Путь жрицы

Так судьба одновременно подарила мне и передышку, и хранителя – Дахэ. Моя спасительница была не только служительницей, но и знахаркой аула, что делало ее особенно уважаемой: женщин у горцев мало ценили, считая существами второго сорта. Однако же мудрые старухи вроде Джантыг и знахарки в чем-то сумели отвоевать себе место под солнцем. Я по-прежнему не имела права покидать место, где держали меня, но здесь была хотя бы простая еда, чистая вода и какая-никакая одежда. Никто не требовал от меня подчинения, никто не хотел моего тела. После всего, что пережила я, это место казалось мне поистине райским уголком. Дахэ учила меня их языку, так, что вскоре я начала понимать примитивные фразы и запомнила названия окружавших предметов. Она смеялась, говоря, что я произношу простые слова, серьезно коверкая их. Я промолчала, отметив про себя, что они даже «Эгри» сказать не в состоянии. Не в том положении была я, чтобы спорить. Вспоминая о том, какой беззаботной была жизнь раньше, я не могла сдержать слез, хотя плакать было нельзя: горцы считали, что плакать имеют право только маленькие дети. В то же время я отлично помнила, как распыляли их слезы и мольбы о пощаде. Неужели так и пройдет моя жизнь? В плену, взаперти, в чужих краях? Теперь я понимала, что чувствовала Егди: я всегда думала, что мы относились к ней дружески. Но что толку от того, что Дахэ заботится обо мне? В один из дней, когда я, считаясь все еще больной и потому не переданная своему «хозяину», помогала Дахэ чистить металлические щиты с изображением героев их сказаний, а она рассказывала мне о древе мира, находившимся на краю мира, и о том, что в подземном мире существует такое же древо, на небо же есть доступ лишь Тхьэ Великому и его спутникам – птицам, в хижину Дахэ вошел незнакомый мне горец. На нем был национальный костюм, названия которого я по-прежнему не знала. На его одеждах я рассмотрела серебрянные детали, головной же убор был украшен золотом: горцы, в отличии от нас, ценили золото и считали его признаком богатства. Не удостоив меня даже взглядом, он обратился к Дахэ с вопросом, может ли она помочь его старику – стариками называли старшего в семье, скорее всего речь шла об отце. Из его рассказа я поняла, что старик не может уйти спокойно, потому что его мучают постоянные боли в руках и ногах. «Стонет, все время стонет» - говорил горец. - Он должен умереть, Зау, - отметила Дахэ. - Я знаю, но освободи ты его от мучений, или ты не лекарь? – прокричал он. Дахэ отвернулась. Но ведь это просто… - Надо отвар аконита, сваренный в безлунную ночь, развести вином. Тогда, если дать его старику, ему не будет больно, - проговорила я, обращаясь к Дахэ. – Тем же можно растереть его руки и ноги… - Эрги? – горец посмотрел меня, как мне показалось, со смесью презрения и надежды. - Оффеириадиес Эрги, - произнесла Дахэ. – Служитель Гекаты. Горец все еще смотрел на меня, после протянул руку и взял меня за подбородок. Первое желание было – увернуться, чтобы избежать его прикосновения, однако же оно было мягким. - Мне говорили, ты строптива, как молодая кобыла, и не подчиняешься приказам. Но я вижу другое. Помоги, если умеешь. Пока старику лучше, тебя не будут обижать, - проговорил он на моем родном языке. – Но помни, вздумаешь навредить… - Она не станет, Зау, - ответила за меня Дахэ. - Я не стану вредить ему, - подтвердила я. Так я окончательно распрощалась с домом Гумзага, бывшего всего лишь охотником, и перешла в распоряжение учителя Зау. В доме Зау мне позволили войти в комнаты, предназначавшиеся хозяевам. Для меня нашли подходящее платье и головной убор: здесь все женщины должны были убирать волосы. - Что нужно? – спросил Зау. - Сумка, котлы, веревка для связывания растений, вино, - перечисляла я. – И человек, который принесет мне травы. - Пойдешь сама, - проговорил он. – Нэф! – позвал он. В комнату вошел мужчина, одетый в простой черный кафтан, подвязанный красным поясом: золота и серебра на его одеждах не оказалось. Я сразу узнала его: не раз он бывал в доме Гумзага, не раз я знавала его… Увидев меня, он ехидно улыбнулся. Я вскрикнула от страха и отступила назад. – Ты боишься? – я кивнула. – Хашир! Пиюк! – прокричал Зау, наотмашь ударив Нэфа. – Не дело сыну благородного рода бывать на развлечениях простолюдинов! Запомни, хашир, кто тронет эрги в моем доме, станет моим личным врагом, будь он трижды мой сын. Дымук! – в комнату вошел другой мужчина, на вид несколько старше чем Нэф, и удивительно похожий на Зау. Словно передо мной стоял один и тот же человек, только одна копия была лет на шестнадцать младше. – Ты знаешь его? – спросил Зау, я отрицательно покачала головой, старательно пряча глаза: здесь считали, что благовоспитанная женщина должна вести себя именно так. – Он будет сопровождать тебя. Покажешь ему все травы, что соберешь. И не вздумай бежать. - Он не должен касаться трав, - произнесла я, на свой страх. – Только жрица может касаться трав, иначе – смерть. Нэф усмехнулся, но Зау, который, судя по всему, имел дело с воинами Эгриси, кивнул мне: - Будь по твоему. Сделаешь, как скажет девушка, приказал он старшему сыну. – И следи, чтоб никто не обидел ее. - Я прослежу, - проговорил Дымук. Отчего-то его ответ показался мне искренним. Я собирала травы, в то время, как Дымук наблюдал за мной с пригорка: я запретила ему подходить ближе, пообещав, что не сбегу. Я понимала, что не смогу уйти далеко. - Это яд? – спросил Дымук, я кивнула, держа в руке клубни аконита. Простого человека, такого как Дымук, аконит бы убил за минуты, но, видимо, бывших жриц все же не бывает. – Ты могла бы отравить Нэфа, или Гумзага, - от задумчиво закусил травинку. Я с ненавистью взглянула на него, не сумев скрыть навернувшиеся на глаза слезы. – Кама, - Дымук сделал шаг ко мне. - Не подходи. Смерть! – прокричала я. – Мои руки – твоя смерть. - Ты хочешь сказать, что убьешь меня, если я подойду? – усмехнулся он. - Не специально. На руках яд. Смерть… - Понял, тебя нельзя трогать, - проговорил он, остановившись. – А это что? – он показал мне на желтый цветок. - Этот вырос из желчи Абрскила, прикованного к скале. Только некоторые верят, что он заточен в пещере. Тот, кому орел клюет печень. - Ааа, Насрулай, - проговорил он, улыбнувшись, – и что же? - Цветок лечит боли в животе, изгоняет змей изнутри… дай вино, - я тщательно смыла сок аконита со своих ладоней. – Я и его возьму. Дымук подошел ко мне, и, взяв за плечи, развернул к себе: - Кама, ты умная женщина. Ты красива и хороша, - проговорил он. - Я закричу, - предупредила я. - Нет. Я не Гумзаг, я не возьму силой то, что не принадлежит мне по праву, - проговорил он, проведя рукой по моей щеке. – Думай сама, как будет лучше для тебя. - Больше ни один мужчина не прикоснется ко мне, - прошептала я. Дымук хотел было сказать что-то, но, задумавшись, вдруг отступил, все еще глядя на меня, как мне показалось – с жалостью. - Так будь сестрой мне, - проговорил он. Я покорно кивнула, больше не из желания быть таковой, а из чувства, что иначе могу навлечь на себя его гнев. Так началась моя новая жизнь. Мне выделили место в комнате для слуг, где я могла спать в часы, когда старый Емпсих отдыхал, что случалось не так часто. Большую часть времени я или готовила зелья, или сидела у его постели, смачивая его старую кожу отваром. - Ты словно фея, - сказал он как-то, а я лишь опустила голову: хороша судьба у феи. Но Емпсих не знал и не должен был знать этого. В доме я часто видела мужчин, любивших захаживать к Гумзагу, но обычно грозного взгляда Зау хватало, чтобы их желания оставались при них. Женщины, даже служанки, избегали меня, считая «нечистой». Ведь все знали, что я родила «чудовище». Когда я слышала это, мне хотелось убежать, так далеко, чтоб никто не видел меня, и там плакать, пока не закончатся слезы. Но я не могла выйти со двора без Дымука или Зау: Нэву, как и остальным моим обидчикам, запрещено было оставаться со мной наедине. Осторожные ноты голоса Зау сменились на теплые, когда он понял, что я не обманула его. Порой он и сам приходил ко мне, если его мучал живот, или случалось пораниться во время верховой езды. - Ты красивая. Не такая, как другие эргис. Красивая, как егдис, - я опустила глаза: он назвал меня горянкой? Неужели не понимает он, что больше у меня никогда не будет дома? Когда стало понятно, что старику остались считанные дни, жители аула стали приходить к нему, чтобы попрощаться. Теперь я все время проводила у постели Емпсиха, и могла слышать все, о чем он говорил с друзьями. Один из разговоров привлек мое внимание: - Молодец, что пришел, Бажэнэ, - говорил он другому старику, на вид – несколько моложе его, и куда более бодрому. – Но отчего не привел ты красавицу Тугуз? Я хотел проститься с ней. - Тугуз слегла, с тех пор, как умерла первыми родами наша Таган. Ничего больше не радует ее. Даже внука не хочет видеть, говорит, что он – все равно, что Натук, загубивший ее дочерей. Все делали мы, но Дахэ сказала, что скоро и Тугуз отправится в подземный мир. - Жаль, очень жаль мне тебя, - проговорил Емпсих. – Вы потеряли обеих дочерей и так и не родили сына. После того, как тринадцать лет назад сбежала Нану с младенцем, у тебя еще была надежда, но теперь… Я подняла голову и внимательно посмотрела на гостя: я не ослышалась? Тринадцать лет назад? Дочь с младенцем? - В чем дело, девочка? – спросил он у меня. – Не годится чужестранке слушать разговор старых, но, раз уж ты знахарка, я прощаю тебя. Что привлекло твой взор. - Нану, - прошептала я. – Расскажите о Нану. Бажэнэ лишь усмехнулся: - Нану была красива, словно Луна. Ее и звали так – подобная Луне, луноликая. Но вот беда, случилось ей родить дочь, в то время, как старый предсказатель сказал Натуку, что от его семени родятся лишь мальчики. Поверил Натук предсказателю, и решил убить Нану, вот только бежала она, в чем была, с младенцем на руках. Натук клялся, что догнал ее в землях Эргис, да нет доказательств… - Как звали младенца? - прошептала я. - Цирхе, - ответил он. – Нану говорила, что белая волчица назвала ей это имя во сне, сказав, что родится девочка, отмеченная молнией повыше груди… Я с ужасом и благоговением смотрела на Бажэнэ, после чего скинула верхний наряд, так, что обнажились мои плечи. Я указала на тонкую красную линию, подобную молнии, располагавшуюся чуть ниже моей ключицы. - Так? Скажите, Старейший? – я упала перед ним на колени. – Был ли у Нану с собой медальон в виде капли воды? Были ли пеленки младенца зеленого цвета? - Лишь Тугуз может помнить это, я не видел Цирхе, - проговорил он, протягивая ко мне руку. – А медальон тот означают каплю крови, его дарят всем девушкам наших земель. Зачем ты, эрги, обманываешь нас? - Позвольте говорить с Тугуз, - прошептала я. – Меня нашли на перекрестке, завернутую в зеленые пеленки. Со мной был лишь медальон в виде капли, значения которого я не знала раньше. Жрицы воспитали меня, как дитя земель Эгриси, но я не знаю, откуда я. Старик заставил меня поднять голову и долго всматривался в мое лицо, должно быть, пытаясь найти знакомые черты. После чего кивнул: - Будь по-твоему, дитя равнин. Разрази тебя гнев Тхьэ, если ты обманываешь стариков. Позволишь ли ты, Емпсих, взять ее у тебя? - Пусть идет, - подтвердил Емпсих. Но вернись с ней до заката. Я хочу послушать, что скажет Тугуз. Я прижала ладонь к губам. Мое сердце учащенно билось: неужели это – правда? Значит, я увижу отца и бабушку?