***
Лес Сумеру в разгар лета — место невероятно живительное. Воздух здесь влажный, липковатый, землянисто-ароматный, отягощенный множеством смешанных запахов самых разнообразных цветущих растений. Вот — диковинные фрукты прям на ветвях зреют, а тут, в кустах — ягоды поспевают. А живности… Немерено! Где-то птицы свои серенады заводят, а в травинках насекомые перебираются, назойливо жужжа и стрекоча. Пробираешься сквозь зелёные заросли и колкие ветки, и ожидание сюрприза из-под низа грудной клетки поднимается, предвкушением отзываясь — никогда не угадать, что на следующей полянке окажется. От смеси пёстрых цветов и насыщенного зелёного даже в глазах рябит, но детский взор зрелищем наслаждается — всё анализирует, исследует, и восхищается так по-молодому наивно — почти что умилительно. Маленький «сегмент» — Йота, как его прозвали — в лесу гуляет свободно: в каждый куст лезет, под каждый камешек заглядывает, ничего и никого из виду не упускает. Всё уж ему дотошному взгляду запечатлеть надо, и всё ему интересно. Но ещё — задача… Где же ему лесных духов отыскать? Аранары — Йота помнит забавных друзей, на редиски похожих… Они точно здесь — в Сумеру играли: в точно таких же душных, но невероятно живых лесах веселились от ранних рассветов до самых вечеров. Но где же его друзья теперь? Срез всё дальше в чащобу леса заходит, но аранар не видно нигде. И даже следа нет — какой-нибудь крохотной зацепки не сыскать. Йота смотрит внимательно-внимательно, но тропинка лишь глубже, в самое сердце леса заводит: силуэт мальчишки вырисовывается до невозможности крохотный и беззащитный на фоне непроходимых зарослей, зловеще нависающих сверху лиан и опасно растущих корней. Он всего лишь маленький, заблудший куда не положено заходить слабым деткам ребёнок — если уж копию таковым назвать можно. Тени — только сильнее сгущаются. Душный воздух сменяется лесной мокрой прохладой, цепким покровом застилающей лёгкие и до дрожи тела пробираясь сквозь тонкую кожу. А друзей — всё нет и нет… Детская наивность детской интуитивной настороженностью сменяется: Йота прикладывает руки к груди, свои дрожащие плечи приобнимая. Просьба создателя была такова — найти и привести к нему аранар, но лес только страшнее становится — только дальше заводит крошечную душонку, а искомый объект — всё нигде не проглядывается. Шаги замедляются — это Срез сомнительно оглядывается по сторонам, неуверенный в том, поступает ли он правильно. Они с друзьями в его воспоминаниях так далеко не заходили… В неразличимых пышных кустах с пронзительным хрустом ломается что-то — рушится и спокойствие накалённых нервов, а разум окатывается туманящим рассудок страхом. Неладным это делом было — уходить уж давно пора! Шелестит примятая трава — это маленький «сегмент», короткими ножками быстро-быстро перебирая, бежит прочь; опасность в его подсознании кричит оглушительно, подгоняя дальше лишь быстрей. В воспоминаниях юный Йота дикости леса не боялся, но сейчас она пугает его до чёртиков. Тогда рядом с ним были друзья, аранары — а теперь они словно покинули его… Срез голову поднимает, смотря точно вперёд, на мгновение о тяжёлой лесной непроходимости позабыв. Ещё секунда — нога мальчика спотыкается о древесные корни, которые словно и поджидали удобный момент напасть из засады. — Ай…! — с больным стоном Йота падает ниц, на колени, а зачем чуть ли не кубарем по инерции катится дальше, своим телом ломая пару лежащих на земле ветвей. Боль пронзает разум почти моментально: горят коленки, едва ли прикрываемые шортами, неприятно подворачиваются кисти, стоит только упереться ладонями в землю… Но остаётся ему только поднять голову, как солнце в зените глядит на него в ответ. Расходится густая чаща, открывается полянка и тропинка, а страшный лес — там, где-то позади удаляется, не успев поймать бегущего Йоту в свои изогнутые, страшные ветви. Пронзительно восклицают птицы, но Срез взгляд свой вниз опускает, садится неудобно и отряхивается от грязи и пыли — и чувствует на ладонях маслянисто-жидкую субстанцию, глядит на свои колени, и понимает… …Что они — разбиты: содраны до подобия крови, болезненно и столь неприятно, что аж жгучим, словно от острого перца, жжением по нервам чувственное ощущение разбегается. Больно, неприятно и страшно — что после такого Создатель сделает с нерадивым «сегментом», что не просто своё обещание не сдержал — но ещё и повредился?..***
— «Сегмент» Йота, провал задания, — констатирует Доктор расчётливо и холодно. Молодой Срез перед ним мнётся, неловко и виновато смотрит под замотанные колени, опасаясь до крайней степени испуга жестокий выговор получить. В его воспоминаниях родители его ругали, а Создатель для него — всё равно что опекун… …Значит, и он ругаться будет? — Ты должен знать, как дорого обходится реконструкция «сегментов». Строение ваших тел отличается от привычного человеческого и лишено регенеративных способностей. Это означает, что любое физическое повреждение требует тщательной починки. Как в твоём, Йота, случае — тебе сулит замена наружных тканевых покровов, — продолжает ясно, поучительно диктовать Дотторе, ровно до тех пор… Пока его взгляд не падает на стоящего перед ним Среза. Прежде искрящийся энтузиазмом взгляд — опущен в пол; руки виновно заведены за спину, голова опавшая, плечи покатившиеся ниц… Йота — всего лишь разработка Дотторе; очередной «сегмент», являющейся в своей сути всего лишь простым рабочим инструментом. Но его вид… Точно как у настоящего ребёнка. Точно как у самого Доктора — когда тот, будучи ещё совсем крошечным юнцом, провинившийся стоял перед родителями. Факт есть факт — «сегмент» Йота не представлял из себя ничего более, однако от вида его… …Что-то ёкнуло внутри отзывчиво, почти что самого сердца касаясь. Серьёзный взгляд смягчился, а Дотторе тяжко вздохнул. — …Просто в следующий раз будь осторожней, — по итогу с натяжкой, но менее резко завершает Доктор. Йота пусть и является лишь искусственным созданием, но на ребёнка он точь-в-точь похож: так какой смысл в выговорах тому, кто их понять разумно — ещё не способен в силу интеллектуального развития? Молодой «сегмент» — не то же самое, что и взрослая версия. И к детям, как и ко взрослым, подход нужен иной. Всего один широкий шаг в сторону, и Дотторе с Йотой равняется: его широкая рука накрывает голову низенького Среза, светлые небесно-голубые, и так лохматые волосы лишь сильнее взъерошивая. Не все эксперименты завершаются удачно. Не каждый опыт складывает внятный итог. Не все данные оказываются полезными, и не каждое исследование несёт практическую пользу… Чисто теоретически, создание юной, детской версии оказалось куда менее полезным, чем Доктор предполагал. Но дрожание маленькой макушки под ладонью заставило сердце болезненно сжаться, а взгляд ярких, ещё невинных глаз вынудил внутренности вывернуться наружу. Йота посмотрел на Дотторе по началу опасливо, ожидая очередного высказывая в свою сторону за опрометчивость и провал, однако… Его не стало — рука лишь ласково потрогала пушистые волосы, а удара — так и не последовало. И маленький «сегмент» вновь по-детски наивно улыбнулся. А Доктор в сомнениях стоять рядом остался. От дефектных или менее полезных инструментов обычно отказываются — пускают их в утилизацию, но… Не мог Дотторе отказаться от собственного детства, иначе бы едкое чувство вины пожрало его — такое казалось бы неприсущее ощущение учёному, который ради научных исследований от человеческой морали — да и от человеческого в общем — принял решение отказаться. Но в конце концов, и ребёнок простые задачи выполнять способен. Только подход и вправду здесь нужен иной — не как ко взрослому. А аранары… Будет ещё время их словить. Не с помощью Йоты, так иным способом.