Однажды и я стану чьим-то счастьем

— Вы звали меня, Ваше Величество, — Белый Рыцарь поприветствовал женщину коротким кивком. — Звала, — холодно откликнулась королева. — Хотела поблагодарить… За вчерашнее. Чудный был вечер. Эмма прикрыла глаза — слишком живыми и яркими оставались воспоминания… Горящая деревня, разрушенные судьбы, осиротевшие дети. Кричащая женщина с ребёнком на руках, мёртвое тело некогда весёлой и жизнерадостной Анны-Марии, серебрянник на ниточке, чей хозяин успел отвязать и спасти лошадей, за которыми ему было велено приглядывать, но, исполняя свой долг, сам получил увечья, с жизнью несовместимые… — Да, просто волшебный, — продолжала Реджина. — И стал бы ещё волшебнее, если бы ты его заслужила. — О чём вы? — с притворным спокойствием вскинул брови Белый Рыцарь. — Уверена, ты прекрасно знаешь, о чём я, — холодно улыбнулась женщина. — Эта кровь, — она вынула из шкатулки знакомую склянку, — принадлежит не Белоснежке, — она приблизилась на шаг, — даже не человеку, — ещё шаг, — а животному, — остановилась в полуметре от Рыцаря, — Лани, — склянка разлетелась вдребезги у ног Эммы, окрашивая каменный пол в ярко-алый. — Почему? Эмма неотрывно глядела на растекающуюся по полу кровь. — Она не заслуживала смерти, — спокойно ответил Рыцарь, усилием воли переводя взгляд на королеву. — А вот это уже не твоё дело. Тебе было велено убить, — холодно произнесла Реджина. — Кровь за кровь, Белый Рыцарь. Раз тебе не хватило духу пролить её, значит придётся пролить свою. Стража! Словно всё это время двое стражников ожидали под дверью приказа королевы. — В темницу. Казнить на рассвете. Чёрные рыцари подхватили Эмму под руки и грубо толкнули в направлении двери. В другой ситуации Белый Рыцарь смог бы вырваться, голыми руками оглушил бы их обоих, сбежал бы, но сейчас стоял, как парализованный, не веря, что эти страшные слова сорвались с ЕЁ губ, а потому не сопротивляясь, неспособный поверить даже не в то, что приговорён к смерти, а в то, что приговорён к смерти… ЕЮ. Она не заметила, как оказалась в подземелье, которое, казалось, было создано для того, чтобы мучить своих пленников, не используя при этом ни ножи, ни дыбу, ни цепи. Едва дверь за немыми стражами закрылась, помещение погрузилось в кромешную тьму, всё, что Эмма слышала — тишина, а лёгкие с каждым вдохом втягивали лишь гнилостную вонь. Она лежала на холодной и неровной каменной кладке абсолютно неподвижно, пытаясь понять, но не понимая… Неужели Белоснежка оказалась права? Неужели Реджина и правда в грош не ставит верность, а любовь для неё — пустой звук? Неужели Белый Рыцарь нужен был лишь как орудие убийства, а когда оказалось, что любимый кинжал неспособен больше проливать кровь, его просто выбросили, грубо и небрежно, так, словно тот никогда ничего не значил?.. Эмма не знала, как долго пролежала на полу, едва дыша. За свою жизнь она побывала во многих темницах, из которых эта, пожалуй, не самая худшая. Куда страшнее было ей, тогда ещё семнадцатилетней, слишком молодой и впечатлительной, находиться целую ночь в одной камере с трупом, чья кожа уже к утру приобрела ужасный сиреневый оттенок при том, что на протяжении нескольких часов его левая рука подрагивала время от времени, а пару раз широко и словно в немом ужасе открылись пустые глаза мертвеца, словно вернувшегося с того света. Белому Рыцарю не верилось, что совсем скоро он и сам станет подобным ему. Он мог бы сбежать при должной подготовке прямо во время казни, что удавалось ему уже раз или два… Но он поклялся, что не бросит Реджину. Даже не предпримет такой попытки. Он поклялся любить её любой: и нежной, и светлой, и печальной, и радостной, и… жаждущей его смерти. Поэтому теперь надежды нет, коль скоро Эмма не станет даже противиться воли королевы. Любовь, что она сделала с Белым Рыцарем! Он мог бы защищать жителей мирных деревень, воссоединять семьи, спасать женщин от вдовства, а детей — от безотцовщины, пока не погибнет в кровопролитном бою, горячо всеми любимый и оплакиваемый, а не на позорном эшафоте, на который его возведёт она… Любовь. Эмма осторожно приподнялась и присела, уперевшись лопатками в каменную стену и невольно крепко сжимая белоснежный платок с золотистой «Р»… Никогда раньте она не готовила себя к смерти. Всегда знала точно, что выпутается из очередной передряги, как выпутывалась всегда… Но сейчас этого не произойдёт. Она погибнет завтра на рассвете, значит так было нужно, значит она прослывёт одной из тех несчастных, кого сгубило «самое прекрасное и светлое чувство». Так как проводят свою последнюю ночь обречённые на смерть? Отрицают? Или сразу переходят к стадии принятия или безумства? Вспоминают всё ещё живых родных, шепча безмолвные молитвы, или уже отошедших в мир иной, радуясь, что очень скоро увидят их вновь? Эмма закрыла глаза. Да, наверное, это самый верный способ. Попытаться вспомнить напоследок самые светлые моменты своей жизни, попытаться вновь воскресить хотя бы мысленно тех, кого она потеряла… Яркий весенний день. Будущему Белому Рыцарю едва ли исполнилось три года. Она и, в то время ещё совсем молодая и абсолютно здоровая, Алфгеда выбегают из деревни на широкое поле, вместе с другими женщинами и детьми. Малышка Бэт-Энн просится на руки к матери, а Эмма, отчего-то эту деталь она помнила особенно хорошо, бежала вслед за своей самостоятельно. То и дело ещё неокрепшие детские ножки подкашивались, и она падала на четвереньки среди высокой травы, но стоило Алфгеде наклониться, чтобы поднять дочь, та тут же резво вскакивала на ноги и убегала вперёд, желая доказать, что помощь ей не нужна, а затем вновь падала и вновь поднималась и так до бесконечности. В обычное время мама засмеялась бы над её упрямством, но сейчас не до того. Хоть она и пыталась вести себя, как обычно, ради дочери, меж её бровей залегла тревожная морщинка, и Эмма прекрасно понимала, в чём причина её беспокойства. Сегодня с войны, продлившейся семь с половиной месяцев, возвращается её отец. Должен вернуться. В отдалении послышался грохот, напоминающий удар грома, но вскоре оказавшийся стуком множества копыт. Затем где-то далеко показалось несколько крохотных точек, с каждым мгновением приближающиеся к деревне. И Эмма не выдержала. Она прекрасно помнила, что мама согласилась взять её сюда лишь при условии, что девочка будет стоять смирно и ждать, как все дети… И это был единственный случай, когда Белый Рыцарь нарушил данную клятву. Стрелой сорвавшись со своего места, Эмма, как могла, быстро побежала навстречу всадникам. Следом за ней бежала Алфгеда. Без труда нагнав девочку, она попыталась оттащить её подальше, боясь, что скакуны затопчут малышку, но вскоре и сама ринулась вперёд следом за Эммой, разглядев знакомый силуэт. — Мама, это он! Папа! Папа здесь! — кричала девочка, дрожа от счастья, а потому вновь падая на колени. Завидев в нескольких футах от себя светловолосую головку среди яркой травы, мужчина с каштановыми волосами и точно такими же зелёными глазами, похожими на звёзды, поспешил спешиться и поднять высоко над головой весело смеющуюся дочь. — Я нашла в лесу две ветки, научишь меня драться на мечах, как ты дрался на войне? — первым же делом спросила Эмма. — Милая, дай отцу хоть выдохнуть с дороги, — улыбнулась женщина с такими же длинными золотыми волосами. Что-то в лице мужчины переменилось при виде её. — Алфгеда, — прошептал он, словно не веря собственному счастью. Осторожно опустив дочь обратно на землю, он медленно подошёл к жене, будто боясь, что чудное видение, ангел, спустившийся с небес, растает, стоит к нему прикоснуться. И всё же он рискнул. Крепко сжал любимую в объятиях, нежно коснулся её губ своими, пока она не прервала поцелуй, уткнувшись лбом в его плечо, мелко подрагивая, нежно обвивая его шею тонкими руками. Кажется, они тихо говорили о чём-то. В какой-то момент лицо отца помрачнело, но затем вновь озарилось тёплой улыбкой, пусть уже чуть менее радостной. Однако Эмме было мало дела до разговоров родителей — для себя она давно решила, что любой разговор взрослых априори скучен и неинтересен. Поэтому, потерпев ещё пару минут, она решительно потянула отца за рукав, пытаясь вернуть себе его внимание. — Я рада, что ты дома, — единственное, что услышала Эмма, прежде, чем Алфгеда отстранилась мужа, возвращая его в полное распоряжение дочери. — Почему мама плачет? Ты же вернулся и всё хорошо, — нахмурившись, шёпотом спросила Эмма, сидя на руках у отца, когда они медленным шагом направились обратно в деревню. — Просто она радуется, — улыбнулся отец. — Ну и глупенький же ты! — воскликнула Эмма, с укором качая головой. — Нет, радуешься ты, а мама плачет. — Понимаешь, иногда люди радуются настолько сильно, что начинают плакать, — объяснил мужчина. Эмма поморщилась, пытаясь понять только что услышанное. Все эти взрослые рассуждения порой казались ей настолько сложными и ненужными, что порой она с ужасом представляла, что однажды начнёт их понимать. — Тогда, когда я вырасту, я буду, как ты, — решительно заявила девочка. — Тоже буду убивать огров, а потом возвращаться к своей жене, и она тоже будет радоваться настолько сильно, что начнёт плакать. — Уверен, именно так всё и будет, — рассмеялся мужчина, рукой нежно взъерошивая светлые волосы Эммы. Это было последнее, оставшееся в памяти Белого Рыцаря, воспоминание об отце. Не прошло и двух недель, когда победа над ограми оказалась лишь уловкой врага. Ему вновь пришлось покинуть дом и семью почти что на год, ну а когда возвращались остальные мужчины из их деревни… Его уже не было в их рядах. Лишь Эдмон, его самый близкий друг, упал на колени к ногам Алфгеды, держа в руках меч с гравировкой лебедя… После этого и сама Алфгеда не прожила долго. Совсем скоро в деревню вернулась чума, и она сгорела всего за несколько дней, оставив свою дочь круглой сиротой… Эмма улыбнулась. Возможно, завтра на рассвете уже она, а не отец, вернётся из долгого похода, и уже они будут встречать её со слезами радости на глазах?.. Но внезапно её грёзы прервал скрип ключа в ржавой замочной скважине. Эмма резко распахнула глаза. Неужели рассвет? Неужели палачи? Однако на фоне тусклого света, казавшегося по сравнению со тьмой невероятно ярким, нарисовался силуэт, по очертанием ничуть не похожий на очередного стража. — Здравствуй, Белый Рыцарь, — холодно поприветствовал знакомый голос. — Реджина? — Эмма поднялась на ноги. Зачем она здесь? — Думаешь, можешь позволить называть меня, как угодно, раз всё равно приговорена к казни? — усмехнулась королева, и Эмма видела эту усмешку, пусть в непроглядном мраке она едва ли угадала бы, где находится её собственная рука. — А впрочем, сейчас меня и правда это мало беспокоит, — продолжила Реджина. — Я к тебе с предложением. Эмма промолчала, давая понять, что слушает, хотя интуиция подсказывала, что предложение она не примет. — Уходи, — резко произнесла Реджина. — Беги из дворца, исчезни из моей жизни, и я сохраню твою. — Нет, — после недолгого молчания с горькой и невидимой улыбкой ответила Эмма. — Нет? — повторила королева. — Почему же? Я предлагаю тебе жизнь и свободу… — И отнимаешь, поверь, куда бОльшее, — спокойно ответил Белый Рыцарь. — Реджина, я остаюсь. Эмма не знала, что чувствует королева в этот момент. В её воображении по её резко побледневшей щеке скатилась слеза и разбилась о каменный пол… И, безусловно, будь Реджина прежней, именно это и произошло бы. Но эта, новая она вряд ли почувствовала что-то, кроме недоумения. — Значит ты умрёшь? — спокойно спросила она. — Значит я умру, — эхом отозвался Белый Рыцарь. — Ты и впрямь безумна. — Да, наверное. — Но почему? — прошептала она. — Я уже говорила. Я люблю тебя. И скорее умру, чем оставлю по доброй воле. И, если этому суждено случиться через пару часов, я хочу, чтобы моя смерть была не напрасна. Возможно, она поможет тебе вспомнить, что ты не одна, что есть ещё те, кто согласен умереть ради тебя. Прощайте, Ваше Величество. Увидимся на рассвете. Всего на краткое мгновение, поддавшись порыву, она нащупала в темноте руку Реджины и припала губами к ледяной коже. Она была уверена, что королева тут же отдёрнет кисть, но та отчего-то медлила. — Пока не поздно передумать, Белый Рыцарь, — сказала Реджина со странной интонацией. — Ты благородный воин, ты могла бы жить ещё долгие годы… — Ещё немного, и я начну думать, что дорога тебе. Королева резко вырвала руку из рук Эммы, и Белый Рыцарь услышал, как она отступает на шаг назад. — Прощай, — быстро произнесла Реджина. Вновь скрипнула дверь, а затем маленький металлический предмет упал сквозь прутья решётки на пол прямо перед Эммой. Белый Рыцаря поднял предмет с пола, без труда определяя наощупь, что это ключ. Он горько усмехнулся. Никогда ещё его палач не пытался помочь ему спастись. И, будь палачом кто-то другой, Эмма разумеется воспользовалась бы ключом, позже не забыв отблагодарить его за спасение. Но не в этот раз. Пленница просунула руку сквозь прутья и разжала пальцы, понимая, что тем самым добровольно отказывается от последней возможности остаться в живых. Послышался судорожный выдох из темноты, а затем быстрые удаляющиеся шаги… Белый Рыцарь вновь остался наедине с мрачными мыслями о теперь уже неминуемом конце…

***

Рассвет наступил совсем скоро. Казалось, не успело расстояние заглушить удаляющиеся шаги королевы, её верные псы уже вновь расковыряли ключом измученный временем замок и вошли в камеру, грубо подхватив под локти обессилевшего после бессонной ночи Белого Рыцаря. Эмма не сопротивлялась, но шла гордо и прямо. С каждым пройденным десятком ступенек всё тусклее становился свет горящих на стенах факелов и всё ярче — свет серого, пасмурного утра за витражными стёклами. Белый Рыцарь коснулся бы кончиками пальцев белого платка, но стражники держали крепко… И всё же ткань согревала её сердце сквозь нагрудный карман, придавая смелости или безрассудства… Наконец её вывели на свежий воздух, пропитанный запахом озона и мокрой от ночного дождя травы. Чудесное, печальное осеннее утро… Неужели вот он — конец? Издалека слышны были чьи-то голоса… Эмма совсем забыла о том, что за казнью, за чем-то столь священным, как смерть, будут наблюдать сотни обыкновенных людей, которые сразу после того, как голова упадёт с её плеч, разойдутся по домам, а к вечеру и думать забудут о том, что буквально на рассвете этого же дня среди них, ожидая своего часа, ходила старуха в длинном чёрном плаще и с косой в костлявых и синеватых, как у утопленника, руках… Эмма старалась дышать как можно медленнее и глубже. Она не боялась смерти. Иначе никогда не стала бы тем отчаянным воином, коим являлась. Но слишком непривычно было осознание того, что в этот раз она могла бы, как обычно, бороться за свою жизнь, но не сделала этого. Что сказали бы на это её родители? Приняли бы её жертвенность за героизм или упрекнули бы в том, что она поставила свою любовь выше тех человеческих жизней, что могла бы спасти? Нет, они бы не упрекнули. Они бы поняли, ведь оба поступили бы также, оказавшись на её месте. Пусть это неправильно, эгоистично, но при том единственно-верно. Её ввели на широкую площадь. Невероятно тяжело идти с высоко и гордо поднятой головой, ощущая на себе любопытные и полные сочувствия взгляды крестьян. И ещё тяжелее, невыносимо почти до боли чувствовать на себе взгляд спокойных и прекрасных, как уходящая ночь, карих глаз. Белый Рыцарь спокойно выдержал этот взгляд, зная, что не отведёт свой, покуда он не угаснет сам после удара топора палача. — Белый Рыцарь, — голос королевы был тих, но разнёсся по площади, заставляя остальных собравшихся затихнуть в страхе. — Тебе остаётся жить несколько минут. Услышим ли мы покаяние того, кто за всю свою жизнь, — она усмехнулась, так непохожая на себя прошлой ночью, когда предлагала пленнице свободу и жизнь, — не согрешил ни разу? Всё взгляды в одно мгновение впились в воительницу, ожидая её ответа. Но лицо её было непроницаемо. Лишь тень печальной улыбки мелькнула на нём, когда рука незаметно скользнула в нагрудный карман, доставая белый платок и сжимая его в кулаке до побеление костяшек пальцев. — Вы правы, Ваше Величество, — спокойно ответила Эмма, всё ещё не сводя глаз с королевы. — Всю свою жизнь я посвятила борьбе со тьмой. Поэтому я здесь. Я проиграла. И принимаю своё поражение с честью по одной простой причине, известной нам обеим. Больше мне нечего сказать. Прощайте и помните. Не дожидаясь одобрительного знака Реджины, палач со скрытым тёмным капюшоном лицом грубо приложил голову Рыцаря к плахе. Его руки, сжимающие платок так яростно, словно от него и только от него зависит нечто куда более важное, чем его жизнь, связаны за спиной, он бессилен, но в то же время силён, как никогда, ведь терять ему уже нечего. Он продолжал неотрывно смотреть на неё, всё ещё, как и много месяцев назад в день их первой встречи, невольно восхищаясь её ангельской красотой… Эмма знала, что топор палача часто тупится и отрубают голову далеко не с первого раза… Так может в промежутке между ударами, где-то на мосту между жизнью и смертью, сознание позволит ей напоследок увидеть прежнюю Реджину в той, кто приговорил её к казни? Но эти лихорадочные, беспорядочные предсмертные мысли и надежды перекрывала одна: не закрывать глаза. Не дать себе малодушно зажмуриться перед первым ударом топора, смотреть на любимую, смотреть и любоваться её чертами ровно столько, сколько ей отведено в этом мире, благодарить судьбу за каждое мгновение. Она слышала, как топор тяжело и медленно поднялся над её шеей но продолжала упорно смотреть на королеву, всё крепче сжимая платок, молясь лишь о мужестве, чтобы не закрыть глаза в последние мгновения своей жизни. Сейчас Реджина казалась отчего-то особенно прекрасной в лучах восходящего солнца. И невольно из левого глаза Рыцаря на деревянную плаху упала крохотная слезинка. Он давно перестал бояться смерти, ждал её со смирением, но что станет с королевой после того, как он воссоединится с отцом и матерью? Кто спасёт её, вытащит из океана тьмы, в который совсем скоро она уйдёт с головой?.. Лезвие топора в нескольких дюймах от её шеи… Умереть с честью рядом с любимой — это ли не конец, о котором Эмма мечтала всю свою жизнь? Скоро белоснежный платок с золотистой «Р» выпадет из ослабевших рук, покрывшись кроваво-алыми пятнами, похожими на мак. Реджина поднялась с трона… Зачем? Не важно. Совсем скоро… Пора… — Остановись! — донёсся до ушей Белого Рыцаря крик королевы…