Fighters for Justice

1996 год Пригород Нью-Йорка. Дом Ховардов. – Надолго вы останетесь, сэр? – спросил Морган, пока он проводил Доминика до приготовленной для него комнаты. – Я больше не вернусь в университет, Морган, – ответил Доминик, – Думаю, там все уже успели устать от меня. – Неужели, сэр? Доминик ничего не ответил, только улыбнулся дворецкому. Ему приготовили комнату отца, так как после его смерти Доминик стал полноправным владельцем дома. Огромному особняку, полному старинной мебели и предметов искусства, приходилось пустовать последние пять лет, так как никто не устраивал в нем приемы или вечеринки. В 92-м умер мистер Ховард, день назад умерла миссис Ховард, а Доминик впервые за три года вернулся на ее похороны. Он не был сильно подавлен или расстроен смертью матери, ведь она дожила до семидесяти восьми лет, и жизнь ее была вполне счастливой и беззаботной, за исключением последних месяцев, во время которых она сильно страдала от гипертонии. Слуги в доме, казалось, выдохнули с облегчением после смерти хозяйки. Доминик решил, что ему стоит дать им выходной не несколько дней, поэтому они стремительно преодолевали лестницы и носились по коридорам мимо хозяина и Моргана, стараясь доделать все свои дела как можно быстрее, чтобы успеть домой к вечеру. Единственным, кто отказался уезжать, был Морган. – Я могу три дня прожить здесь без твоей помощи и не разрушить дом, – сказал ему Доминик, в попытке убедить дворецкого взять выходной. – Мне будет спокойнее, если я буду присматривать за вами и за домом, сэр. Я уверен, что покойная миссис Ховард хотела бы этого. Доминик не смог возразить. – Морган, – сказал он, – Пожалуйста, позвони Крису и скажи, что я вернулся и буду рад видеть его в ближайшие дни у себя. Утром следующего дня во время завтрака Морган сообщил ему, что звонил мистер Уолстенхолм и просил передать, что он заедет к Доминику в гости вечером. Внешне Крис почти не изменился: все такой же высокий и широкоплечий, каким он был во время их последней встречи. Только усталости во взгляде стало намного больше. – Ты действительно решил бросить Гарвард? – первое что он спросил, переступив порог гостиной, где ждал его Доминик. – Да, – он встал с кресла, стоявшего напротив дивана, и подошёл к другу. Они крепко обнялись. – Честно, я скучал по тебе, – сказал Крис, когда они отстранились друг от друга, – Ты не писал мне три месяца, я уже подумал, что ты забыл про меня. Хорошо выглядишь. – Спасибо. Ты тоже неплохо. Прости, я не забыл про тебя. Просто все это время я был ужасно занят учебой и своими мыслями, так что сил на общение у меня не оставалось. Доминик жестом пригласил его сесть, а сам вернулся в свое кресло. – Чаю? – Не откажусь, – Крис опустился на диван. – Все ещё в полицейской академии? – спросил Доминик, разливая чай по двум чашкам, стоявшим на журнальном столике между креслом и диваном. Чашки, как и чайник, молочник и сахарница были частью сервиза, который отец заказал из Японии для матери в качестве подарка на годовщину. Из всех сервизов в доме этот нравился Доминику больше всего. – Конечно. Все ещё, – Крис сделала глоток чая, – Директор считает, что я буду выпускником с отличием и смогу сразу стать следователем, а не просто рядовым. Доминик демонстративно поднял брови и улыбнулся. – Поздравляю, детектив! Все, как ты и хотел. – Спасибо, спасибо, – Крис явно засмущался, – Ты-то как сам? Почему бросаешь учебу? – Я не бросаю учебу, я бросаю Гарвард. Я им надоел, да и Массачусетс мне не очень нравится. – Что будешь делать дальше? Останешься в Нью-Йорке? – Не знаю, Крис, – Доминик встал с кресла и подошёл к окну. Оно было покрыто каплями дождя, создавалось впечатление, что на стекле выросла чешуя. Вид из окна выходил на небоскрёбы Нью-Йорка, с такого расстояния они казались совсем крошечными. – Мне бы хотелось принести пользу этому городу, – сказал Доминик, продолжая смотреть в окно, – Мне бы хотелось, чтобы люди, которые в нем живут, могли вести спокойную жизнь, не подвергаясь нападениям мафии. Конечно, Крис, будучи старым другом, прекрасно понимал, откуда у Доминика такие мысли и желания. После ее смерти Крис был единственным, не считая родителей, с кем Доминик мог поговорить о том, что произошло. Он тоже хотел пойти в полицейскую академию, но он не смог пройти мед комиссию: слишком низкий и слишком тонкий. Тогда он поехал в Гарвард по настоянию родителей. А теперь он стал совсем независимым, он не нуждался ни в чьей поддержке, а у него не было никакого, кто нуждался бы в его. – Займись благотворительностью? – Крис встал с дивана и подошёл к другу. – Разве это поможет? Даже если одеть всех нищих Нью-Йорка и дать им работу, количество преступности не уменьшится. – Но как ты собираешься бороться с мафией, если даже полиция не может посадить ни одного из них за решетку вот уже семь лет? Доминик посмотрел на друга и еле сдержал улыбку. Ах, милый мой Крис, если бы ты знал, что на самом деле представляет из себя полиция Нью-Йорка, тебе бы и в жизни не пришло в голову стать полицейским. Купленные, коррумпированные, продажные куклы мафии. Он не хотел расстраивать его, пытаться убедить в том, что все его герои в действительности являются теми, кого ему следует презирать. В конце концов, может быть, Крис станет первым честным полицейским в Нью-Йорке? – Я ещё не придумал как. – Главное - легально. – А ты уверен? – Доминик улыбнулся, – У меня ведь скоро в полиции появятся друзья. Крис рассмеялся и хлопнул друга по плечу. Когда он ушел, Доминик решил сам отнести посуду на кухню. Он поставил сахарницу и чайник на поднос, взял одну из чашек в руки и принялся рассматривать рисунок на фарфоре. Самурай в красном кимоно отбивался лезвиями дайсё от летящего на него десятка стрел. За его спиной пряталась испуганная девушка. Воин должен пренебречь своей собственной жизнью ради жизни другого. Доминик поставил чашки на поднос и спустился на кухню. Наше время. Кабинет Мэттью Беллами. Гугл на имя "Доминик Ховард" показывал двадцать пять статей с критикой молодого миллионера за то, что тот, имея огромное состояние, не занимается благотворительностью. – Конечно, а зачем ему это? – пробурчал Мэттью, бегая глазами по очередной такой статье, – Лучше на десять лет уехать куда-нибудь и транжирить деньги родителей на тачки и девушек, или на что там сейчас богатые дети транжирят деньги? Мэттью было не свойственно считать чужие деньги, на самом деле, ему было все равно на этого Доминика Ховарда и его личную жизнь. Все это ворчание было лишь способом выразить свое недовольство и раздражение по поводу того, что Томас отстранил его от действительно важного расследования. Единственное, что показалось ему весьма подозрительным, так это отсутствие какой-либо информации про личную жизнь Ховарда. Ни фотографий с красивыми девушками, ни желтых статей о том, как его видели в ресторане с очередной моделью. Рядом с ноутбуком лежал блокнот, в который Мэттью выписал все факты, которые ему удалось вчера узнать. Он также распечатал фотографии и вложил их между страницами. Мысли то и дело возвращались к вчерашнему дню и словам лейтенанта о тесте бомбы Но как только он ловил себя на подобных размышлениях, он сразу же вновь направлял все свое внимание на Доминика Ховарда. Чем быстрее я составлю список вопросов, тем быстрее я пойду спать, тем быстрее наступит завтрашний день и тем быстрее это интервью начнется и кончится. На часах было 23:37 когда он закончил. Мэттью одолевало дикое желание остаться в редакции на ночь и уснуть прямо на старой и жесткой кушетке в своем кабинете, но он понимал, что на следующее утро ему нужно быть бодрым и свежим во время интервью. Он вышел из редакции, выкурил половину сигареты, сел в свой BMW и поехал домой. Несмотря на то, что Мэттью поздно лег спать, на следующее утро он проснулся в весьма приподнятом настроении. В доме Ховарда ему надо было быть в 10:30. Он не торопясь позавтракал, выпил кофе и оделся. Мэттью выбрал простые черные джинсы и белую футболку, поверх которой он надел черную кожаную куртку. Дом стоял в пригороде Нью-Йорка, в отдаленном районе, и больше походил на особняк чем на просто большой дом. Мэттью подъехал к высоким чугунным воротам, и они открылись. По гравийной дорожке он доехал до главного входа. Возле величественной каменной лестницы, ведущей к не менее величественной двери, стоял человек в черном костюме. Когда Мэттью остановился и вышел из машины, человек подошёл к нему. – Морган Никколз, – сказал он, протягивая ему руку. – Мэтт Беллами. – Мистер Ховард уже ждёт вас, сэр. Дворецкий говорил с британским акцентом, и это почему-то развеселило Мэттью, но, разумеется, он не стал это как-либо показывать, боясь его обидеть. Они зашли в особняк. Мэттью никогда в жизни не видел настолько огромный зал с настолько высоким потолком и настолько гигантской люстрой под ним. – Вау, – он не смог сдержать восхищения. Дворецкий никак не прокомментировал это, но Мэттью послышалось (или нет), что он усмехнулся. – Мистер Ховард ждёт вас на веранде, – сказал он, – Сегодня слишком солнечно, чтобы сидеть внутри. Похоже, он действительно британец. Они прошли через весь зал и вышли на веранду. Она находилась на заднем дворе дома и показалась Мэттью весьма уютной: в центре стояли два дивана, между ними был небольшой столик, по краям стояли две вазы, судя по рисункам - китайские. На одном из диванов сидел мужчина тридцати пяти лет. Тонкий блондин с большими серыми глазами. Он тоже был одет довольно просто: синие джинсы и розовая футболка с леопардовым принтом. Он выглядел красивее чем на фотографиях. В интернете было совсем немного фотографий Ховарда, а те, что ему удалось найти - в основном с разных светских мероприятий. – Мистер Ховард, – сказал дворецкий и жестом указал на Мэттью, – Мистер Беллами. – Рад знакомству, мистер Ховард, – Мэттью широко улыбнулся, стараясь быть вежливым. – Взаимно, мистер Беллами. Прошу, садитесь. Это прозвучало равнодушно. Сейчас он будет строить из себя высокомерного придурка. Пусть только попробует. – Чаю? – спросил дворецкий. – Да, пожалуйста, – ответил Мэттью. Пока дворецкий разливал чай, Мэттью рассматривал мистера Ховарда. Он сидел, закинув ногу на ногу, развалившись на диване. В его взгляде действительно читалось равнодушие и усталость. Хоть Мэттью и считал, что это интервью - пустая трата времени, такое отношение со стороны интервьюируемого его задело. Но Мэттью Беллами не был бы хорошим журналистом, если бы терял контроль над эмоциями в подобных ситуациях. Когда чай был разлит по чашкам, а дворецкий удалился обратно в дом, он достал из рюкзака диктофон и положил его на центр стола. – Итак, – сказал он и нажал на кнопку "пуск", – Думаю, нам пора начинать. Ответа не последовало. – Вас не было в Нью-Йорке десять лет, куда же вы уезжали, мистер Ховард? – В Азию. Я путешествовал по разным странам Азии. – И какие же страны вам понравилась больше всего? – Япония и Непал. – Почему именно они, мистер Ховард? – Во время пребывания в этих странах мне удалось найти смысл жизни. Небось сделал огромное пожертвование буддийским монахам и думает теперь, что до конца жизни все грехи ему будут прощены. – Скажите, что вы будете делать теперь, вернувшись домой? – Если честно, я пока не уверен. Думаю, для начала мне стоит разобраться с делами Ховард Инк. – Ваши родители так много сделали для Нью-Йорка и его жителей, а вас многие критикуют за то, что вы не занимаетесь благотворительностью, хотя вы их единственный наследник. Ховард тяжело вздохнул, провел пальцами по переносице и посмотрел прямо в глаза Мэттью. – Вы знаете, куда уходят деньги, собранные на благотворительных приемах? – спросил он. Ну нихера себе. Это было действительно неожиданно. Мэттью почувствовал, что фальшивая улыбка начала соскальзывать с лица, а брови потянулись вверх. Так. Стоп. Не терять самообладания, не терять его. – В детские дома? В больницы? Улыбка и брови вернулись на свое место. – Одна пятая от того, что собирается, идёт в детские дома и больницы, мистер Беллами. Ховард говорил спокойно и просто. Казалось, ему было все равно, что эти слова завтра же будут напечатаны на первой полосе самой продаваемой газеты в Нью-Йорке. Интервью явно свернуло не совсем в ту сторону, которую предполагал Мэттью. Но так было даже интереснее. – А остальное, позвольте узнать? – А остальное разбирают те, кто занимается сбором этих денег. – То есть вы хотите сказать, – Мэттью откровенно наслаждался происходящим, – Что все, кого мы считаем добродетельными и щедрыми, на самом деле обворовывают других таких же добродетельных и щедрых? – Именно это я и хочу сказать. А теперь вы сами попробуйте ответить на ваш же вопрос: почему я не занимаюсь благотворительностью? Мэттью много раз приходилось видеть, как люди, отвечающие на его вопросы, врали, или просто приукрашивали действительность. Конечно, они делали это по-разному, но за все эти годы он научился считывать даже малейшую фальшь в чужих словах. Либо Доминик Ховард хороший актер, либо он действительно говорил честно. – Я вас понял. Но тем не менее, у вас огромное состояние и огромные возможности, неужели вы ими никак не воспользуетесь, чтобы улучшить наш город? – Вы даже не представляете, как я ими воспользуюсь, мистер Беллами. – С нетерпением жду этого момента, – теперь Мэттью улыбался по-настоящему, – Какие у вас впечатления о Нью-Йорке после возвращения? Последующие вопросы касались экономики и ВВП города, смерти матери Ховарда и его отношений с родителями, на них Ховард снова отвечал безучастно, но теперь Мэттью было наплевать. Главный инсайт он получил и был ужасно доволен. Ховард дал ответ на последний вопрос, и Мэттью выключил диктофон. – Вы не задали мне ни одного вопроса про личную жизнь, – сказал он. – Я спросил у вас про ваших родителей. – Вам было неинтересно слушать о них. – А вам было неинтересно отвечать, – парировал Мэттью, – Думаю, ваши слова о благотворительности произведут куда большую сенсацию чем имя вашей нынешней подружки. Спасибо за этот новостной повод. Ховард улыбнулся впервые за их встречу. – Я говорил то, что думаю. А подружкой я ещё не успел обзавестись, – он сделал глоток чая, – Мистер Беллами, как так получилось, что вас отправили брать у меня интервью? Судя по той информации, что мне удалось про вас найти, в журналистике вы известны как автор статей о преступлениях, а не интервью с селебами. А он тоже подготовился. Все негативные чувства, которые Мэттью испытывал до встречи с Ховардом окончательно сошли на нет. – На самом деле, мистер Ховард, это мое наказание. Главный редактор отстранил меня от расследования теракта в Бронксе и отправил к вам. Мужчина поднял брови и улыбнулся ещё шире. – Что же вы натворили? Мэттью вкратце пересказал ему события, после которых ему влетело от Кирка. Ховард внимательно его слушал. На моменте, когда Мэттью упоминул капитана Уолстенхолма, по его лицу пробежала какая-то странная эмоция, будто бы он увидел старого знакомого, но почему-то не обрадовался этому. – Ваше стремление показать миру правду меня впечатляет, – сказал он, когда Мэттью закончил свой рассказ. – Вы тоже к этому стремитесь, как мы сегодня выяснили. Мне очень понравилось разговаривать с вами, мистер Ховард. – Взаимно, мистер Беллами. На веранду вышел дворецкий, подошёл к Ховарду, наклонился и тихо что-то произнес. – Прошу прощения, – сказал Ховард, поднимаясь с дивана, – Но мне пора идти. Надо ехать в офис Ховард Инк. Они пожали руки на прощание, и дворецкий проводил Мэттью до его машины. По дороге домой он думал о Доминике Ховарде.