Школьные будни

— Надо было кофту с собой взять. — выдохнув облако серого дыма в настежь открытое окно, Чуя передал одну на двоих раскуренную сигарету Дазаю. — А то я подмёрз уже. Они балуются дешманскими Blooming Pink, купленными впервые года два назад ради шутки и интереса, ставшие теперь приятной зависимостью за сто рублей. Дазаю видится в совместном покуре одной сигаретой что-то романтическое. Может, даже в какой-то мере интимное. Накахара же просто продолжает получать удовольствие от таких моментов, как этот.       Осаму молча принял никотиновую палочку и повертел её в руке, рассматривая. Простая белая трубочка с табаком внутри, как и вчера. И позавчера. И даже в прошлый понедельник. Приложил к губам, затянул и на выдохе посмотрел на улицу.       Снег всё продолжает засыпать улицы. Идёт без перерывов чуть больше суток. Школьный дворник уже не успевает расчищать сугробы и дорожки, расстроенно смотря на только недавно вычищенную тропинку ко входу в здание, сейчас уже снова застеленную пятью сантиметрами рассыпчатой белизны. Делает мах метлой по заснеженному асфальту, но ветер тут же задувает серый проглядывающий кусочек. Теперь там снова всё белым-бело.       Дворник зло топает ногой, видимо, в конец уставший от тщетных попыток, но выходит не очень-то и злобно, потому что меховой валенок неожиданно скользит, а мужчина падает в позади стоящий сугроб. Раздраженно выкрикнув парочку матов, он встаёт и, бросив метлу в злосчастную горку снега, бредёт в свою пристройку, говоря достаточно громко чтобы услышать, но не настолько, чтобы расслышать, что именно он так устрашающе выкрикивает куда-то в небо.       Дазай хмыкает, потому что картина занимательная.       Они снова отпросились на середине урока, собираясь вернуться только к его концу. Сегодня, дабы минимизировать шанс быть пойманными, ребята засели в туалете. Это их еженедельная практика и на самом деле странно, что учителя всё ещё выпускают их вместе.       Просто молча чиркают не очень аккуратную заглавную «П» красной ручкой в классном журнале, терпят до родительского собрания, в желании чуть дольше растянуть момент, а потом парни получают наказания в виде лишения свободы сроком во все каникулы. Иногда их лишают ещё и материального. Например, телефонов. Тогда сидеть в четырех стенах своей комнаты становится невыносимо тоскливо. Родители наказывают игнорированием и поговорить получается просто не с кем. Как-то слишком одиноко.       Ситуация, конечно, неприятная, но они не могли удержаться от уединения во время уроков. Тем более, когда идёт урок музыки или литературы.Обе учительницы повёрнуты на своём предмете, считая его одним из основных и важных, ведь: «вы, дети, должны быть разносторонними» — говорила одна, включая третьим кругом пятую симфонию Шопена. «Вы должны быть развиты в разных направлениях» — вторила ей другая и пускала по классу книгу с любимым произведением, останавливая и заставляя начинать с начала, если кто-то своим монотонным и без выразительным голосом посмеет осквернить любимого автора.       Сейчас, конечно, случай не тот, но на ОБЖ тоже идти желания не было. Разбирать и собирать автомат на время казалось уже скучной и бессмысленной затеей, ведь они добились школьного рекорда в этом деле, а больше там особо ничем и не занимались. Разве что слушали «увлекательные» истории ОБЖшника о его бытовухе и университетских годах. Что, знаете ли, удовольствия не приносило. Такое и надоедало. — Знаешь, — начал Дазай, — я б в столовку сейчас сгонял. — он аккуратно просунул с сигарету между чужими бледными пальцами и отошёл к двери туалета. Там, видимо, не знающие о существовании перепадов температур работники установили батарею, и теперь единственное окно было почти всегда запотевшим, с конденсатом между стеклопакетов. Но парню было главным тепло, которое она так щедро отдаёт. Поэтому он уж привычно положил ладони на покрашенное слоёв в пять белой краской железо и прикрыл в удовольствии глаза. Пальцы приятно кольнуло, и Дазай улыбнулся. — Я тебе говорил пожрать перед выходом. — Чуя недовольно закатил глаза и цокнул. — Дазай обычно не ест по утрам. Он вообще редко когда питается полноценно. Бывает, что целый день перебивается чаем и чем-нибудь сладким. Накахаре это не нравится, там и так недобор веса, и он старается как можно чаще кормить парня. Потушив сигарету о пластиковую оконную раму с наружной стороны, подошёл к Осаму и положил свои запястья сверху на его. У Чуи руки почти всегда тёплые. Да и сам он, как печка, греет постоянно замёрзшего Дазая, особенно в такие холодные зимы как эта. — После этого урока пойдём, а то буфетчица увидит, что мы не на уроке, и опять классухе настучит. — Чуя такой добрый. — Осаму чуть улыбнулся и открыл глаза. Они не спали всю ночь, играя в майнкрафт. Просто в десятом часу вечера Дазаю в голову пришла гениальная идея по постройке огромного города со всеми условиями для проживания. Прямо-таки мегаполис. Но, естественно, они ничего не успели. Слишком масштабный план и слишком мало времени. Зато проспали часа два. Поэтому, когда он немного согрелся, веки его сразу отяжелели. Очень захотелось прилечь, и пусть это будет хоть грязная туалетная плитка у батареи. Главное, чтобы тепло было. — Может, ты меня и до столовой донесёшь? — Только если допинать. — он хмыкнул и положил голову на костлявое плечо. Тоже расслабился. Такие комфортные, спокойные моменты были в их отношениях редкостью. Частые перепалки из-за желания Осаму перетянуть всё возможно внимание Чуи на себя и из-за вспыльчивости второго, ведущегося на абсолютно любые, пусть даже самые глупые и очевидные провокации. Ну просто, а какого черта этот рыбный придурок опять докопался до его веснушек? Ещё вчера подкатывал и спрашивал, как это солнце смогло поцеловать само себя. Но уже сегодня на Чуино лицо насрали мухи.       Чуя зевнул и тоже прикрыл глаза, вспоминая, что минуты через две уже неплохо было бы вернуться в класс.       Но тишина и размеренное дыхание где-то над ухом убаюкивали, и он плавно, скользя от кисти по руке всё выше, вызывая у Дазая табун мурашек, устроил ладони поперёк чужого впалого живота, удобно оплетая парня. — Чуя сегодня не только добрый, но и очень нежный. — Осаму глупо улыбнулся и, оторвав от батареи свои руки, положил их сверху на Чуины, теперь такие же горячие.       Тишину прервал тихий скрип двери и, одновременно распахнув глаза, парни уставились на первого человека, застукавшего их в стенах школы. — Вы чего тут? — школьная уборщица тётя Галя, сгорбившись, затащила внутрь швабру и ведро с водой, чуть не пролив последнюю. Этой женщине платят столь же немного, как и уже раннее упомянутому школьному дворнику. Но ей, казалось, её работа даже нравилась. В конце дня, после второй смены, когда в здании остаются только вахтёр и парочка учителей, тётя Галя включает на телефоне музыку в одноклассниках и, положив его в карман, пританцовывая, хватается за швабру. — Все уже эвакуировались, а вы обжимаетесь. — Чего? — они отпрянули друг от друга и удивлённо переглянулись. — В смысле эвакуировались? — Ну, учебная тревога была. — начала женщина и хлопнула себя по лбу рукой в жёлтой перчатке, затем неловко обтерев его краем старой, пошарпанной годами футболки, стирая капли хлорки. — Тфу ты, точно, здесь же не слышно.       Парни ещё раз переглянулись, и щёки обоих вспыхнули. Больше от неловкости, чем от стеснения.       Они поблагодарили уборщицу и, аккуратно обойдя ведро с водой, выбежали из туалета, надеясь, что их рюкзаки всё ещё в классе.