Words

Как оказалось, ЗОТИ у Гарри не будет до четверга. Великолепно. Чертовски потрясающе. Вместо этого он первым уроком в понедельник получает двоенное Зельеварение. Потому что, почему бы и нет, верно? Почему, собственно, блять, и нет? Он почти не думал о Снейпе или Малфое с тех пор, как получил метку, и, похоже, забыл учесть их в своих прогнозах на этот год. Потому что Малфой все еще придурок, независимо от того, на чьей стороне войны Гарри решил быть. Он понимает это, как только подходит к классу Зелий. Двери все еще заперты, но кучка гриффиндорцев – и слизеринцев, хм, – уже стоит около них. Гарри и Невилл прислоняются к ближайшей стене, довольствуясь болтовней и полностью игнорируя Малфоя и его идиотскую компашку. Гриффиндорцы бросают на него странные взгляды — вероятно, из-за вчерашней сцены, отличная работа, Гарри, — но он и на них не обращает внимания. Он просто хочет прожить один чертов год, не привлекая ничьего внимания. Он слишком много просит? Судя по всему, так и есть, поскольку Драко Малфой решает использовать именно этот момент, чтобы с важным видом подойти к ним. Крэбб и Гойл шагают прямо за ним. Гарри вздыхает и закатывает глаза. С неким счастьем он осознает, что на заднем плане Забини тоже закатывает глаза. — Поттер, — усмехается наследник Малфоев. — Как приятно снова видеть тебя. Гарри вздыхает. — Чего ты хочешь, Малфой? Блондин игнорирует его и бросает на Невилла полный презрения взгляд. — Как я вижу, ты поменял друзей… к сожалению, в худшую сторону… Гарри стискивает зубы. — Иди на хуй, а? — Что ты, Поттер, — смеется он. — Я просто констатирую факты. Разве ты не слышал? Лонгботтом здесь безметочный. Все поворачиваются к ним. Невилл смотрит на Малфоя глазами, полными ненависти, но молчит. Гарри злится. Очень сильно. — Да? И что? Это не делает его хуже. Еще один смешок. — О, пожалуйста, перестань врать ради него, Потти. Я имею в виду, кому вообще нужен Шлонгботтом? Слизеринцы расходятся в смехе. Гарри тянется за палочкой, но его останавливает рука Невилла, обхватившая его запястье. Он подавляет свой гнев. Малфой хочет разозлить его. Ему нужно сохранять спокойствие. Гарри смотрит на блондина и хмурится. — Вероятно, намного большему количеству людей, чем хотелось бы тебе. Слизеринец рычит: — Да неужели? Защищай его сколько хочешь, Поттер, отсутствие метки говорит достаточно. Он бесполезен, как мы и говорили с самого начала! Рука на запястье Гарри напрягается. — Он стоит не меньше меня. Глаза Малфоя расширяются. — Что... — У меня нет метки, как у Невилла. По коридору прокатывается волна вздохов. Гарри стоит неподвижно и гордо. Он знает, что только что сделал. К обеду вся школа будет знать, что он только что сказал. Гарри Поттер без метки? Он не удивится, если завтра найдет статью об этом в «Ежедневном пророке». Но он думал об этом. Он долго раздумывал о том, что скажет миру. И это было самое выгодное решение, которое он смог найти. Никто не захочет видеть его метку, никто не станет строить догадки, какая она, и никто не будет пытаться встречаться с ним. И никто не подумает, что у него на самом деле есть родственная душа. Задача решена. Глаза Невилла расширяются одновременно от благоговения и паники. Побледневший Малфой смотрит на него в шоке. — У-у тебя нет метки? Но ты Гарри Поттер! — шипит он. Гарри поднимает брови. — И? Малфой жмурится. Он знает, что как только шок пройдёт, этот белокурый придурок будет использовать это против него. Но что с того? Гарри предпочел бы иметь дело с Малфоем, говорящим глупости, чем с тем, чтобы весь волшебный мир дышит ему в затылок из-за Темного Лорда в качестве родственной души. По большому счету, люди вроде Малфоя почти ничего не значат. Медальон до сих пор хранил молчание, но теперь он нагревается в безмолвной поддержке. Гарри еще лучше научился понимать знаки Тома. Малфой делает шаг назад. — У тебя нет родственной души? Он смотрит на Гарри так, словно у него выросли две головы. Гарри открывает было рот, чтобы ответить, когда дверь в класс Зелий распахивается. Впервые за всю жизнь Гарри рад видеть Снейпа. Мастер Зелий бросает на них презрительный взгляд и безмолвно впускает их внутрь. Гермиона и Рон должны прийти позже из-за своих обязанностей старост, так что Гарри присаживается к Невиллу. Он понимает, что Рон и Гермиона все равно захотят работать вместе, так что… Хотя, размышляя об этом, Гарри не был полностью уверен, насколько хорошо они сработаются. Рон и Гермиона милы друг с другом, но Гарри знает их достаточно хорошо, чтобы понимать, что эти двое могут легко поссориться из-за учебы. Они с Невиллом садятся за один из пустых столов в конце класса. Невилл бросает на него извиняющийся взгляд, как будто думает, что работать с ним над Зельем будет Гарри в тягость. Ну… ладно, работы Невилла в этом классе были не из лучших. Тем не менее, Гарри уверен, что если Снейп просто перестанет все время дышать в спину этого мальчика и позволит им спокойно работать, вместо того, чтобы кричать на Невилла из-за каждой мелочи, может быть — ну, знаете, просто может быть — Невилл не напортачит так сильно. К сожалению, они все еще живут в мире, где Снейп их профессор Зелий, так что Гарри может только мечтать об этом. Снейп взмахивает палочкой, и через несколько секунд на доске появляется инструкция для их первого зелья. — Как вы все знаете, в этом году вы сдаете СОВ. Зелья, которые я собираюсь обсудить с вами, могут появиться на вашем экзамене. Так что я очень надеюсь, что все вы, — его глаза скользят по Гарри и Невиллу. — Обратите в этом году пристальное внимание на мой урок. Малфой начинает хихикать. Снейп игнорирует его — что неудивительно — и продолжает: — Сегодня мы будем делать зелье, которое часто встречается на СОВ: Напиток мира — зелье, успокаивающее тревогу и волнение. Однако будьте осторожны — если вы будете слишком строги с ингредиентами, вы погрузите пациента в тяжелый, может даже в необратимый сон, поэтому вам нужно пристально следить за тем, что вы делаете. Инструкции находятся на доске; у вас есть два часа. С этими словами он садится за свой стол, а студенты встают и направляются к шкафу с ингредиентами. Гарри вздыхает. Еще один год Зельеварения… потрясающе. Он смотрит на Невилла. — Ты хочешь пойти за ингредиентами или…? — О, может быть, будет лучше, если ты сходишь? Я действительно не хочу снова все испортить. Гарри кивает и встает. Через несколько минут он возвращается с охапкой ингредиентов. Он и Невилл начинают свое зелье, Гарри трижды прочитывает инструкцию. Он соглашается с Невиллом – им действительно не нужно, чтобы Снейп кричал на них в первый час занятий. Но опять же, он всегда старается изо всех сил на Зельеварении и что в итоге? Снейп просто… Снейп. Они принимаются за зелье, Том время от времени дает случайные советы. Однако большая часть из них оказывается полезной, так что Гарри не может жаловаться. Мысли о Томе всегда наполняют его теплом. Том… его Том действительно лучшее, что с ним когда-либо случалось. Он очень рад, что он у него есть. Он воспользовался его советами, и создание их зелья пошло более плавно. Произошедшее связало Гарри и Невилла — появилась молчаливая решимость изменить ситуацию в этом году. Они начинают готовить ингредиенты — измельчать лунный камень и отмерять сироп морозника, — когда Гермиона и Рон заходят в класс. Снейп бросает на них взгляд. — Вы опоздали. — Хм, сэр, у нас были обязанности старост, — говорит Гермиона. Снейп усмехается. — Ну тогда по пять очков с каждого за то, что не сообщили мне об этом. — Но, сэр… — начинает она. — Принимайтесь за работу, пока я не забрал больше очков. Гарри смотрит, как Мастер Зелий уходит в кладовую, и чувствует, как его ноздри раздуваются от гнева. Гермиона и Рон замирают на мгновение, прежде чем сесть, выглядя очень сбитыми с толку. Гарри бросает на них извиняющийся взгляд. Это чертовски несправедливо. Это даже не имеет смысла. Но Снейп — это Снейп, так что Гарри, вероятно, не следует ожидать чего-то другого. Он переглядывается с Невиллом, прежде чем снова сосредоточиться на их работе. Он действительно не любил Зелья.

***

Неделя тянется так медленно, что Гарри хотелось выпрыгнуть из кожи. К утру вторника все знают, что у него нет метки. К среде выходит статья «Ежедневного пророка»‎. В тот день Невилл и Луна загнали его в угол перед Травологией, и ему пришлось объяснять им, что он надеялся именно на такой исход. Это было лучше, чем открыть правду. Они нехотя согласились, пожелав ему удачи в решении этого вопроса, а Невилл в шутку заявил, что теперь они в этом аду вместе. Ему нравится Невилл. Том еще раз спрашивает, не должен ли он был позволить шляпе отправить его в Слизерин. Так продолжается неделя, и он постепенно приближается к встрече с Волдемортом. Хуже всего то, что он не мог даже показать своего волнения никому, кроме Тома. Луна и Невилл были понимающими, но он сомневался, что они обрадуются, услышав, что его родственная душа учит их ЗОТИ. Он спросил Луну о том, как прошло ее ЗОТИ, и она сказала, что профессор Картрейн был «лучшим учителем, который у нее когда-либо был, очень непредубежденным, и что он ему понравится». Почти каждую ночь он проводит с Томом в своих снах. Он может жаловаться на все Тому. Это приятно. Поцелуи были дополнительным преимуществом. Но, наконец, наконец, после нескольких дней ожидания и мелькания Волдеморта в коридорах, настает время его первого занятия Защиты от Темных Искусств. Он находится с Невиллом, Гермионой и Роном, ожидая прибытия своего нового «профессора». Гарри не может спокойно стоять на месте. Успокойся, дорогой, — успокаивающе произносит Том. — Он скоро придет. И тогда ты будешь просто смотреть, как он обучает вас. Он ничего плохого не сделает в классе, ты это знаешь. Я знаю, я знаю, я знаю, — полускулит он, готовый начать ходить взад-вперед. И затем после этого у тебя будет возможность поговорить с ним. Что хорошо... Да, только именно разговорная часть заставляет меня нервничать, Том, так что... Из медальона доносится вздох. Гарри проводит рукой по волосам, надеясь, что никто не посчитает это странным. Что, если он захочет вернуть тебя? Ответ Тома приходит незамедлительно: Тогда я поговорю с ним и прослежу, чтобы он вернул меня тебе. Но Том… технически ты его, а не мой. Он имеет полное право забрать тебя. Том показывает ему изображение, на котором они обнимаются. Я не позволю нам расстаться, хорошо? Гарри сжимает медальон так сильно, как может. Хорошо. — Гарри? — Рон касается его руки. Подросток вздрагивает от шока. — Ч-что? Его друзья усмехаются. — Извини, ты, кажется, просто отключился на некоторое время. Все в порядке, приятель? Гарри смотрит на них, улыбаясь. Он ненавидит ложь, правда. — О, знаешь, — пошутит он. — Просто интересно, не попытается ли этот учитель ЗОТИ убить меня… снова. Они смеются. У Гарри была некоторая уверенность, что этот год может оказаться лучше… но на самом деле он был Гарри Поттером. Что-то должно произойти в течение этого года, хочется ему этого или нет. Именно в этот момент дверь в класс открывается и появляется Анион Картрейн. Он одаривает студентов очаровательной улыбкой — красивее и намного лучше, чем улыбка Локхарта, если кто-нибудь спросит Гарри, — и склоняет голову в сторону класса. — Заходите. Гриффиндорцы и слизеринцы вздыхают, входят в класс и занимают свои места. По пути Гарри видит хихикающих Лаванду и Парвати и не может не вздохнуть. Да, хорошо, он понял, Волдеморт хорош собой, ну и что? Может быть, он немного ревнует. Может быть. Немного. Ага. Он садится так далеко, как только может, рядом с Невиллом и позади Рона и Гермионы. В прошлом году ему было немного грустно от того, что их рассадка поменялась, но теперь он обнаруживает, что не имеет ничего против. Ему нравится сидеть с Невиллом. Класс успокаивается, все взгляды прикованы к их новому профессору. Волдеморт — или ему следует называть его «профессор Картрейн»? – поворачивается к классу и еще раз улыбается. — Как вы, возможно, уже знаете, меня зовут Анион Картрейн, — он поднимает мел и пишет свое имя на доске. — И в этом году я буду учить вас Защите от Темных Искусств. Я сказал в этом году, потому что, хотя я с удовольствием учил бы вас дольше, чем десять месяцев, я знаю, что происходит с учителями ЗОТИ в этой школе. По классу проносятся смешки. — Я не из тех, кто считает, что эта позиция действительно проклята. Но за более чем сорок лет не было ни одного учителя Защиты, который проработал бы больше года. Я полностью уверен, что мы не увидимся после окончания лета. Вот почему я немного подправил учебную программу, чтобы использовать ее на максимум. Он мне нравится, — ни с того ни с сего комментирует Том. — В этом году вы сдаете СОВы, и я подготовлю вас к ним, но я также хочу убедиться, что смогу научить вас чему-то, что пригодится вам в будущем. Его глаза сверкают красным. Он встречается взглядом с Гарри через всю комнату, и Гарри мог поклясться, что мужчина ухмыльнулся. Гермиона поднимает руку. — Сэр? — Да, мисс Грейнджер? — Чему именно Вы собираетесь нас учить? — На самом деле довольно многому, — отвечает он. — Но сейчас, я думаю, мы должны перейти к основам. Основам? — Гарри моргает. — Что? — Не беспокойтесь о заклинаниях или сглазах, — быстро заявляет Картрейн, когда весь класс переглядывается в замешательстве. — Просто я думаю, что важно понять, почему я буду вас этому учить, прежде чем мы сможем двигаться дальше. Я не верю, что вы можете по-настоящему учиться, если не понимаете, зачем вы учитесь. …Хм. Это… на удивление интересно. Ладно, — говорит он Тому. — Думаю, он мне тоже нравится. Его бойфренд ничего не произносит, но Гарри чувствует, что он счастлив. Мел снова шевелится, на этот раз оставляя вихрем Защита от Темных Искусств. — А теперь, — мужчина хлопает по доске. — Кто-нибудь может мне сказать, почему наш класс так называется? Ученики в шоке уставляются на него. Это был не тот вопрос, которого ожидал любой из них. Рука Гермионы снова взмывает вверх, на этот раз нерешительно. — Мисс Грейнджер? — Эм… — она сглатывает. — Потому что мы учимся защищаться от Темных Искусств? Малфой хихикает. Картрейн стреляет в него леденящим взглядом, и блондин осекается. Неплохо, — думает Гарри. Картрен продолжает: — Хорошо. Что такое Темные Искусства? Мистер Малфой? Блондин на мгновение застывает, выглядя растерянным и слегка напуганным. — Эм, наверное… Темная Магия? — Что же тогда Темная Магия? Малфою нечего на это ответить. Как и всему остальному классу. Гарри видит, к чему все идет. Это, конечно, интересно. — Ну? — говорит их новый учитель после минуты молчания. — Никто не знает? Лаванда застенчиво поднимает руку. — Ну, Темная Магия — это… плохая магия? Его губы на мгновение приподнимаются. — Так ли это? Класс молчит. Том смеется. Мне он нравится. Мне он очень нравится. Гарри тихо вздыхает. Этого следовало ожидать. — Мистер Поттер, как вы думаете, что такое Темная Магия? — внезапно спрашивает его Волдеморт. Гарри замирает. О, этот ублюдок сделал это намеренно, не так ли? Все взгляды обращаются к нему, и Гарри приходится ответить: — Ну… насколько я знаю, Темная Магия — это просто один из видов магии, как Светлая магия или другие виды. Но я боюсь, что, поскольку никто из наших предыдущих учителей никогда не говорил с нами об этом, у меня нет правильного ответа. Хороший ответ, дорогой, — радостно говорит Том. — Ты молодец. Мужчина кажется удивленным. — Мистер Поттер на самом деле прав. Существует несколько видов магии, и все они отличаются друг от друга. Он взмахивает рукой, и через мгновение на доске появляется список слов: Белая Магия Светлая Магия Серая Магия Темная Магия Черная Магия — По выражению ваших лиц я могу предположить, что вы впервые видите эти термины. Но в то время как волшебному сообществу часто нравится сводить магию только к Тьме и Свету, существуют и другие виды; и важно, чтобы вы их знали. Я объясню, что означает каждый вид магии, но прежде чем я это сделаю, вы должны понять одну важную вещь, — он делает паузу, скользя взглядом по классу. — Ни один вид магии не является плохим или хорошим по своей сути. И я клянусь вам, что нет ни одного заклинания, которое вы не могли бы использовать как во благо, так и во вред. Студенты смотрят на него широко раскрытыми глазами. Гарри никогда раньше не видел, чтобы его одноклассники уделяли кому-то столько внимания. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Он ловит себя на том, что слушает голос Картрейна, затаив дыхание, в жажде узнать больше. — Магия — это инструмент. Это всплеск силы прямо внутри вас. Она не может быть плохой или хорошей. Все, что имеет значение, — это намерения и то, как мы его используем. Каждое заклинание, светлое или темное, можно использовать как во вред, так и во благо. Рука Гермионы снова поднимается. — Но, сэр, а как же Непростительные? Вы не можете использовать их во благо. К нему возвращается веселое выражение лица, хотя и ненадолго. — Отличный вопрос, мисс Грейнджер. Пять баллов Гриффиндору. Теперь вы можете задать себе тот же вопрос: как вы можете использовать заклинания, настолько ужасные, что они запрещены законом, для благого дела? Поверьте мне, когда я говорю это, я никоим образом не указываю на то, что эти заклинания великолепны или что вы должны их использовать… Да, верно, — Гарри усмехается. Том снова хихикает: Я так рад, что он наконец получил это место, это потрясающе. — … но знаете ли вы, что есть случаи, когда использование проклятия Империус разрешено законом? Студенты молчат. Темный Лорд небрежно скрещивает руки на груди, и нет, Гарри не обращает внимание на то, как рубашка туго обтягивает его руки, или на то, какими мускулистыми они кажутся, Гарри не смотрит на это, определенно не… — В больнице Святого Мунго медсестрам разрешено использовать Империус либо для того, чтобы пациент не причинял вреда себе или другим, либо если они считают его использование абсолютно необходимым. Контроль над разумом — сложная вещь и по праву незаконная, но она может быть полезной. Если больной отказывается от еды; если медсестрам нужно, чтобы пациент не причинил себе вреда… Гарри должен сказать, что он впечатлен. Он никогда не думал об этом в таком ключе. Картрен продолжает: — То же самое и с Магией Света. Вспомните, к примеру, Вингардиум Левиоса. Это одно из первых заклинаний, которые вы изучаете в этой школе. Причем всего в одиннадцать лет. Кажется безобидным, правда? Но вы когда-нибудь думали о том, чтобы использовать это заклинание на другом человеке? Поднять его высоко в небо… и дать ему упасть? Я бы сказал, что он умрет, — отмечает Том. Гарри оглядывает класс. Все выглядят сбитыми с толку, даже слизеринцы. — Браво, — разводит руками профессор. — Вы только что убили кого-то с помощью самых легких чар. Видите? Магия — это всего лишь инструмент. Очень полезный и мощный, но у него нет собственного разума. Подумай об этом ноже, — вдруг в его руке появляется лезвие. — Вы можете сказать, что этот нож — зло? Пара человек качают головами. — Правильно. Это просто объект. Я мог бы использовать его в кулинарии, в зельях, в вырезке из дерева, если бы мне стало реально скучно, — смешки класса. — Или я мог бы убить им кого-нибудь. Но, в конце концов, это действительно просто объект. Если вы достаточно изобретательны, вы можете использовать стул, чтобы убить кого-то. Гарри представляет, как бьет Волдеморта по голове своим стулом, и ему приходится использовать всю свою силу воли, чтобы сдержать смех. — Важно, чтобы вы помнили об этом. Когда вы накладываете заклинание, важны ваши намерения, а не вид используемой вами магии. Он ненадолго замолкает, позволяя классу впитать это. Гарри видит сморщенное лицо Гермионы и понимает, что у нее в голове крутятся колесики. Он уверен, что она пытается найти что-то, что опровергло бы теорию Картрейна, но ничего не может найти. Сам Гарри тоже ничего не может придумать. Ему на ум приходит Смертельное проклятие, и, хотя ему неловко признаваться в этом, он также видит в нем некие преимущества. Да, это ужасное заклинание, но он знает, что с ним можно избавить животных от страданий. И насколько он знает, Смертельное проклятие настолько молниеносное, что даже не причиняет боль. Если подумать, это, наверное, самый гуманный способ лишить кого-то жизни. Хм. Том, — говорит он. — Почему мне кажется, что он пытается сделать из нас Пожирателей Смерти? Его парень смеется. Ой, Гарри, мне очень не хочется тебя разочаровывать, но ты, наверное, прав. И почему я не удивлен? О, шшш, ты. Он не манипулирует ни одним из твоих одноклассников. Во всяком случае, я удивлен тем, насколько он прямолинеен на самом деле. Магия — это просто магия. — Теперь, когда мы разобрались с этим, я должен объяснить вам все виды, — снова говорит Картрейн. — Я думаю, мы должны начать с самых выдающихся видов — Светлой и Темной Магии. Какая на самом деле между ними разница, если мы уже знаем, что дело не в морали? Что ж, как ни странно, единственная разница заключается в том, как используется эта магия. Мне не нравится то, что волшебное сообщество разделяет всю магию на две группы и полностью отказывается от всех остальных видов. Хотя их разделение технически не является неправильным. Он машет рукой, и Гарри видит, как на доске появляется пунктирная линия, проходящая через середину Серой Магии и разделяющая виды на две группы. — Магия Света — это то, чему вы учитесь здесь, в Хогвартсе. Она простая и довольно легко контролируемая. Вы думаете о том, что хотите сделать, используете свою палочку, и ваша магия сделает это для вас. Светлые заклинания зависят от вашей решимости и воли. Вы командуете своей магией, и ваша магия подчиняется. Это понятно? Несколько человек кивают. — Хорошо. Потому что Темная Магия совершенно другая. Темные заклинания зависят от ваших эмоций. С заклинаниями Света у вас есть власть над вашей магией, и она делает то, что вы хотите, потому что вы владеете ею. Темные заклинания же чувствуют ваши эмоции и смешивают их с вашей магией, так что, в конце концов, ваша магия делает то, что вы хотите, не потому, что вы ей сказали, а потому, что она становится с вами единым целым. — Но в чем разница, сэр? — спрашивает Теодор Нотт. — Разве магия уже не делает все, что мы хотим при использовании заклинаний Света? — Хороший вопрос. Хм, позвольте мне продемонстрировать, — он машет рукой, и на его ладони появляется крошечное пламя. — Подумайте о двух заклинаниях — Инсендио и Адское пламя. Оба они создают огонь, но одно Светлое, а другой Темное. Они смотрят, как языки пламени радостно танцуют на его руке. — Это Инсендио. Я подумал о том, чтобы создать его, я пожелал, чтобы моя магия сделала это, и это произошло. Я могу потушить его другим заклинанием или водой. Но с момента создания оно не связано с моей магией. Если я разозлюсь, пламя не поднимется выше. Оно останется таким же, несмотря ни на что. Он сжимает кулак, и пламя гаснет. — Теперь про Адское пламя. Я не собираюсь его демонстрировать, но я думаю, вы все знаете, как оно примерно выглядит. Тео кивает. — Мой двоюродный брат создал пылающего дракона у нас во дворе. Он чуть не сжег наш дом. — Конечно. Поскольку Адское пламя — это Темное заклинание, и в отличие от Инсендио, оно все еще связано с вами после его применения. Вы контролируете его своими эмоциями. Вы злитесь — пламя поднимается выше. Вы перестаете обращать на него внимание — и оно может выйти из-под контроля. Магия, активно поддерживающая огонь, связана с вашими эмоциями. Вот почему Адским пламенем и другими темными заклинаниями очень сложно управлять. Вам нужен стальной контроль над своими эмоциями, чтобы все не закончилось катастрофой. Шокированный бессвязный гул проносится по комнате. Гарри видит, как кивает Невилл, бледный, но задумчивый. Малфой на этот раз даже не усмехается. — Я до сих пор не понимаю, как оно может связать воедино наши эмоции и магию, — произносит Гермиона, выглядя довольно сбитой с толку. Профессор стучит пальцами по столу. — Ваша магия уже является частью вас. Так было всегда. Подумайте о случайной магии. Вы можете сказать, что это случается только с детьми, но это потому, что у детей-волшебников еще нет палочки. Они не приучили себя думать о магии как об отдельной сущности, которую можно использовать в своих интересах, они просто желают и чувствуют, и их магия отвечает на их требования. Гарри задумывается на долю секунды. Затем Гарри впервые за все время в классе поднимает руку. — Да, мистер Поттер? — Вы хотите сказать, что использование наших палочек — это плохо? Веселая улыбка возвращается. Красные глаза Картрейна встречаются с его, и шрам Гарри испуганно колет. Чуть-чуть, без боли. Просто… небольшое покалывание. Он моргает, и это чувство исчезает. Мужчина отвечает: — Не совсем, хотя я понимаю, что это прозвучало именно так. Беспалочковая магия чрезвычайно сложна, и хотя она позволяет вашей магии течь сильнее и делает вас более могущественным, было бы идиотизмом стыдить кого-то за то, что он не может этого сделать. Некоторые люди смеются. — Я хотел сказать, что если мы хотим двигаться вперед с нашей магией, становиться лучше или сильнее, мы должны понимать, что наши палочки, хотя и полезны, являются лишь помощниками. Они помогают нам извлечь нашу магию, они делают работу за нас, чтобы найти ее. Они служат мостом между нашей магией и нашими желаниями. Без них этого моста больше нет, и нам нужно самим искать свою магию. Именно по этой причине людям, которые уже окунулись в Темные Искусства, легче пользоваться беспалочковой магией. Темная Магия учит вас лучше осознавать свою магию, соединяться с ней и затем направлять ее. В беспалочковой магии вы, по сути, делаете то же самое, но, как я уже сказал, колдовать без палочки сложно для всех. Это имеет смысл. Гарри был настроен скептически, когда мужчина начал говорить. Но чем больше он слушал, тем больше понимал, что это правда. Всякий раз, когда он использует свою палочку, он чувствует напряжение внизу живота, всего за секунду до того, как его заклинания выходят наружу. Теперь он понимает, откуда оно берется. И… и это объясняет его проблемы с окклюменцией. Он никогда активно не искал свою магию и не мог использовать свою палочку, чтобы она сделала это за него во время медитации. Означает ли это, что окклюменция — это Темная Магия? — спрашивает он у Тома. Медальон вздыхает. Да, Гарри, я думал, ты знаешь. Вся магия разума — это Темная магия. — Все ли вы теперь понимаете разницу между Магией Света и Тьмы? Ученики снова кивают. Мужчина смотрит на часы. — Хорошо, позвольте мне познакомить вас с другими видами, прежде чем закончится занятие. Он снова поворачивается к доске. — Я думаю, вы все понимаете, что такое Магия Света. Это 90% того, что вы изучаете здесь, в Хогвартсе, и есть только пара заклинаний Света, которые незаконны. Мы также говорили о темной магии, хотя у нее есть ответвления. Элементарная магия, магия разума и магия души относятся к темным искусствам. И… вот ответ. Магия разума. Окклюменция. Вздох. Я же говорил тебе, — услужливо произносит Том. — Серая Магия довольно интересна. Это смесь Светлой и Темной, и ее пользователи могут использовать оба вида. Серая Магия включает в себя и все остальные виды, поэтому эта магия очень изменчива. У всех нас есть склонность к определенным видам магии, и пользователи Серой, как правило, могут довольно легко использовать и все остальные виды. Счастливые ублюдки. Очередной смех. Гарри замечает прихорашивающуюся Дафну Гринграсс и вспоминает слова Барти: Семья Гринграсс всегда была нейтральной, магия у них была Серой, и они не присоединялись к нам во время Первой войны. — Белая и Черная магия — это то, где все становится немного сжатым. Существует не так много заклинаний, которые были бы чисто Белыми или Черными, но упрощенное объяснение состоит в том, что Белая Магия имеет прямое отношение к жизни, а Черная Магия — к смерти. Некромантия сильно подпадает под Черную магию. Лаванда хмурится. — Но сэр, разве некромантия не должна подпадать под Белую Магию? Она дает вещам жизнь, верно? Да, мертвецам, — бормочет Том. Картрейн смеется. — Вы правы, это сбивает с толку. Тем более, ну… — он вздыхает и поворачивется к доске. Одной волной слова перестраиваются, Белая и Черная Магия подходят друг к другу и образуют круг. — Ни одно заклинание не является на сто процентов одним видом магии, но Белая и Черная Магия имеют тенденцию довольно часто смешиваться, по крайней мере, в предметах, на которых они сосредоточены. Жизнь и Смерть могут звучать как антонимы, но обычно они связаны. Однако, поскольку некромантия имеет дело с умершими телами и на самом деле ничего не возвращает к жизни, мы классифицируем ее как Черную магию. Магию Крови же часто классифицируют как Белую. Глаза Гарри расширяются. Некоторые ученики в шоке раскрывают рты, другие начинают шептаться. Мужчина поднимает руки в успокаивающем жесте. — Я знаю, я знаю, Магия Крови крайне незаконна. Как и некромантия, на самом деле. Вы спросите себя, почему Магию Крови следует классифицировать как нечто, дающее жизнь? Но… почему бы и нет? Кровь – наша жизненная сила. Она создает жизнь, это одна из ключевых вещей в нашем теле. Она связывает нас вместе, может создать надежную защиту и дает жить. Ах. Что ж, это довольно логично. Он действительно задается вопросом, почему она незаконна, тем более, что она кажется полезной. Но… ну, Гарри понимает, почему ритуалы, требующие использования чужой крови, могут быть немного… нехорошими. — Как я уже сказал, это незаконно, — продолжает Картрейн. — На самом деле, если бы я был представителем Министерства, я бы, наверное, просто сказал вам, что это, — он стучит по Магии Света. — Единственное, что нам следует учить, а все остальное незаконно. Все опять хихикают. — Какие-то вопросы? Повисает молчание, прежде чем Блейз Забини поднимает руку. — Эм… так, Черная и Белая Магия тоже подпадают под Свет и Тьму или они совершенно другие? Мужчина кивает. — Да, хороший вопрос. Я должен был уточнить это раньше — Белая и Светлая магия разные, но технически они подпадают под одну и ту же категорию. Вы используете как контроль, так и силу воли. Черная и Темная магия используются через ваши эмоции. А Серая Магия находится где-то между ними, так что гипотетически можно сказать, что есть только три вида магии. Забини понимающе кивает. Остальные молчат. Картрейн хлопает в ладоши. — Ладно. Я очень надеюсь, что не утомил вас до смерти своими разговорами, а поскольку я хороший учитель, у вас не будет домашнего задания. Свободны. Ученики начинают собираться, оживленная болтовня вспыхивает между ними, когда они выходят из класса. Гарри встает, чтобы тоже покинуть помещение, когда Картрейн произносит: — Мистер Поттер, останьтесь, пожалуйста. Некоторые из его одноклассников бросают на него недобрые взгляды — и слизеринцы, и гриффиндорцы. Гарри заставляет себя игнорировать их и вместо этого успокаивает своих друзей. Они выглядят слегка обеспокоенными, но вскоре уходят, а паника Гарри начинает расти. Он все равно собирался поговорить с ним. Какого черта он так нервничает? Все будет хорошо, — пытается успокоить его Том. Это не работает. Он наблюдает, как класс покидают последние ученики, и в трепете сжимает кулаки. Хорошо. Хорошо. Дверь захлопывается — они остаются одни. Красные глаза снова весело блестят. Гарри раздумывает, не смеется ли он над ним. — Поттер, — протягивает мужчина, изгибая губы. Гарри расправляет плечи. — Волдеморт. Мужчина улыбается. Гарри сглатывает. — Что ты хочешь? Волдеморт так долго смотрит на него, что Гарри ощущает себя жуком под микроскопом. Затем рот мужчины кривится в широкой улыбке, от которой сердце Гарри падает ниже живота. — Нам нужно поговорить.