Диме договорить, оборвал его коротким: — Да. Тебе не показалось. — Я…тебе нравлюсь? — переспросил Дима, все ещё не веря своим ушам. — Можно и так сказать, да, — ответил Федя и едва заметно покраснел. — И мне тоже, кстати, — протянул Андрей, легонько проводя пальцами по Диминой спине, — Ну, когда ты не доёбываешь меня по хуйне. Произошедшее заставило Диму задуматься ещё сильнее и поверить в реальность происходящего ещё меньше. Он выдержал паузу, прочистил горло и снова спросил. — Так, ну что в итоге? Андрею нравится Федя, мне тоже нравится Федя, при этом же Федя встречается с Андреем и вроде как хотел бы встречаться со мной, а ещё у нас всех троих только что был секс. Что делать будем? Пока Дима произносил импровизированную речь, Андрей успел снова подняться, придвинуться ближе и перекинуть руки через Димины плечи. — Котик, ты забыл, что Андрею ты тоже нравишься, — протянул он, после чего попытался укусить Диму за мочку уха, — Ну наконец-то, геометрически правильный любовный треугольник. — Вы не обязаны друг другу нравиться, Андрюш, — тихо пробормотал Федя немного расстроенным голосом, — Но по-хорошему вам бы лучше друг друга не ненавидеть. — Все в порядке, — поспешил разубедить его Дима, — По правде говоря, я…я думал, что встречаться с Андреем было бы классно. Что мне бы этого хотелось. Это признание само собой слетело с Диминых губ, и дышаться ему мгновенно стало будто бы легче. Андрей улыбался, Федя же пребывал в замешательстве. — Федь, ты угощаешь, как договаривались, — бросил Андрей, легонько ткнув его в плечо. Федя вздрогнул от неожиданности. Что он, что Дима проворонили момент, когда Андрей успел убрать руки с Диминых плеч и передислоцироваться. — Подожди, но я думал ты Андрея на дух не переносишь, — медленно проговорил Федя с искренним недоумением на лице. Дима пожал плечами. — Так-то оно так, но бессознательно меня к нему влечёт. Я подумал ещё как-то, что будь Андрей холост, я бы предложил ему секс без обязательств. Дима признавался в чувствах так будто писал отчёт. Это он заметил уже много позже, когда прокручивал воспоминание в голове перед сном. Как-то во время совместных посиделок на троих Федя рассказывал, как Андрей в свое время пытался ему признаться, используя послания на уровне загадок Цикады 3301, и Феде пришлось все брать в свои руки, изменяя распространенной интровертной привычке стучать в дверь, а не разговаривать. Прошлый Дима подумал бы ещё, что Федя заслуживает того, чтобы Димина прямолинейность вытеснила из его жизни Андреевы закидоны, нынешний же Дима считал, что у Феди очень развито чувство баланса, ведь он просто гениально решил проблемы скуки и нестабильности отношений одновременно. — Мусь, обижаешь, — наигранно надул губы успевший вернуться обратно Андрей, пальцем вырисовывая на его спине не то цитату из тысячи и одной ночи, не то просто несуразную абракадабру, походившую на арабскую вязь лишь закругленностью линий. — И я подумал ещё тогда, что раз тебе нравится Андрей, значит, что-то в нем есть, — продолжал Дима, — и мне стало интересно что же именно. Я видел с каким восторгом ты на него смотришь, с какой нежностью ты его касаешься — на однодневную интрижку не похоже. После нашей ссоры, а ещё сильнее после квартирника я начал осознавать, что на твоём месте я поступил бы точно так же. Что будь я тобой, я бы тоже стал с ним встречаться. Я не могу это объяснить, но Андрей — поразительно обаятельный засранец. Дима ожидал, что после подобной характеристики Андрей как минимум обидится, однако он лишь расплылся в улыбке Чеширского Кота, соглашаясь с Димой. Федя же наоборот почему-то выглядел озадаченным. — Поясни? — медленно произнёс он, сведя брови к переносице. — В смысле, он буквально хотел меня отпиздить, — продолжил Дима, однако тут же исправил самого себя, — он провоцировал меня на то, чтобы я его отпиздил, и я хотел его отпиздить, но в то же время предложи он мне вместо этого ебаться, я бы отказываться не стал. И тогда я понял, что я ему завидую. И при этом же я завидую тебе, потому что у тебя есть Андрей и Андрею, потому что у него есть ты. Короче да. — Надо же, это все тянет на сценарий для фильма, — несколько мечтательно протянул Андрей. — Ага, короткометражного, — съязвил Федя, — Сцена, где Дима срётся с Андреем, сцена, где Дима видит как мы с Андреем целуемся и сцена, где мы все втроём ебемся. Какое-то артхаусное порно. — И сцена, где я спрашиваю Делю не ебетесь ли вы, — добавил Дима, тут же залившись краской. Повисла крайне неловкая пауза. — Погоди, ты в натуре доебал Аделину с этим вопросом? — растягивая каждое слово, спросил Федя. — Не доебал, а записался на татуировку, — поправил его Дима в попытке оправдаться, — Денег человеку занёс, Инстаграм ее фоточкой новой пополнил, гештальт закрыл. — Ради того, чтобы узнать ебемся ли мы? — спросил Андрей, сдерживая улыбку. — Ага, — неохотно признался Дима, — Но вы не подумайте, тату она бьёт классные, претензий ноль, — тут же продолжил оправдываться он, — Но да, было такое. — И что же она сказала? — поинтересовался Федя. — Чтобы я не ебал ей мозги и не сватал ее с Андреем, — ответил Дима, — А, и ещё, что Андрей спит на боку, — добавил он в попытке разбавить начавшую сгущаться тишину. Спустя пару вечностей Дима повторил: — Так что делать будем? Федя озадаченно пробормотал: — Судя по всему у нас тут намечается открытая омнигамия из троих человек, но честно я не уверен, что ты вывезешь характер Андрея. Услышав собственное имя в подобном ключе, Андрей театрально закатил глаза. — Омнигамия это… — непонимающе уточнил Дима. — Все со всеми, — пояснил Федя, — Каждой твари по тройке. Или по четвёрке. Или ещё больше. — Ну спасибо, Федечка, за крайне лестные слова про мой характер, — обиженно бросил Андрей, отодвигаясь от Феди. — На правду не обижаются, — пробормотал в ответ Федя, не меняясь в лице. — Ещё одна такая «правда», и я от тебя к Диме уйду, — Андрей полностью спрятался у Димы за спиной и высунул голову только чтобы показать Феде язык. Дима же, несмотря на данный ответ, все равно продолжал пребывать в замешательстве. — А у меня, ну, есть опция подумать? — только и смог спросить он. — Бля, Дим, обижаешь, конечно, — горячо затараторил Федя, — Мы бы в любом случае не стали бы на тебя давить. — Но если ты захочешь повторить… — протянул Андрей Диме в ухо. — Да, просто напиши, — оборвал его Федя. — Потому что что-что, а вот хороший тройничок ещё никому в истории не вредил, — заключил Андрей уже в полный голос. Дима уже точно знал, что скажет да, и что его согласие обязательно увенчается сексом. Было странно осознавать, что два таких непохожих человека, которых он безмерно любил, полюбили его в ответ вопреки не самому лёгкому характеру и возникнувшему конфликту. Он не питал надежд о том, что стоит им начать встречаться, все проблемы улетучатся: Дима точно знал, что с Андреем ему придётся ещё не раз пособачиться, а Феде, возможно, снова предстоит их разнимать, что если они съедутся, то возможно тупо не уживутся в быту, что Андрей продолжит творить полную хуйню и что Федины душные исправления (в которые Дима, конечно, был безмерно влюблен) ему придётся слышать во много раз чаще. Он знал, что подобное придется скрывать даже от близких: если одного парня мама ещё бы приняла, то вопрос как она воспримет двоих — открытый. У Димы было примерно ноль гарантий, что все не полетит в тартарары, и примерно же столько оснований отказать самому себе. — Я согласен, — внезапно выдал он, уставившись в потолок. — На что? — непонимающе переспросил Федя. — На отношения, — ответил Дима на выдохе, — С вами обоими. Как бы это все ни называлось. Я люблю вас, вы любите меня, я не вижу причин не начать встречаться втроём, — Андрей мгновенно просиял. — Господи, ну наконец-то у меня будет полностью закрыта потребность в сексе, — Федя закатил глаза. — Не впутывай в это Господа. И да, я тоже согласен. Андрей? — вопрощающе уточнил он, делая круговые движения кистью какие обычно совмещают с наводящими вопросами в попытке что-то подсказать. Настала очередь Андрея раздражённо закатывать глаза. — Какой реакции ты от меня ждёшь после фразы в духе «обана, два торта»? Что я скажу, что мне не подходят отношения, где у меня будет ещё один бойфренд? Конечно же я согласен. А ещё вода мокрая. Любить после ебли втроём, наверное, сложно, но не в Димином случае. По крайней мере если любовью является спектр чувств между слепым обожанием и желанием врезать. Хотя, возможно, его отношение к Андрею лучше бы описал термин «дежурное блядство», пусть целовать его губы с особым трепетом уже хотелось не меньше, чем Федины.