Это неправильно.
Олегу четыре года, он счастливый ребенок в большой и дружной семье. За окном метель бушует, но в квартире большой тепло по-летнему, на столе торт, и свечки в нём красивые, яркие, у двери в комнату коробки подарочные стоят, цветные и блестящие, так и хочется подобраться к ним поскорее да посмотреть, что же ему такого приготовили. За столом его братья и сёстры родные и двоюродные собрались, родители, тёти и дяди, бабушка с дедушкой — они все сегодня здесь ради него, с праздником поздравляют, желают всякого: здоровья, удачи, любви, успехов в учебе. Он правда пока не понимает, зачем ему столько всего, но улыбается искренне и радостно, благодарит, забавно проглатывая часть слов — ему еще не все буквы хорошо даются, но он очень старается, а родственников речь его, кажется, лишь умиляет: они его по головке гладят, хорошеньким называют, и он чувствует себя самым счастливым человеком на свете в этот день. Вечером Саша, его любимый старший брат, между прочим, дарит ему самого красивого щеночка, говорит, что это девочка, и предлагает вместе имя ей выбрать — они называют её Куки. Олегу четыре года, когда его добрый и любимый папа превращается в злобного монстра из страшных сказок. Ему всего четыре года, когда родной отец впервые ломает ему нос. Он сердечко детское, маленькое, но искреннее, честное и доброе, на сотни осколков разбивает, да так, что не собрать уже полностью, как раньше, только со шрамами глубокими и уродливыми, с обидой и страхом, с непониманием и злостью на месте любви и доверия, восхищения и обожания. Кровь из носа детское одутловатое личико заливает, и дышать через рот от неё совсем плохо получается, она металлом на языке оседает, по подбородку ниже скатывается, на пол капает и рубашечку нарядную заливает так, что ни одним средством не выведешь больше. Слёзы из глаз распахнутых каплями большими стекают, кровь на щёчках размазывая, и губу разбитую от них щиплет сильно-сильно, только Олег не чувствует совсем — он вообще ничего, кроме боли ужасающей, сейчас чувствовать не может. Никогда ещё ему так плохо не было, и от ощущений мерзких крик, хриплый и задушенный, изнутри вырывается непроизвольно, а после остановиться уже не получается, он воет, словно белуга, отвратительно громко и высоко, едва на ультразвук не срываясь, а отец рядом кривится презрительно, и руки его, большие и теплые, что раньше только с объятиями и лаской связаны были, теперь ужас первобытный вызывают, под них не хочется подставиться, от них хочется убежать и спрятаться. Папа: любимый, родной, самый близкий — сейчас пугающий монстр, похуже тех, что в страшилках обитают, которые Саша по ночам зачем-то слушает. Это страшно, страшнее всего на свете, это обидно, так обидно, что внутри всё разрывается и тоже болеть начинает. На крики сбегаются все, кто был дома, смотрят с непониманием, ужасом в глазах, и один лишь Саша к Олегу подскакивает сразу, лицо тревожно осматривает и просит врача вызвать, он в глаза заглядывает, улыбается и успокоить пытается, говорит-говорит-говорит, отвлекает, пока мать с отцом ругаются, совсем про сыновей забыв в горячке. Брат его с кухни сам выносит, сам в верхнюю одежду запаковывает аккуратно, сам в травмпункт на руках по холоду жуткому тащит, пальцы отмораживая, внимания родителей так и не дождавшись, сам с врачами договаривается, убеждая, что старшие о переломе знают, что всё в порядке и вызывать ни их, ни полицию не стоит, сам к бабушке относит и на диван в гостиной укладывает, в лоб целует осторожно и обещает, что всё будет хорошо, искренне в свои слова веря, обещает. Саша Олега любит, сильнее всех на свете любит, и он его защитит, всё сделает, но брата сохранит, он в этом не ему, себе самому клянётся и честно эту клятву исполняет. Первые четыре года. А потом Саша уезжает в Санкт-Петербург. И начинается ад.Это несправедливо.
Олегу восемь, у него толпы друзей и знакомых, он главный заводила в классе и уже второй год главная головная боль учительницы, он неплохо учится, хорошо читает и считает, а ещё абсолютно не соблюдает дисциплину и других детей вполне успешно подстёгивает делать то же самое. У него самая замечательная собака, воспитанная и послушная, такая же дружелюбная и активная, как и он сам, всегда рядом, чтобы дарить ему счастье. Он много двигается, гуляет и занимается спортом, ходит на борьбу и плавание, иногда посещает школьный хор, участвует в праздничных концертах и бегает с друзьями по заброшенным зданиям, слушает страшные истории от старшеклассников и пугает ими девчонок — он обычный счастливый ребёнок из большой и дружной семьи. Олегу восемь, у него неделями не сходящие с ребер синяки, постоянные вывихи запястий и несколько сложных переломов, месяцы реабилитации, непроходящие боли и метеочувствительность — к дождю суставы в семье ноют у него и у бабушки. У него самая добрая и ласковая в мире собака, она на себя опираться при ходьбе позволяет, поводок на прогулках не дёргает и всегда слёзы с лица слизывает, поскуливая жалобно, успокоить пытаясь, как может. Он много гуляет, ходит в гости, вписывается в любые кружки и авантюры, лишь бы реже бывать в своем родном доме, он ночует у бабушки, оправдываясь тем, что от её квартиры до школы можно добраться пешком, остаётся в гостях с ночёвками, придумывая несуществующие задания в группе, чтобы не видеть злого отца и печальную мать. Ему всего восемь, но он уже понимает слишком много — дома ему не рады.Это больно.
Олегу двенадцать, он стоит на учете в инспекции по делам несовершеннолетних, у него много друзей и почти столько же недоброжелателей, но он уверенно даёт отпор любому, кто пытается его хоть как-то задеть, он уже пару месяцев курит и не собирается прекращать. Старшие ребята с удовольствием принимают бойкого и активного ребёнка в своей компании, и на обязательные, но оттого не менее нудные лекции о правонарушениях они ходят все вместе, достают инспектора и участкового и профессионально мотают нервы родственникам и учителям. Отвратительное поведение и дисциплинарные замечания ни капли не омрачают разбойную жизнь, лишь ещё хуже себя вести подстегивают, да ругаться с преподавателями погромче, чтоб начальство их услышало и отчитало за нравоучения гордости школы и района: победителя олимпиад и конкурсов, спортивных соревнований — Олег всегда берётся за любое мероприятие и отстаивает честь школы с особым рвением и достоинством. Взрослые только удивляться и успевают — ну как это маленькое чудище всё успевает, всё учит и при этом так отвратительно себя ведёт? Все на самом деле очень просто. Олегу двенадцать, и в больницах он бывает чаще, чем в школе, он покрывается ссадинами и гематомами за каждую четвёрку в дневнике и отправляется под домашний арест, если родителей вызывают в школу. Он больше не может прятаться у своей дорогой бабушки — она умерла полтора года назад, а дядя не горит желанием продолжать доброе дело своей матери и прятать племянника от его разъярённого отца. Теперь Олег прячется по друзьям, машинам и аварийным стройкам с особыми усердием и частотой: он открыто заявил некогда любимому папе, что ненавидит его почти также сильно, как свою отвратительную жизнь, и тот решил, что сжить со свету собственного ребенка — отличный способ избавиться от всех проблем разом. Олегу двенадцать, когда страшный монстр из детских сказок забирает у него самое дорогое, что только было за всю его короткую жизнь — его любимую собаку. Куки единственная всегда была рядом с ним, всегда была его и ничья больше, она его поддерживала, она его любила, да так преданно, как только собаки и могут. Когда отец сломал ему нос, она, еще совсем щенок тогда, вместе с ним на диване у бабушки спала, носом холодным в шею утыкалась, скуля, когда он от боли и обиды плакал, слёзы с щёк красных слизывала, хвостом довольно виляя, если он от щекотки смеялся. Она вместе с ним по всем заброшенным зданиям района пряталась, по ночам сторожила верно, ни на шаг не отходя, под руку лезла, согревая, в холодные и дождливые дни. Куки была с ним везде, разве что в школу с ним не ходила: они вместе гуляли и ели, вместе спали и делали уроки, она его даже у ванной сторожила всегда, под дверью клубочком сворачиваясь. Она его от мыслей плохих отвлекала, от истерик — всегда подскакивала и языком своим шершавым руки облизывала, за пальцы кусала и лаяла довольно, хвостом словно пропеллером виляя, когда получалось в себя Олега привести. Он её тогда обнимал крепко-крепко и говорил, какая она хорошая девочка, как он её любит и всегда любить будет, а Куки словно понимала, к лицу мордой прижималась и не вырывалась никогда, даже если ей неудобно было. Это была лучшая собака на всём белом свете, и он благодарил Бога и Сашу за то, что она оказалась у него, до сих пор благодарит за это. А своего сучьего отца он будет проклинать до конца своих дней за то, что тот её отнял. Себя он тоже проклинает за то, что не уследил за ней, за то, что в комнате не запер, как всегда делал перед приходом родителя — тот собаку ненавидел, всё время угрожал её на улицу выкинуть или череп проломить, если та скулить начинала. Мама его, конечно, успокаивала, говорила, что Куки хорошая, что хулиганов от неё отгоняет на улице, когда они вместе гуляют, только в тот раз мамы дома не было, успокаивать мужчину было некому, а собака была. И она хозяина обижать не позволила. Отец тогда был чем-то сильно огорчён, брови густые на переносице сходились в задумчивости, и взгляд был тяжелее обычного, не было привычных оскорблений, но от этого внутри всё в предчувствии отвратительном скручивалось, к беде готовилось, и она случилась. Олег тогда вышел чаю сделать, батареи в комнате плохо работали, оттого и отогреваться приходилось, как только получится — болеть совсем не хотелось. Он плохо помнит, с чего всё началось, он даже не уверен, что успел что-то сделать или сказать, ему просто прилетело по голове с такой силой, что он на пол свалился, не удержавшись. Ему говорили что-то, обвиняли наверняка, ругали, да только он слов разобрать никак не мог, не понимал вообще, что вокруг происходит, и видел почему-то расплывчато, нечётко. Он руками живот закрывал и ни встать не пытался, ни ответить — только хуже станет, больнее и обиднее, а вот Куки иначе считала. Она ведь впервые видела, как Олега отец метелит, до этого только мальчишки с района пытались, но им хозяин сдачу давал, а при ней и не лез к нему никто, зубов острых да лап сильных боялись. Олег только рык предупреждающий услышать успел, а Куки уже на отца кинулась, в ногу ему вцепилась, сил не жалея — тот от боли сам, как собака, взвыл. Его большая и храбрая, самая лучшая девочка на свете его защитила и, всего на секунду, от этого так легко стало и радостно, он так счастлив был, так благодарен ей просто за то, что она здесь сейчас, рядом, и так обнять ее захотелось крепко-крепко, чтобы все свои эмоции выплеснуть, всё восхищение своё передать. — Блядская псина! — Олег никогда не забудет, как плитка на кухне от крови густой почернела и скулёж, больной и отчаянный, он не забудет тоже. Куки на бок завалилась, на полу вытягиваясь, она дышала тяжело, прерывисто, скулить не переставая, и не шевелилась совсем, только на хозяина смотрела глазами грустными-грустными. Он её на руки осторожно взял, к себе прижал, обнимая и плакал, как когда-то в детстве навзрыд, заикаясь и соплями давясь, по имени её звал, говорил, какая она замечательная, благодарил, прощения просил, как в бреду. Многим позже он узнает, что отец разбил об её голову кружку, что на гарнитуре стояла, и что его самую любимую и дорогую девочку спасти можно было бы, отвези он её к ветеринару. Только ему не дали. Отец его за шкирку на балкон вытащил вместе с собакой, да там до утра и оставил на холоде, чтобы дома шум не подняли, когда мать с работы вернется. Олег помнит, как сильнее Куки к себе прижимал, как орал в голос, и никак успокоиться не мог и что-то придумать, помнит, как та в руках затихать начала и как до последнего слёзы с щек холодных слизывала и в глаза заглядывала, как носом к шее прижималась, словно ему снова четыре, и как она дышать перестала он тоже помнит, хотя всё бы отдал, чтобы забыть. Он просидел на чертовом балконе до обеда следующего дня: в домашней одежде с мертвой собакой на руках и когда отец его выпустил, Олег, замерзший и еле живой, впервые нашел, что ему сказать: — Я тебя ненавижу.Это страшно.
Олегу всё ещё двенадцать, когда он впервые дает отцу отпор. Он бьет со всей той яростью и болью, с той ненавистью, которые тушат остатки здравого рассудка и оставляют только желание кровь чужую по тому же кухонному кафелю размазать, так же голову разбить и на улицу выкинуть, чтобы в муках сдох, собственным бессилием давясь. Олег рычит не хуже волка, скалится агрессивно, ни матери не замечая, ни сиблингов, а отец пятится, и впервые в глазах его не отвращение и чувство собственного превосходства, а страх, дикий и въедливый, абсурдный, но настолько сильный, что в голове ничего не остаётся, кроме желания от угрозы скрыться, спастись. Мужчину спасает приехавший на выходные Саша: тот брата успокаивает быстро, к себе прижимая и в комнату утаскивая. Они просидят там почти весь день, а к вечеру Олег свалится с температурой и кашлем, и, когда Саша выйдет, чтобы вызвать врача, их добрая и нежная мама впервые за несколько лет поинтересуется в порядке ли её любимые сыновья, не отрываясь от тёплого чая и брусничного пирога. Она скажет, что её младший сын потерял всякий стыд, попросит у Саши прощения за брата и попросит помочь отцу с ссадинами и синяками. У него от ужаса и стыда за собственную мать тогда волосы дыбом встанут, и Саша, кажется, впервые за все эти годы в глаза правде взглянёт: — Это твоя вина.Это просто ненависть.
Олегу четырнадцать, когда из большой и дружной компании подзаборной шпаны их остается всего четверо. Теперь они держатся друг за друга, как за спасательный круг, и побитыми псинами на весь остальной мир глядят, никого к себе не пускают больше, а на бывших товарищей с тоской и презрением смотрят, отворачиваясь при встречах брезгливо. Олег не появляется дома чаще двух раз в неделю, курит, как паровоз, и игнорирует социальные службы, он всё ещё учится исключительно на пятерки и побеждает на олимпиадах, получая кучу бесполезных грамот, которые мать радостно по полкам дома распихивает и перед всеми гостями потом ими гордо хвастается. Он больше не занимается спортом, не участвует во внеклассной деятельности, он ползает по подворотням, аварийным постройкам, тёмным переулкам и ломает кости своим старым товарищам и другим маргинальным личностям, что заглядывают в их район. Олег по больницам шатается, у него почки ни к чёрту, с сердцем проблемы, и он постоянно шутит, что это из-за того, что оно разбито, а Саша всегда отвешивает ему несильный подзатыльник и морщится от тревоги — для него эти шутки совсем не смешные. Старший брат о нём заботится, из Москвы к нему раз в пару месяцев катается, все анализы с него требует и справки, деньги на лекарства присылает и постоянно просит быть осторожнее, и это изнутри греет, улыбаться через силу заставляет и врать-врать-врать, что всё в порядке, что ничего не болит, что не курит больше, что на холоде не ночует. Саша не верит, конечно, но что он может сделать, Олег к любым словам глух, с детства таким был, он о чужих нервах беспокоится больше, чем о собственной жизни. Олегу четырнадцать, и теперь он волонтёрствует в приютах для животных. У него не так много карманных денег, чтобы их жертвовать, но у него много времени, и энергии через край, а ещё он, несмотря ни на что, очень любит собак. Уборка вольеров, помощь в перестановках и разгрузке поставок, помощь в сборе пожертвований, участие в благотворительных акциях, выгул животных и безлимитные ласка и похвала для четвероногих друзей — Олег с восторгом берётся за любое задание и может часами наглаживать пушистые бока с самой нежной улыбкой на свете. Конечно, он скучает, больше всего на свете скучает по своей хорошей девочке и всегда будет. Он знает, что эта тоска никуда не денется, знает, что не сможет вновь собаку завести, потому что второй такой никогда не будет, да и не сможет он еще одной смерти пережить, не выдержит, до сих пор не понимает, как тогда выдержал. Саша говорит, что Олег чудом от обморожения не умер, что он везунчик, говорит, что Куки всё равно уже не молодой была, что ей не так много оставалось, только вот ей было всего восемь лет, она была активной и здоровой, а ещё она Олега любила, она его не бросала, как Саша бросил однажды, и, когда он старшему брату об этом сказал, тот почему-то обиделся, не так уж и долго обижался, правда, даже прощения потом просил. Может быть, у брата тогда появилось желание откупиться от чувства стыда, а может просто проснулась детская любовь к животным, не так уж и важно, но сейчас он благополучно отправляет несколько тысяч в месяц на нужды приюта, и это делает Олега немного счастливее. Олегу четырнадцать, когда его альфа впервые выходит из-под контроля. Этого стоило ожидать, на самом деле, отец не вызывает у его сущности положительных эмоций: зверь внутри всегда подбирается в его присутствии, клыки скалит и рычит недобро. Олег эти ощущения разделяет, конечно. Он сам всегда напрягается в присутствии родителя, ничего хорошего от мужчины не ждёт никогда — он от него одни нападки да оскорбления всю жизнь получает. Только открыто агрессию проявлять он себе не позволяет, знает, что только хуже сделает, уже сделал однажды. Сценарий конфликта давно выучен наизусть: не там стоит, не то делает, не так говорит и получает «заслуженное» наказание — если повезёт, новые синяки на ребрах, переломы и сотрясения, если не очень. Чем меньше реакции, тем быстрее отец отпускает, интерес будто теряет и к своим делам возвращается. Олег к этому уже привык, он никогда не отвечает, никогда не кричит и не плачет, он никому не жалуется и никогда не станет, он только Саше звонит всегда и голос чужой успокаивающий слушает, а брат на том конце следит, чтобы он сознания не терял, и ему тоже привычно, только всё равно страшно. Страшно, что однажды отец Олега убьет, что из-за сотрясения он овощем станет, что больные почки издевательств не выдержат, страшно-страшно-страшно. Только от Саши ничего не зависит, ему никто не позволит Олега забрать и вернуться обратно не позволят тоже — мешает. Всё, что у него есть, всё, что у него может быть — эти звонки и бесконечные выписки от врачей на электронной почте. Олегу четырнадцать, и Саша больше всего на свете ждёт возможности забрать его из родного дома. А Олег уже ничего не ждёт, он просто держится за тех, кто у него есть, и пытается не сдохнуть раньше времени. У него не сердце больное, у него душа на ошмётки разодрана так, что жить просто тошно, и никто, кроме него самого, в этом не виноват. Так всегда было. Просто что-то изменилось. Когда ты не можешь жить ради себя, ты пытаешься жить ради других, ради тех, кто в тебе нуждается, кто любит и дорожит тобой. Олег живет ради Саши, он за него умереть готов и знает, что тот чувствует то же самое, все в семье знают, на самом деле. Поэтому и отослали старшего сына учиться в Питер от греха подальше, только тот всё равно лез, о брате беспокоился, по врачам того таскал, на родителей обижаться начал, игнорировать — такое пренебрежение не могло пройти бесследно, не с такими родителями. Может быть, поэтому Олег, поддавшись животной ярости, отправил отца в реанимацию — не себя защищал, не за себя рёбра чужие ломал и голову пустую разбивал, за брата. Саша тогда тоже в больницу попал с сотрясением и трещиной в лучевой, и только поэтому Олег остался дома, а не отправился в колонию за нанесение вреда средней тяжести: перелом основания черепа, отбитые почки и собранные по кускам руками врачей рёбра не походили на самозащиту. Отец пробыл в больнице месяц, на реабилитацию ушло ещё четыре, к тому моменту Сашу вернули в Питер, а Олега посадили на седативные, и всё вновь встало на свои места.Это просто насилие.
Олегу семнадцать, он всё ещё курит и идёт на золотую медаль. У него больше нет друзей, и нет никакого желания заводить новых, теперь он живёт в Москве, и люди здесь кажутся даже хуже, чем в их небольшой криминальной Самаре. Он ходит к психотерапевту дважды в месяц, состоит на учёте в ПДН и тайком подрабатывает в магазине у школы. Три раза в неделю он ездит в больницу на диализ, раз в два месяца делает УЗИ сердца и новую кардиограмму, трижды в день давится лекарствами под чутким руководством матери и почти всё свободное время спит. Олегу семнадцать, и отец всё ещё ломает ему кости стабильно два раза в год. Его альфа больше не показывает клыков, не пытается напасть, под действием препаратов зверь внутри засыпает непробудным сном, и даже запах Олега со временем тускнеет, как и он сам. Родители празднуют победу над буйным нравом, Саша рвёт на себе волосы и впервые в жизни вспоминает заученные в детстве молитвы, бросая работу и переезжая в Москву, чтобы сделать хоть что-то. Олег не делает ничего. Ему не больно и не грустно, ему никак.В этом нет смысла.
Олегу девятнадцать, и стараниями своих родителей он признан недееспособным. Ему всё ещё нужно глотать горсти таблеток на завтрак, обед и ужин и ездить на диализ три раза в неделю, но, когда слетевшая с катушек мать начинает запирать его дома, а отец пытается женить на крайне странной и абсолютно незнакомой особе, он понимает, что с него хватит, и сбегает из дома. Его находят у Саши через два дня и отправляют в психоневрологический диспансер на четыре месяца, а выходит Олег со справкой о биполярном аффективном расстройстве второго типа. Которого у него нет. Слабое здоровье и плохие условия сделали своё грязное дело — Олег не пробыл дома полных суток, как оказался в больнице с первым сердечным приступом в своей жизни. В этом вынужденном отдыхе был лишь один неоспоримый плюс: его не пичкали седативными, на которых так настаивает его мать, а двух недель в изоляции от родственников хватило, чтобы немного прийти в себя. Его зверь смог голову поднять, проснуться наконец и сил набраться, а к Олегу здравомыслие вернулось и ужас. Кажется, только там он осознал в каком плачевном положении оказался и насколько уязвим стал: он ничего не может сделать, никак не может выбраться. Ему всё ещё нужно приходить в больницу три раза в неделю, чтобы просто выжить, и, если он сбежит от родителей, его поймают за несколько дней, а, если он останется, сдохнет в четырёх стенах своей крошечной комнаты из-за нежелания матери его куда-либо выпускать, под непонятными препаратами и аккомпанементом из постоянных оскорблений и неприкрытого физического насилия. Олегу девятнадцать, он в диком ужасе. Он возвращается домой и пытается быть самой лучшей версией себя: он не выходит из комнаты чаще, чем того требует его организм, не спорит, даже в глаза не смотрит ни отцу, ни матери, он всё, что от него просят, делает, всегда рядом, если зовут. Его мать в восторге, её мальчик к ней вернулся: добрый и услужливый, неконфликтный и тихий — идеальный ребенок, которого она так долго искала. Её довольство — его билет на свободу, хотя бы небольшую, почти мнимую, но свободу. Она отпускает его в больницу в одиночестве и не стоит над душой, когда нужно лекарства принять, лишь блистеры каждый вечер проверяет и по волосам его легко треплет, улыбаясь. Олег тоже улыбается, даже обнимает женщину, если она позволяет, а потом таблетки в унитаз спускает, не жалея ни капли.И этому нет конца.
Сейчас Олегу всего девятнадцать, и всё, чего он хочет, это выбраться из того ада, в котором оказался, и прожить ещё хотя бы пару лет.