Обжигающе-ледяные ночи

      Работа врачей, да и впринципе любая профессия, требующая контакта с людьми, имела определенный и неизменный стандартный набор действий и рекомендаций. Улыбаться, угождать клиенту, закрывать все свои чувства и эмоции на замок, руководствуясь лишь холодной логикой и трезвым умом. Такая сводка помогала сохранять и свою нервную систему, и радовала окружающих приятным обслуживанием персонала. Один раз Достоевский нарушил эту схему, на тот момент неопытность дала свой ядовитый и запретный плод, за вкушение которого он расплачивался до сих пор, теряясь в толще запутанных чувств и противоречий. Но сейчас уже всё было иначе, поэтому каждое его действие имело чёткий рассчет, хоть решения иногда и принимались наобум, пока он умел их направлять в правильное русло, его не волновало это.       Взвешивая каждое движение, но внутренне проклиная порыв, спровоцированный так не вовремя купленными Дазаем порошками, Фёдор положил две конфетки в рот, аккуратно, боясь навредить, прижал запястья пациента, фиксируя его и нависая над ним, придавливая к мягкому матрасу всем весом своего тела и ставя одно колено между ног юноши. Николай, смутно догадываясь к чему ведёт врач, распахнул глаза и плотно сжал губы, автоматически задерживая дыхание. Но разве это было бы преградой такому человеку, как этот многоуважаемый врач? Колено он поставил не просто так, резко надавливая Гоголю на пах, который от неожиданности и неприятного ощущения открыл рот в попытке вдохнуть, и мужчина воспользовался этим, нагло затыкая пухлые губы. Николай замер, никак не реагируя, в нос ударил запах чужого тела. От врача несло почти животной похотью, в комплекте с лёгким амбре растворимого кофе, дешёвых сигарет и медицинского спирта. Но весь этот набор разжигал желание вдыхать эту вонь всё больше и больше, как самый гнусный наркотик, вжаться в нездорово пылающее тело и слиться воедино с этим пьянящем ароматом. Нежные губы тем временем безжалостно сминались сухими и обветренными, с отчётливыми отпечатками чужих зубов. Пользуясь замешательством, мужчина сплетал языки в бешеном вихре, катая сладость по всей полости чужого рта. Достоевский целовал азартно, не давая опомниться и сделать вдох, лишь как только оба почувствовали острый недостаток кислорода, он наконец отстранился, игриво оттягивая влажную алеющую губу блондина, не отрывая своего взгляда от васильковых глаз, покрасневший обладатель которых ещё не пришёл в себя, анализируя произошедшее. Во рту стоял привкус чужой слюны. Табак, ягоды и неразборчивый металлический оттенок. В голове Коли всплывали странные, абсурдно неуместные мысли о том, откуда у Федора на щеке рана, которую он не заметил сразу, а может просто не хотел замечать, отдавая предпочтение глубоким глазам с потусторонним магнетизмом. Или же кто так остервенело, как голодный неотёсанный пёс, впивался в податливые, греющие душу, лепестки, оставляя яркие следы, словно помечая свою вещь. И вообще, разве бы поступил так компетентный врач? Такой напор был больше похож на нездорового насильника-педофила. Все мысли он сохранял в голове, чтобы в последствии вернуться, бережно перекатывал каждую и смаковал, точно как леденец... Леденец? А куда делось сладкое, и столь нежеланное к употреблению лекарство? Теперь пазл сложился, стыд о своих мыслях накрыл с головой, это не Фёдор озабоченный извращенец, а он, раз предпочел свалить произошедшее на чужие проблемы с головой. Теперь вставал один-единственный вопрос: как реагировать? Продолжать общаться с мужчиной как ни в чем не бывало, или же рассмотреть вероятность чувств?       Фёдор в это время спокойно поднялся, поправил одежду, волосы и осматривал с профессиональной точки зрения своего, впавшего в ступор, пациента. По его расчётам все же есть рычаги, что ускорят лечение, поэтому хватит пары месяцев, но это если все будет проходить гладко и идеально.       - Не принимай всё близко к сердцу, если не захочешь сам - я сделаю всё возможное, чтобы заставить тебя вылечиться. Главное, пока тут лежишь - не доставляй мне проблем.- После дверь хлопнула, оставляя блондина наедине с нервным комком в горле от различных нахлынувших эмоций.       Покрываясь то белыми, то алыми пятнами, он уже поражался больше себе, уж слишком глупыми и наивными были его мысли о каких-то там чувствах и предпосылках, как во второсортных сериалах. Не выдержав, с жалобным стоном он уткнулся в сгиб логтя, но, почуяв лёгкий запах Достоевского на своей одежде, глубоко вдохнул, словно не желал, чтобы это призрачное наваждение улетучилось, прокрутив вновь такое расчётливое действие врача. В итоге приняв решение, что действительно не стоит себя сковывать размышлениями об этом, и зацикливаться на таком пустяке тоже не стоит. Это позволило парню уже более спокойно выдохнуть и, перевернувшись, уткнуться в подушку, мгновенно забываясь глубоким сном от истощения и резкого всплеска эмоций.       Тем временем нервы Фёдора были на пределе, словно он о чём-то забыл и сделал нечто неправильное, все его мысли крутились вокруг пациента. Он вновь ошибся, допустив свои порывы до работы. Вдруг Николай его возненавидит? Что, если теперь тот из принципа сделает все что угодно, только бы воспротивиться влиянию врача? Это пугало, хотя и не было критично, скорее Достоевский не хотел тратить много времени конкретно на Гоголя, так как на счёт такого вольного и независимого пациента были опасения в виде его бунта, бессмысленного и беспощадного к покою врача - всё в исконно русских традициях.       По пути к кабинету его успокоило лишь то, что Алина не попадалась на глаза, он не хотел сейчас делить свою голову ещё и с ней. Мрачная комната встретила знакомым спёртым воздухом, не выдержав духоты мужчина сразу прошёл к окну, открывая нараспашку и всей грудью вдыхая холодный вечерний воздух. Ещё до того, как здание построили, его наняли на работу, поэтому ему было позволено выбрать этаж. Не раздумывая он занял последний, седьмой. Смотреть на закаты расслабляло, позволяло на время забыть о окружающем мире, отвлечь мысли с насущного на что-то более далёкое и невесомое. Нащупав на подоконнике, среди стопок различных бумаг и мелкого мусора, заветную пачку сигарет, в которую была всунута старая зажигалка с последними остатками бензина, он не торопясь, но не менее нервно, вытащил трубочку яда и чиркнул ржавым колёсиком. Искра не шла. Усталый вздох и очередная попытка, в этот раз увенчавшаяся успехом, пламя полыхнуло, на мгновение ослепляя и сжигая остатки мыслей о прошедшем дне. Наполняя лёгкие тяжёлым дымом, наконец-то можно было уйти в себя, позволяя лениво потягивать различные бытовые мелочи о походе в магазин или же просмотре какой-то новой передачи по очередному глупому каналу. Сигарета тлела, как и солнце на западе, постепенно угасая и даря долгожданный покой. Смотря вдаль, врач полностью отключился от внешнего мира, даже посторонние звуки не могли прервать его транс. Наблюдая за тем, как дым медленно растворялся в атмосфере, Достоевский находил это явление достаточно занимательным от его схожести с человеческой толпой, так как каким бы человек не был выдающимся и уникальным, попадая в поток серого общества, он сам начинал смешиваться с безличной массой, копии, сплошные копии друг друга смешивались и заполняли мир, как и эти несчастные частички газа соединялись между собой и растворялись безвозвратно, и лишь такие люди как сам Федор, живущие в своём личном мирке, или не готовые так быстро расставаться с уникальностью, сгорали до тла, раня и обжигая. Из мыслей его выдернул как раз подошедший к пальцам жар, медленно, словно ещё в своих грёзах, мужчина потушил фильтр и кинул вниз, прекрасно зная о неправильности этого действия, и так же осознавая свою безразличность к этому. Возвращаясь к реальности, привычное утомление накатывало волнами, а от осознания, что работа ещё не закончена, хотелось в это же окно и шагнуть, заодно своим телом он бы прикрыл многочисленные окурки на аккуратном газоне, и эта мысль показалась весьма разумной, поэтому он сделал пометку у себя в голове, чтобы вернуться к этой теме в менее вымотанном состоянии.       Оставляя помещение проветриваться, он прошёл к столу, и его взгляд зацепился за забытый там телефон, на котором мерцал роковой индикатор. Задержав дыхание и распахивая глаза, он молился, что это очередное уведомление от МЧС или сообщение от Алины, но взяв гаджет трясущимися руками и нажав на кнопку, все его внутренности сжались. Пропущенный вызов от Осаму Дазая. Выругавшись Федор сел на край стола, на что мебель жалобно простонала, всё еще помня утренние события, к которым привела такая же рассеянность. Он не знал, был ли этот пробивающий нервный узел от страха, или от желания наказания, но явно это всё не очень хорошо. Сделав несколько глубоких вдохов, Достоевский разблокировал устройство и быстро набрал столь опасный номер.