Рвано и ранено (о тебе)

Это всего лишь минутный импульс, вызванный непрошеными воспоминаниями. Иногда они всё ещё бывают болезненными. А так мне уже всё равно. © Медленно возвращается зрение. Картинка мутная и расплывчатая, но я рад даже этому. Глаза режет ослепительно яркий свет. Непривычный потому, что он отчетливый, а не приглушенный стеклами. Видимо, кто-то снял с меня очки. Пространство вокруг залито светом. Повсюду свет. Ненавижу. Яркий, ослепляющий. Выжигающий. Как ты. Тишина. Слышно лишь хриплое дыхание. В горле першит. Хочется пить. Захожусь в кашле. Легкие будто налиты свинцом, дышать трудно, но длится это недолго. Блаженная темнота окутывает разум. В следующий раз, когда открываю глаза, я уже могу видеть. Повсюду белые стены и пахнет стерильностью и медикаментами. По всей видимости, я в больнице. Задаюсь вопросом: как я здесь очутился? И в этот момент мозг взрывают воспоминания. Как жаль, что нельзя потерять сознание по собственной прихоти. Тогда бы я больше не очнулся… никогда. Пытаюсь пошевелиться. Мышцы будто одеревенели. Лишь кончики пальцев скользят по простыне. Успокаивает. Но воспоминания не уходят. Люди. Много людей. И у всех оружие. «Мэтт, отвлеки их!» Как верный пес за хозяином. Куда угодно, даже на смерть. Но хозяина нет рядом. И так умирать больнее. Было больно. А сейчас только удивление: что же теперь? Сколько пуль попало в мое тело? Так трудно дышать. Но необходимо. Кому и зачем? Мозг привычно выстраивает цепочку. Логика. Мой козырь, моя особенность. Но вопросов больше, чем ответов. Как всегда. Я жив — где я? Спасли — отпустят? Где Мелло — справился ли? Что будет дальше — будет ли? Не думать. Не думать. Не думать. Внезапной волной накатывает слабость, и снова темнота принимает меня в свои объятья. Дни проходят в какой-то дичайшей однообразности. Одно и то же минуту за минутой, час за часом: и те же халаты врачей и медсестер, и ни одного посетителя. Думать лень, да и сил нет. Седой мужик — главный врач — говорит, что бесплатное обслуживание закончится через три дня. И тогда меня выпрут отсюда, как собаку? Выпнут за дверь, ведь я без документов. «Мы залатали тебя, как могли». При мысли о собаках мозг снова привычно выстраивает ряд ассоциаций. Собака — верный пес — верный друг — я для тебя, Мелло. Кто я для тебя? Был, есть? Буду ли?.. Но идут дни, а тебя все нет. Мысль, правдивее которой я пока не нашел, выжигает разум: ты считаешь меня мертвым… Утром зашла медсестра, сделала перевязку и принесла мою одежду. Затем, мило краснея, сообщила, что выстирала все вещи и зашила, насколько было возможно. Губы кривятся в подобие улыбки. Привычная одежда — привычная жизнь? Нетвердым шагом следую за ней по длинным коридорам. Отовсюду доносятся жалобные стоны, всхлипы. Плакал ли я? От боли, от горя. Я жив. И я ухожу отсюда. Новая жизнь? Пока медсестра за стойкой регистрации оформляет необходимые документы, замечаю зеркало. Отражение явно не желает меня радовать: бледный, чересчур бледный, над губой малосимпатичный порез. Будет шрам. И — ха! — меня пробирает смех, истерический смех: моя любимая полосатая футболка изрешечена десятком, а может и более, дыр. Как я еще жив остался? Стоя на крыльце, пытаюсь символично вдохнуть полной грудью воздух новой жизни, но вместо этого привычно захожусь в кашле и схаркиваю кровь. Снова подбегает медсестра, спрашивает адрес моего проживания и протягивает мне — что бы вы думали? — мои очки. И даже целые. В кармане жилетки нахожу деньги. Сердобольная медсестра, или они там были? До дома мне действительно далеко. А есть ли у меня дом-то? Дом — это там, где тебя ждут, а меня не ждет никто. Я мертв. И снова этот истерический смех. Мое психическое здоровье явно пошатнулось. Идти до остановки трудно, очень трудно. Ключевое слово «трудно». Применительно ко всему, но я говорю — идти. Хочется курить. Хмыкаю. Придется распрощаться с этой вредной привычкой, она была свойственна мне в прошлой жизни. Странная мысль приходит в голову. Может, ну ее, всю прошлую жизнь… и воспоминания… и тебя? В подворотне возле дома из тайника беру ключ. Лифта нет, и это первый подъем, который дается мне настолько тяжело. Дверь противно скрипит, когда я проворачиваю ключ в замке. Первое, что бросается в глаза — это обертки от шоколада и пачки из-под сигарет. Валюсь на кровать от усталости, предвкушая сон без сновидений. Этот дар я получил, находясь в больнице. Надеюсь, так будет всегда. Дни до отупения однообразны. Завел кошку. Назвал Дыней*. И она блондинка. Все-таки от привычек не так-то просто избавиться. В моей жизни должно быть что-то блондинистое с непредсказуемым характером. А еще она спит на моей подушке. Теперь я часто гуляю. Может быть, в надежде наткнуться на тебя, а может, разум, втайне от меня самого, отрывает меня от прошлого, в котором не было времени на прогулки. Маршруты моих прогулок крайне извилисты, я никогда не могу предугадать, где окажусь через час. Как в видеоиграх, столь любимых мной ранее. Ключевое слово «любимых». Любил ли я тебя, люблю ли сейчас? Сердце по-прежнему болезненно сжимается, когда я вижу в толпе чьи-нибудь светлые волосы. Я не смотрю новости — там слишком много Киры, а от этого слишком много воспоминаний о тебе. Мой ноутбук пылится по той же причине. Дело Киры меня не интересует. Да и раньше-то не особо интересовало, просто я слушал твои приказы и исполнял их. Вчера, гуляя в парке, наткнулся на занятную парочку: девушка с длинными светлыми волосами грызла шоколадку, задумчиво выводя пальцем на спине парня узоры, а тот играл в приставку, не обращая на нее никакого внимания. Многое я бы отдал за такую жизнь. Ключевое слово «отдал». Тоска заливает разум. Я и сам не понял, как так произошло — слезы мутной пеленой спрятали мир. Черт возьми! Я, когда подыхал, тебя терял, не плакал! И теперь не стану. Поздно вечером возвращаюсь домой. Дыня обиженно мяукает, требуя внимания и еды. В этом вы не похожи. Она требует, а ты просто забирал. Привычным движением вскрываю пачку сигарет. Затяжки даются с трудом, но забытое ощущение горького привкуса сигарет действует успокаивающе. Мозг выдает ряд ассоциаций. Горько — горький шоколад — вкус твоих губ. Раздраженно бью кулаком по пластику окна. Глаза удивленно распахиваются, когда взгляд натыкается на фигуру в черном возле подъезда. Человек откидывает назад светлые волосы и уверенной походкой заходит внутрь. Сигарета летит на пол, хватаю кошку и прячусь в кладовку. Глупо, но это первое, что пришло мне на ум. Ведь я в растерянности. В замке проворачивается ключ. Глупое животное порывается встретить гостя и вырывается из рук. И снова мозг выдает ряд ненужных ассоциаций. Кошка бежит встретить хозяина — хозяин. Я же твой пес, Мелло! Звериная тоска разрывает бешено колотящееся сердце. Где-то поблизости раздаются шаги. А затем — тихий голос, зовущий меня по имени. Страх парализует тело, и я не в состоянии шевельнуть даже рукой. Дыхание слишком громкое, со свистом воздух покидает легкие. Черт возьми, где же ты раньше был?! Я же умер для тебя, зачем ты пришел? Ты меня подыхать оставил! Ты даже труп мой предполагаемый увидеть и забрать не захотел! А теперь как ни в чем не бывало приходишь, так что ли? Кошка все же вырывается из рук и выбегает из кладовки. Но я не животное! Пусть меня и разрывает от желания снова увидеть тебя… О, эти дурацкие, такие ненужные сейчас рефлексы: подойти, заглянуть в глаза, обнять. Но это всего лишь импульс, вызванный непрошеными воспоминаниями. А так мне уже всё равно. Мне. Все. Равно. Раздается стук входной двери, как если бы ее с силой захлопнули, выходя из квартиры. Облегченно выдохнув, покидаю свое тесное убежище. Чтобы в следующий миг оказаться в твоих объятьях. Черт возьми, это ж надо так было не предусмотреть! Пытаюсь вырваться, отворачиваю лицо, лишь бы не видеть твоих глаз. Твоих глаз. — Мэтт, посмотри на меня! — мольба в твоем голосе заставляет перестать вырываться, скорее от удивления, чем от цепкой хватки. Ты необычайно бледен. И — о боги! — левая часть твоего лица нещадно обожжена. Значит вот оно что. Логическая цепочка, не сразу осознанная, вселяет в меня робкую надежду. — Теперь все хорошо, — говоришь ты. И я верю. Я снова верю тебе. Чувства смешиваются в груди, нещадно пробитой навылет. Противоречия и боль раздирают разум. Хочется оттолкнуть, уйти, спрятаться. Но это всего лишь минутный импульс, вызванный непрошеными воспоминаниями. *** Солнечное теплое утро. Ты сидишь на подоконнике, кошка блаженно мурлычет под твоими руками. Дурная мысль приходит на ум: а что, если бы никогда снова? Мозг выдает ряд ассоциативных воспоминаний о недавнем (таком далеком сейчас!) затворничестве, обо всей той боли и тоске, что я перенес. Иногда они все ещё болезненны. А так мне уже всё равно. 3 февраля 2012 г.