ID работы: 13603588

Цветовая слепота

Гет
NC-17
Завершён
35
Размер:
46 страниц, 4 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
35 Нравится 8 Отзывы 5 В сборник Скачать

Серое безумие

Настройки текста
Всё было...не таким. Неправильным. Солнечный свет не грел, оставляя зимнему холоду возможность пробираться под одежду и скрючивать тебя в три погибели. Кусок с утра не лез в горло, хотя сегодня даже комков в каше не было. Даже погода, дразня из-за оконных стёкол слепящими отблесками яркого солнечного света на снегу, швыряла в случайных прохожих ледяным ветром, завывающе хохочущим в голых ветвях. Дома не сиделось, несмотря на жуткую усталость — за всю ночь Антон так и не сомкнул глаз. Ноги сами несли куда-то вперёд, с хрустом ломая хребты тысячам и тысячам снежинок под сапогами. Хотелось отключить хоть на секунду воспалённый мозг и просто идти куда-то, не глядя перед собой. Идти, пока день не сменится ночью, тропинка — сугробами, а деревня — непролазной чащей. Идти, пока думать не останется сил, идти, пока ноги шевелятся, идти, пока воздух ещё проникает в лёгкие. Но разве от себя уйдёшь. От себя и воспоминаний, о вчерашнем дне и совершённых ошибках. Ошибках, которые годами преследуют, впиваясь, вгрызаясь в сердце и разум, заставляя снова и снова переживать ту ночь… Ромка был прав в одном — Бяша и правда сдрейфил. Отказался, тряся головой — вот-вот не блеет от страха. — В-вы совсем что ли ебалаи?! Чё вы там забыли-то?! Пусть мусора жопы рвут, их работа! Н-не, не пойду! И вам там делать нефига! Внутренне Антон понимал, что Бяша прав — не место школьникам у логова маньяка. Не надо им лезть на рожон лишний раз. Но уязвленная гордость не позволила отступить. Ну и что, что школьники? Катю ведь они спасли? Они, никто больше. Милиция бы даже не почесалась, а они — спасли! Начало они положили хорошее, надо бы и закончить… Из раздумий вывела развилка на дороге. Антон, подняв глаза, со вздохом выпустил изо рта облачко пара. Направо, налево… Куда он вообще шёл? К чему хотел прийти, с кем поговорить? Одному нести этот груз тяжело, и ношу ни с кем не разделишь — за такие откровения о ночных похождениях по-хорошему и по зубам неплохо бы съездить. Ноги сами собой потянули налево, остальное тело покорно потащилось, куда было сказано. Туда, значит. Глупость какая. Ну, вот что ему там сейчас делать? Оправдываться? Клясться, что не хотел, не собирался, и мыслей таких не было? Даже звучит безумно. До недавнего времени Антон своё обещание и как ношу-то толком не воспринимал. Ну, проводить Полину домой. Ну, подбодрить её, когда она грустит. Ну, утешить Катино недовольство, открыть ей секрет, почему он так поступает — будет дуться, но она не бесчувственная, поймёт, поможет даже. Да только со временем всё становилось хуже и хуже и хуже… Как вот всё пришло к тому, что Полина творила с ним вчера? Это ведь не из воздуха родилось, не из ниоткуда явилось. Были ведь тревожные звоночки? Конечно, были. А он что? Краснел, хлопал глазами, отмахивался и оправдывался перед Катей — да ничего такого… Как вот ей теперь в глаза смотреть? А Полине как? А самому себе, если даже отражение в зеркале, кажется, сверлит осуждающим взглядом? Поворот тропинки. Уже отсюда Антон видит понурившийся, сгорбленный силуэт в низко надвинутом капюшоне. С каждым шагом реальность всё дальше. Всё ближе кошмарная ночь, которую никак не забыть… Попались. Попались, как два зайца в силок. Рассудок утекает по капле, а сердце колотится как бешеное, пока зверята, блестя глазами из чёрных прорезей масок, водят вокруг них с Ромкой свой дьявольский хоровод, распевая во всё горло: — Зайчик нам покушать принёс! — Зайчик нам поку-ушать принёс! Они с Ромкой жмутся друг к другу, спина к спине. Нож в руке друга дрожит, вот-вот выпадет; тусклый фонарь над дверями чёрного гаража с противным скрипом шатается, эхом погребального колокола отдаваясь в ушах, выедая глаза слабым блеском. Взметающая снег пляска вдруг прекращается, круг зверят раздаётся, и на его середину выходит ЭТО, чем бы оно ни было. Возвышающееся, словно башня, одетое в лохмотья, с козлиным черепом вместо головы — самое существо Хозяина Леса будто соткано из ночных кошмаров. От него пахнет гнилью и ужасом. Он протягивает Антону старую картонную маску с длинными ушами, маску зайчика. Сознание, крича, бьётся в истерической агонии, не в силах остановить руку, что сама собой тянется к маске… Ромка всегда был храбрее. Сбросив наваждение, вынырнув из сна, освободившись от сдавивших волю оков, он вонзает «бабочку» в руку...руку ли...Хозяину Леса. Маска падает в снег, и потрескавшийся картон окрашивают крупные капли крови, что ночью кажется чёрной. Весёлый хохот зверят тут же сменяется яростным рыком и шипением; они обступают их, выпуская клыки и когти, всё плотнее сжимая кольцо. Высокая фигура вдруг хватается за козий череп и с хрустом отрывает его от шеи, обсыпав снег мерзкими, извивающимися червяками. Ромка и Антон в ужасе отшатываются, когда из раскуроченной шеи проглядывает лицо Харитона. В жуткой ухмылке оно скалится, скрежеща зубами и бешено вращая глазами, и Хозяин Леса, вытянув вдруг уцелевшую руку, хватает Ромку за шею… Воздух вдруг прорезает короткий свист — и лезвие с размаху ударяет Харитону прямо в глаз, полностью погрузившись в голову. Рык зверят, потерявших уже человечий облик, перекрывает яростный вой раненого Хозяина Леса. Разжав хватку и выпустив Ромку, он вдруг взмахивает рукой, и Антон едва успевает заметить выпростанные из спавшего рукава длинные скрюченные когти… От удара Ромку швыряет прямо на Антона, заставив потерять равновесие и хлопнуться в снег. Воздух, пропитанный гнилью и отчаянием, наполняет тяжёлый металлический запах свежей крови. Звери заносят над ними свои когти, готовясь разодрать и славно отужинать, а встать нет ни сил, ни возможности… Откуда-то слева доносится хлопок, странным эхом отозвавшийся справа. Лиса, давно потерявшая Алисины черты, вдруг взвизгивает и хватается за голову, а Хозяин Леса — за шею. Второй хлопок, точно так же возвращённый с другой стороны, но — ближе. Медвежутка, взревев, отшатывается назад, а Хозяин Леса падает на колени. Ещё хлопки, всё ближе и ближе. Звери с воем и визгом бросаются врассыпную, бросив Хозяина Леса, раненого, неизвестному врагу. Тучи в небе вдруг расступаются, и луна озаряет своим светом полянку, давая увидеть, что никакого чёрного гаража тут нет, будто никогда и не было. Перед ними лежит, жалко скорчившись на снегу, тело Харитона. Взгляд стекленеет от ужаса, когда выхватывает наконец грудь Ромки. Она разодрана наискось, из-под измочаленной куртки вперемешку с лоскутами кожи торчат обломки рёбер. Видно, как дрожат, выпуская последние вздохи, окровавленные лёгкие; как трепещет, замерзая, сердце… — Тоха… - хрипя и захлёбываясь кровью, из последних сил хватает его Ромка. — Пиздец мне, Тоха… — Д...да что ты такое говоришь?! - не слыша себя, отвечает ему Антон, хватая умирающего друга за руку. Ледяная. Жизнь лишь чудом держится в Ромке. — Тоха… Обещай… Полину…береги...понял? Обе...обещай… — Я… Ромка, я… — Обеща-ай… Сквозь пелену застилающих глаза слёз всё равно виден его взгляд. Не требовательный и не умоляющий, но настойчивый, прямой — больше Ромке ничего не нужно, больше он уже ничего не попросит… Слова сами собой срываются со скривившихся от боли губ: — Обещаю… Клянусь, Ромка! Он успокаивается, переставая трястись и дёргаться, и кажется, даже улыбается напоследок. Ослабевшая рука выскальзывает из пальцев Антона, и Ромка едва слышно шепчет: — Спасибо… Воспоминание и кошмар обрываются на этом самом месте. Антон не помнит, что было дальше. Из памяти куда-то потерялись долгие недели и месяцы того, как он приходил в себя. Ночью он просыпался в слезах и холодном поту, с бешено колотящимся от ужаса сердцем. Годы идут, стирая память, но та ужасная ночь всё не желает отступать. Легче становится лишь на одном месте — там, где спит теперь Ромка, глядя со своего могильного камня на унылые, заваленные снегом деревья да на тех, кто приходит порой его попроведать. Сегодня их двое. Стоят и молчат, не глядя друг на друга, не здороваясь. Совесть и стыд гложут их обоих, хотя Бяше, наверное, хуже… — Бяш… — Чё. — Я… Себя чувствую, как скотина. Как мразь последняя. Он только усмехается в ответ и глубоко, горестно вздыхает. Всё ещё гнобит себя за то, что не пошёл с ними тогда. Глупость какая. Ну, что он мог бы сделать? — Да. Я тоже…

***

Пальто на гвоздике в прихожей заставляет вздрогнуть и ещё ниже опустить и без того склонённую под весом мрачных мыслей голову. Оля, заслышав его возвращение, вылетела из кухни и недовольно упёрла руки в бока: — Тошка, ну, где тебя с утра пораньше носит?! У нас гости, а ты! Он знает, что она здесь, и всё же невольно вздрагивает снова, завидев показавшуюся из кухни Полину. Девушка, порозовев, стыдливо уткнулась взглядом в пол, сцепив в замок руки на уровне бёдер. — Здравствуй, Тош… — Да… Привет… — Немедленно мыть руки и за стол, прогульщик! - непререкаемо тычет пальчиком в дверь ванной Оля, недовольно дуя щёчки. Антон нехотя плетётся, куда сказано. Ледяная вода снова впивается в кожу, но ни холод, ни боль не помогают прийти в себя. На лице — выражение болезненной усталости. Слишком уж тяжелы осколки рушащегося прямо на глазах мира… Спровадить Олю из кухни оказывается куда как проще, чем представлялось — всё решает пара аккуратно брошенных Полиной фраз. Стыдно признать, но что-то внутри Антона не хочет, чтобы он остался с ней наедине. После вчерашней ночи он и глаз-то на Полину поднять не в состоянии… Быстро заканчиваются короткие ответы на короткие вопросы вроде «Где был? Гулял?» «Ага...», и остаётся гнетущая, болезненная тишина. Что вот ей сказать? «Извини, не хотел»? — Тоша… Я… Прости меня, пожалуйста. За вчерашнее, - собравшись, наконец, с духом, начала Полина. От того, что эти слова звучат от неё, почему-то ничуть не легче. — Я… Я не знаю, что на меня нашло. Просто… Просто взяла и… Господи, стыдно-то как… Полина, грохнув локти на стол, уткнула красное от стыда лицо в ладони. Кое-как справившись с собой, она продолжила: — Я… Я хочу, чтобы ты знал: я...не так к тебе отношусь на самом деле. В смысле… Не как к игрушке. У меня просто…просто крыша едет уже. Я...п-пойму, если ты даже смотреть на меня теперь не захочешь, но… Пожалуйста… Если сможешь — прости… Очки вдруг показались ему свинцовыми. Стащив эту тяжесть с переносицы, Антон вцепляется пальцами в лицо, жмуря глаза так сильно, что перед ними расплываются разноцветные круги. На кухне воцаряется давящее молчание. Снова. — И ты прости, Полин… - наконец выдавливает из себя Антон. — Мне...не надо было… — Ты не виноват, - горестно усмехаясь, качает головой Полина. — Это всё я… Я просто хочу сказать, что…люблю. Люблю, вот и… Глупо звучит, наверное. Послушай, Тош… Есть… Есть у нас вариант просто… Просто забыть? Как будто и не было, а..? — Один раз уже забыли, - бесцветным голосом отвечает Антон. — А в итоге… — Я знаю, - снова опускает взгляд Полина. — Знаю… Но я не хочу вот так тебя потерять. Если ты...отвернёшься от меня после этого, я… Я не переживу… Его рука бережно сжимает её дрожащие пальчики. Полина, удивлённо моргнув, с надеждой поднимает на него взгляд. — Когда Ромка меня попросил...тебя беречь...я не думал, что оно вот так всё выйдет. Не пойми неправильно, ты… Я верю, что ты не такой человек. Ты хорошая, добрая, и я бы с радостью… Но не могу. — Катя? - склонив голову набок, шепчет Полина. Антон в ответ тряхнул головой: — Дело не в ней. То есть...не только в ней. Я имею в виду — она не груз, который я должен тащить, нет. Я люблю её. И я хочу остаться с ней. Прости. — За что? - грустно улыбнулась Полина. — Я рада за вас обоих, правда. Это ты меня прости, что я...лезу, куда не просят. Это я, получается, груз, который ты должен тащить… — Нет, я не это имел в виду! - только сейчас понял, что ляпнул, Антон. — Ты не груз, в смысле...я не из-под палки помогал тебе, понимаешь? Ты — дорогой для меня человек, и я бы не бросил тебя вот просто так. Я… — Я понимаю, - с грустной улыбкой кивнула Полина, поглаживая его руки. — Скажи...хотя бы друзьями остаться у нас есть шанс? Хоть малюсенький — мне и этого хватит… Антон, тяжело вздохнув, надел очки и посмотрел ей в лицо. — Нам надо просто...какое-то время побыть одним и успокоиться, да? — Да, наверное… Антон медленно покивал. — Я не отвернусь, Полин. Честно. Она кивнула несколько раз, повесив голову. С губ Полины сорвалось едва слышное — ...спасибо… — БРАТЕЦ! - вдруг рявкнула над ухом Оля, заставив Антона подпрыгнуть от неожиданности, а Полину — стыдливо покраснев, отпрянуть от него. Удивлённо повернувшись к сестре, он увидел, как она дует щёки и недовольно смотрит на него. — ...ты чего, Оль? — Чего-чего! Хватит уже в облаках витать, чего! Гостей только мне теперь встречать, ты даже не почешешься?! — ...гостей? - недоумённо повторил Антон, переводя взгляд за спину младшей сестре и натыкаясь на по-лисьи сощуренные Катины глаза. Кровь бросилась к лицу, заставив Антона опустить глаза в пол, а сердце неприятно закололо. Ну как же ты не вовремя! Оля, возмущаясь нерасторопности своего старшего брата, удалилась, а Катя как ни в чём не бывало аккуратно уселась на табурет по левую руку от оказавшегося между девушками Антона и одарила Полину полным насмешливого презрения взглядом — мол, ты здесь вообще зачем? Полина, однако, взгляд выдержала, просто улыбаясь в ответ — имею полное право. — К...Кать, а ты...чего...по такому холоду? - в жалкой попытке хоть как-то сгладить возникшую неловкость, начал Антон? — И это вместо «здравствуй»? - лениво перевела на него взгляд Катя, заставив потупиться. — Мама осталась очень довольна твоей работой, и попросила меня зайти к тебе с гостинцем, - при этих словах Катя повернула руку ладонью вверх и выпрямленными пальцами указала на коробку пирожных, минуту назад выставленную ей на стол. — А ты что же, не рад меня видеть? — Очень, очень рад, - торопливо заверил её Антон, пытаясь сменить тему. — Ей правда понравилось? — Очень, - скучающе протянула Катя, кивнув и насмешливо щуря свои глаза. — А уж мне-то как понравилось с тобой...работать… Антон едва не поперхнулся чаем от её намёка, утыкаясь взглядом в столешницу. От неловкости и стыда хотелось провалиться сквозь землю. — А что за работа? - поинтересовалась Полина, подаваясь ближе. Катя, едва слышно цокнув языком, посмотрела на неё: — Да как тебе сказать, Полиночка… — Просто плакат нарисовать, - поспешил вмешаться Антон, чувствуя, что целую очередь облитых ядом Катиных двусмысленностей просто не выдержит. — Ничего особенного… — Ну, не скромничай, - ласково погладила его по руке Катя. — Это было...настоящее искусство… — А что за плакат? - спросила Полина, будто не замечая красноту лица Антона и намёков Кати. — Д...да так...о-оценки за п-первую четверть… — Да-да-да-а, - медленно кивая, протянула Катя. — Тоша так...хорошо постарался с этим. Ему самому впору поставить высший балл… — П...перестань, - не своим голосом прошелестел Антон, ёрзая на месте от неловкости, но его слова остались неуслышанными. — Ты расскажи хоть, как у тебя дела, Полиночка. А то мы и не разговариваем почти… Сказано это было таким пренебрежительно-ленивым тоном, что даже полный идиот бы не поверил, что Кате хоть немного интересно, как у Полины дела. Всё, чего эта змея хотела сейчас добиться — лишний раз самоутвердиться за счёт Полины, унизить её, показав, чем отличался вчерашний день у них обоих. И Полина, прекрасно понявшая каждый её намёк, лишь шире улыбнулась, обвивая Антона за правую руку и возвращая Кате насмешливый взгляд. — Да так, ничего особенного. Тоша вчера мне тоже очень...помог… Антон, не веря своим ушам, перевёл на Полину обалдевший взгляд: от того, насколько её интонация сейчас походила на Катину, становилось не по себе. Катя насмешливо приподняла одну бровь, стараясь не подавать виду, но Антон явственно чувствовал, как она напряглась. — И чем же? — Да так, сущие пустяки. Джоанна, моя кошка, совсем отбилась от рук. Хорошо, что Тоша зашёл ко мне вчера. Помог мне позаботиться...о моей киске… Антон, едва поднёсший к губам кружку с чаем, вынужденно отставил её, чтобы не подавиться, и умоляюще посмотрел на Полину, стараясь пересечься с ней взглядами. Бесполезно — она смотрела с довольной улыбкой на Катю и не обращала на него никакого внимания. Коготки Кати больно вонзились Антону в левую руку, ревниво сжимаясь. — Неужели, - процедила она, сверля едва не трясущегося от создавшейся обстановки Антона взглядом, которым впору было резать металл. — Надо же, какой ты добрый, Тошенька. Антон попытался было промычать что-то в ответ, натурально боясь получить инфаркт от почти осязаемой Катиной злости, но Полина его опередила. Подцепив из принесённой Катей коробки эклер, глядя Антону прямо в глаза, она с улыбкой высунула кончик языка, погрузила пирожное в приоткрытый ротик и томно мурлыкнула: — Угу-у… Её губы сдавили эклер, заставив крем густой белой массой выступить из уголков губ Полины. Антон не потерял от стыда сознание исключительно благодаря тому, что Катины ногти ещё глубже впились ему в руку. Неизвестно, чем могло бы закончиться это противостояние, но тут входная дверь распахнулась. — Антон! Ты дома? - раздался от порога голос отца. — Помоги-ка мне немного! Табурет едва не упал на пол, когда Антон вскочил с него, готовый чуть ли не петь от облегчения. — П...простите, дамы… Труба зовёт… Вывернувшись из рук у них обоих, Антон пулей вылетел из кухни, торопливо натягивая куртку и вываливаясь во двор. Холодный воздух стегнул по лицу, сбивая со щёк пригнанный атмосферой в кухне жар. Как оказалось, отцу понадобилось помочь разгрузить машину, но Антон был рад и такой передышке. Успокоиться. Собрать мысли в кучу. Помнить, к чему они с Полиной пришли. Оставлять девушек наедине при том, что творилось пару минут назад, не хотелось вообще, так что едва отец дал «добро», Антон поспешил обратно, стараясь не растерять худо-бедно накопленную решимость. Катя оказалась в кухне одна, мечтательно глядя в окно и улыбаясь. Сердце невольно сжалось — не наговорили ли они с Полиной друг другу лишнего? — ...Кать? А...где Полина? — Не знаю, - просто ответила она, не глядя на Антона. Его подозрения стремительно оправдывались. — Н...не знаешь..? — Не-а. Она не сказала мне, куда собирается. Просто вскочила и убежала. Вот и всё. Антон, пошатнувшись, привалился спиной к стене. Реальность вокруг медленно трескалась, будто в кошмаре. — Что ты ей сказала? Катя, повернув к нему голову, сощурилась ещё уже обычного. — Правду, Тошенька. Только правду. Но она и её, видать, не выдержала — ах, как жалко… Катя рассмеялась, слегка наклонив голову набок и глядя на Антона. Сердце у него колотилось как бешеное, живот болезненно свело. Тряся головой, он медленно попятился из кухни назад, шепча и не слыша собственного голоса: — ...да что...с вами обеими не так?! Одежды Полины в прихожей не было — как он не заметил, когда входил?! Дрожащими руками Антон оделся и выбежал из дома, что было сил несясь в сторону дома Полины. Катя уже давно из маленькой стервочки превратилась в язву, способную вытереть ноги о кого угодно и заставить свою жертву проклясть день, когда она родилась на свет. Если она довела Полину до слёз — а Антон в этом не сомневался — то учитывая её одиночество, страшно представить, что Полина могла сделать с собой… Тряхнув головой, отгоняя эти мысли, Антон ещё прибавил ходу, не забывая поглядывать по сторонам. Полину он нагнал возле самого её дома. Девушка уже успела войти, и сидела теперь в прихожей, тупо глядя на улицу через открытую дверь. Антон вошёл следом за ней, пытаясь отдышаться от долгого бега и собраться с мыслями для начала разговора. Полина, подняв на него взгляд, только усмехнулась: — Ну, вот зачем ты пришёл, Тош? Так ведь только хуже… — Полин, я… Пожалуйста, послушай меня… — Не надо, Тош, - помотала головой Полина; на её щеках блеснули слёзы. — Катя всё правильно сказала: я вам только мешаю. Лучше бы меня вообще не было… — Да что ты такое говоришь?! Антон с силой поднял Полину на ноги и встряхнул за плечи, заставил посмотреть себе в глаза и тихо заговорил: — Катя сказала это не со зла. Она не думает о тебе так на самом деле, и я тоже так не считаю. Просто ты её разозлила, и намеренно разозлила. Полина, прошу тебя — не надо с собой так. Нет твоей вины, что так всё обернулось… — Да как нет-то, когда есть, - засмеялась сквозь слёзы девушка, но Антон не дал ей закончить: — Я к тому, что любой бы на твоём месте не выдержал. Полин. Ты не такой человек, я же тебя знаю. Ты добрая, смелая, красивая… Я хотел бы быть с тобой, правда хотел бы! Но Катю я люблю больше. Пожалуйста, Полин. Ради себя, ради меня — не делай глупостей. — А что мне делать тогда? - утёрла ладонью глаза Полина, грустно улыбаясь. — Жить, Полин. Жить и не цепляться за прошлое. У тебя ещё всё впереди. Школа вот-вот кончится, а там — целое море возможностей. Мы тебе ещё завидовать будем, вот увидишь. — Обещаешь? - смеясь, взглянула ему в глаза Полина. Антон, едва заметно улыбнувшись, кивнул. — Обещаю. Полина, сжав его на несколько мгновений в объятиях, отпустила и утёрла слёзы, приходя в себя. — Тош… Ты прости за это всё. Я правда не хотела, просто… Просто Катя меня из колеи выбила. Так захотелось её на место поставить — не удержалась! Я...потом перед ней извинюсь, если она меня, конечно, не загрызёт… — Много чести, - раздался за спиной у Антона ледяной Катин голос, от которого внутренности смёрзлись хлеще, чем от ветра на улице. Они с Полиной удивлённо уставились на неожиданную гостью, стащившую с себя куртку и сверлящую их злым взглядом. — Дверь была не заперта, вот я и решила тебя навестить, Полиночка. Полина, потупив взгляд, хотела было что-то сказать, но Антон встал между девушками, глядя Кате в лицо: — Катя, послуш… Накалившийся воздух прихожей разорвал звук хлёсткой пощёчины. Голова Антона мотнулась, щека вспыхнула болью, а очки едва не слетели с переносицы. — Кобель, - спокойно наградила его Катя, переводя взгляд на Полину. — Даже и не знаю, кто из нас двоих тут лишний, Полиночка. Может, мне отдать этого негодяя тебе? Вы с ним два сапога пара: одна лезет к чужим парням, второй волочится за каждой юбкой — хоть сейчас бегите расписываться! Раньше, чем Антон успел возразить, Полина вдруг обошла его, схватила яростно зашипевшую Катю в объятия и прижала к себе, игнорируя её попытки вырваться: — Прости… — От...отвали от меня, овца! — Прости меня, Кать! — Да пусти ты, ёбнутая! Полина резко схватила Катю за талию, заставив взвизгнуть, и развернула её к Антону, зажимая между ним и собой. — Ай! Ты чего делаешь?! — Я больше не буду вам мешать, честно! Ты же любишь Тошу, ну? Скажи же, любишь! — Ненавижу вас обоих! - визжа, пыталась вырваться Катя, но из объятий четырёх рук было не сбежать. — Ну, ну, ведь любишь! — Да тебе-то какое дело, курица?! А ты что встал, Донжуан очкастый?! Убери от меня свою шлюху! Полина, вдруг с улыбкой отстранившись, ухватила Антона с Катей за затылки и заставила клюнуться губами. Катя, вспыхнув, отвела глаза. — Тьфу! Устроили тут непойми что, парочка извращенцев! Да пусти ты меня уже, Казанова сельского разлива! Вывернувшись и откинув назад косу, чтобы не мешалась, Катя скрестила руки под грудью и недовольно уставилась на Антона и Полину. Антон снова попытался взять слово: — Кать. Мы обсудили всё с Полиной. Я с тобой остаться хочу. — На-адо же, как ты запел! А не поздно ли спохватился, Тошенька? — Нет, не поздно, - улыбаясь, покачала головой Полина. — Было бы поздно, ты бы не пришла сюда. Так ведь? — Кать, - снова взял слово Антон, протягивая к ней руки. — Я тебя люблю. Поступил как мудак, каюсь. Впредь не повторится. — Свежо предание! А чуть отвернись — ты уже у Полиночки в кровати! — Я посягать не буду, - клятвенно подняла ладонь Полина. — Честно, Кать. Ну Ка-ать. Они с Антоном двинулись на неё, намереваясь снова заключить в объятия, и Катя, вытаращив глаза, с визгом отскочила: — Отвалите от меня! Извращенцы! Да что вам надо-то от меня?! — Во-первых, чтобы ты простила нас обоих за всё. — Угу, - кивнул Антон. — Очень просим. — Прощаю! - рыкнула Катя, сверля их взглядом. — Дальше что? — Во-вторых — будьте вы вдвоём счастливы, - улыбаясь, сложила руки на груди Полина. — Обними его. Ну, пожалуйста! Катя, закатив глаза и издав страдальческий стон, покорно уткнулась Антону в руки, стараясь, чтобы он оказался между ней и Полиной. Антон ласково погладил её по макушке, получив в ответ колючий, но довольный взгляд — Катя ещё долго будет дуться, но то, что происходит сейчас, её определённо устраивает. — Вот, на, смотри. Всё, довольна?! — Ещё нет! Есть ещё и в-третьих, Кать. Отпусти Тошу, я скажу. — Да рожай уж, - буркнула Катя, нехотя выползая из рук Антона. Полина, с напускной строгостью уткнув руки в бока, одарила Катю недовольным взглядом: — А в-третьих думай, что ты творишь! Тоша, сними куртку, пожалуйста. Я хочу Кате показать результаты её работы! Антон, мигом поняв, о чём речь, залился краской. — М-может, не надо… — Надо, Тоша. Надо. Снимай. Он перевёл на Катю просящий взгляд, мол, скажи что-нибудь! Однако Катя, криво ухмыльнувшись...поддержала Полину: — Да, Тошенька, снимай. Покажи свою спину, чтобы я могла всё Полиночке как следует объяснить. — Но… Но..! — Сейчас же. Тон Кати не терпел возражений. Антону пришлось перебороть себя и стащить куртку с рубашкой, обнажая изодранную ноготками Кати и когтями Джоанны спину. Полина торжествующе ткнула в неё пальцем, вперяя ухмыляющейся Кате в глаза обвиняющий взгляд: — ВОТ! Вот что это такое?! — Не твоего ума дело, - с достоинством ответила Катя, довольно жмурясь при виде начавших заживать царапин. — Ты сама сказала, что Тоша — мой. Что хочу с ним, то и делаю. Тем более, что он и не возражал… — Нет уж, хорошая моя, так не годится! - схватила их обоих с Антоном за руки Полина, притаскивая в свою комнату и отправляя Антона в короткий полёт до дивана лицом вниз, А Катю силой усаживая ему на ноги и всучивая ей в руки йод и вату. — Когда любят, вот так не поступают! Это, в конце концов, безответственно! Обрабатывай давай, тигрица! — Да оно уже зажило почти… - попытался вмешаться Антон, но девушки хором перебили его: — Помолчи, Тоша! — Ха, да вот ещё! - ухмыльнулась Катя, насмешливо щурясь. — Ничего, потерпит. Любит кататься — пусть любит и саночки возить. Так ведь, Тошенька? Антон не успел ответить — Полина толкнула Катю на него, заставив распластаться у Антона на спине, и вцепилась ей самой в спинку. — АЙ! Ты что делаешь?! Больно! — Ах, тебе больно?! А Тоше не больно, по-твоему?! А если я тебе, как ты ему?! - запустила руки Кате под блузку Полина, заставив Катю, покраснев до корней волос, с визгом задёргаться: — Ай, ой! Прекрати! Извращенка долбанутая, куда лезешь?! Пусти! — Девочки, эй, перестаньте! - попытался вразумить их Антон. Кое-как перевернувшись под Катей на спину, он увидел, как Полина, стянув с Кати её блузку, жестоко мнёт и царапает её спинку, и залился от этого зрелища краской. — ...в-вы чего?! — Переста-ань! - визжала Катя, силясь ткнуть или лягнуть Полину. Её пальцы вдруг скользнули под бретельки Катиного лифчика, сбросив их, и Катя рефлекторно закрыла руками грудь, вымещая злость на Антоне: — Куда пялишься, извращенец?! И-И-И!!! Полина несколькими отточенными движениями сбросила с Кати лифчик, обнажая её торс целиком и победно улыбаясь: — Получила?! Что, приятно тебе?! — Вы...ВЫ-Ы-Ы!!! - взвыла красная от стыда Катя, дрожащими руками прикрывая своё тело. — Оба одинаковые! Извращенцы, животные! Может, ещё потрахаемся прямо тут, втроём, а?! — Н-не… - начал было Антон, но сегодня его мнение явно никого не волновало. — А давай, - улыбнулась Полина, стаскивая с себя кофточку и футболку, обнажая свою грудь. Кровь, каким-то чудом ещё остававшаяся у Антона в мозгу, разом отлила от него, направляясь вниз, под живот. Делу вообще не помогало то, что Катя, неуютно ёжась и возясь, елозила по его торсу обнажённой спинкой. — ...чё… Полина с улыбкой схватила Антона и Катю за затылки и заставила поцеловать друг дружку. Протестующе мыча ему в губы, Катя между тем всё больше расслаблялась, раскрывая руки и обнимая Антона, позволяя ему ощутить прикосновение её больших чудесных грудей. Реальность, и так сильно растрескавшаяся за последнюю пару дней, разваливается окончательно, когда Катя лишь стонет в поцелуй, чувствуя, как Полина стаскивает с неё брючки. Почему-то не выходит сопротивляться, ни у неё, ни у Антона. Как во сне. Тело словно действует само собой, позволяя Полине стянуть с неё ещё и трусики, а Антону — ласкать и поглаживать прогнутую спинку. Пальчики, повинуясь наитию, с дрожью хватают пряжку его ремня, стараясь расстегнуть, когда Катя, разорвав поцелуй, уже задыхаясь от ощущений, выстанывает: — Что...вы творите со мной… — Катя… - шепчет Антон. Окончательно сдавшийся рассудок совсем отключается, позволяя рукам взять Катю за грудь, сжимая её, выдавливая из её груди стон удовольствия. Кося глазами, Катя кусает себя за губу, выпуская наконец из-под ткани уже начавший болеть от сдерживаемого возбуждения член Антона, и хрипит, вцепляясь коготками в одеяло: — Лижет… Эта сучка...меня лижет… Там… Противно…так хорошо… Антон прижимает её к себе теснее, осыпая шейку и плечи Кати поцелуями, лаская руками её дрожащее тело. Они просто плывут теперь по течению, позволяя себе безумное, лишённое всякой логики удовольствие. Полина поднимается, оторвавшись от своего занятия, и со смехом облизывается. Её руки аккуратно ловят Катю за макушку и плечо, утаскивая ниже, останавливая перед налившимся кровью членом. Катя фокусирует взгляд на приоткрытой головке и туго сглатывает моментально набравшуюся в ротике слюну. — Давай… И она повинуется, охватывая головку губами, обвивая язычком и затаскивая в тёплый, влажный плен своего безумно узкого ротика. Антон, разом лишившись всего воздуха в лёгких, с шипением прогибает спину; бёдра сами собой толкают член глубже, едва не впихивая его в Катино горло. Она тихо мычит от ощущений, кивая головой, и сосёт, сосёт его, как конфетку. Но Полине этого явно мало. С хитрой улыбкой она ложится на самый краешек дивана, игриво подмигивая Антону, и укладывает свои ножки Кате на макушку, медленно и безжалостно надавливая, заставляя её взять пульсирующий ствол ещё глубже. Катя, булькнув, начинает задыхаться, когда головка проваливается наконец в её горло. Полина даёт ей вдохнуть, ослабив нажим, а затем опускает Катину голову ещё ниже, заставив жаркие слёзы упасть из её глаз Антону на живот. От одной только этой картины хочется кончать не останавливаясь. Слишком эротично выглядит играющая со своими набухшими от прохлады и возбуждения сосочками Полина, со стонами трахающая членом Антона Катино горло. Слишком хорошо у Кати во рту и глотке, туго, выдаивающе сжимающейся при погружениях. Полина наконец сжаливается над Катей, позволяя ей выпустить член из ротика и прокашляться, утирая слёзы. Шлепком по попке она поднимает Катю с Антона, заставив пьяно посмотреть себе в глаза: — Ты первая… Катя понимает, о чём речь, и кивает. Стянув с Антона штаны и бельё, приоткрыв пальчиками свои мокрые от ласк и ощущений половые губки, она медленно насаживается на торчащий член и сладко, протяжно стонет, сдавливая его своим нежным лоном. Каждая венка, каждое подёргивание ощущаются во всём Катином вожделеющем теле. Дрожащие ножки сокращаются, и Катя принимается двигаться на члене, скуля от удовольствия. Её блуждающий взгляд выхватывает из пространства лицо Полины, с улыбкой держащей её за руки. Девушки, поддавшись безумному порыву, сливаются в поцелуе, выстанывая друг другу в губы от удовольствия. Антон, лаская усевшуюся ему на лицо Полину языком, оставляет на её ягодичке звонкий шлепок и слепо шарит руками по её телу, проходясь по бокам, грудям, лаская рефлекторно вцепившиеся в Полину руки Кати. Слишком хорошо. Слишком желанно. Каким-то образом ощущения от тел девочек, их ароматы перемешиваются в будоражащий, вызывающий зависимость коктейль из нежной, но такой колючей ежевики и приторной, химозной клубники. Зачем выбирать между ними, когда можно наслаждаться обеими?! Зачем нужна мораль, когда, отшвырнув её к чёрту, можно окунаться в удовольствие, снова и снова, целуя и прикусывая половые губки Полины, пока она жестоко мнёт и кусает за грудь Катю, со стонами насаживающуюся на член Антона… Два пальца плавным движением проскальзывают Полине в горячее, мокрое нутро, заставив её взвизгнуть, и раздвигаются, раскрывая нежные стенки. От их движений у Полины мутнеет рассудок, с губ срывается ругань, заставляя Катю возбуждённо рассмеяться. Кое-как фокусируя на этой довольно скачущей на члене стервочке взгляд, Полина завистливо кусает себя за губу. Нечестно. Почему только ей достаётся всё лучшее?! А ну-ка… Попытка спихнуть Катю с насиженного места приходится ровно на момент, когда Антон награждает правую ягодичку Полины шлепком, а левую — укусом, всё быстрее двигая в ней пальцами. Полина, всхлипнув, со стоном падает Кате в объятия, утыкаясь пылающим от смеси стеснения и возбуждения лицом в её груди. Ухватив Катю за талию, Полина собирает силы и всё-таки сбрасывает её с Антона, кусая за шейку и ключицы, чтобы не сопротивлялась, и прогибает спинку, оглядываясь назад: — М...моя очередь… Антон поднимается на колени и долгим движением овладевает нутром Полины, сминая её бёдра, заставляя довольно заскулить. Катя под ней с визгом выгибается дугой, когда Полина погружает в её растянутое, сырое лоно свои пальчики, стараясь двигать ими в том же темпе, в каком в ней самой движется член Антона. Безумие окончательно овладело ими тремя, заставляя целовать, кусать, обнимать и ласкать друг друга, лишаясь сил, позабыв про рассудок. Полина жестоко тянет Катю свободной рукой за косу, оставляя своими губами и зубками горячую, болезненную отметину на её шейке. Лишённая сил и возможности сопротивляться, Катя опьянённым наслаждением взглядом находит глаза Антона и улыбается, царапая Полине спинку, выстанывая сквозь вздохи удовольствия, как мольбу: — То-оша… П-пяль… Пяль эту сучку, сильнее! А-АХ!!! — Д-да, - дрожащим голосом смеётся Полина, жмурясь от получаемого удовольствия. — Тоша, пожалуйста...да… — Из...извращенки… - рычит, капая со стиснутых от бьющей в мозг похоти зубов слюной прямо Полине на попку, Антон. — Ненасытные...затрахаю до смерти...обеих! Полина и Катя сливаются в поцелуе, жадно потираясь о мокрые от смеси пота и смазок тела друг друга. В этом поцелуе тонет оргазменный визг Кати, не сдержавшейся первой, обрызгав Полину и Антона своими жаркими соками. Почему-то это придаёт сил: темп нарастает, Антон загоняет член в дрожащее тело Полины всё быстрее, всё глубже, уже почти доставая шейку её матки. Ему и самому уже тяжело сдерживать себя: слишком много запретного, безумного удовольствия, слишком вкусно выглядят ласкающие друг друга под ним Катя и Полина. Задыхаясь от восторга, разорвав поцелуй Катя зовёт его по имени, изо всех оставшихся сил хватая Полину за плечи: — Тоша… Тошенька… З-запихни ей… Запихни ей в задницу! Глаза Полины, пьяно полуприкрытые от удовольствия, распахиваются во всю ширину от смеси испуга и возбуждения. Пискнув и залившись краской, она оборачивается на Антона, лишь чтобы увидеть, как он с кривой, дрожащей ухмылкой выволакивает из неё свой член и длинным движением исполняет Катину волю, овладевая попкой Полины. Ствол такой мокрый от смазок, что хватает всего пары толчков, чтобы он полностью погрузился внутрь, растягивая тугие, неразработанные стенки. Полина сдавливает его, не позволяя двигаться, брызнув из глаз слезами боли, а из мокрой киски — соками, и её крик сменяется стоном стыдливого наслаждения, когда она понимает, что кончила. Кончила от этого рывка, от этого маленького и такого сладкого предательства… Сквозь экстаз доходит до неё понимание, что и для Антона этот рывок стал последним: внутри становится всё горячее, и когда он вынимает снова, на спинку Полины падают несколько жарких белых капель, теряясь под коготками Кати, перемешиваясь с горячим потом. Границы между любовью и похотью, верностью и предательством стёрты окончательно, оставив их троих, тяжело дыша, отдыхать после совершённой глупости… Получасом позже Катя аккуратно погружается в горячую ванну, блаженно вздыхая, нехотя нашаривая мочалку и кусок мыла. Полина, мечтательно глядя куда-то и улыбаясь, сидит рядом, готовая заснуть от разморившей тело приятной усталости. — А Тоша? — Дрыхнет без задних ног, - фыркнула в ответ Катя. — Ну, что? Как делить будем? Тебе верхнюю половину, или нижнюю? Полина в ответ, тихо хихикнув, поднимается и игриво смотрит Кате в глаза, улыбаясь во весь рот. — Бери целиком. Но имей в виду: если ты обидишь его, если ты сделаешь ему больно — я отберу у тебя Тошу. Отберу и назад уже не отдам. Никогда…

***

Голова просто отказывалась переварить случившееся. Антон просто сидел на одном месте и пялился в окно, на тусклый свет уличного фонаря. Что вот они творили, зачем? Это же...безумно, неправильно! ТАК не любят это просто...просто..! С тяжёлым вздохом стянул он с переносицы очки, разминая лицо пальцами. Не помогало. Рассудок, едва-едва отошедший от событий четырёхлетней давности, снова начинал трещать по швам. То в огонь, то в воду. С корабля, да на бал, а после бала вообще чёрт знает что… Может...может, это и не реальность вовсе? Может, ему снова мерещится всё это? Ощущение дурноты, присущее галлюцинациям, вроде не возникало… Антон, потянув ящик стола, вынул оттуда полупустой блистер с таблетками и задумчиво сжал их в кулаке. Может...может, если на этой стороне реальности происходит такое...на той, другой — спокойнее? Неведомая сила подняла Антона из-за стола, заставив влезть на подоконник и взяться за оконную ручку. Вот так. Один хороший бросок — и он уже на пути туда, в поисках верной дороги... Кто-то вдруг тихо поскрёбся в дверь его комнаты, вынудив Антона дёрнуться от испуга, едва не выронив таблетки. Чёрт, только этого не хватало! Соскочив с подоконника, он схватил со стола кружку с остывшим чаем, пряча блистер в кулаке другой руки, и делано бодрым голосом скомандовал: — Войдите! Дверь тихонько приоткрылась, впуская Олю и позволив Антону выдохнуть с облегчением. Всего-то. — Оль, ты чего? - спросил Антон, отпивая холодную жидкость из кружки и едва сдерживая потребность поморщиться. Оля, стыдливо опустив глаза в пол, тихо прошептала: — Т… Тоша, братик… В...вот… Не глядя ему в глаза, Оля подняла на обозрение Антона нечто небольшое. Нечто плоское, квадратной формы, коротко вспыхнувшее в свете лампы блеском фольгированной обёртки… Антон, вытаращив глаза, надрывно закашлялся, выплёвывая из кружки холодный чай и стуча себе кулаком в грудь в попытках не умереть вот так глупо, чем знатно перепугал Олю. — Тоша, да ты чего?! Всё...всё нормально?! Она подбежала и несколько раз хлопнула Антона по спине ладошкой, обеспокоенно глядя на брата. Выплюнув, наконец, весь чай, Антон утёр с глаз навернувшиеся слёзы, выдавливая из себя: — Н...нет...да...ты чего притащила?! — А… Я… Меня просили тебе записку передать ещё в пятницу, в школе, а я забыла, - сконфуженно порозовев, ответила Оля, протягивая Антону ту самую вещичку, оказавшуюся на деле сложенным квадратом бумажным листком, обёрнутым зачем-то блестящим обрывком украшения-дождика. — Вот, прости, пожалуйста. — Да всё нормально, Оль, - с облегчением выдохнул Антон, стараясь погладить сестру по макушке, но она вывернулась из-под ладони и выскочила за порог, показав Антону язык и убегая в свою комнату. Тряхнув головой и тихо проворчав «примерещится же такое», Антон развязал дождик и настороженно развернул записку. На тетрадном листке, сильно пахнущем дешёвым штрихом-замазкой для ошибок, был этим самым штрихом выведен большой знак параграфа, перечёркнутый тонкой чёрной линией наискосок. Внизу листа, где обычно ставят подпись, тем же штрихом параграф был повторён, но в этот раз — без перечёркивания. Несколько мгновений ничего не происходило — Антон тупо пялился на эту мазню, совершенно ничего не понимая. Кто мог послать ему эту чушь? Может, всучивший Оле записку ошибся? Ни с кем из одноклассников тайными шифрами он не переписывался, да и тратить столько штриха на такое, когда можно карандашом нарисовать… Но чем дольше Антон всматривался в параграф на бумажке, чем глубже вдыхал тяжёлый запах штриха, тем быстрее поднимался в нём нелогичный, неестественный страх. Руки вдруг задрожали, выронив листок, и Антон отшатнулся, впечатавшись в стол, глядя на проклятую бумажку и задыхаясь от внезапно подступившего ужаса. Он будто вдруг лишился чего-то, чего-то дорогого, чего-то важного, чего-то, без чего не мог больше чувствовать себя в безопасности. Пальцы вдруг наткнулись на выроненный секунду назад блистер с таблетками, и Антон, не колеблясь ни секунды, отправил одну из них в рот и проглотил, запив остатками чая. Удивительно, но это помогло: страх отступил так же внезапно, как и появился. Успокоившись, Антон нагнулся и поднял записку, всматриваясь в неё. Содержание листка не изменилось: всё те же два параграфа, большой и маленький, большой перечёркнут… Теперь бумажка почему-то вызывала лёгкую грусть. Будто прощаешься со старым другом. Будто пожимаешь руку человеку, который столько лет был рядом, а теперь уезжает невесть куда, и ещё неизвестно, увидитесь ли вы когда-нибудь снова… Лекарство начало действовать, принеся нарастающую сонливость. Стянув одежду и погасив свет, Антон забрался под одеяло, закрывая глаза. Завтра. Обо всём он подумает завтра. Ведь если как следует выспаться, голова станет легче и все ответы обязательно найдутся на самых видных местах. Не зря ведь говорят, что утро вечера мудренее...
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.