Words

Гарри, стиснув зубы, проталкивается сквозь бесконечную толпу на Косом переулке. Он сильно натягивает капюшон куртки на лицо, и это чудом спасает его от узнавания. По крайней мере, пока. Он пробирается через переулок, недоумевая, почему, черт возьми, так много людей решили прийти сюда именно сегодня. Затем он видит девушку, несущую школьные учебники, и понимает, что он идиот. Сегодня первое августа. Список школьных принадлежностей прислали ещё вчера. Конечно, люди уже закупают вещи для школы. Отличный выбор дня, реально, Поттер, — думает он про себя. Ладно. Он идет дальше, пока не доходит до места встречи. Кафе-мороженое Флориана Фортескью уже кишит людьми. Гарри медленно проходит мимо столиков, вытягивает шею, осматриваясь. Нет, нет, и не там… ах. Его губы невольно растягиваются в улыбке, когда он замечает молодого круглолицего парня за одним из столиков. Он широко ухмыляется и подходит к нему. — Гарри, привет! Невилл Лонгботтом не сильно изменился. У него были все то же круглое лицо, та же копна каштановых волос и та же добрая улыбка. (Гарри часто задавался вопросом, почему мальчик не находится в Хаффлпаффе) Но он немного похудел. Его щеки были впалыми, и он выглядел уставшим. Словно что-то медленно пожирает его изнутри. Гарри улыбается и садится напротив своего друга. — Привет. Как ты? Лонгботтом слегка пожимает плечами. — О, знаешь, все по-прежнему. Все в порядке. А ты как? В письме ты мне показался расстроенным. Расстроенным? — Что? О, нет, я в порядке. Лето прошло… нормально, наверное. Ну, знаешь, вечные ощущения чертова одиночества, бессонницы и приступов паники из-за моей родственной души, клааааасс. Какое-то время они смотрят друг на друга. Потом Невилл фыркает. — Значит, у нас обоих было отстойное лето, да? Гарри издает испуганный смешок, чувствуя, как напряжение рассеивается. — Похоже на правду. — Как мило, — усмехается он. — Так ты был у своих родственников? Гарри переплетает пальцы. — Да… они в основном игнорировали меня. — Боже, это ужасно. — Эх, не совсем. Так даже лучше… ты же живешь с бабушкой, да? У Невилла появляется кислое выражение лица. — Это отстой, чувак… но да, я живу с бабушкой… да. — Я думал, у вас с ней все хорошо. — О да, все было нормально… но, как я уже говорил тебе в своем письме… она не очень довольна моей меткой… Гарри морщится. — Это… это неприятно. Но почему? Что не так? Невилл ерзает на стуле, бессознательно играя ложкой с уже растаявшим мороженым. — Она… Гарри протягивает руку, нежно сжимая его ладонь. — Эй. Что бы там ни было, мне все равно. У меня чуть не случился сердечный приступ, когда я увидел свою метку, твоя не может быть хуже. Невилл выглядит неуверенным, и Гарри был готов смириться с тем, что мальчик ничего ему не скажет. В конце концов, это личное дело каждого. Но Невилл проводит рукой по волосам и говорит: — Просто… пообещай, что не станешь меня ненавидеть. Чувак, у тебя нет метки Авада Чертова Кедавра, конечно, я не стану… — Зачем мне? Не то, чтобы ты можешь это контролировать. И это самое печальное. Невилл оглядывается, и Гарри не может не заметить огромные мешки под его глазами. Каким-то образом знание того, что Гарри не единственный, у кого проблемы со своей родственной душой, улучшило его настроение. Это звучало немного эгоистично, но, честно говоря… так оно и есть. И Гарри не планировал никому рассказывать о своей метке, но если у Невилла тоже с ней проблемы, он поймет, верно? — У меня не появилась метка. Гарри замер, резко прервав свои мысли. — Стоп, чего? Невилл кисло улыбнулся ему. — Моя метка не появлялась. Нигде. У меня её нет. Гарри ожидал многого, но далеко не этого. Он моргает, пытаясь подобрать слова. — Но это значит... — Ага, — брюнет облокачивается об стол, выглядя совершенно несчастным. — Да, это значит, что у меня нет родственной души, Гарри. У меня нет метки. Кто-то справа от них встает и уходит. Гарри чувствует, что его разум кружится. Это было ужасно. Иметь в качестве родственной души кого-то, кто тебе не нравится, было ужасно, но не иметь никого… Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но понимает, что не знает что говорить. Он кривится и смотрит на стол. — Это… Моргана, это отстой. Невилл грустно смеется. — Да, да, это так. Бабушка думает о том, чтобы лишить меня наследства. Моргана, Невилл… — Невилл, это ужасно. — Да, наверное… Я не виню ее. Я ничего не стою. Я бесполезен во всем, что я делаю, я всегда был таким, поэтому вполне логично, что я не заслуживаю родственной души. Гарри хмурится. — Невилл, нет. Перестань, это совсем не так! — Но... — Нет, послушай, это неправда, хорошо? Ты не бесполезен. Невилл, ты хорош во многих вещах. То, что говорит твоя бабушка — неправда. Невилл выглядит не очень убежденным. — Ну…. Я ошибка. У меня нет родственной души. Мы оба знаем, что только бесполезные люди не получают метки. Гарри сжимает кулаки. — Это неправда. Таких людей, как ты, много, и многие из них были довольно успешными. Невилл фыркает. — Как кто? Мальчик-Который-Выжил продолжает: — Эйнштейн, например. Или Да Винчи. Или Хатшепсут. Или Джейн Остин. К сожалению, увидев растерянный взгляд Невилла, Гарри понимает, что все эти люди были магглами. — Эм… я никогда о них не слышал. Он вздыхает. — Они магглы. Но все они либо очень умны, либо успешны, либо хорошо известны в маггловской истории. — Ну, ладно… Наверное… все же… даже если это правда, мы говорим обо мне. Зеленоглазый подросток тяжело вздыхает, сочувствуя своему другу. — Ты не так плох, как думаешь. Но я понимаю тебя. Это ужасно. — Да-да, расскажи мне об этом. — Кроме того, твоя бабушка ужасна. Невилл молча отводит взгляд. Гарри видит, что он согласен, но, похоже, это глубоко задевает его. Гарри вспомнил, когда он сам осознал, что его родственники не любят его, и как ему стало грустно от этого. Он уже стал к этому безразличен, но понимал, что, должно быть, почувствовал Невилл в этот момент. — А я то думал, что мы собирались мило и легко поболтать, — шутит Невилл. Они оба смеются, и Гарри рад, что его настроение немного улучшилось. — Подожди, пока не услышишь о моей метке. Невилл поднимает брови. — Она не может быть хуже, чем у меня. — О, ты удивишься. Он собирается рассказать ему? Он действительно собирается рассказать ему. Боже. Выражение лица Невилла становится серьезным. — Ты серьезно? Именно. — Да. Но ты тоже должен пообещать, что не будешь ненавидеть меня. — Гарри, я только что сказал тебе, что презираю меньше одного процента людей на всей Земле. Ты мой друг, несмотря ни на что. Он действительно должен был стать хаффлпаффцем. Гарри прикусывает губу. Он знает, что многие люди возненавидят его, если узнают. Он не был на сто процентов уверен, что Невилл этого не сделает. Но этот мальчик был его другом. Другом, который только что рассказал ему что-то очень личное. Другом, который единственный написал ему за все лето. Горечь попадает ему в горло и это только укрепляет его решимость. Он осторожно убирает волосы со лба и наклоняется к Невиллу. Мальчик читает два слова, и Гарри видит, как его брови задумчиво хмурится. Затем его рот открывается в маленьком «о». — О, Гарри… это… о, Гарри… Мальчик-Который-Выжил вздыхает и отпускает волосы. Он строит гримасу, увидев необузданные эмоции на лице Невилла. — Это ужасно. Гарри пожимает плечами. — Ага. — Твоя родственная душа попытается тебя убить? Ох. О, Невилл. Ты, невинная душа... — Невилл… он уже это сделал. Ему требуется мгновение, чтобы понять слова Гарри. Затем он заметно бледнеет, медленно откидываясь назад. — Не может быть… — Да. — Но… он? Он? Гарри, ты этого не заслуживаешь, — Невилл выглядит испуганным. Гарри упирается подбородком в кулаки. Он отводит взгляд, его глаза глядят в бок, но ничего не замечают. Что он вообще заслуживает? — Но зачем… зачем ему пытаться убить тебя, если ты его родственная душа? Гарри тоже не понимает. Скорее всего, Волдеморт просто не знает о их связи. Невилл смотрит на него испытующими глазами, и Гарри, наконец, решает встретиться с ним взглядом. — Я не знаю. Думаю, он просто слишком безумен, чтобы это заметить. А, может, он и знает, но для него это не имеет значения. Или… может, не имело до сих пор. В настоящее время Волдеморт был в здравом уме… так что была вероятность, что он поймет… Гарри быстро отбрасывает эти мысли. Они слишком его пугают. Другой мальчик выдыхает. — Мерлин, Гарри… Это ужасно. Гарри пожимает плечами. — Да, но что я могу сделать? Иногда мне жаль, что я нахожусь не на твоем месте… — Знаешь… я вроде как тебя понимаю… но, по крайней мере, ты знаешь, что кто-то может полюбить тебя. — Невилл, он пытался убить меня несколько раз и пытал ради забавы. Я бы предпочел, чтобы у меня никого не было. И серьезно, тебе хоть можно выбирать. Тебе не суждено быть с кем-то. Ты можешь встречаться с разными людьми и в конечном итоге останешься с кем-то, кого искренне полюбишь. Я… у меня есть только два варианта. Либо меня убьет моя родственная душа, либо я буду вынужден убить его. Потому что, в конце концов, это должно случиться. Чем бы они ни клялись, пророчество ясно давало понять их будущее. И однажды это должно будет произойти. Наследник Лонгботтомов некоторое время обдумывает ответ Гарри. Он погружается в свои мысли, и Гарри позволяет ему, стараясь не слишком сосредотачиваться на эмоциональной боли. В конце концов Невилл проводит рукой по волосам и говорит: — Нам обоим пиздец, не так ли? Гарри смеется. — Ты прав. Так и есть. Второй парень тоже смеется, и Мерлин, он был рад, что у него есть такие друзья. — Ты никому не скажешь, да? — спрашивает он, просто чтобы убедиться. — Гарри, зачем мне? Это было бы ужасно с моей стороны. — Ладно, ладно… просто проверил, — Гарри скрещивает руки на груди. — Просто чтобы ты знал, я тоже никому не собираюсь рассказывать о тебе. — Спасибо, — улыбается он. Они сидят там, просто улыбаясь, какое-то время. Затем Невилл указывает головой на прилавок. — Так ты будешь мороженое или…? — Ах, да. Конечно. Когда они встают, собираясь купить мороженое, Гарри убеждается, что капюшон все все еще на его голове. Мальчики начинают болтать о других вещах, в основном о том, как проходит их лето, и о многом другом. Невилл рассказывает ему, как Тревор потерялся на десять дней, прежде чем он нашел его возле самки жабы. Также, судя по всему, день рождения Невилла прошел ужасно, так как большинство его родственников уехали, как только узнали о его метке (или об ее отсутствии). Они проходятся по Аллее, заглядывают в несколько магазинов и продолжают разговаривать. Когда они доходят до Флориш и Блоттс, Невилл неожиданно спрашивает: — Итак, ты собираешься куда-нибудь до конца лета? Гарри глядит на раздел бестселлеров, стараясь, чтобы его ответ не прозвучал так горько, как он себя чувствует: — Ничего особенного, если ты об этом спрашиваешь. Обычно я бы остался с Роном, но он не отвечает ни на одно из моих писем… Невилл хмурится. — Правда? Но почему? Он пожимает плечами. — Откуда мне знать? Он не писал мне с конца года. Должно быть, разочарование все же отразилось на его лице, потому что Невилл успокаивающе кладет руку ему на плечи. — Я уверен, что этому есть объяснение. Он бы не бросил тебя просто так, без причины. Он смотрит в доброе и дружелюбное лицо своего друга и тихонько смеется. — Ты действительно должен быть хаффлпафцем, знаешь? К сожалению, слова производят обратный эффект. Невилл хмурится, отстраняясь. Гарри жалеет о своих словах, когда видит явную боль в глазах друга. — Ну, что ж, спасибо… — Невилл, подожди, я говорил не в плохом смысле! Я… — он вздыхает. — Ты просто очень, очень хороший друг. Понимание отражается в глазах брюнета, и он краснеет. — О… ну, в таком случае, спасибо, Гарри. Затем он склоняет голову. — Ну, так ты собираешься остаться у своих родственников? Гарри фыркает. — Не думаю, что смогу прожить с ними еще один месяц. Я планирую уйти. — Действительно? Куда ты пойдешь? Гарри останавливается. Это было под вопросом, не так ли? Куда он собирался пойти? — Я… я все еще не уверен. Я мог бы просто остаться в Дырявом Котле. Невилл прикусывает губу. — Ну, знаешь, я могу спросить бабушку, не можешь ли ты остаться с нами. Я уверен, что все будет хорошо… — Даже несмотря на то, что она злится на тебя? Лицо Невилла мрачнеет. — О… ну да, это может быть проблемой. Но, эй. Я все равно спрошу. Ты не можешь просто остаться на улице. Он улыбается. — Спасибо, Невилл. Это очень любезно с твоей стороны. Но я разберусь с этим сам, хорошо? Его друг вздыхает, но кивает. — Хорошо. Но напиши мне, если что-нибудь случится, ладно? Гарри кивает. — Я напишу, обещаю.

***

Гарри идет обратно к дому Дурслей, его счастье рассеивается с каждым шагом. Он идет туда только для того, чтобы забрать свои вещи и уйти. Больше ничего. Поговорив с Невиллом и подумав об этом, он понял, что действительно не может оставаться там. Он хочет уйти. Он хочет уйти от этих людей. Он хочет закрыть дверь за собой и никогда не возвращаться. И впервые в жизни он может. Он может взять свои вещи и просто… уйти. Конечно, он еще несовершеннолетний. Но кого это волновало? Единственной угрозой для него всегда был Волдеморт, и знаете что? Он больше не может причинить ему боль. Поэтому, действительно, был ли еще какой-то смысл оставаться? Любая другая уважительная причина? Он знает, что Гермиона может придумать штук двадцать… Но все они меркнут на фоне возможности свободы. Но что, если его найдет Министерство? Они нашли его перед 3-им годом и позволили ему остаться в Дырявом Котле. Что, если Пожиратели Смерти попытаются убить его? Возможно, но маловероятно. Скорее всего, Волдеморт уже сообщил им об изменении. А если он окажется на улице? У него достаточно денег, чтобы постоять за себя. Так что да, он может смело уходить. Он подходит к дому и тихонько входит. К его огромному облегчению, внутри никого нет. Гарри оглядывает дом, и его плечи буквально опускаются от облегчения. На самом деле уйти не так-то просто — даже в его ситуации — но если бы ему пришлось столкнуться с Дурслями… Зеленоглазый мальчик быстро берет свой рюкзак. Он стаскивает с пола рассыпавшуюся древесину и хватает свои самые ценные вещи — мантию-невидимку, палочку и карту Мародеров. Он кладет все в свой рюкзак, прежде чем в последний раз проверить, не оставил ли он что-нибудь еще. Затем его пальцы касаются гладкой поверхности. Его рука замирает. Как он мог забыть об этом? Его дрожащая рука медленно вытаскивает маленькую черную книгу в кожаном переплете. Она кажется слишком легкой в его руках, и все же он чувствует себя точно так же, как когда он держал её в первый раз. Он был таким глупым. Было так глупо хранить этот дневник, но он сделал это. Он пролежал там, под его кроватью, много лет. И он хранил его там, уже успев позабыть об этом. Теперь это было почти иронично. Конечно, я сохранил его, — усмехается он про себя. — Я слишком любил его. Он проводит пальцами по дневнику, не зная, что должен чувствовать. Во-первых, он очень хорошо помнил, что сделала с ним… эта часть Волдеморта. Во-вторых, он сам его уничтожил. И в-третьих, он не хотел его оставлять. Бля, он так запутался. Он чувствует себя запутанным клубком, состоящим из слишком многих чувств, слишком многих мнений и слишком многих мыслей, блуждающих в его голове. Это был один из тех объектов, о которых говорил Волдеморт. Тот самый, который пытался убить его, когда ему было двенадцать лет. Теперь он был полностью и совершенно бесполезен, будучи уничтоженным в прямом и переносном смысле. Он должен вернуть его Волдеморту. Он должен пойти, вернуть его и сказать: — Эй, посмотри, что я только что нашел, пока! И уйти. У него не должно быть никаких привязанностей к этой дурацкой книжке. Он кладет дневник в свой рюкзак, который затем перекидывает через плечи. Он отказывается думать об этом. Хедвиг в комнате, спит на своем насесте, и он тихо подходит к ней. Мягко лаская ее перья, он наблюдает, как ее большие глаза открываются и моргают, глядя на него. — Эй, девочка, — воркует он. — Мы уходим. Она пялится на него. Он вздыхает, опуская руку. — Не надо быть такой довольной. Она продолжает смотреть. — Да, да, я знаю, мне давно надо было уйти, да. Счастлива? Она ухает, выглядя неестественно самодовольной для совы. Гарри невольно улыбается. — Лети в Дырявый Котел. Я встречу тебя там. Его сова взъерошивает свои перья, и как только он открывает окно, она улетает. Гарри берет ее клетку вместе со своими вещами и спускается вниз. Он останавливается перед чуланом под лестницей. Его дядя запер его вещи там в начале лета. Не все, конечно. Гарри забрал свои самые ценные вещи, и сейчас они лежат в его рюкзаке, но его чемодан, набитый школьными мантиями и книгами, и его метла заперты в чулане. Хорошо, что Фред и Джордж научили меня взламывать замки. Он проходит в ванную, находит одну из заколок тети Петунии и отпирает тяжелый висячий замок. Близнецы научили его, как это делать, летом перед вторым курсом. Он сам попросил их помочь. И, ну, эти двое никогда не могли пройти мимо шалостей, поэтому они с радостью показали ему, как это делать. Он открывает дверь и замирает. Столкновение с комнатой, в которой он некогда спал, навевает некоторые воспоминания. Те, которые он хотел бы забыть. Но, конечно, мир устроен не так. Он никогда не забывал. Глядя на чулан сейчас, зная, что он прощается с этим домом… он чувствует освобождение. Это хорошо. Он смотрит на крошечное пространство и задается вопросом, как ему вообще удавалось там помещаться. Спать, жить там. Раньше он ненавидел чулан, и все же он был его безопасным местом. Получается, ему было настолько хреново? Волшебник усмехается. Он берет свои вещи и закрывает дверь. Он никогда не хочет видеть это снова. И не собирается. Никогда. С этими мыслями он выходит из дома. Он оглядывается, прежде чем вытащить свою палочку и взмахнуть ею, вызывая Ночной Рыцарь. Это самый быстрый способ добраться до Дырявого Котла, хотя и немного неудобный. Ему не приходится долго ждать. Прежде чем он осознает это, в его поле зрения вспыхивает голубая вспышка, и он обнаруживает перед собой автобус странной формы. Стэн Шанпайк выглядит удивленным, когда видит его, но Гарри не дает ему возможности что-либо сказать. Он отдает ему свои вещи и входит, даже не оборачиваясь на дом. Ему просто нужно уехать. Так быстро, как только возможно. Он находит свободное место и садится, крепко держась за сиденье перед собой. Супер. Теперь он просто собирается снять комнату в «Дырявом Котле», проверить состояние своего хранилища и решить, что делать дальше… Или, так он думает, до того, как кто-то садится прямо рядом с ним. — Привет, малыш. Гарри оборачивается и не верит своим глазам. Рядом с ним сидит Барти Крауч-младший.