Одуванчики

Удивительно, как на самом деле легко обмануть окружающих: скажи то, что от тебя хотят услышать, пару раз улыбнись, предложи свою помощь – просто соответствуй идеальному образу, что человек нарисовал у себя в голове и он сделает все, что тебе нужно, даже не подозревая, что сам он этого не хочет. Добиваться своего удивительно просто, если ты знаешь, что людям от тебя нужно. Мать всегда хотела идеального ребенка – куколку, которую можно одевать, выгуливать и любить за то, что кукла эта идеальная, без изъянов. Может, именно поэтому в их семье столько детей – маленькими, все цепляются за маму и папу, что бы те не творили, пытаются быть лучше, красивее, послушнее, лишь бы именно их погладили по головке, похвалили. С возрастом приходит понимание неправильности происходящего, ребенок отдаляется от нерадивых взрослых, но у них уже есть новая лялечка, готовая на все, ради своих «всесильных» родителей. Отвратительно, на самом деле. И страшно. К Олегу изначально было больше претензий, чем к другим детям, ему стоило раньше понять, что это не в нем проблема – просто ему не повезло оказаться младшим ребенком в семье. Его изначально не собирались никуда отпускать, не хотели, чтобы у него были свои интересы или друзья и очень малодушно радовались всем его болезням, как очередному поводу приковать его к себе цепями на всю оставшуюся жизнь. Поэтому мать не мешала отцу «выбивать из него дурь», она действительно считала, что с ним что-то не так, просто из-за того, что он хотел быть собой, а не приставкой к любимой маме. Свобода для него не была предусмотрена с самого начала и то, что он пытался выгрызть ее зубами, лишь провоцировало его семью к более радикальным методам решения проблем – сломанных конечностей было катастрофически мало, больное сердце его не останавливало. Когда начались проблемы с почками, родителям стало куда легче, теперь они знали, что ему придется вернуться, а когда они смогли определить его в психушку, где работала новая жена его дяди, все их проблемы с блудным сыном чудесным образом решились – даже если Олег сможет сбежать, его всегда вернут и к его обвинениям или оправданиям прислушиваться не будут. Это ли не счастье? Настоящая победа над буйным нравом. Они так думали. Олег в девятнадцать оказался куда хитрее Олега в двенадцать: он не кричал, не пытался отстаивать личные границы, не искал друзей или приключений и не строил грандиозных планов на будущее, он просто стал в глазах матери той самой идеальной куколкой, в которой она нуждалась все это время. Женщина от счастья светилась и сама его от отца защищать стала, она его прятала, если у мужчины плохое настроение было, защищала, если тот на Олега кричать начинал – делала все то, в чем он нуждался одиннадцать лет назад и в чем абсолютно не нуждался сейчас, он просто ждал и надеялся, что в какой-то момент контроль ослабнет. И он дождался. Сначала мать перестала следить за приемом лекарств, затем начала отпускать его в больницу без сопровождения, в какой-то момент она даже позволила навестить Сашу, потому что была искренне уверена в «благоразумии» Олега. Она начала отпускать его на прогулки, отправлять в магазин, сделала жизнь своего ребенка почти нормальной. Этим самым почти всегда был отец, его изменения в привычном укладе не устраивали, в отличие от жены, он Олега сильнее любить не стал. Повышенное внимание женщины к ребенку не позволяло выпустить на нем пар, накричать или ударить, как то было раньше, но мужчина нашел иной способ получить немного выгоды с бесполезного теперь сына. Олег красивый, действительно красивый. Он вписывается в общепринятые стандарты: высокий, широкоплечий, с крепким телосложением даже спустя годы без тренировок. А еще он альфа и, оказывается, всего этого достаточно, чтобы в его персоне были действительно заинтересованы люди с деньгами. К большому огорчению, Олег заинтересован в них не был и когда узнал, что отец решил на нем заработать, то просто рассказал об этом матери. Женщина тогда в ужасе пыталась придумать, как выйти из положения, а Олег просто предложил отправить его ненадолго к Саше: тот живет в другом конце Москвы, отец не будет искать его у брата, а мама всегда сможет проведать его при желании, он сможет ездить в больницу и принимать лекарства и при этом будет в относительной безопасности от тирана-отца, что решил избавиться от идеального сыночка. Мать лишь сказала, какой он у нее замечательный, в лоб поцеловала и вечером, незадолго до приезда отца с работы, отправила его с вещами на такси. Все это конечно не объясняет, почему он сейчас в туалете клуба, с незнакомым парнем прячется от толпы разъяренных мужиков бандитской наружности, хотя и является первопричиной этой неоднозначной ситуации. Мужчина был в ярости, когда сына дома не оказалось, Олег знает. Скорее всего отец потерял очень много денег, иначе бы он не стал искать нерадивого отпрыска, уж точно не у Саши, которого тоже терпеть не мог. Когда мать позвонила брату и, рыдая в трубку, сообщила, что отец едет за Олегом, Саша абсолютно не растерялся, словно знал, что так все сложится. - Ты когда-нибудь был в ночном клубе? – Саша смотрит на него с преувеличенным спокойствием, старается не пугать больше положенного, хотя у самого уже руки вспотели. - Нет? - Пора наверстывать упущенное. – Он на стикере с холодильника адрес написал, объяснил, как пройти и кого найти нужно, чтобы помогли. – Там моя очень хорошая подруга сейчас администратором работает, ей позвоню, предупрежу, что ты придешь. Когда ее смена кончится, пойдешь к ней домой и дождешься меня, хорошо? - Ты давно это придумал? - Честно? Только что. Спрячь телефон в шкаф и вперед. – Он все свои немногочисленные вещи в комод на балконе запихнул, вместе с выключенным телефоном, лишь лекарства для сердца и почек своих многострадальных с собой взял: он же понятия не имел, когда в квартире снова окажется и окажется ли вообще. - Постарайся не нарваться на неприятности, как в детстве, ладно? – Брат его обнял крепко-крепко, волосы растрепал и улыбнулся, ломано слегка, но тепло и искренне, прямо как раньше. – Все будет хорошо. - Ага, удачи. – Кого Саша успокаивал тогда, Олег так и не понял, но искренняя забота от действительно близкого человека была приятна. Он довольно быстро нашел нужное заведение, внутрь беспрепятственно попал, но вот знакомую брата так и не увидел – один из сотрудников сказал, что на смене произошло что-то неприятное и теперь девушка застряла с начальником, выясняя обстоятельства. Громкая музыка с непривычки сильно давила на уши, множество смешанных между собой запахов людей, алкоголя, какой-то еды и, почему-то, машинного масла мешали нормально соображать, а светомузыка слепила глаза – голова неприятно гудела от обилия информации, получаемой, казалось, отовсюду, и Олег пришел к выводу, что клубы ему не нравятся. Слишком много всего и сразу для него, еще и душно. Он на улицу вышел, продышаться немного, морально подготовится к какофонии звуков и запахов, в которой ему неизвестно сколько сидеть в ожидании человека, которого он даже не знает. И вот тут его нашли те самые неприятности, которых брат просили избегать: - Ну пошли, нехер ломаться, а… - Руки убрал, обезьяна косолицая! Зажимать омегу просто из-за того, что та тебе приглянулась всегда казалось Олегу чем-то диким: пусть в них много от животных, что сидят внутри, они все еще остаются людьми, способными инстинкты и желания зверя своего контролировать. Вредить кому-то просто потому что нечто первобытное внутри требует показать собственное превосходство, удовлетворить мимолетную прихоть – это ли не варварство? Спасителем всех униженных и оскорбленных Олег себя не считал, сам такой, но просто стоять и ничего не делать было выше его сил. Вот он и вмазал старику, что к парню прямо у входа в клуб приставал, а когда из-за угла по его душу толпа явно отсидевших мужчин высыпалась, он просто схватил омегу за руку и в клуб нырнул. Именно поэтому он сейчас в туалете с незнакомым парнем, прячется от толпы разъяренных мужиков бандитской наружности. - Это очень мило с твоей стороны, но не стоило. – Олег на несостоявшуюся жертву насилия смотрит: парень красивый чертовски, у него кожа светлая вся темной вязью покрыта, та под футболку свободную уходит, она часть рисунков на шее закрывает, волосы черные уложены аккуратно, и глаза темно-карие, почти черные в слабом освещении уборной. У него голос приятный, переливистый, но слишком спокойный. – Я бы справился, правда. А тебе теперь тяжело придется. Эти ребята тебя отсюда вперед ногами вынесут, как только найдут. - А тебя нет? – Омега усмехается как-то подозрительно довольно, на дверь сбоку от себя смотрит, а в глазах темных такие черти пляшут, что у Олега волосы на затылке встают, он принюхивается невольно: в запахе приятном ни капли страха или тревоги не ощущается, только спокойствие и слабое предвкушение. - Я справлюсь. Подожди немного и мы отсюда выйдем. – И Олег ему, на удивление, верит. Парень телефон из штанов достает, пишет что-то, иногда на Олега поглядывая без интереса, словно проверяя, что он еще на встречу смерти своей не вышел и обратно в экран утыкается. Время словно резиновое, медленно-медленно идет, за дверью уборной басы гремят однотипные совсем и за ними ни шагов у двери не слышно, ни голосов человеческих. Через пару минут тишины, Олегу скучно становится, он по карманам себя бьет, пока не вспоминает, что телефон у Саши на балконе остался, на всякий случай. Он по туалету проходится, пытается хоть чем-нибудь скрасить свое ожидание, но все, что приходит ему в голову – достать своего вынужденного соседа. - Я Олег, а тебя как зовут? – Он от телефона отрывается на мгновение, на него как на идиота почему-то смотрит и Олег чувствует, как от взгляда этого у него уши краснеют, так в средней школе учитель смотрит, если ты жи/ши неправильно в диктанте пишешь: с жалостью, брезгливостью и недовольством. Парень по вороту футболки пальцами проводит, словно ищет что-то и взгляд его меняется, он словно еще спокойнее, чем был становится и молчит. Олег слабый укол разочарования чувствует, поникает сразу и уже извиниться, сам не понимая за что, хочет, как омега ему отвечает, на удивление миролюбиво: - Дима. - Приятно познакомиться. – Олег улыбается искренне, ближе к новому знакомому подходит и руку протягивает. Дима пару секунд на нее смотрит и удивление в его глазах такое искреннее, что Олег начинает себя идиотом чувствовать, но он же все делает правильно, так? Как бы много времени не прошло с его последнего разговора с незнакомым человеком, он прекрасно помнит, как это делается. У него бы не было друзей в детстве, не умей он с людьми знакомиться. Он руку в нерешительности опускать начинает, но Дима с пола поднимается и с легким смехом свою в ответ протягивает, крепко его пальцы в своих сжимая, смотрит прямо, серьезно: - Мне тоже. – Ладонь узкая теплая такая, мягкая, что ее из рук своих выпускать не хочется, у Олега они всегда холодные, с мозолями и царапинами, в шрамах уродливых, совсем непроходящих и ему в моменте стыдно за них становится, он свою кисть отдергивает, в карман прячет и улыбка его вмиг какой-то кривой, ломаной становится, не настоящей. Если Дима что-то и замечает, то ему хватает такта смолчать, он к телефону возвращается на мгновение, а после словно каменеет весь: взгляд его ледяным, совсем бесчувственным становится, он весь приосанивается и словно только красивее становится, но красота эта страшная, не естественная и совсем холодная. Он Олега за локоть хватает и к выходу тащит: - Все нормально, пошли. – И ослушаться его такого почему-то кажется чем-то пострашнее встречи с толпой злых зэков. Они спокойно выходят из уборной и пробираются через заметно поредевшую толпу к кабинету администратора. Омега без стука заходит, дверь тяжелую распахивая и затаскивает Олега в просторный и светлый кабинет. В помещении практически не слышно шума зала, здесь играет другая, тихая, совсем ненавязчивая музыка и абсолютно ничем не пахнет. На простеньком компьютерном столе мужчина сидит, он ногами в воздухе болтает, в никуда смотрит и улыбается, как сумасшедший, Олегу он решительно не нравится, альфа внутри на незнакомца рычит, опасность ощущая напасть рвется, да только какая в нем опасность вообще может быть? При всей свой странности, он выглядит крайне безобидно, просто неприятно. Из-за его спины на мгновение женщина выглядывает и Олег сразу узнает в ней хорошую знакомую, к которой его отправил Саша: во многом благодаря бейджу с должностью, конечно, людей брат описывает отвратительно. Она его тоже явно узнает, с места вскакивает, подойти хочет, но как только Диму рядом замечает, на месте замирает. - Здравствуйте, Дмитрий Алексеевич. Что-то случилось? – Омега женщину игнорирует совсем, на мужчину смотрит и выйти кивком просит, а тот словно только этого и ждал, из кабинета едва не в припрыжку выскальзывает и улыбка дурацкая с лица его ни на миг не сходит. - Посиди здесь немного, ладно? Если что-то нужно, попроси Ольгу, она поможет. – Олег даже согласиться не успевает, как дверь за Димой захлопывается и он остается один на один с администратором. Ольга к нему подлетает, за руки хватает и с такой тревогой смотрит, что он сам невольно пугается чего-то абсолютно для него непонятного. - Как хорошо, что ты в порядке. – Вздох ее полон радости и неприкрытого облегчения, она его на диван у стены усаживает осторожно и вокруг носится начинает: чайник ставит, какую-то еду из холодильника у стола достает, посуду и говорит-говорит-говорит: - Ты прости, что я тебя не встретила, у нас тут людей столько, все время что-то случается. Сегодня вот начальник с друзьями здесь отдыхает, а у нас то плита сломается, то музыка в зале заглохнет. – Черный чай в аккуратных пузатеньких чашках на стол опускается, рядом с конфетами и зефиром, а Ольга все от холодильника не отходит, еще сладостей достает и спрашивает аккуратно и наигранно не заинтересованно. – Кстати, почему ты с Дмитрием Алексеевичем был? - Да к нему на улице кто-то пристал. Я помог просто и он меня сюда привел. – В том, что о толпе недружелюбных шкафов стоит промолчать, Олег понял сразу: едва ли Ольга не доложит его брату о том, что младший ввязался в что-то непонятное, а тому и так причин для переживаний сейчас хватает, нужно пожалеть старческие нервы. - Это хорошо. Я рада, что у Саши такой добрый младший брат. – К лицу кровь приливает стремительно и все, на что Олега хватает, это мяукнуть что-то отдаленно похожее на согласие и спрятать горящие щеки за чашкой. Женщина рядом садится и улыбается нежно, тарелки с угощением к нему пододвигает и сама за чай принимается, а у Олега наконец возможность получше ее рассмотреть появляется. Она очень красивая, и красота ее поразительно на Димину похожа: она словно кукла фарфоровая, бледная и аккуратная, с тонкими, но нежными чертами, с открытым, но абсолютно пустым взглядом, у нее тоже пальцы музыкальные, длинные и тонкие, она ими чашку обхватывает осторожно и столько грациозности в одном ее жесте, в прямой осанке, что Олегу вновь за себя стыдно становится – он по сравнению с ней совсем нескладный, несуразный какой-то, смешной и совсем некрасивый. Ему рядом с такими людьми даже дышать не стоит, не то что руки им жать или чай вместе пить. - Тебе что-то не нравится? Может, еще чая налить? Или кофе? У меня здесь все есть. – И за беспокойство ее искреннее стыд лишь сильнее душить начинает, Олег как может головой мотает и за зефир в ближайшем блюдце хватается, он шоколадной глазурью покрыт, что пальцы пачкает, тая и альфа скорее сладость в рот отправляет, чтобы руки мыть не пришлось, чаем запивает и чуть не давится. Ольга на него с интересом и весельем смотрит, как на зверька в зоопарке, взгляд такой куда привычнее, оттого и напряжение медленно покидает, отступая вместе со стыдом, лишь неуверенность оставляя и смущение. - Ничего не надо, все очень вкусно и чай замечательный, а кофе мне совсем нельзя, я же сердечник. Мне плохо потом будет, а лекарств с собой всех нет, так что лучше чай. – Он никак остановиться не может, все говорит и говорит, паузы на вдохи лишь делая. – Зефир мне очень нравится, особенно в глазури и Саша его любит очень, он на днях его покупал, мы с ромашковым отваром ели, прикольно было. Прервать его словесный водопад смогла только открывающаяся дверь и Дима со странным мужчиной, что снова полетел седлать стол. Ольга с дивана поднимается стремительно, чашку свою убирает и возвращается за стол, за спиной незнакомца скрываясь, а Дима на ее место садится спокойно и как-то странно на Олега мгновение смотрит, а потом вновь к своему бетонному спокойствию возвращается: - Ты в шоколаде испачкался. – Мужчина на столе ржет, как конь, за живот хватается и едва со своего места головой вниз не слетает, но когда взгляд Димы на себе ловит, то успокаивается быстро, какие-то бумаги со стола хватает и начинает преувеличенно заинтересованно вчитываться, даже у Ольги уточняет что-то, а та вниманию только рада, какие-то цифры называет, про статистику говорит. Олегу кажется, что краснеет даже шея, он в ужасе руками по губам проводит, глазурь стирая и чувствует себя просто отвратительно, он взгляд на колени отпускает и думает, что первого знакомства хуже в его жизни не было. Омега рядом выдыхает устало, глаза закатывает, но улыбается Олегу слегка заметно, когда тот на него осторожно глаза поднимает: - Вкусный зефир? – Олег только головой кивает едва заметно, ему за себя стыдно жутко. Он рядом с таким аккуратным и красивым Димой, совсем, как свинья выглядит: нечесаный, в одежде старой, да с рожей в шоколаде перемазанной, хорош герой, ничего не скажешь. – Тогда ешь. Ольга, можешь еще чая налить, пожалуйста? Дима на него смотрит и улыбается, по настоящему, зубы ровные оголяя, глаза его темные теплом лучатся, а не брезгливостью и недовольством, он тарелку с зефиром прямо под нос Олегу ставит, а чашку его Ольге отдает, та чайник подогревает и уже четыре чашки напитком ароматным наполняет, по столам их разнося. - Конфет хочу, Оль. – Мужчина со стола на Олега как-то странно смотрит, но улыбка с лица его все равно не сходит, словно приклеена, он все так же ногами в воздухе дрыгает и впечатление вменяемого человека все еще не производит, слишком странный, в общую картину не вписывается совсем, а ведь явно человек важный, вряд ли Ольга к себе в кабинет кого попало пускает. Женщина пиалу с конфетами и шоколадом с журнального столика на свой рабочий переставляет, поближе к мужчине пододвигает, а тот едва ли не в ладоши хлопает от счастья, ну натуральный придурок. - Владислав Сергеевич, я закончила с документами, вы здесь сегодня останетесь? - Да куда ж я денусь. Иди домой, если реально закончила уже. – Мужчина на Ольгу даже не смотрит, он фантик от конфеты в руке мнет, журавлика из него складывает и смеется счастливо. -Отдыхай, красавица, завтра еще поработаем и все у нас будет заебенно, не переживай. Он птицу кривую в руку женщине вкладывает, и со стола спрыгивает, к выходу направляясь: - Это нам на удачу, не потеряй. - Как скажете. – Ольга ни капли удивленной не выглядит, улыбается дежурно и журавлика кривого в ящик вместе с бумагами убирает. - Мне тоже пора домой. – Дима полную чашку на стол возвращает, он к чаю даже не притронулся. Лицо его снова словно маска нарисованная: пустое, безжизненное, и Олег никак понять не может, как тот так быстро может от искренности к бесчувствию скакать. Он на Олега смотрит без интереса, улыбается вежливо, но совершенно бесцветно. – Тебя подвезти? Ты мне помог, должен же я хоть чем-нибудь тебе отплатить. - Не стоит, ты мне и так помог. Я Ольгу искал, пока тебя не встретил, так что все в порядке. - Ладно, тогда доброй ночи. – Дима с дивана поднимается и ладонь свою протягивает, пожать предлагая, и несмотря на лицо пустое, Олег столько неуверенности в его жесте чувствует, столько смущения непонятного, что свою руку ему протягивает не задумываясь, улыбается светло-светло, как только может и в глаза чужие заглядывает открыто и уверенно: - Было приятно познакомиться. – Омега усмешку легкую себе позволяет, расслабляется весь и отвечает: - Мне тоже.

***

- Что, Димочка, на детей потянуло? Бедный, бедный мальчик, он тебе чуть ли не в рот глядел, а как ты ему улыбался… - Влад гласные противно тянет, злорадствует, как может, у него сегодня настроение хорошее. Хотя, у него настроение, после выхода из изолятора, теперь всегда хорошее. Он смеется гаденько, и голосом преувеличенно тонким, скрипуче высоким почти поет. – Вкусный зефирчик? Кушай, деточка, да запивать не забывай. - Заткни пасть. - Ой, смотри-ка, в шоколаде испачкался, мальчик. Скажи, сам ведь ему рот бы вытер, если бы пацан так быстро руками шевелить не начал. - Владос, блядь! Серьезно, хватит. - Дима губы поджимает и взгляд у него совсем недобрый, но разве Череватого остановишь, у него такой повод для шуток над вечно собранным и серьезным Матвеевым появился, грех упустить свой шанс. - Какие мы недовольные. А вот не надо было деточку свою отпускать даже номерочка не спросив, герой-любовник. - Я тебя сейчас ударю. - Зная Матвеева, можно предположить, что тот абсолютно точно не шутит и Влад по себе знает, что удар у него тяжелый, совсем не омежий, но его чувство самосохранения никогда не перевешивало его желания посмеяться и проверить чужую выдержку. Он ведь не от хорошей жизни над другом издевается, с их работой так мало действительно счастливых вещей происходит, может это его единственная радость - сдержанного Диму из себя выводить и пиздюлей за это получать. - Ты видел, как пацан краснел? Ты на него взглянул только, а он уже, как помидорка, сидит, ножки свои разглядывает, любо-дорого смотреть. - Влад на Диму со спины наваливается, едва не опрокидывая, обнимает крепко, руками за шею хватаясь, все попытки из захвата вырваться игнорирует, по сторонам показательно оглядывается, хотя омега его движений не заметит и на ухо осторожно шепчет. - Ты мальчика в туалете не изнасиловал часом? - Череватый! - Матвеев ему локтем по груди бьет со всей силы и тот отшатывается, кашлем заходясь, пополам сгибаясь от боли, но ржать не прекращая ни на секунду. У входа останавливается машина и Виктор любезно открывает дверь заднего сидения, Дима внутрь забирается, на Влада не глядя даже, а тот лишь орет вслед: - Я буду навещать тебя в колонии, милый! Приду на свидание в розовом платье и ты возьмешь меня прямо на металлическом столе! - Водитель не обращает на альфу никакого внимания, дверь осторожно закрывает, придерживая, и возвращается за руль, притворяясь глухим, когда слышит тихий истерический смех со стороны начальника: - Господи, за что мне это. - Бог ему, конечно же, не ответит. Зато Череватый пришлет еще сотню издевательских сообщений во всех социальных сетях, несколько раз позвонит с похабными предложениями, а на все попытки послать его далеко и надолго будет лишь смеяться. Он предложит созвать консилиум по спасению личной жизни своего прекрасного друга-подофила, пообещает, что найдет способ его вытащить и оправдать, говорит, что растление малолетних не такая уж и тяжкая статья, по сравнению со списком того, что ему могли бы впаять. А под утро, когда Матвеев уже лежит в кровати и мечтает о паре часов здорового сна, присылает ему фото в сраном розовом платье с пышной юбкой. Влад в нем на дешевую проститутку похож: у него все лицо в блестках, губы в уродливой красной помаде, огромные накладные ресницы и, почему-то, ярко-голубые тени на веках, он криво подмигивает на фото и явно держится за стену, пытаясь не свалиться с каблуков, которые ему раза в два меньше положенного. Он к этому ужасу подпись присылает "Всегда твой, только попроси, красавчик" и Дима думает, что не так уж и плохо иметь друзей. А еще, что Лиза Влада утром за любимые туфли задушит, потому что каблук на одном из фото абсолютно точно отвалился.