Одуванчики

- Так, ты точно просто помог Дмитрию Алексеевичу с местной шпаной, а не вытащил из-под фуры, например? – На небольшой кухне тепло и уютно, мебель здесь аккуратная, красивая, хоть и старенькая: окно большое, стеклянное, в старенькой деревянной раме, свежий воздух в комнату пропускает, прогоняя аромат тушащихся на плите овощей с мясом, стульчик лакированный при каждом движении поскрипывает тихо, но стоит ровно, не шатается, а холодильник у стены мерно гудит в ритм с микроволновкой на столе. Даже техника тут кажется раритетной, словно не из этого столетия, и Олег никак не может оторвать взгляда от обилия деталей – он будто в музее или на выставке, а не в обычной квартире. Ольга по помещению почти порхает, она и готовить успевает, и чай заваривать, и посуду мыть, и с Олегом разговаривать, чтоб тот не скучал. Удивительная многозадачность для отработавшего смену человека в два часа ночи, Олег даже завидует немного – он бы так точно не смог, выдохся бы. - А что, твое начальство и из-под фуры вытаскивать приходится? – Легкий смешок сам срывается с губ, скрывая нервозность. Говорить о том, что это явно были не обычные гопники Олег все еще не планирует, Саша ему голову откусит, если узнает. Ольга даже не пытается скрыть собственное недоверие, и это невольно заставляет задуматься о том, почему местная шпана в отношении немеченого молодого омеги звучит для нее менее опасно, чем авария. – Омегам нужно помогать в таких ситуациях, разве нет? Вряд ли бы он один осилил нескольких альф сам. - Осилил бы. И он мне не начальник. Дмитрий Алексеевич – близкий друг Владислава Сергеевича. - Того стремного мужика в шлепках? – Ольга тарелку перед ним ставит и смеется, она его позиции явно не разделяет. На столе появляются чашки и кругленький чайник с заваркой, упаковка злосчастного зефира в шоколаде и пиала с шоколадными конфетами. Женщина садится напротив, на такой же скрипящий стул и наливает себе горячего чая. - Он не стремный, Владислав Сергеевич – хозяин клуба и мой работодатель. – Овощи оказываются очень даже вкусными, а мясо нежным и сочным, правда все это жутко горячее и Олег успевает обварить язык до того, как понимает, что блюду следует немного остыть. – Осторожнее, я же только с плиты сняла. Водички дать? Олег свой язык больной изо рта высовывает, чтобы тот остыл немного и кивает, а Ольга только улыбается нежно, да головой качает, и так Сашу в этот момент напоминает, что даже не стыдно за ребячество свое. Может, самую малость. За окном слышится отборный русский мат и угрозы скорой расправы, очередной буйный алкоголик ругается на собутыльника, что дорогую сердцу водку о брусчатку подъездную разбил, и Олег окно закрывает, от греха подальше. Квартира у Ольги на первом этаже, в такую залезть в поисках убежища несложно. - Саша сказал, что у тебя проблемы с почками. Когда тебе в следующий раз в больницу? - Через два дня. – Звучит это, надо сказать, как приговор. Как бы его расчудесная мамочка сейчас не вертелась, отец все равно будет его искать и больницу он проверит в первую очередь. Удобно продавать больных детей – даже если убегут, ты всегда знаешь где они окажутся. Ольга его за руку берет, улыбается как-то слишком печально, а в глазах ее столько жалости плещется, столько желания помочь и поддержать, что Олег в этом необъятном море теряется. - Не переживай понапрасну. Мы с Сашей сделаем все, что в наших силах. – Она стакан ему протягивает и по волосам треплет, почти как Саша, и Олег невольно пытается вспомнить: нет ли у них дальних родственников, которых он никогда не видел. Они вновь за стол усаживаются, к тарелкам и чаю, теперь уже немного остывшим, за окном все еще слышно недовольное трещание пьяниц, и деревянные стулья нестройно подпевают им, проезжаясь по полу ножками. Олег уже заканчивает с основным блюдом, когда Ольга вновь заговаривает с ним: - И все-таки, как давно ты знаешь Дмитрия Алексеевича? – Она выглядит напряженной и взгляда своего, слишком серьезного, с него не сводит, будто загипнотизировать пытается. Это кажется странным: Дима не выглядел, как кто-то опасный или недружелюбный, неразговорчивый – да, но в такой ситуации только психи и идиоты не держат язык за зубами. Он был хорошо одет, замечательно пах, он сохранял элементарную вежливость, улыбался и даже пожал руку на прощание. Когда Ольга о нем говорит, то выглядит так, словно он котят на завтрак ест, не меньше, и Олег никак не может понять почему. - Пару часов, Ольга. Я не понимаю, в чем проблема? Я реально его у входа в клуб встретил. Впервые. – Она смотрит с недоверием и упреком, будто Олег ее обмануть пытается и это обижает, злит. Чем он заслужил такое? Почему в нем постоянно сомневаются? Олег ничего плохого не сделал, он же наоборот правильно поступил, помог, а Ольга его доброту чем-то плохим считает, неправильным. Словно он должен был мимо пройти, а то и помочь обидчикам. – Что не так!? Думаешь, я вру? Где бы я вообще мог его встретить, если меня из дома не выпускают почти? И даже если бы встретил, что в этом такого!? Ты о нем говоришь так, словно у него две башки, не иначе! - Да потому что он монстр! – От крика ее Олег дергается, сжимается весь и смотрит дико-дико: чужая злость ужасает. В этот момент Ольга больше не кажется милой и красивой, она кажется страшной, агрессивной и опасной, и в это Олегу поверить намного проще, чем в ее слова. – Он страшный человек, Олег. Матвеев не тот, с кем стоит водить дружбу. - Ну, твоему начальству это не мешает, так? – Скрыть издевку в голосе не выходит, открытую агрессию тоже. Олегу все еще страшно, но он уже давно усвоил урок: если тебе страшно, враг об этом знать не должен. – Отвратительные шлепки в ночном клубе напрягают куда больше обычной омеги в беде, не думала? - Владислав Сергеевеч хороший человек! Он бы не общался с Матвеевым, если бы в этом не было необходимости. Никто не станет по доброй воле набиваться в друзья этому ужасному человеку! - Да кто сказал, что я ему в друзья набиваюсь!? - Он с тобой разговаривал! – И обвинение в ее голосе ядовитое, злое. Олег смотрит на Ольгу и совершенно не узнает женщину, которая несколько минут назад его по волосам трепала, успокаивая. Она совершенно другая сейчас, лицо ее искажено недовольством сильным, почти нестерпимым, красивые раньше черты теперь отвращением стерты – вся она враз стала уродливой и нескладной, и Олегу стало жутко стыдно перед Димой, с которым он ее сравнивал раньше. Тот угловатый, но мягкий, почти нежный, он изящный, манерный и нисколько не страшный. Он в Олеге не сомневался, хотя первый раз в жизни встретил и никогда не от кого о нем не слышал, он грязью никого не поливал и не злился, он позволил себе помочь и поблагодарил за это. А Ольга его брата знает, она про Олега слышала, она вызвалась ему помочь. Как Саша может дружить с кем-то настолько неприятным? - А, ну да, обычные люди у нас не разговаривают! – Олег голос повышает и ему не стыдно ни капли. Ему обидно, его разочарование грызет и злость: на Ольгу, что оказалась совсем не такой, какой казалась, на Сашу, который его к ней отправил, на себя, за то, что доверчивый и прямой, как рельса, за то, что не смог одним своим видом доказать свою благонадежность, за то, что в нем сомневаются и ему не верят. Он ничего плохого не сделал, он помог, почему ему должно быть стыдно за это? Почему Ольга выглядит так, словно извинений от него ждет, раскаяния? - Он не обычный, Олег! Как ты не понимаешь!? – Ольга из-за стола вскакивает, по комнате проходится, пытаясь занятие себе найти, отвлечься от той ярости, что внутри бушует. Она ведь не на Олега направлена, на человека, которого здесь вообще нет, а мальчик вон чувствует, сжался весь, словно к нападению готовится. Женщина вдыхает глубоко, глаза на мгновение прикрывает, успокаиваясь. Она тарелки со стола хватает и к раковине идет, руки занять и когда теплая вода попадает на губку, ее голос становится совершенно спокойным, доброжелательным и нежным. – Он не обычный. Дмитрий Алексеевич очень красивый, да? Он вежлив, хорошо одет и у него наверняка приятный запах. На него хочется смотреть, с ним хочется разговаривать. Я понимаю, правда, я сама в первое время глаз оторвать не могла. Но каким бы обворожительным он не был, он все равно опасен, пойми пожалуйста, сделай правильные выводы и больше никогда не подходи к нему, хорошо? Когда она смотрит на Олега весь ее вид выражает искреннее беспокойство, она ответ его ждет и искренне на благоразумие рассчитывает, доверия хочет, которое сама похоронила. Олег бы доверился, он бы ей поверил и сделал, как велят, но он на Ольгу смотрит и ничего хорошего больше не видит, ничего безопасного и доброго. Глаза у женщины словно кукольные, они пустые, грош –цена искренности, что только на словах существует. Нельзя верить тем, кто не готов верить тебе в ответ, нельзя спорить с тем, от кого зависит качество твоей жизни, а притворяться и раболепствовать, с недавних пор Олег умеет лучше всего. - Я все еще не понимаю почему, честно говоря, но ладно. Я в любом случае вряд ли его снова увижу, так что все нормально. – Ольга вся сдувается сразу, выдыхает с явным облегчением и улыбается довольно. Она посуду убирает и за стол, к чашке с уже наверняка остывшим чаем, возвращается. Она о чем-то спросить собирается, что-то рассказать, но телефон на столе противной трелью заливается и Олег искренне благодарен звонившему. Разговаривать с Ольгой ему больше не хочется, видеть ее тоже, но тут альтернативы пока нет. Женщина из-за стола выскакивает, телефон хватая, и в комнату уносится. Последнее, что Олег слышит перед тем, как дверь за ней закрывается: - Здравствуй, Лиза.

***

Вопреки всем ожиданиям, Ольга привезла его в совершенно незнакомую и явно платную клинику. Новенькое здание, аккуратная вывеска, приятная обстановка и доброжелательный персонал, сколько бюджетных больниц за всю свою жизнь Олег повидал – ни в одной такого не было. Максимальное дружелюбие проявляли лишь практиканты, что получали нагоняй за каждую жалобу. Здесь же каждый медработник дежурно улыбается при встрече и желает хорошего дня и крепкого здоровья, просто удивительно. В отделении нефрологии было тихо, тут не носились медсестры с картами и ключами, не было шебутных маленьких детей, лишь пара человек сидели у входа в кабинеты, в ожидании своего времени, никто не ругался, не кричал и не пытался давить на жалость, как бывает в его больнице. Он до сих пор помнит бабушку, которая сказала, что ее нужно пропустить, потому что она инвалид. К слову, на его упоминание об этом статусе, старушка лишь отмахнулась и сказала, что в его возрасте такого не бывает. Кабинет для диализа едва не доводит его до слез: удобные кресла и новое оборудование, одноразовые иглы и никаких злобных старых медсестер, доказывающих ему, что он наркоман и алкоголик, на каждой процедуре – что это, если не мечта. - Олег Олегович, правильно? – молодой парень в халате выглядит немногим старше самого Олега, он улыбается вежливо и к креслу его провожает, аппаратуру подключая и зачитывая стандартный инструктаж, дает тревожную кнопку, плед, мягкий-мягкий, наушники одноразовые и уходит, а Шепс просто пытается не разрыдаться от счастья. Если бы каждый его диализ проходил в таком формате – он бы был самым счастливым человеком с почечной недостаточностью на свете. Он укутывается осторожно, чтобы не сдвинуть ничего случайно и планирует немного поспать: в последнее время со здоровым сном большие проблемы – у Ольги он не может спать спокойно. Иногда ему кажется, что он к ней несправедлив, эта замечательная женщина безвозмездно принимает его у себя, вкусно кормит, в платную клинику вот привезла, она действительно старается для него, совершенно ей незнакомого и ни капли не близкого, а он с ней почти не разговаривает после из ссоры в первый вечер, и не доверяет ей совсем, да так, что спать перестал. Ему даже стыдно за свое поведение, немного совсем, но он и Ольгу понять не может, не может стерпеть недоверия к себе и необоснованных обвинений в адрес человека, который ему приятен, хоть и совсем не знаком. Возможно, стоило довериться женщине, та ведь наверняка знает омегу куда лучше, но Олегу претит сама мысль, что кто-то настолько вежливый и дружелюбный может быть плохим человеком. Кресло рядом тихо поскрипывает, и Олег распахивает глаза, оборачиваясь резко так, что девушка рядом дергается испуганно, пищит и чуть с этого самого кресла на пол не падает. Она за сердце хватается и дышит часто-часто, и Шепса сразу совесть подъедать начинает, девочка совсем маленькая, лет пятнадцать на вид, а он, чудище нечесанное, ребенка пугает, еще и выглядит наверняка как маньяк какой-нибудь, лицо у него не самое дружелюбное, он знает. Олег брови густые сводит скорбно, извиняясь: - Простите, пожалуйста, я не хотел. – А девочка выпрямляется вся, смотрит на него, краснотой заливаясь, и Олег беспокоится, надеясь, что не напугал ее еще сильнее. Она в кресло усаживается осторожно и на него совсем не смотрит, только тараторит быстро и невнятно: - Нет-нет, это я вас напугала, извините, я случайно. Обычно здесь совсем никого в это время, а я пришла чуть раньше записи. – Она щеку трет и сережку в ухе теребит нервно, на кресле ерзает, устраиваясь. – Кстати, можно вашей кнопочкой воспользоваться? На стойке не было никого просто. - Да, конечно. – Олег пульт протягивает радостно, улыбается так дружелюбно, как только может и девушка неловко растягивает губы в ответ, отводя взгляд от его довольного лица и краснея пуще прежнего. Она вызывает медперсонал и возвращает кнопку хозяину. В неловкой тишине, иногда поглядывая друг на друга, они сидят до прихода медбрата. Тот дежурно улыбается, завидев новое лицо: - Вы – Анна Викторовна, да? Простите, что не встретил вас, нужно было помочь в другом отделении. - Не переживайте так, пожалуйста. Это я пришла раньше времени. – Медбрат головой трясет довольно, прическу свою растрепывая, и Олег невольно думает, что тот теперь такой же растрепанный, как и он сам, но выглядит это красиво, а не страшно. Предаваясь собственным комплексам и вновь нахлынувшим угрызениям совести, он упускает момент, когда парень удаляется, подключив девочку к аппарату и выдав ей стандартный, для этой крутецкой больнички, набор из пледа, наушников и волшебной кнопки. Та его за руку трогает боязливо, внимание привлекая, и Олег с трудом сдерживает желание дернуться, чтобы не напугать ее вновь. Та улыбается трусливо и как только взгляд его на себе ловит, ладонь свою отдергивает, вновь к лицу тянет, щеку почесывая. - Я редко вижу здесь кого-то молодого. Ты не против поговорить немного? – Она на него не смотрит совсем, глазами по всему помещению бегает, ни за что не цепляясь. – Я Аня. - Приятно познакомиться. Меня зовут Олег. – Он улыбается радостно, руку протягивая, только потом вспоминая, что пожать ее у девочки не выйдет: там аппарат закреплен, но она не теряется совсем, протягивает свободную и смеется тихо совсем, но, кажется, довольно, и вопросами его засыпает: - Сколько тебе лет? Я раньше тебя тут не видела, ты переехал? Чем болеешь? – Она останавливается всего на мгновение, а затем про себя рассказывать начинает. – Мне двадцать один и у меня гиперкалиемия. И вот тут у Олега случается разрыв шаблона, он не успевает поймать свою челюсть, с удивлением оглядывая новую знакомую, оказавшуюся старше него самого. Девушка все еще не выглядит старше пятнадцати: она миниатюрная, худенькая и даже немного нескладная, у нее пухленькое подростковое лицо и куча маленьких шрамов, наверняка от прыщей. Она красивая, но как-то совершенно по-детски. Его реакция ее не удивляет, она лишь хихикает, рот ладошкой прикрывая, а он только взгляд виновато прячет: это знакомство его смущает, он выставляет себя полным придурком. - Мне девятнадцать, обычно я в городскую поликлинику хожу. - О нет, к тем страшным теткам, обвиняющим каждого второго в алкоголизме, наркомании и беспорядочных половых связях? Я выдержала всего месяц. – Она фыркает и глаза закатывает, смущение и испуг пропали с ее лица, уступив место радости и притворному ужасу. – Так чем ты болеешь? - У меня почечная недостаточность. Хроническая. - Оу… Это плохо, конечно, но это хотя бы лечится, так что не грусти, ладно? – Участие в голосе чужом заставляет щеки покраснеть от смущения. Олег взгляд отводит и руку в волосы запускает, еще больше гнездо растрепывая. - Я уже давно не переживаю по этому поводу, если честно. Типа, это плохо, да, но я хорошо себя чувствую, у меня уже давно не было обострений или чего-то подобного, я думаю, что мне легче, да и в очередь на пересадку меня вряд ли поставят, так что это даже хорошо, что все в порядке. - Я даже завидую. – Олег на нее с удивлением смотрит, а та поясняет поспешно, боясь задеть за живое. - Я постоянно попадаю в больницу с обострениями и новыми симптомами, лечение мне не особо помогает, а от пересадки не будет никакой пользы – проблема ведь не в почках, они просто сдали раньше остальных. Это меня печалит, но зато, я умру молодой и красивой. На кладбище все в гробах переворачиваться будут от зависти. Олег от смеха содрогается, стараясь голос внутри удержать и думает, что позитивное мышление творит чудеса. А еще, что умирать молодыми – действительно печально.

***

Когда медбрат снимает оборудование Олегу даже немного грустно оттого, что придется расстаться с новой знакомой. За те три часа, что они без умолку трещали здесь обо всем на свете, он успел привязаться к Ане. Та оказалась очень веселой и заводной бетой, немного пугливой, но очень активной и открытой, она Олегу и про брата рассказать успела, и про отца, и про начальника своего, про подруг, собаку и молодого человека, про болезнь и про эту чудесную клинику, они кажется ни разу не замолкали больше, чем на пару минут, необходимых для выбора новой темы. Столь жизнерадостные люди всегда привлекают его внимание, рядом с ними Олег чувствует себя полноценным, обычным человеком без каких-то ужасных и невыносимых проблем, это всегда делает его жизнь немного счастливее. - Ты ведь еще придешь, да? Я тут каждый четверг, если что. Может, номер свой дашь или ссылку на аккаунт где-нибудь? – Олегу даже стыдно немного за то, что он не может ничего обещать: от него сейчас совсем ничего не зависит, у него нет ни телефона на руках, ни уверенности в завтрашнем дне. - Я, если честно, понятия не имею, да и контактов у меня сейчас нет – я без телефона временно. – Аня как-то стушевалась, сразу видно, что расстроилась, а теперь еще и переживает наверняка, что навязывается, а ведь все совершенно не так. Не в ней проблема, в Олеге. Всегда в нем. – Может, ты напишешь мне свой? Здесь где-нибудь точно есть ручка, знаешь. Девушка вся светлеет от радости, головой кивает энергично и просит медбрата принести что-нибудь со стойки у входа. Возвращается тот уже с Ольгой, она на Аню с удивлением смотрит, а та только улыбается приветливо: - Добрый день, Ольга, я так давно вас не видела! Все ли у вас хорошо? – Интерес в звонком голосе неподдельный, он во взгляде отражается, в позе. Ольга тоже губы растягивает, неискренне, совсем криво, и в глазах ее узнавание и никакого удовольствия, одно безжизненное сухое разочарование. - Здравствуй, Аня, все хорошо. Олег, ты закончил? Пойдем. – Женщина его за локоть хватает неосторожно и к выходу почти тащит, не давая и слова сказать. Он руку вырвать пытается, но худенькая ладонь оказывается на удивление сильной. Все, что он успевает крикнуть растерянной Ане, перед тем как дверь за ними захлопывается: - Еще увидимся.– Ольга руку крепче сжимает, ногтями ухоженными даже через плотную толстовку кожу царапает, и Олег едва заметно морщится, шикая недовольно. Та руку сразу разжимает, извиняется, даже не оборачиваясь, и к выходу спешит. Погода за то время, что он сидел на процедуре, совсем испортилась: мелкий противный дождь колол оголенные участки кожи, заставляя ежиться, прячась в кофте. Ольга, оказавшись на улице, свободно выдохнула и вновь с вполне искренней и дружелюбной улыбкой на Олега смотрела. - Тебе тут понравилось? Как прошла процедура? – Она такси вызывает, на Шепса поглядывая, капюшон ему на голову натягивает аккуратно, когда дождь сильнее становится, чтобы волосы не мокли. - Все замечательно. Я ни разу так спокойно процедуру не переносил, честно. Большое вам спасибо. - Пустяки, главное, чтобы все было хорошо. – Телефон в ее руках заходиться неприятной трелью. – Извини, я отвечу. Она в сторону отходит после кивка легкого, говорит что-то тихо совсем, не расслышать, но выглядит довольной – она такая только когда с какой-то Лизой разговаривает, да с начальником своим странным и обычно такие разговоры надолго. Олег вздыхает удрученно: Аня даже номер написать не успела, как Ольга его утащила, он думал та торопиться куда-то, а теперь ему просто на улице под дождем куковать неопределенное количество времени. Неприятно. Рядом со входом машина останавливается, явно дорогая, красивая жутко и Олег ее владельцу завидует – будь у него возможность, он бы на такой тоже катался, удобно наверное, не мокро и абсолютно точно тепло. Из машины мужчина выходит, настоящий шкаф в костюме, на рубашке пуговицы наверняка на одной силе воли держаться, он мимо проходит, Олега словно не замечая, на Ольге лишь взгляд ненадолго останавливая, и в больнице скрывается. Женщина все еще разговаривает по телефону, когда мужчина выходит из здания с Аней. Олег сидит на ступеньках, пытаясь не сдохнуть от холода – толстовка мало спасает, когда насквозь вымокает в холодном дожде. Девочка к нему с визгом подскакивает, и Олег едва мордой вниз не слетает от испуга, за сердце хватается, вполне серьезно опасаясь за его состояние, а она лишь смеется, едва не хрюкая от довольства: - Это тебе за то, что напугал меня сегодня. – Она его по плечу бьет и в карманы штанов лезет, преувеличенно интенсивно в них роясь, бумажку помятую оттуда достает и ему протягивает. – Я как знала, что ты еще тут будешь. Мой номер. Они прощаются, как совсем настоящие друзья, и Олега эта внезапная мысль немного согревает: у него так давно не было друзей, простых знакомых, никого, на самом деле, кроме брата не было, уже много лет. Саша классный, он все, что может для него делает, все силы вкладывает и всегда готов поддержать, но он не друг – ему не расскажешь о своих переживаниях или страхах, он просто не поймет, не сможет. Оттого так приятно осознавать, что у него, возможно, есть настоящая подружка. Ну, или будет. Уже отъезжая от больницы в сторону старенькой квартиры, он думает, что отец у Ани вряд ли простой водитель, у таких денег на мерседес за всю жизнь не наберется, но быстро забывает об этом, стоит Ольге спросить его про ужин. Еда важнее нелепых домыслов.. К тому же, какая разница, кем работает ее отец, Олегу наплевать даже на то, кем работает сама Аня, потому что он уже решил – для него она хороший человек. А хорошие люди постыдных дел не водят.