— Да нет, ты просто влюбился.
Вот это действительно было неожиданно, от этого привычное серое марево перед глазами трещинами пошло, а смирение нездоровое давно позабытой смесью из смущения и страха сменилось. Какая влюбленность? Откуда? Олег с людьми даже рядом стоять боится, не то, что разговаривать – куда ему влюбляться-то. Не говоря уже о том, что он на тот свет первый в очереди. Ему белые тапки покупать пора, а не в романтичных соплях топиться. Оля его только по голове гладила сочувственно, да все вызнать пыталась, кто же ее бедному ребенку приглянулся. Олег молчал с упорством партизана, глаза прикрывая стыдливо, и за работой от женщины скрывался и усталостью, он рот едой забивал, чтобы на вопросы наводящие не отвечать, за дверью ванной прятался, стоило женщине о коллективе заговорить и трусливо сбегал под пуховое одеяло, когда она начинала перечислять прекрасных официанток из клуба. Потому что узнай Ольга, кто на самом деле приглянулся альфе, она бы свалилась посреди квартиры с сердечным приступом и реанимировать ее не успел бы даже самый лучший врач на свете. Олега бы потом тоже спасти не успели, к слову, он уверен, что ее мстительный дух непременно бы удушил его за нарушение всех тех клятвенных обещаний, что он женщине при жизни дал. Не подходить к Дмитрию Алексеевичу например, не разговаривать с ним и не помогать ему. Про влюбленность там, конечно, ничего не было, но Олег думает, что это подразумевалось. Альфа правда не хотел данных слов нарушать, не хотел женщину огорчать, но внутри что-то с самой первой встречи сидит и к омеге его тянет, у него зверь в груди с ума сходит каждый раз, когда Дима поблизости оказывается, а сердце больное остановиться хочет, чтобы пытку свою бесконечную прекратить наконец, оно наружу рвется, в руки, темной вязью покрытые, лечь хочет и там навсегда остаться. Потому что Олег в Диму за две коротких встречи влюбился так, как еще ни разу в жизни не влюблялся. У него все внутри к омеге тянется, к глазам, что сверкают тепло и радостно, к улыбке, пусть и не настоящей, но такой красивой, к запаху приятному, едва уловимому и уверенности чужой, к силе, что в теле хрупком куда больше, чем в самом Олеге было когда-то и будет. Шепс в этом потоке из чувств незнакомых и тоски беспричинной теряется, дни на автопилоте проживая. Он бумажки в кабинете вместе с хмурым и задумчивым Череватым разбирает, от Ольги любопытной прячется, с братом по телефону разговаривает и с Аней переписывается, но ни на чем внимание свое не останавливает, внутренними дебатами увлеченный. Влюбленность это, безусловно, чудесно - было бы странно умереть, так и не почувствовав описанных в классических бульварных романах бабочек в животе и нехватку воздуха от восторга. Вот только в жизни это все несколько иначе ощущается. У Олега от одной мысли об омеге, ком горький к горлу подкатывает и органы в один клубок болезненный спутываются, дышать мешая, у него кровь в ушах стучать начинает и на глаза слезы наворачиваются, он краснеет, пятнами странными покрываясь, словно аллергией и задыхается-задыхается-задыхается до точек черных перед глазами. А еще зверь внутри в истерике биться начинает, зубы скаля и воя, что есть мочи, он наружу рвется, слюной вязкой давится, о шее непомеченной мечтая, и это пугает сильнее, чем отец в ярости. Это не похоже на любовь и нежность, что в книгах описывают и в сериалах уверенно демонстрируют, это похоже на болезнь и помешательство, и что со всем этим делать Олег не понимает совершенно. - У тебя завтра выходной, возьми бумажки с собой, Ольге отдашь, чтобы не скучала. – Череватый с пола поднимается, за поясницу больную держась, и хмуриться недовольно, когда кости на место с хрустом страшным встают. По всему кабинету бумаги разбросаны, горизонтальные поверхности укрывая, за последние дни их стало заметно меньше и это не может не радовать усталый мозг и затекающие пальцы: оказывается, что держать ручку тоже бывает утомительно. - Завтра уже четверг? – Олег документы в стопки ровные на столе укладывает, по папкам подписанным раскидывая внимательно, и в рюкзак парочку тех, на которые Череватый указывает устало, собирает, чтобы Ольге передать. Та бумажкам действительно радуется, как ребенок подаркам на праздники. - Нет, суббота. – Влад глаза закатывает и выражение лица у него до того недружелюбное, что Олег невольно напрягается, опасность для себя ощущая. - Не задавай тупых вопросов, конфетка. Череватый, при всем своем показательном дружелюбии и идиотизме, дураком на самом деле не был – Олег это при первой встречи понял: у тупых людей редко получается прибыльное дело построить, еще реже у них получается преданных работников себе найти и рядом удержать. Влад, из образа клоуна не выпадая, умудряется бизнес-планы из говна и палок лепить, в перерывах рожи корча и идиотские прозвища людям придумывая. Человек, который так легко прикидывается кем-то другим не может быть нормальным и безопасным не может быть тоже. - У вас что-то случилось? – У Олега зверь внутри рычит утробно, атаки ожидая, а он на дверь поглядывает трусливо, надеясь свалить до того, как Череватый решит его тут загрызть в приступе ярости. Тот на Шепса смотрит, не моргая, напряжение чужое кожей ощущая, но вместо рыка недовольного, только смешок веселый в себе давит, плечи опуская расслаблено. - Может и случилось, но тебя это ебать не должно, честно. – Влад улыбается, на выход головой кивая. - Пиздуй отсюда, жду в пятницу. - Хорошего вечера. - До встречи, бусинка. – Дверь за Олегом закрывается со скрипом противным и Череватый едва в нее чашку ближайшую не отправляет, воя от досады. Ему стыдно должно быть: взрослый ведь мужик, эмоции свои и чувства контролировать должен, а не пацана зеленого пугать. Тот едва сам на него не кинулся, боясь по роже от Влада схлопотать, но сдержался ведь, даже о проблемах поинтересовался – чудо, а не ребенок. Олег из клуба вылетает, куртку на ходу накидывая и по лужам подсохшим к остановке бежит, не оборачиваясь, словно Череватый передумать может и за ним следом выскочить, угрожая кровавой расправой. В полупустом автобусе, Олег место у окна занимает, коленями сидение впереди подпирая, а перед глазами его не город серый и люди одинокие, а лицо чужое точеное и глаза темные, большие и теплые, но такие не живые, что по коже мурашки бегут. У Димы взгляд удивительный, он в одно мгновение меняется, целиком омегу преображая: в нем сила с усталостью совмещается, брезгливость и пренебрежение с весельем тихим, едва заметным, а смущение со страхом и недовольством. По его лицу ничего не прочитаешь, ничего не поймешь, оно словно маска фарфоровая все переживания за собой скрывает, но глаза у него живые, даже когда пустотой жуткой наполняются. А еще он красивый, он такой красивый, что дух захватывает: у него запястья изящные и пальцы узловатые, длинные, но аккуратные, у него шея лебединая, но силы не лишенная, крепкая, с мышцами тугими, что татуировками, словно второй кожей обтянуты, у него коленки острые и ноги тонкие, но сильные, наверняка сильные. Дима при всей поверхностной хрупкости выглядит как тот, кто спокойно хребет человеку вдвое больше переломить сможет и это тоже не может не привлекать. От этого сердце в груди замирает, а кровь приливает туда, где ты ожидаешь ее почувствовать меньше всего при разговоре, начавшемся с прямой угрозы. Олег помнит, как у омеги уши пылать начали, стоило ему комплимент сделать, помнит, как у него глаза горели и улыбка озорная, совсем детская, на губах тонких играла, когда он кабинет покидал, мальчиком его, Олега, называя ласково. Он таким настоящим был, не прятался и не притворялся, альфа чужую искренность всем своим естеством ощущал, оттого и сам краснел, как подросток и сейчас краснеет, за волосами густыми глаза блестящие пряча. Он из автобуса выбегает, едва собственную остановку не пропустив, и домой несется, а в голове его только «Дима-Дима-Дима» набатом стучит. Это помешательством кажется, это пугает, но внутри все цветет словно и вот это таким естественным и правильным кажется, что все тревоги на задний план отступают. Олег влюбился, у всех когда-нибудь бывает подобное, не так ли? Значит, нужно просто плыть по течению и рано или поздно оно вынесет его именно туда, куда ему нужно. Кто бы мог подумать, что глухая к человеческим молитвам вселенная услышит Шепса именно в этот раз.***
- Оль, я сам справлюсь, честно. Ничего со мной не случиться, я на диализ не первый раз иду. – Олег куртку натягивает, зевая лениво, и по карманам себя хлопает, сигареты проверяя. Телефон на тумбе вибрирует, оповещая, что такси уже подъезжает к месту подачи, а Ольга рядом все еще порывается составить ему компанию, скрывая хлюпающий нос в рукаве растянутого свитера при кашле. - Точно не нужно с тобой поехать? Мне уже лучше, я могу прогуляться с тобой за компанию. - Чтобы твой Череватый мне башку оторвал, когда тебе больничный продлят, да? Спасибо, не надо. – Олег улыбается, хихикая противно, и в ужасе глаза распахивает, повадки начальства в себе узнавая. Ольга рядом тоже смешок хриплый испускает и дух свой вместе с ним, пытаясь легкие свои выплюнуть. Альфа ее за руку придерживает, на табурет скрипящий усаживая, и головой качает в недовольстве. - Все со мной хорошо будет, не переживай. - Позвони мне, когда там будешь. - Хорошо. – Олег головой кивает, телефон с наушниками в карман убирая, и дверь входную отпирает, в подъезд выскакивая. - И когда закончишь тоже. – Ольга поднимается осторожно, дыша через раз и в глаза заглядывает проникновенно. У Олега от взгляда такого мурашки по спине бегут и он головой кивает быстро-быстро на условия ее соглашаясь. - Ладно. - Если что-то случится, сразу же пиши, понятно? – Она за ручку двери хватается, сжимая ее неуверенно и всю свою пугающую убедительность теряет враз. Женщина переживает за него, словно за дитя малое и Олегу от этого и хорошо, и плохо одновременно. Он улыбается тепло, головой качая и дверь прикрывает, к лестнице отступая. - Пока, Оль. – Перепрыгивая ступени, альфа вниз сбегает, надеясь поскорее уже в больнице оказаться: Аня обещала рассказать ему самые сочные сплетни о начальстве и Олег не мог упустить такую возможность узнать побольше о Диме и поржать над Череватым. Начальник вообще оказался одним сплошным приколом, он с удивительной грацией коровы на льду сочетал в себе любовь к свои работникам и желание над ними же издеваться, способность вести дела, как взрослый серьезный бизнесмен и устраивать фейерверки из важных бумаг, используя их потом вместо ковра, подушки и одеяла. Такая противоречивость напрягала и притягивала, за ним было интересно наблюдать, его было интересно слушать, но слушать о нем оказалось в разы интереснее. Череватый собственные косяки прятал профессионально и очень быстро, Олег сам за ним промашек еще ни разу не заметил, но вот Ольга рассказывала чудесные истории о разломившихся под тяжестью чужой тушки столах, килограммах испорченных фруктов и двух фурах ликера, вместо необходимых им трех ящиков, обменивать которые на нужные ингредиенты и деньги пришлось по всем барам столицы. Аня тоже оказалась просто кладезем знаний о начальстве, но кроме занимательных историй о провалах Череватого, она знала куда более захватывающие истории про Диму. Про Диму, в которого Олег по уши влюбился ничего, кроме имени и пугающих предостережений Ольги о нем не зная. Знакомый врач улыбается приветливо, от стойки регистрации отходя, и сразу к кабинету направляется, на ходу самочувствие уточняя, и пометки в карте нужные расставляя. В коридорах светлых все так же чисто и пусто, будто никого и не бывает вовсе. В прошлый раз Олег нескольких пациентов с медсестрами видел, пару врачей и милую старушку-уборщицу, а сейчас отделение совсем пустое, словно и нерабочее вовсе. - У вас тут совсем тихо как-то. – Шепс головой трясет, помещение разглядывая, и чувствует, как тревога безосновательная под кожу пробирается. - Мы сейчас временно не принимаем новых пациентов, работаем только с теми, кто есть, так что тут редко можно кого-то увидеть. – Врач дверь процедурного кабинета открывает, улыбки дежурной не теряя, а Олег напрягается невольно, чувствуя себя героем третьесортного ужастика, на которого сейчас набросится маньяк со скальпелем и начнет ампутировать все подряд, не удосуживаясь дать своей жертве наркоз или обезболивающее. - Что-то случилось? - Можно и так сказать. – Врач головой кивает задумчиво, помогая Олегу в кресле устроиться поудобнее, он свет регулирует, телевизор включает, а Шепс ничего, кроме желание с криками дикими в окно выпрыгнуть не ощущает. Может и вправду не стоило без Ольги ехать? Спокойнее с ней Олегу бы не было, но сил на борьбу с паникой было бы куда больше. Парень молодой халат на себе поправляет, оборудование проверяя, и улыбается сочувственно, тревогу чужую улавливая. Он помогает рукав толстовки закатать осторожно и, жгут затягивая, упокоить пытается. - Все в порядке, тебе не о чем волноваться. По городу начались сезонные эпидемии, так что закрытый прием просто вынужденная мера для сохранения безопасности пациентов. – Игла в вену входит едва ощутимо и врач жгут снимает, трубки проверяя внимательно, он подачу лекарств проверяет, аппарат включая, и плед Олегу подает, вместе со стандартным одноразовым набором. - В отличие от городских больниц, у нас лежит много узкопрофильных больных, их не стоит подвергать лишнему риску, не так ли? - Наверное. - Опять людей своими сказками о смертельных вирусах пугаете, да? - Аня в помещение ураганом врывается, улыбкой радостной сверкая. Она к врачу подскакивает, руку пожимая дружелюбно, и к Олегу наклоняется обнимая так, что у него ребра трещат. – Привет-привет, узник Азкабана, я пришла скрасить твои мрачные будни и не дать тебе заснуть, пока эта машина судного дня перемывает тебя изнутри. Она смеется, пальцами по корпусу аппарата для диализа стуча, и Олег не может сдержать выдоха облегченного, чувствуя, что если маньяк кого сегодня и вскроет, то точно не его – Аня со своим нездоровым оптимизмом выглядит целью куда более привлекательной. - Анна Викторовна, мы же с вами закончили на сегодня. Я думал, вы уже дома. – Врач брови тонкие хмурит, на девушку смотря огорченно, он руки на груди складывает, с такой искренностью возмущаясь, с таким пылом, что Олег в кресло вжимается, готовый на колени перед мужчиной опуститься и в грехах покаяться. - После процедур отдыхать нужно. - Я и отдыхала, в отделении нейрохирургии на креслице. Теперь вот сюда отдыхать пришла. – Аня плечами пожимает, улыбки веселой не теряя и на соседнем кресле устраивается, на Олега глазами блестящими поглядывая. - Часы посещения давно закончились. - Вы это моему отцу скажите. – Врач головой качает недовольно и вздох из него настолько обреченный выходит, жалобный, что даже девушка губы поджимает, вину собственную отголосками ощущая. - Ну что за цирк. – Парень себе под нос бубнит, таймер на аппарате с часами сверяя, и из кабинета выходит, не оборачиваясь. Олег все еще отголоски чужого возмущения ощущает, когда Аня с места своего вскакивает, начиная круги по комнате наматывать, повизгивая, словно свинка. - Я тебе сейчас такое расскажу, ты прям здесь кони двинешь. – Девушка стул из угла вытягивает, вплотную к креслу его ставя, и на Олега смотрит, глазами сверкая. - Дмитрий Алексеевич с Череватым подрался. - Чего? - Они поссорились и Дмитрий Алексеевич просил Череватого к себе в палату не пускать, а тот все равно приперся. – Аня щебечет сбивчиво, буквы проглатывая, и руками размахивает, она рассказом собственным поглощена не меньше Олега, с места подорвавшегося. Он брови хмурит тревожно, а девушка и не замечает словно, продолжая. У нее слова в одну кашу неразборчивую сливаются, она пищит, смеется и едва со стула не падает. - Папа за чаем отошел и меня посидеть попросил, а тут Череватый врывается, улыбается, как сумасшедший, что-то про любовь и благословение свое орет, удачи желает, счастья и обниматься лезет, а Дмитрий Алексеевич спал до этого. Ну он спросонья и зарядил так, что у того нос сломался. Кровищи было, пиздец просто. Олег рот открывает, но ничего членораздельного произнести у него так и не получается, он воздух, словно рыба глотает, а Аня хохочет, в кресло его руками вцепившись на всякий случай – стул под ней ходуном ходит. - А почему Дима в больнице? – Голос внезапно тихим кажется и больным, Олег в эмоциях своих теряется внезапно, не понимая, что вообще чувствует и почему. Вроде бы и нервничать нужно из-за травмы у омеги, а вроде и смеяться хочется, потому что Череватый с его дебильными шуточками все-таки допрыгался. - Если он услышит, что ты называешь его по имени, то откусит тебе лицо, Олег. – Аня в глаза заглядывает серьезно и все ее дружелюбие и озорство в моменте искусственным становится. От нее внезапно той же опасностью веет, что и от Череватого вчера в кабинете, едва уловимой, пугающей до дрожи в коленях и злобного оскала. Девушка вздыхает тяжело, глаза прикрывая, и плечи опускает на Олега смотря с тревогой и недовольством. - У него сотрясение мозга, он не соблюдал режим и упал в обморок на важном совещании. Я думала ты знаешь, его же Череватый в больницу сопровождал. Она словно извиняется, голову вниз склоняя, и Шепс никак понять не может отчего перемены такие резкие происходят. Он на кресле ерзает, удивительно остро напряжение в комнате ощущая, и уже извиниться хочет, как мысли все связные голову покидают. За музыкой тихой, что из телевизора льется, шагов осторожных, что по коридору разносятся почти не слышно, они осторожные, легкие совсем, но Олег их узнает и запах, что все пространство собой заполняет, нос медленно забивая, он узнает тоже. Зверь внутри псиной побитой скулит и Шепс вместе с ним взвыть готов, когда дверь открывается беззвучно. Аня с места подскакивает, стул с грохотом жутким опрокидывая, и Дима морщится недовольно, пальцами красивыми переносицу сжимая. Девушка краснеет, извиняясь шепотом, и на Олега смотрит с грустью такой, с печалью, словно он уже в гробу на кладбище лежит, а не в кресле в больнице. - Привет, Олег. – Омега на кресло рядом падает, ноги вытягивая, и руку протягивает приветливо, он улыбается тускло, глаз не открывая, а Аня рядом едва ли не в обморок падает. Шепс ее понимает, он осторожно ладонь чужую сжимает, мимолетно теплом чужим согреваясь, и чувствует, как кровь к лицу приливает. - Привет, Дим. – Голос у него тихий-тихий, неуверенный, но такой радостный, что улыбка у омеги на лице невольно во всю ширь расцветает на мгновение. Приятно, когда тебе рады. Обивка кресла под штанами домашними скрипит противно, но Дима только ниже сползает, зевая. Все удобнее залитой чужой кровью кровати. Изначально, он сюда идти не планировал – ну пошла Аня с другом пообщаться, что такого-то? Только Череватый со своим неиссякаемым запасом издевательств без свидетелей совсем ориентиры в пространстве потерял, а убивать кто-то на территории больницы никогда не было хорошей идеей. Влад, противно гнусавя, напевал свадебный гимн и клялся, что не сдаст Диму полиции даже за интимную связь с ребенком, поэтому омега благоразумно покинул собственную палату, спасая все те мозги, что у него еще остались, под радостные возгласы и противный смех Череватого, зажимающего разбитый нос ледяным компрессом. Лучше бы сломал, честное слово, может он бы хоть так заткнулся. Зато теперь, сидя рядом с красным, как рак Олегом, Дима хотя бы понимает, к чему был очередной приток шуток про растление малолетних. - Ань, открой окно, воняет. – Омега рукой в сторону штор машет, глаз не открывая, те от света ломить начинает так, что ни одни капли не помогают. Бета шебутная окно распахивает настежь, ветер холодный в помещение запуская, и тот запах тяжелый уносит, полной грудью вздохнуть давая. - Скажешь, зачем воняешь на весь этаж? Олег в кресло вжимается, ему в голосе тихом недовольство чудится и претензия, у него шея пятнами красными идет и он извиняется тихо, плед повыше подтягивая - хочется под него целиком спрятаться, чтобы стыда жгучего не ощущать. Он ведь даже не почувствовал, как феромоны выпустил. Теперь понятно, почему Аню пришибло резко – беты, обычно не чувствительные к запахам, не имеют ни малейшей возможности сопротивляться воле более сильных от природы альф. - Я не специально, просто не уследил. – Олег на девушку взгляд мимолетный бросает и та улыбается мимолетом, все свое внимание к начальству возвращая. Поразительная перемена для человека, который пару минут назад чуть ли не по полу от смеха катался. Дима мычит что-то нечленораздельное, головой качая, и улыбается дежурно, пальцами веки массируя. Запах медленно выветривается, уступая место сырой прохладе и омега ежится недовольно, морщась незаметно. - Тебе еще долго тут торчать? – Аня окно закрывает и свет в кабинете выключает, вылетая в коридор с щебетом о паре кружек чая, она на Олега взгляд нечитаемый кидает на мгновение и за дверью скрывается, уносясь в неизвестном направлении так же быстро, как примчалась до этого. - Часа четыре. Меня только посадили. - Не против, если я составлю тебе компанию? – Дима в глаза заглядывает, голову к плечу склоняя, и улыбается едва заметно, а у Олега сердце ребра в труху стирает, наружу просясь. Он воздух глотает судорожно, чувствуя, что от напряжения тошнить начинает, и улыбается криво, глаза горящие за челкой скрывая. - Не против.