***
Ехали какое-то время в полной тишине. Изредка Эмма с трудом подавляла смешок, рвущийся наружу. Удивительно! Всего полчаса назад она вернулась домой в отвратительном расположении духа, намереваясь завершить этот вечер небольшим поздравлением самой себя и просмотром какой-нибудь забавной ерунды по телевизору, но стоило ей задуть свечу… Она ведь и правда загадала то, что получила. Всё, чего она желала - быть нужной кому-то в этот вечер, и вот теперь вместо того, чтобы свернуться на диване с горячим какао в руке, она несётся по ночному Бостону вместе со своим вновь приобретённым сыном. И если бы Эмма Свон верила в потусторонние силы, которые исполнили таким удивительным образом её желание, ей, наверное, куда проще было бы понять и принять всё то, что будет происходить с ней в течение последующих нескольких недель… Но Эмма Свон скептик, не способный поверить во что-то помимо того, что видит собственными глазами. В этом мире вообще удобно быть скептиком, а к наличию других миров Эмма относилась, разумеется… Скептически. — Что это? — спросила она, мельком глянув на толстый талмуд, лежащий на коленях Генри. — Тебе пока рано знать, — спокойно ответил мальчишка, переворачивая страницу. — Рано знать про сказки? — усмехнулась Эмма. — Это не просто сказки, — уверенно заявил Генри, глядя на мать так твёрдо, словно донести до неё эту мысль — цель его существования. — Всё, что написано здесь, было на самом деле. Эмма вновь перевела взгляд на него, затем на книгу, и снова на него. — Малыш, у тебя проблемы, — полушутя, полусерьёзно сказала она. — И ты их решишь, — ответил «малыш», переворачивая страницу, и тем самым ставя точку в этом странноватом разговоре. Следующий час прошёл в молчании. Город, не спящий даже ночью, полный уличных огней и гудящих машин, как-то неестественно резко сменился местностью более пустынной и заросшей лесами, а поздний вечер, окружавший их в начале пути – глубокой ночью. Эмма давно не выбиралась из города, а потому непривычная тишина и тьма давили на неё, а в голову снова лезли мысли, много неприятных, скользких мыслей, которые на следующее утро оставят от себя лишь осадок, но сейчас занимают всё её сознание. Она отказалась от своего сына. Она всё ещё верит, что поступила правильно, сделав это, но всё же что-то привело его к ней этим вечером. И да, сейчас, в этом месте, на пустынной дороге, среди загадочных силуэтов деревьев, даже она, скептик до мозга костей, допустила предположение, что мальчика привела к ней судьба или Провидение… Вскоре словно из неоткуда на краю дороги вырос знак «Добро пожаловать в Сторибрук!», а затем, застенчиво промелькнув мимо окна, исчез в ночи. Жёлтый жук въезжал во внезапно возникший перед ним городок, на вид совершенно обычная провинция. Людей на улицах не было, лишь фонари и кое-где горящие окна маленьких домов, максимум этажа по три, убедили Эмму, привыкшую к постоянному шуму и оживлённости Нью-Йорка, в том, что здесь вообще есть жизнь. — Приехали, — буркнула Свон голосом, слегка охрипшим после долгого молчания. — Какой у тебя адрес? — Дом забыл, улицу не скажу, — моментально ответил Генри. Хитрый взгляд блеснул в полумраке — он словно проверял, прощупывал, где находится граница дозволенного. Однако сейчас Эмма не была настроена на шутки. Внеплановая четырёхчасовая дорога в полной тишине порядком встрепала ей нервы, поэтому, резко затормозив прямо посреди главной улицы (благо, здешний траффик позволял это сделать), Свон вышла из машины, резко захлопнув дверь. Мальчик последовал её примеру. — Послушай, — начала было Эмма, но тут же её прервал чей-то голос: — Генри! Привет, дружок! — к ним, улыбаясь, шёл мужчина приятного вида, рыжеватый и с далматинцем на поводке. — Что ты здесь делаешь в такое время? При слове «время» Эмма машинально перевела взгляд на городские часы, которые упорно показывали «8:15», хоть сейчас явно позднее… — Я вижу, вы здесь впервые. Они стоят уже много лет, — видя её замешательство, объяснил мужчина, приветливо улыбаясь. — Генри, — он присел и обратился к мальчику. — Почему ты пропустил нашу сегодняшнюю встречу? — Арчи, я… У меня болел зуб, — мигом сочинил Генри. Мужчина улыбнулся, снисходительно и с укором. — Генри, что я говорил тебе про враньё? Ты убежал из дома, верно? Наверняка твоя мама сейчас очень переживает… — Да, к слову, — перебила Эмма Арчи. – Скажите, пожалуйста, где он живёт? — Миффлин-Стрит, это вон в том направлении, — мужчина махнул рукой за спину. — Дом мэра на улице самый большой. — Мэра?! — Эмма резко перевела взгляд на Генри, которого тут же безумно заинтересовали его шнурки. — Так ты сын мэра? — Может быть, — буркнул мальчик, пряча глаза. — Что ж, было приятно с вами поболтать, боюсь, мне пора, — кивнул Арчи. — Будь умницей, Генри. Увидимся в четверг. Генри запоздало буркнул нечленораздельное прощание в спину уходящего знакомого, всё ещё разглядывая землю под ногами. — Твой психолог? — спросила Эмма, вновь садясь за руль жука. — Я не псих! — чуть ли не со злостью воскликнул Генри, пристёгиваясь. — Да и он никакой не психолог, просто забыл, кто он такой на самом деле, как и все в Сторибруке. — То есть ты хочешь сказать, что все жители этого города прокляты и просто забыли, что они сказочные герои? — усмехнулась Эмма. — И они страдают! — Тогда почему бы им просто не уехать? — Они не могут, — ответил Генри интонацией человека, объясняющего двухлетнему ребёнку, что от сования пальцев в розетку он не получит сверхспособностей. — Не могут просто взять и уехать. — И кто же тогда Арчи на самом деле? — Сверчок Джимини. Эмма невольно прыснула. Представить мужчину, которого она только что встретила, сверчком было, в общем-то несложно, но сама мысль, что Генри на полном серьёзе верит в это и смешила, и удручала одновременно. — Перестань, а то нос в машину не поместится. — Я не Пиноккио! — Конечно, нет, — Свон закатила глаза. — Это было бы уже слишком.***
Через несколько минут жук остановился у живой ограды, за которой величественно возвышался белый особняк. Стоило Эмме с Генри ступить на дорожку, ведущую к главному входу, дверь распахнулась, и на пороге появилась женщина. Поначалу Свон не разглядела её черт, слишком стремительно выбежала она к ним на встречу. — Генри! — воскликнула женщина, прижимая к себе мальчика. — Где ты был, я волновалась! — Я нашёл свою настоящую маму! — выкрикнул Генри, вырываясь из её объятий, и быстро, не оглядываясь, побежал в дом. Впервые за всё это время Эмма увидела её лицо; на нём отразилась печаль и словно потерянность, но только на мгновение. Женщина перевела взгляд на Свон, и свет уличных фонарей бликами отразился в карих глазах. — Вы родная мать Генри? — глухо спросила она. — Здрасьте, — нервно улыбнулась Эмма. Странное чувство… Стоило ей встретить взгляд, она была уверена, совершенно незнакомой женщины, что-то внутри оборвалось, как если бы она увидела старого друга или первую любовь спустя долгие годы разлуки… Но ведь это бред, правильно? Она никогда раньше не встречала её, да и каким образом, если этот городок в четырёх часах езды от дома? — Как вас зовут? — спросила Эмма, словно для того лишь, чтобы заполнить возникшее между ними неловкое молчание. — Реджина Миллс, здешний мэр, — женщина попыталась улыбнуться, дабы скрыть ту секундную слабость, которую она только что показала незнакомому человеку и которую точно не собиралась показывать никому… — А вы?.. — Я Эмма. Эмма Свон, — Эмма в свою очередь тоже попыталась выдавить что-то наподобие дружелюбной улыбки. — Чудно, — с холодной вежливостью произнесла мэр. — Что ж, мисс Свон, не желаете пропустить по стаканчику лучшего сидра, который вы когда-либо пробовали? — А нет чего покрепче?***
Пару минут спустя Реджина вручила гостье стакан с яблочным сидром. Эмма продолжала пристально наблюдать за ней. Да, там, во дворе, то, что она подумала об этой женщине, точно было лишь наваждением, не более того. События сегодняшнего дня порядком помутнили её обычно ясное сознание, и теперь абсолютно любое новое лицо кажется ей давним знакомым или знаком судьбы. Ещё бы, особенно после того, как на её пороге ни с того ни с сего объявился её родной сын. Теперь, при ярком свете помещения, Эмма удостоверилась в том, что никогда не видела Реджину, разве что, от этой мысли Свон невольно усмехнулась, в какой-нибудь «прошлой жизни». — А что с отцом Генри? — как бы невзначай спросила брюнетка. — Есть и он, — пожала плечами Эмма, вырываясь из кокона своих мыслей. — Стоит ли мне о нём беспокоиться? — Реджина присела на край кресла, жестом приглашая гостью последовать её примеру. — Он не в курсе, — горько усмехнулась Свон. — Стоит ли мне беспокоиться о вас? Вопрос повис в воздухе. Мэр откинулась на спинку кресла, тяжёлый взгляд пристально вперился в сидящую напротив. Её руки по-королевски лежали на подлокотниках, как если бы она сидела на троне, в левой был стакан с сидром, однако взгляд карих глаз был внимателен и трезв. Реджина ждала ответа. — Нет, — наконец дала его Эмма, неспособная разорвать зрительный контакт с женщиной, словно жертва удава под действием гипноза. — Нет, он ваш сын. А мне, пожалуй, пора. — Разумеется, — улыбнулась Реджина, но лишь губами, глаза же остались холодными и непроницаемыми. — До свидания, мисс Свон. Скомканно попрощавшись, Эмма покинула особняк. По дороге она обернулась, бросила на дом последний взгляд и увидела одно горящее окно на втором этаже и печальное лицо мальчика на фоне неяркого света ночника… Эмма села за руль, чувствуя, как сердце бешено бьётся о рёбра, словно она только что пробежала по меньшей мере милю. Она боялась этого момента, когда впервые с момента приезда сына останется наедине с собственными мыслями. «Нужно уехать,» -ф первая мысль. «Как можно быстрее, как можно дальше,» — вторая… Это уже привычка, рефлекс; каждый раз, когда в её жизни появляется что-то новое, неизвестное, всё, чего ей хочется — убежать, убежать от ответственности, убежать от того, что может вовсе и не быть опасностью. Ей хочется снова вернуться в Бруклин, в свою нормальную жизнь, стереть воспоминания об этом во всех смыслах удивительном вечере, и лишь сейчас Эмма запоздало сообразила, что «сбежать» хочет не только из-за сына, но и того непонятного, а потому мешающего ей чувства, которое ворочалось в её груди с того самого момента, как она взглянула на его мать… Жук тронулся, поехал по мокрым от недавнего дождя улицам Сторибрука, пока вновь не оказался на дороге посреди леса, где лишь фары освещали небольшую часть местности вокруг. Эмма невольно поёжилась — в темноте неприятные мысли всегда лезут настойчивее, чем при дневном свете. И теперь, в ночи, к ней снова возвращалось это странное чувство, то, что она испытала, когда увидела Реджину… Она точно видела её раньше, точно слышала где-то её голос, даже её имя… — Реджина, — негромко произнесла Свон, словно пробуя его на вкус. Горьковатое. И она точно когда-то произносила его, но вот только когда и зачем? Она не знает никого, носящего это имя, по крайней мере, не знала до сегодняшнего дня, но словно уже называла его, когда-то давно, в детстве, или даже раньше… Где-то впереди, в месте, до которого пока что не добрался свет фар, неожиданно появился тёмный силуэт, ещё более тёмный, чем эта ночь, а потому выделяющийся на её фоне. Эмма моргнула, и силуэт словно исчез на мгновение, но затем вновь появился, ещё более отчётливый, в свете фар автомобиля. Волк. Женщина не успела затормозить, всё, что она смогла сделать — резко свернуть вбок и на полной скорости внестись в знак «Добро пожаловать в Сторибрук». По инерции её голова дёрнулась и ударилась о руль. Последнее, что услышала Эмма — волчий вой, а затем — лишь тишина сквозь нарастающий гул в голове…