***
Сортировка наконец-то закончилась, и все, казалось, на удивление спокойно отнеслись к возвращению в школу. Как будто большинство людей были готовы снова стать подростками и оставить ужасы, которые они видели, в прошлом. Однако время от времени признаки пережитой травмы всё же проявлялись. Недоверчивые взгляды на одноклассников. Вздрагивание при громком шуме или резком движении. Опущенные взгляды, когда разговор затихал, так как люди вспоминали друга, которого не будет, но он должен был быть в этом году. Слишком многие студенты крепко сжимали свои палочки под столом, чтобы убедиться, что они всё ещё там. Этот последний жест в основном исходил от магглорождённых, которые жили под угрозой остракизма с первого момента своего появления в мире волшебников. Однако война сочла нужным дать то, что взяла. Пары возникали повсюду в результате признаний в последнюю минуту и решения, что жизнь слишком коротка, чтобы ждать. Напротив Гермионы сидели Симус и Дин, которые наконец-то решили перестать притворяться, что они просто приятели. Рядом с ней сидели Гарри и Джинни, незаметно держась за руки под столом. Эти двое были неразлучны с момента последней битвы. Невилл и Полумна не продержались долго, но когда она посмотрела через стол, оказалось, что у него нет недостатка в поклонницах. Невилл поймал её взгляд и помахал рукой, заставив толпу поклонниц бросить в её сторону сердитый взгляд за то, что она привлекла его внимание. Гермиона покачала головой и сжала губы, чтобы сдержать смех. Некоторые вещи действительно не изменились. Посмотрев в другой конец зала, она просканировала стол Слизерина. Она узнала некоторых из них в результате их испытательного срока и была обеспокоена тем, как пройдёт год для всего факультета. Предрассудки были повсеместны, но в наши дни их определяли цвета — и то, на чьей ты стороне в войне, — а не статус крови. Малфой поймал её взгляд, и она слабо улыбнулась ему, а затем вернулась к своей тарелке. Джинни поймала руку Гермионы, когда та потянулась за тыквенным соком: — Что случилось с твоим запястьем? Только тогда Гермиона поняла свою ошибку. Рукав её рубашки задрался, и она не замазала запястье, чтобы скрыть синяки, которые, как она знала, должны были появиться после её встречи с Роном в поезде. — Ничего. Ничего страшного, — быстро ответила она, судорожно стягивая рукав. Гермиона почувствовала, как беспокойство подкатывало к горлу под оценивающим взглядом Джинни. Подруга выглядела так, словно хотела продолжить диалог, но остановилась в своём намерении достаточно надолго, чтобы Гермиона могла сменить тему. — Как прошли каникулы, когда ты гостил у Дина? — быстро спросила она у Симуса. Слава Мерлину за Симуса Финнегана, подумала Гермиона, когда тот начал рассказывать о том, как Дин показал ему микроволновку в гостях у его маггловских родителей. Предсказуемо: Симус совершил ошибку, положив металл в хитроумное устройство, и оно загорелось — классический Финнеган. Все сидящие за гриффиндорским столом обменялись понимающими взглядами и усмешками по поводу неизбежности того, что куда бы ни пошел Симус, за ним последуют взрывы. Дин наклонился, чтобы поцеловать Симуса в щёку, и покачал головой. Когда ужин уже подходил к концу, директриса МакГонагалл поднялась на трибуну, мгновенно приковав к себе внимание всего зала. — Прежде чем я отправлю вас спать, у меня есть объявление. Я знаю, что многие из вас очень хотят вернуться в Хогвартс и провести нормальный год после… прошлого года. Однако Совет управляющих ввёл новую программу. Они надеются, что она будет способствовать единству факультетов после стольких лет разделения. При этих словах директриса сделала паузу. Она явно ожидала негативной реакции на то, что скажет дальше. — В этом году у нас будет программа обмена студентами между разными факультетами. В рамках этого эксперимента один ученик мужского пола и одна ученица женского пола из каждого факультета проведут осенний семестр в другом, чтобы испытать что-то новое и лучше понять своих товарищей. Пока что я ограничила число студентов только седьмым и восьмым курсами, так как для этого эксперимента требуется зрелость. На мгновение воцарилась ошеломительная тишина. Большой зал внезапно разразился какофонией шума, когда разъярённые студенты высказали своё мнение об этом плане. — После того, как мы вели кровопролитную войну против этих психов и их родителей, они хотят, чтобы мы просто взялись за руки и попрыгали вокруг Чёрного озера? — кипел от злости Рон. — Лучше бы к нам не присылали грёбаных змей или… — Рон, не надо. Разве тебе не хватило сражений на всю жизнь? — Гарри прервал его, выглядя неловким и измученным всем этим испытанием. Он потёр виски, как бы отгоняя головную боль, которую его лучший друг неизбежно вызовет этим развитием событий. — Это не обязательно должно быть плохо, — подхватил Дин. — Мы могли бы позвать Луну или Ханну. Может, пригласить кого-нибудь из отряда Дамблдора. Может быть весело. — Ты всегда оптимист, Томас, — покачала головой Джинни. — Хотя он не ошибается. Как ты думаешь, кого они возьмут из Гриффиндора? Надеюсь, никого из вас. Она указала жестом на печально известное Золотое трио. — Ну, никто из нас не переживёт экзамены без Гермионы и её учебных пособий, — пошутил Симус. — А если взять Гарри и Рона, это нанесет ущерб команде по квиддичу, поэтому я сомневаюсь, что МакГонагалл их отпустит. — Я даже не подумала о квиддиче! — Джинни обернулась к мальчикам. — Вы двое, ни при каких обстоятельствах не должны покидать эту команду или играть за команду другого факультета. Я задушу вас обоих, пока вы будете спать. Гарри усмехнулся: — Да, дорогая. Он чмокнул её в щёку и обнял за плечи. Джинни коротко бросила на него взгляд за то, что он её опекает, но вскоре прижалась к нему. Гриффиндорский стол, казалось, разрывался между нежеланием, покорностью и возмущением. Когтевранцы были разгневанны данным решением, несомненно, думая, что они на целый семестр лишатся легендарной библиотеки в их башне. Пуффендуй выглядел в лучшем случае нерешительным. Может они и известны как внимательный факультет, но даже у них были свои пределы. Слизерин… все они выглядели испуганными. Похоже, никто из них не ожидал открытых объятий и приветственных парадов. Гермиона молчала. Это был её выход. Это было решение, о котором она просила, и теперь ей нужно было убедиться, что она является его частью. Она мысленно перечислила потенциал каждого факультета, в который её могли отправить. Когтевран, очевидно, был первым выбором. Распределяющая Шляпа почти отправила её туда, и она хорошо справится со своими книгами и сообразительностью. Пуффендуй был неоднозначным выбором. Они были спокойными по сравнению с шумными гриффиндорцами, которыми она была окружена. Кроме того, у них была склонность к отношениям между факультетами, что увеличивало её шансы увидеть своих друзей, если бы она осталась с барсуками. Слизерин не был идеальным выбором, учитывая всю дурную кровь, — она внутренне поморщилась от своей неудачной формулировки, — но она, по крайней мере, знала некоторых змей достаточно хорошо, чтобы быть вежливой. В конце концов, это не имело значения. У всех них была одна общая положительная черта — они были свободны от Рона Уизли. МакГонагалл посмотрела на море болтающих студентов и встретилась взглядом с единственной ведьмой, которая выражала решимость и с облегчением на лице. Казалось, Гермиона Грейнджер с лёгкостью бы приняла свою роль в этой затее.Chapter 2: Silence in the Chaos|Безмолвие в хаосе
11 сентября 2023 г. в 16:53
Примечания:
Предупреждение: Обсуждение домашнего насилия, включая его последствия (графическое насилие не изображается, но на него ссылаются) и пребывание наедине со своим обидчиком.
Гермиона села в Хогвартс-экспресс без лишнего шума. На платформе ей не с кем было прощаться. Её родители всё ещё были в Австралии и ничего не помнили о ней. Уизли не обращали на девушку никакого внимания, потому что были поглощены друг другом и Гарри. Репортёры проявляли интерес к Избранному и его послевоенному роману с Джинни. У них после лета были публичные свидания и распространились слухи о помолвке. Поэтому она решила ускользнуть, чтобы отыскать купе и провести минуты в полном одиночестве. После нескольких месяцев хаоса Гермиона с нетерпением ждала спокойствия.
Недели, последовавшие за финальной битвой, были наполнены горем. Затем начались испытания. Гермиона пришла в ужас, узнав, что её одноклассников включили в список Пожирателей смерти, особенно, когда у подавляющего большинства из них даже не было чёрной метки. Она обратилась к Кингсли с просьбой закрыть дела, но он передавал решения в Визенгамот, чтобы тот мог сосредоточиться на стабилизации волшебного мира.
Она немедленно подготовила аргументы и изучила волшебное право, чтобы подать прошение в Визенгамот о полном прекращении дел или, в крайнем случае, об общественных работах и условно-досрочном освобождении. После недели лекций и допросов в комитете Гермиона, наконец, достаточно измотала их и выиграла битву.
Её усилия не были оценены по достоинству остальным волшебным миром, а напротив, были встречены негативно со стороны её друзей и парня. Рон чувствовал себя лично оскорблённым тем, что она так упорно сражается за «подонков Пожирателей смерти», в то время как она должна помогать своим друзьям пережить их горе. Конечно, не стоит обращать внимания на горе Гермионы, нет, она была просто системой поддержки с кудряшками и чопорным отношением.
Добившись справедливости для Детей Пожирателей Смерти (не слишком броский заголовок для прессы), Гермиона вначале поочерёдно оставалась с Гарри на площади Гриммо, искала своих родителей в Австралии и ночевала в Норе. Она не останавливалась на одном месте достаточно долго, иначе кошмары могли настигнуть её. Разыскать родителей оказалось проще, чем она планировала, и Министерство Австралии предложило позаботиться об их здоровье в обмен на её службу Волшебному обществу.
Команда опытных целителей, которые специализируются на сознании, продолжала работать над тем, чтобы обратить вспять действие чар памяти. Надежда на успех таяла с каждым днём.
Гермиона боролась с чувством вины, связанным с её решением лишить родителей памяти. С каждым сообщением о неудаче, которое она получала от команды. Она бы сделала это снова, чтобы спасти их жизни. Вина — это одно, но сожаление не входило в её лексикон.
Поскольку больше нечего было исправлять или бороться, Гермиона обнаружила, что отношения с Роном заняли много времени. Охота за крестражами и последующая битва привели их в объятия друг друга. И они пытались понять, как быть вместе, когда над ними не висит угроза неминуемой смерти. Иногда ей хотелось вернуться в уединение палатки. Что касается Рона, то горе открыло в нём тёмную сторону, к которой Гермиона была не готова.
Она охотно отправилась в Хогвартс, когда директриса МакГонагалл и Кингсли попросили её помочь в восстановительных работах. Ещё один проект был как раз тем, что ей было нужно. Как и следовало ожидать, она возложила на себя обязанности операции и выполнила задание с максимальной эффективностью. Графики и расписания были предсказуемы. Они были аккуратными. Они не были изменчивыми.
Гермиона прибывала в замок на рассвете и уезжала около полуночи каждую ночь. Чем больше времени она тратила на борьбу с призраками войны, тем меньше оставалось на борьбу с вполне реальными демонами, поджидавшими её дома.
После завершения восстановительных работ они с Роном продержались недолго. Больше не было никаких отвлекающих факторов, чтобы не замечать красных флажков. Гермиона покончила с ним и тут же без раздумий сбежала обратно в Гриммо. Все решили, что они расстались, потому что были лучшими друзьями, или потому, что война слишком сильно изменила их. Но ни Гермиона, ни Рон их не поправляли. Правда была более зловещей, и у каждого было достаточно тьмы, чтобы бороться с ней.
Гарри не хотел, чтобы после разрыва она была одна, поэтому они с Джинни стали проводить больше времени с ней, чем в Норе. Это лишь вбило клин между Гермионой и кланом Уизли. Гарри заверил её, что не будет выбирать ничью сторону.
— Я люблю вас обоих, и это ничего не изменит, — сказал он, крепко обнимая подругу. Она заплакала сразу после того, как за ним закрылась дверь.
Шум сопровождал её всё лето: звуки реконструкции, крики в кошмарах, смех и хаос в Норе, плач и вопли — она отогнала последнюю мысль — были звуковой дорожкой её дней. Ей нужна была тишина. Тишина и покой — вот на что она надеялась сейчас.
Отсутствие тишины в поезде и в мыслях отвлекали её. Казалось, покой ей только снился. Она столкнулась с тёплым твёрдым телом и почувствовала, как сильные руки потянулись, чтобы схватить её за талию, прежде чем упасть на землю.
— Грейнджер.
— Малфой.
Его руки задержались на её талии. Это был жест, свидетельствующий о его воспитании. Он просто пытался удержать её от падения на задницу. У Гермионы же это прикосновение вызвало множество реакций. В первую очередь шок. Однако тепло его рук начало проникать сквозь рубашку, а нежность, забота в его действиях пробуждали… что-то, чему она отказывалась дать название.
Убедившись, что она самостоятельно встала на ноги, Малфой отпустил её и засунул руки в карманы. Это действие озадачило девушку. Неужели он отшатнулся от неё? Прошло не так уж много времени с тех пор, как она видела его в последний раз, но всё равно было как-то… неловко. Они больше не были в безопасном пузыре восстановительных работ. Здесь было больше глаз, и не все из них были бы так добры к этому взаимодействию.
— Как ты…
— Не надо. Тебе не нужно этого делать, — перебил он. Казалось, его взгляд был устремлён куда угодно, только не на неё. Она была в замешательстве. Они прояснили ситуацию. Им больше не должно быть так трудно быть вежливыми друг с другом.
— Я ничего не делаю. Я просто спрашиваю…
— Я знаю. Ты вежлива, — снова перебил её Малфой, выплюнув это слово так, словно оно вызывало у него отвращение. Она положила руки на бедра и посмотрела на него таким взглядом, который удерживал Гарри в узде на протяжении многих лет. Даже сейчас этот маленький засранец мог задеть её за живое. Вежлива?! Он только что снова проигнорировал её интерес. Она пыталась наладить контакт во время восстановления и думала, что добилась успеха. Теперь она не позволит ему продолжать в том же духе. Она была в ярости, и пришло время ему это понять.
— Ты когда-нибудь даёшь людям закончить предложения или ты полагаешь, что знаешь всё? — фыркнула она.
— Я думаю, что знать всё — это твой конёк, Грейнджер.
Тень ухмылки мелькнула на его губах, когда он, наконец, встретился с ней взглядом.
Глаза Малфоя были такой же отличительной чертой, как и его платиновые волосы, но для Гермионы эти глаза имели большое значение. Эти глаза насмехались над ней в течение многих лет, но они также были центром внимания в самые ужасные моменты её жизни — во время пыток на полу его гостиной. Она смотрела на него, не ожидая, что он что-то сделает, а просто использовала его… как что-то. Отвлекающий манёвр. Фокусная точка. Якорь.
Однако теперь его серые глаза выглядели по-другому — усталыми, но в то же время в них читалось смирение и поражение. Малфой никогда не был открытой книгой, но, похоже, он раскололся, по крайней мере, в том, что касалось его глаз.
Он задержал на ней взгляд всего на мгновение, затем кивнул и повернулся на пятках. Когда она собралась позвать его обратно, то почувствовала, как чья-то рука крепче сжала её запястье. Вся борьба и ярость улетучились из неё достаточно быстро, чтобы почувствовать головокружение. Всё тело Гермионы отреагировало на это прикосновение ещё до того, как человек заговорил. Когда сердце бешено колотилось, ладони сжимались, глаза расширялись, мышцы напрягались, её мозг готовился к удару. Он приучил её к такой реакции.
— Что ты делала с Малфоем? — прорычал Рон ей в ухо. Она не рассказала ему об их общении летом, потому что тешила себя надеждой избежать всей этой неразберихи. Хотя, по её мнению, лучше на людях, чем наедине. Свидетели просто не нужны, с горечью подумала Гермиона.
— Мы снова встретились в Хогвартсе этим летом. Я просто была вежлива, — быстро сказала она, повторяя слова Малфоя. Он был слишком близко, его дыхание обжигало её лицо. Инстинктивно она отвернулась от него. Её охватила паника. Рон не мог быть так близко к ней — больше нет. От его близости не было ничего хорошего, и у неё были шрамы, доказывающие это.
Её тело колебалось между тем, чтобы оставаться неподвижным, насколько это возможно (чутьё подсказывало, что это спасет её), и тем, чтобы бежать со всех ног. Она бы, чёрт возьми, дошла до Хогвартса пешком, если бы это означало спастись. Она попыталась вырваться и пойти искать Гарри или Полумну, но его пальцы впились ей в кожу. Наивно было с её стороны надеяться, что этого не случится, если они больше не будут вместе. У него не было причин беспокоиться о том, что она его бросила. Очевидно, его собственническая жилка не исчезла с окончанием их отношений.
— Ты не должна с ним разговаривать, если это не будет абсолютно необходимо. Я ясно выразился? — Рон развернул её лицом к себе. Взгляд его глаз был слишком знакомым, в них читался гнев. Гермионе нужно было положить этому конец, пока они не вернулись в замок.
Собрав всё своё гриффиндорское мужество, она холодно ответила:
— То, что я делаю, тебя больше не касается. Мы расстались, Рональд. Ты не можешь продолжать обращаться со мной… — она прервалась, когда он втащил её в ближайшее пустое купе. Страх взял над ней верх, когда он закрыл дверь и задвинул шторку.
— Что ты сказала? — Рон наклонился к ней. Это был не тот вопрос, на который она должна была отвечать. Запугивание всегда было его любимым приёмом.
Дверь внезапно распахнулась, и на пороге появились Гарри и Джинни. Мерлин, сердце Гермионы едва выдержало облегчение. Она пробралась на место у двери, схватила Джинни за руку и усадила её на свободное место рядом с собой. Если Джинни и Гарри заметили напряжение, они ничего не сказали, а просто болтали о том, как часто их останавливают первокурсники, которые не могут поверить, что все герои войны возвращаются в Хогвартс.
Когда поезд отъехал от платформы и понёсся по сельской местности, Гермиона боролась со слезами. Одна только посадка в поезд была эмоциональным вихрем. Её мозг наконец-то достаточно оправился от шока, чтобы осмыслить всё происходящее. Гермиона попыталась спланировать свои дальнейшие действия. Её психика не выдержит целого года реакций и восстановления. Рон должен был остаться в её прошлом, а не быть вечно вездесущей тенью.
Она не хотела возвращения Рона, но отказывалась отнимать у Гарри кого-то ещё, вовлекая его; Он потеряет кого-то из них, независимо от того, чью сторону выберет. Гермиона не была уверена, что он ей поверит.
Впрочем, Джинни была слишком наблюдательна этим летом, так что, возможно, Гарри уже подозревал по косвенным признакам. Джинни не получала достаточного доверия со стороны Уизли. Гермионе часто приходилось придумывать оправдания своему поведению или поведению Рона только потому, что Джинни что-то видела или не верила напряжению между ними. Она думала, что Джинни призовет её к ответу в Норе, за неделю до того, как Гермиона разорвала отношения с Роном.
Ей понадобилась минута, чтобы собраться с мыслями в туалете «Норы», расположенном по коридору от его комнаты. Её дыхание было неровным, и ей нужно было успокоить руки. С привычной лёгкостью были залечены синяки и порезы на её лице. Наверное, в этот момент она могла бы творить заклинания без своей палочки. Всё это время Гермиона прикусывала губу, чтобы заглушить рыдания.
На этот раз он не был слишком жесток. Возможно, сдерживающим фактором стала вся его семья под одной крышей. Билл и Чарли всегда были его кумирами, и в их присутствии он был более осторожен. Залечив руки, прежде чем выбежать из своей комнаты, Рон оставил её собирать осколки, разбитые им вдребезги.
После нескольких чар красоты и глотка успокоительного, Гермиона появилась, готовая вернуться к еженедельному семейному ужину Уизли. Она наклеила на лицо улыбку и отправилась домой в одиночестве.
Джинни ждала за дверью, скрестив руки на груди, в глазах читалось беспокойство.
— Гермиона… ты в порядке? — начала тянуться к ней, но Гермиона отпрянула.
Чувствительные синяки были прикрыты рукавами, и для их полного исчезновения требовалась специальная паста. Гермиона смотрела на Джинни со слезами на глазах. Слова просились наружу. Она чувствовала, как они буквально впиваются ей в горло, чтобы вырваться. Чтобы попросить кого-то помочь ей. Рассказать кому-нибудь, что он с ней сделал.
Она подавила слова, с трудом сглотнув. На этот раз она уйдет. Никто не должен был узнать. Уизли уже потеряли одного сына, она не станет подставлять его и рисковать тем, что они потеряют ещё одного.
— Всё хорошо, Джин. Мы с Роном только что поссорились. Меня все эти дни переполняли эмоции… как и его, — Гермиона надеялась, что Джинни поймёт больше. Увидит слова, которые она не сказала. — Я не знаю, как долго мы ещё будем пытаться сделать так, чтобы всё получилось.
Гермиона пожала плечами и обхватила себя руками. Слова сделали это реальностью. Она могла использовать этот момент, чтобы взять себя в руки и убраться восвояси.
— Ты выглядишь… уставшей, — это явно было не то слово, которое она хотела сказать, но она не ошиблась.
— Я провела много времени в Хогвартсе. Ранние подъёмы. Долгие ночи. Мне просто нужно выспаться. Правда. Джинни, я в порядке, или, по крайней мере, буду в порядке… после сна.
Джинни просто смотрела на Гермиону. Тишина казалась гнетущей. Ещё немного и Гермиона сломалась бы и позволила секретам выбраться наружу, подобно крови, которую Рону нравилось вытягивать из неё.
Гермиона закрыла глаза, сделала глубокий вдох и отошла от единственного человека, который всегда замечал, когда что-то было не так.
Джинни была достаточно добра, чтобы никогда не давить на Гермиону, но она не знала, как долго продлится эта вежливость.
Гермиона лихорадочно перебирала в уме решения на этот год, но ничто не давало ей надежды, поэтому она прибегла к просьбе судьбы сжалиться над ней.
Может быть, Вселенная сочтёт нужным дать ей выход.