Квартет. Осколки воедино.

      Февраль.       Студенты и не заметили, как за уроками пролетел январь, а с ним и почти половина февраля. Ученики и профессора давным-давно вошли в учебный процесс, забыв о каникулах и проведенных с родней и близкими днях. Размеренно, обыденно и предсказуемо. Завтрак, уроки, обед, снова занятия, дальше расписание варьировалось в зависимости от курса и факультета. У кого-то дополнительные уроки, у кого-то тренировки к предстоящим играм после длительного перерыва, у кого-то отработки или подготовка к дежурству. Все как всегда, но не сегодня.       С самого утра, с пробуждения и сбора в Большом зале на завтрак, школа гудела, переливалась девичьим смехом, словно трели флейты и тихим, глубоким гоготанием парней, похожим на перебираемые струны контрабаса. Но все равно, каждый из них предвкушал атмосферу этого дня. Дня Влюбленных. Этот день — один из важных дней для подростков.       В этот день многие из пар могут открыться и признаться в отношениях, подарить то, что сделано своими руками или то, что шло от самого сердца. Чаще всего это мягкие игрушки, цветы, сладости и украшения. А кто не может признаться в чувствах, открыто сказав на глазах многих о живущем в сердце тепле, тот пишет тайную Валентинку и тихо вздыхает, смотря на объект своей любви издалека.       И в это утро, в Большом Зале окрашенном всеми оттенками розового, ленточками, свисающими над столами, летающими сердечками, прилипающими к щеке каждого новоприбывшего на завтрак, птичками, поющими на разные лады и тона, и маленькими купидончиками в памперсах и с розовыми крылышками за спиной, пускающими стрелы из своего маленького лука, за столом зеленого факультета сидел беловолосый мальчик.       По какой-то причине он залипал на спину, изгиб плеч и шеи в вороте расстегнутой рубашки, на спускающиеся к лопаткам почти алые локоны, вьющиеся на конце, принадлежащие одному конкретному парню, о котором, до этого момента и мысли не было. Слизеринец не слышал голоса друзей, их предложений и мольбы поскорее сбежать из этого дурдома, зовущегося Большим залом, подальше от розовых соплей, томных вздохов и взглядов, в которых прыгают сердечки вместо зрачков, видел лишь рыжего мальчика. Блондин делал вид, что согласен с ними, пытался кривиться и возмущаться, говоря:       — Убожество! Безвкусица! Нелепица!       Выплевывал он каждое слово, сдабривая его ядом и ненавистью, презрением и отвращением, скидывая с себя все новые и новые, летящие сверху ленточки и сердечки, отбрасывая обратно стрелы купидону, обещая оторвать его крылья, а самого мальчугана в памперсах сварить или зажарить. Над словами блондина смеялись друзья, считая это неплохим способом разбавить розовую обстановку и сопливую атмосферу.       Они даже на время забыли о том, что находятся в эпицентре Дня Влюбленных, обсуждали возможные гадости и пакости, шутки и каверзы, которые можно было бы провернуть именно в этот день, а не в какой-то другой. И пока последователи Салазара строили план на этот день, белокурый юноша сверлил одну конкретную спину взглядом, с одной безумной идеей:       «- А не написать ли мне Валентинку?»       «- Аб, ты умом тронулся? Или тебя купидон памперсом приласкал, а не стрелой? — послышался возмущенный возглас с одной из нитей побратимской связи, — ты забыл о вражде Люца и Артура? Или о словах, гадостях и подлостях, совершенных Драко?» — вернул в реальность, спустив с небес на землю голос друга, уже не живущего на страницах темного дневника, а восстанавливающегося в Тайной Комнате, медитирующего и бродящего по астралу.       «- Не забывай, что ты, пока что, говнюк, мерзавец и заносчивая задница по имени Драко Малфой, а не рассудительный и здравомыслящий, тактичный и вежливый по отношению к другим, пусть и до поры до времени, Абрахас Малфой», — напомнил еще один друг, как раз находящийся рядом с рыжим юношей, чей облик, внешний вид и даже некоторые привычки и жесты, все чаще и чаще напоминают Абрахасу о упущенной, а может даже неразделенной в прошлой жизни любви.       «- Знаю! — буркнул в ментальном море голос Малфоя, обиженного не на друзей, не на себя, и даже не на сына, которого в ближайшее время ждет порка ремнем по этой высокомерной заднице, а на ситуацию, в которой он оказался. Ведь снова, снова уплывает шанс быть с тем, кто интересен и притягателен, а еще так похож на любовь, возможно, всей прошлой жизни. — Понимаю!» — уже сдержанней и не так раздраженно, но все еще с обидой, сказал Малфой.       «- И если уж на то пошло, — вмешался в разговор третий друг, — а чувства к Уизли так велики, возьми и подожди, дай им прорасти в сердце и душе. Хотя бы до следующего года», — Малфой соглашался, понимал, что в самом деле рано говорить о влюбленности, тем более о любви и взаимоотношениях. Люц, да и Драко, на славу постарались испоганить отношения с Уизли. Работы по реабилитации будет много. Этот год уже не в счет, а вот до следующего надо дожить.       «- А там, как и планировали, — снова слова бывшего рейвенкловца, а ныне гриффиндорца, как раз сидящего рядом с объектом высоких чувств блондинистого аристократа, — высокомерный и зазнаистый аристократ будет постепенно скидывать свою павлинистую спесь и высокомерие, становиться адекватным юношей».       — Достало! — сказал вслух Абрахас, поднимаясь из-за стола, таща за собой Персефону и Забини, чуть ли не за капюшон мантии, напоминая: — мы слизеринцы, а не идиоты-гриффиндорцы. Гадости, вами задуманные, в их стиле, а не в нашем, — пусть Абрахас и слушал разговор друзей внука лишь краем слуха, но все же посочувствовал скудному и однообразному юмору этой группы. Где размах? Где двойное дно? Где, в конце-концов, хитрость и присущее последователям Слизерина коварство? Лишь однобокая шутка о несостоявшемся свидании и фальшивых чувствах обманутого сердца. Фи! — Как банально! — вот и все, что сказал Аб, в стиле своего внука, закатывая глаза и кривя недовольное лицо.       — А что ты предлагаешь, Драко? — с интересом и восторгом одновременно смотрели на блондина друзья, уже предвкушая гадость массового масштаба. Ведь зная воображение друга, они уверены, тот придумает такую каверзу и гадость, что даже Волан-де-Морт будет курить в сторонке.       «- Ага-ага!» — сказал тот самый Волан-де-Морт, хоть и в прошлом, видя глазами друга предвкушающий взгляд стоящих напротив слизеринцев. Да и остальные члены Квартета, так же смотрящие с помощью связи, ожидали услышать предстоящее веселье, созданное руками самого Полярного Песца, который всегда подкрадывается незаметно.       «- Только не это! — воскликнул по ментальной связи Поттер, первым догадавшись о предстоящей гадости от зеленой компании, — ты же не тот самый план реализовывать собрался?» — с надеждой спросил Поттер. Этот вопрос и дрожь в голосе насторожили остальных друзей Абрахаса, не знающих, или забывших о том самом плане, от которого даже у Флимонта паника появляется. А он тот еще шутник, любитель черного юмора и спиралевидных каверз.       «- Да, Фил! Именно его!» — вот и все, что сказал Абрахас, покидая море общего сознания, закрывая за собой дверь.       Он не услышал, как протяжно застонал Фил, зная, что некоторых личностей в ближайшее время ждет, как задавался вопросом Долохов: Чего же все-таки от этого песца ждать? И как молча, не говоря ни слова, лишь гортанно и низко смеялся Мар, не знающий, но догадывающийся, кому конкретно будет уготован презент от Полярного Лиса, весьма пикантного характера, наполненного страстью, жаром и Адским огнем. Друзей радовало лишь то, что объектами шутки будут не они, а те, на кого Аб давно точит зубы и клыки.       «- Зато у нас билеты в первый ряд», — усмехнулся Флимонт, принимая тот факт, что сегодня ночью он не поспит, да и взрослая часть школы тоже. А все из-за того, что по вине некоторых лиц, одному блондинистому слизеринцу не свезло, и что любовь в этой жизни, как и в прошлой, так и останется неразделенной, возможно, навсегда.       Принимал тот факт, что сего не уснет и Мар. И пусть он был не в курсе «того плана», но мог догадаться, с чем конкретно будет связана бессонная ночь. Неразделенные чувства и тоска — тот еще советник и спутник, а у того, чья любовь так и осталась неразделенной, особенно. И Мар готов принять участь остальных взрослых, даже рад этому. Немного мыслей о тех днях и покинувшей его навсегда любви, заряжают на нужный лад лучше, чем слова обязательств или масштабные планы мести.       Тосковать по утраченному чувству или далекому и несбыточному, из их компании, не мог только Тони. Долохов к своему возрасту так и не нашел второй половинки. Так что переживать эту ночь он будет спокойно, как и всегда разбирая библиотеку Тайной комнаты, естественно, с дозволения Салазара. Ведь там целый архив, часть из которого посвящена ведунской медицине, основанной на внешнем источнике. Читать не перечитать. Так что, зарывшись с головой в свитки и научные труды, Тони проведет эту ночь Дня Влюбленных, отрешившись ото всех и каждого, находясь наедине с тем, что является частью него самого, его наследием.       ***       Вечер. Праздничный ужин.       Валентинки летают от стола к столу, купидоны в своих памперсах так и норовят одарить кого-то стрелой любви, а птицы, наколдованные профессорами и директором заливающиеся в переливе трелей, создают атмосферу свидания и романтики. Еда на столах факультетов и профессоров так и пестрит красками дня, оставаясь на языке, небе и губах сладкой патокой. По зову сердца и чувств, во имя любви, поднимается стакан за стаканом, говорятся тосты и пожелания влюбленным. Вечер пышет любовью и томной негой, распаляющей влюбленные и уже давно любящие сердца жарким желанием.       Но не все разделяют розово-сладкую, романтическо-любовную атмосферу. Среди таких личностей, сидящих с кислой миной, но полным печали взглядом, был Малфой. Он не притрагивался к еде, напиткам, не поднимал стакан и не уж тем более не произносил тост. А все потому, что уже воплотил в жизнь «тот самый план». Ему ничего не стоило сварить нужную добавку, ведь времени на ее приготовление много не требуются, лишь определенные ингредиенты, которыми, к счастью, располагает и крестный, и хранилище Тайной комнаты.       Знающий о добавке Поттер, не собирающийся переживать то, что уготовано сбором Малфоя, озаботился о том, чтобы не вкусить еды и напитков, сдобренных особым составом. Ушел в библиотеку, «забыв» про ужин и пир в честь Дня Святого Валентина. Он хотел предупредить Миону и Рона о возможном сюрпризе, но не стал. Они еще не половозрелые, гормоны не бушуют, так что добавка на них не подействует. Как и на него не должна была, но кто знает, может, подействует. Все же в состав входит ус его промежуточной формы. Так что лучше перестраховаться, мало ли.       Когда пир закончился, все разошлись по гостиным, комнатам. А с наступлением отбоя, с надеждой видеть сладкие сны, или не видеть, а принимать поздравления от вторых половинок, профессора и старшие, уже вошедшие и прошедшие пубертатный период студенты, ощутили на себе всю прелесть горькой тоски, боль разломанного на осколки сердца и застывшего в горле комка от соленых слез, разрывающих душу в лоскуты. Всю прелесть потери и безнадежности, те ранящие сущность и разум эмоции, бродящие внутри разбитого сердца, вкусил каждый, кто пригубил хоть глоток и съел кусок на том самом пиру в честь Дня Любви.       «- Хороша месть, Аб! — тихим шепотом сказал Мар, перед глазами которого мелькали обрывки прошлого, в котором он был счастлив и любим. Его жена, ребенок, в те дни были солнцем и маяком из тьмы души. — Найя, Дельфи», — едва слышались имена любимых, потерянных безвозвратно, ушедших навеки за грань.       Реддл, специально принявший удар Абрахаса и его настоя, слегка перенаправив поток магии, уведя в свою память и воспоминания, погружался в те дни, наполненные радостью, смехом и любовью. Видел перед глазами ее глаза, лицо, слышал голос, зовущий его Томми, ощущал на коже, в волосах, нежные касания ее тонких пальчиков, шепот полный любви и страсти, а после и вовсе восторг и радость от их с Наги единения душ, сердец и разума. Дитя, родившееся и даровавшее Марволо спокойствие и умиротворение на многие месяцы. Агуканье и первые слова их дочери, неумелое «папа» — вот что перед глазами бывшего Темного Лорда. Но все резко меняется. Солнечный день и ночь под серебристым светом луны, сменяется на кровавый рассвет и багровый диск новолуния, как на Вальпургиеву ночь. Слышатся крики:       — Беги!       — Найя, Дельфи! Нет!       В ушах стоит разрывающий голосовые связки крик, и кровавые слезы, катящиеся из глаз, остающиеся на щеках алыми дорожками, рушат все те возведенные на разуме и адекватности барьеры, разбиваясь словно хрустальная ваза, звонко и громко. А после, видя перед глазами лишь трупы и реки крови, ощущая лед в сердце и душе, да леденящий холод от браслетов Истинных, с палочки лорда Волан-де-Морта слетает:       — Авада Кедавра!       «- Воистину! В умении мстить за разбитое сердце и порушенные надежды, Абу нет равных, — очередной шепот, но уже от Фила, ненароком увидевшего все то, что видел Мар. Тоска и боль захватила его сердце, проникая в душу ледяными щупальцами. Но улыбка, эта кривая, полная сарказма, как и мысли, адресованные только Мару, немного взбодрили лорда: — нашим врагам, прервавшим и забравшим жизни близких, родных и дорогих, Авада не светит. А вот мучения, наполненные страданиями, терзаниями, кровавыми слезами и месивом вместо здравого рассудка — очень даже. Пусть те самые воспоминания станут путеводной нитью, ведущей к цели» — Флимонту ничего не ответили, но и дверь в сознание не закрыли, дав понять, что поддержку и слова адресат принял и благодарен.       А что же испытывают другие, вкусившие настой Малфоя?       Этим вопросом задался Долохов, который так же краем сознания уловил воспоминания Мара о дне кончины Найяри и Дельфи, а так же становления Пожирателей Смерти, бывших в прошлом Вальпургиевыми Рыцарями. Вопрос хороший и интересный, особенно зашедший в тему любви, которая может граничить и с обратной стороной чувств — предательством.       А главным предателем светлых, нежных чувств, разбивших одно конкретное сердце, в школе Чародейства и Волшебства, является ее директор — Альбус Дамблдор, выбравший статус Героя и Победителя Темного Лорда Грин-де-Вальда, с прилагающимся орденом Мерлина первой степени, местом в суде Визенгамота, директорским креслом школы Хогвартс и многим другим привилегиям, сопутствующим предательству и отказу от всех тех чувств, что они с Геллертом разделяли на двоих многие годы назад.       И именно сейчас, в День Влюбленных, когда Альбус и думать не думал о нежных и теплых чувствах, которые томятся в сердцах людей, магов и магиков, они сами собой всплыли в его дегтем пропитанной душе, опалив ярым пламенем прогнившее, черствое сердце, пронзив его раскаленным лезвием кинжала-воздаяния, вороша тем самым давно забытый трепет и жар, оставленный в далеком прошлом, как и любовь к человеку, бесстыдно и жестоко преданного.       Директор, вот уже вторые сутки не спящий, а сидящий за своим столом, перебирающий бумаги и запросы от главного гоблина Гринготтса, требующего в очередной раз отчет о проводимых операциях по выделенной сумме со счета Поттера-младшего, находящегося под его опекой, словил такую волну горечи и тоски, что не смог сдержать слез. Он согнулся от резкой сладости в легких и сердце, окативших его светлыми чувствами, по отношению к единственному возлюбленному, которому он своими же устами даровал поцелуй Иуды.       Воспоминания, до сели запрятанные в самые глубины памяти, закрытые десятками замков, постепенно выходили на волю, представая перед глазами Дамблдора. Начинались знакомством с Геллертом, их первым общением, и шли по накатанной, переливаясь разнообразными моментами, идущими от крепкой дружбы, осознания обоюдной влюбленности и пылкой, страстной любви, вспыхивающих и резко появляющихся жарких постельных сцен, бессонных, полных страсти ночей, как и подлунных разговоров и совместных планов, но так ими нереализованных. Заканчивались воспоминания последней битвой, в которой Альбус поставил точку в противостоянии, огласив конец магической войны и победу над Темным Лордом.       — Что это было? — задал короткий, но все же риторический вопрос директор, смахивая жгучую, опаляющую щеку слезу, но таки упавшую на пергамент прозрачной кляксой. — Кто виновен? — еще один вопрос в пустоту, который так и останется без ответа, ведь четверо знают, что именно заставило черствое сердце Дамблдора сжаться, обронив слезу. Но этот секрет останется между ними, ибо тайны Змеиного Квартета принадлежат только Змеиному Квартету, и за редким исключением их близким, в круг которых Альбус никогда не войдет.