Гармония

Нинат сидела на пологом берегу, поглаживала свой пока еще плоский живот и тихо напевала мелодичную песенку. Для всех своих детей она сочиняла индивидуальные песни, и они были разными по своему ритму и содержанию, но не для чада, которое росло внутри нее. Девушка уже любила своего сына или дочь, и была счастлива вновь стать матерью и выкормить малютку, но ребенок, которого она вызвалась выносить, принадлежал не ей, и первую бусину для песенной нити ему подарит его будущая семья. Когда цахик возвестила оматикайя о нуждающейся паре, которой Эйва дала свое благословение, Нинат откликнулась с особой решительностью. У на’ви это была обычная практика, а она прекрасно помнила великого Цу’тэя, сурового и прекрасного в бою, проводившего группу юных на’ви для икнимайя, среди которых когда-то была и она. Также помнила небесного человека Норма, вступившегося за народ и участвовавшего в битве за Дерево-Дом. Она так же знала, каким преданным и исполнительным был бывший оло’эйктан, и каким добрым и чутким был человек, вырастивший многих сирот и развлекающий на’ви по праздникам на своем человеческом музыкальном инструменте, а Нинат очень любила музыку, очень любила петь, и обращаясь к своему мужу, была очень рада, что он дал свое согласие на спаривание с одним из них. По законам клана она сама выбирала, от кого понести, и как бы ей не хотелось возлечь с пылким таронью, она уже знала, какими страстными и властными бывают эти воинственные самцы, поэтому природное любопытство заставило ее указать на Норма. Его реакция показалась ей забавной — он странно покосился на своего супруга, поджав уши, но быстро осмелел, когда увидел, как тот кивнул, хотя его янтарные глаза, казалось, вспыхнули от ревности. Это было естественно, и Нинат только мягко коснулась его плеча, полускрытого искусно плетеным браслетом, успокаивая и расслабляя, радуясь, что у этой пары такая сильная связь. А потом в ту же ночь они уединились в корнях Дерева Душ, чтобы Эйва подтвердила их временный союз. Норм продолжал вести себя странно, неторопливо снимая с себя всю эту забавную одежду небесных людей, но почему-то наблюдать за этим было не только интересно, но и непонятным образом это усиливало желание спариться. Поэтому, когда пятипалые руки принялись расстегивать пряжку светлых штанов, Нинат подошла почти вплотную и решительно перехватила чужие пальцы. Она с естественным любопытством изучила устройство, удерживающее одежду, и спустя короткое время сама избавила аватара от нее. К ее удивлению, это было не все, и девушка коротко и весело рассмеялась, помогая чужому нервно извивающемуся хвосту выскользнуть из отверстия нижнего белья. Нинат впервые увидела половую систему ходящих во сне и отметила, что их плоть была довольно гладкой, без привычных мягких шипов вдоль ствола. Зато сам кончик был довольно крупный и имел округлую форму. Девушке вмиг стало жарко, когда желание ощутить это в себе горячей смесью гормонов всколыхнуло кровоток. Она с удовольствием услышала, как синий нос ученого принялся вдыхать ее запах глубоко и шумно, его хвост тут же сменил нервное покачивание на возбужденные извивающиеся движения, поэтому, стремясь усилить эффект, на’ви мягко, но уверенно, обхватила пальцами правую руку аватара и положила себе на грудь. Тот к ее забаве чуть не поперхнулся воздухом, уже насыщенный ее возбуждающим девичьим запахом с феромонами, когда его ладонь сквозь грудное ожерелье явственно почувствовала сосок. Девушка шумно вздохнула, с трепетом ощущая, как мужская рука, потеряв всю робость хозяина, ныряет под нагрудное украшение, прижимается к упругому небольшому полушарию, гладит с таким же естественным изучающим интересом и совершенно по-новому для Нинат массирует, осторожно окружив чувствительный бугорок пальцами. Она заурчала, мысленно радуясь, что перед спариванием ходила за советами к Нейтири — дочь цахик, прожившая с бывшим человеком не один год, хорошо изучила их повадки, и такое простое действие не только заставило Норма вести себя смело и уверенно, попутно насыщая воздух запахом вожделения, но и принесло немалое удовольствие. Обычно мужчины не ласкают женскую грудь, во всяком случае, не так явственно и приятно. Нинат, полностью беря инициативу в свои руки, потянула Норма вниз и, усадив его на траву, требовательно опустила его вторую руку себе на набедренную повязку. Пальцы часто дышащего аватара предательски дрогнули, сумев развязать красивое плетение только с нескольких попыток, а потом девушка, давая понять, чего хочет, сама сняла с себя нагрудное украшение. Она уже сама дышала неровно и жадно, понимая, что этот опыт будет единственный в ее жизни, и сладостно предвкушала его. Когда на обе ее груди опустились ласкающие ладони, она тихо выдохнула, то поджимая свои уши, то вновь их навостряя. С ее губ сорвался негромкий стон, и Нинат звонко охнула, когда ученый порывисто притянул ее к себе, опустил на колени над своими бедрами и прижался к одному из сосков горячими губами. Она звучно шлепнула хвостом по засветившейся траве и внимательно посмотрела на замершего аватара. Возможно, ее реакция напугала его, и он не решался действовать дальше, поэтому Нинат, памятуя, что говорила Нейтири, положила ладонь на его голову, ласково погладила незаплетенные волосы и промурлыкала, тихо, но жарко: — Продолжай. Это было последнее, что она сказала в ту ночь среди мягко светящихся лиан, поскольку чужие губы мягко вобрали ее сосок внутрь горячего влажного рта, и все вокруг перестало существовать, растворившись в новом неведомом удовольствии. Четырехпалые руки мигом обняли голову аватара, и Нинат прильнула к нему всем своим задрожавшим телом. Она сладко застонала, не понимая, как такое простое действие может заставить ее гореть, а между ног ныть и чувствовать, что там непозволительно пусто. Ее уши вновь пришли в безостановочное движение, а хвост возбужденно и хаотично заметался из стороны в сторону, что не помешало ему инстинктивно задраться, когда теплые мужские руки обняли девушку, прошлись пальцами между лопаток и спустились на прогнувшуюся поясницу. Нинат жарко выдохнула, потерлась щекой о макушку будущего отца ее ребенка, довольно урча и ластясь, как самка палулукана в брачный сезон. Жажда спариться достигла своей вершины, и девушка, властно уперлась ладонями в голые плечи, слегка отдалилась, заставив Норма оторваться от нее с неприличным чмоканьем. Она требовательно ткнула его в грудь, сразу ощутив, как его сердце мощно и часто бьется, пока до ушей постоянно доходил шорох хвоста, метавшегося по траве позади мужчины. Он послушно опустился на спину, помутневшими от возбуждения глазами «пожирая» стройную девичью фигуру, по чьей коже скользил мягкий свет от ветвей Дерева Душ, влажно поблескивая на обласканных полушариях. Светящиеся яркие точки, словно звезды, ярко светились, рассыпавшись красивыми узорами по ее коже. Нинат, наслаждаясь своим доминированием, нагнулась и в последний раз ласково потерлась щекой о мужскую скулу, а потом выпрямилась, на ощупь нашла его плоть, уже твердую, как камень, безумно горячую и пульсирующую под ее пальцами. Устроилась поудобнее над полосатыми бедрами, направила крупную и истекающую соками головку ко своему входу и села. Порывисто, почти грубо, сразу принимая на всю длину и выгнувшись в позвоночнике в безмолвном крике. Это было слишком хорошо! Хоть плоть гибрида и была гладкой, но крупное навершение умопомрачительно приятно проехалось по слишком чувствительным в ожидании стенкам. Нинат не сразу поняла, что слышит глухой стон ученого, а его руки, автоматические опустившиеся на ее упругие бедра, судорожно их сжимают, почти больно. Кажется, он что-то сказал на своем родном языке, но она уже не слушала. Девушка, наконец, перестав дрожать, слегка сжалась, усиливая нажим на свое нутро, и тихо замычала, сладко и даже мелодично. Она не спеша качнула бедрами, смакуя первое проникновение и чувствуя, как горячо пульсирует внутри и приятно заполняет, а затем с невероятным удовольствием начала двигаться. При этом она снова согнулась, чтобы по-кошачьи уткнуться макушкой под чужой подбородок. Жар аватарского тела опалил ее кожу, но она только звучно застонала, ярко чувствуя, как скользит внутри нее горячая плоть. Ее ритм был неторопливый, она хотела сполна насладиться временной парой, насытиться этими новыми безумно приятными ощущениями, и ей дико льстило то, как довольно урчит Норм под ней, все чаще переходя на несдержанные постанывания. Его ладони нежно приобняли ее талию, скользнули по вспотевшей спине выше и приласкали ее голые плечи, чтобы через некоторое время снова спуститься ниже, и так не один раз, пока Нинат неизбежно приближала их к сладкой вспышке. Чувствуя, как напрягается мужской живот, она с радостным вскриком откинулась назад, делая последние движения резкими и страстными. Ее янтарные глаза с ликованием увидели, как Норм запрокинул голову, оставив попытки быть тихим. Ее взгляд скользнул по почти незаметным шрамам от клыков Цу’тэя рядом с не такими уж и старыми отметинами — они спаривались не раз, и их отношения длились явно не один день. Нинат закрыла глаза, когда почувствовала, как ее наполняют горячим семенем. Этого хватило, чтобы по нервам прокатился огненный ураган, заставляющий ее тело задрожать, а губы разомкнуться и выпустить громкий стон, пока все внутри сладостно сжималось в экстазе. Ей было невероятно хорошо, она вся отдалась своим ощущениям и не почувствовала, когда Норм сел. Девушка поняла это только тогда, когда ее прижали к шумно дышащему аватару, обняли трепетно и заботливо, а в шею, украшенную метками любимого мужа, с благодарностью и нежно поцеловали. Без интимного подтекста, хотя они только что спаривались, и их тела все еще были одним целым. Нинат мысленно произнесла молитву Эйве, чтобы этот временный союз позволил родиться ее малышу, и крепко вцепилась пальцами в пятипалые руки, когда ученый в легком намеке, что пора слезать, погладил ее бедра. Он виновато или скорее непонимающе, поджал уши на ее тихое осуждающее шипение, но потом быстро сообразил, что девушка, чье дыхание уже пришло в норму, просто хотела дать его семени время оплодотворить ее, прежде чем он покинет ее сладко пульсирующее нутро. Вспоминая это сейчас, спустя почти неделю, Норм вновь почувствовал, как неуместный жар окрасил его лицо в красный цвет. Почему он чувствует стыд, будто это было что-то неприличное, а не естественный процесс размножения, ученый так и не понял. Видимо есть вещи, который его мозг отказывается воспринимать, как полагается, даже несмотря на то, что он человек науки. Мужчина выпрямился и стер пот с лица — он работал в одной из теплиц. Так прозвали небольшие домики, отстроенные под выращивание земных культур еще несколько лет назад, до прилета Норма на Пандору. Температура воздуха была такая же, как и снаружи, но название прочно закрепилось среди сотрудников, оставшихся в Адских Вратах. Сегодня ксеноботаник выполнял свою норму по уходу за плодовыми деревьями, пускай на Земле в былые времена они росли самостоятельно, но на чужой планете требовалось немало сил, чтобы растения не погибли и плодоносили. Стеклянный купол теплицы пропускал прилично света, внутри сохранялась земная атмосфера, но раз в две недели почву приходилось менять чуть ли не полностью, поскольку пандорская совершенно не подходила. Поэтому в этот день Норм старательно собирал старую землю вокруг незакрепленных в ней корней (спасибо технологиям «Адских Врат»), выгружал в специальные контейнеры и отвозил на переработку, где ее снова насытят всеми необходимыми и нетоксичными для земных деревьев веществами, чтобы использовать снова. Работы было немало, но к середине дня Норм успел заменить землю у доброго десятка растений. Никто в «Адских Вратах» не сидел без дела, каждый вносил свою лепту в жизнь городка. Аккуратно засыпая свежую и обогащенную землю под корни, человек самодовольно улыбнулся — многим оматикайя понравились плоды земных растений, и это вызывало приятную гордость. Цу’тэй же только морщил свой синий нос от одного только упоминания человеческой еды. Не вся она являлась отравой для на’ви, многое им можно было употреблять в пищу, как и людям питаться многими дарами планеты, но надменность и презрение таронью не знала границ, если речь шла о чем-то, что принадлежало небесным людям. Даже странно, что такого же отношения не замечалось к этим самым небесным людям, но Норм все равно не стремился бывать в обществе этого на’ви без аватара, что не помешало ему за последнюю довольно часто наведываться в деревню без него. Правда, в такие моменты он бывал в гостях у своего друга, который всегда был рад поговорить с ним и обучить тому, что можно узнать только будучи частью народа (особенно по части отцовства, хотя немало сирот успели вырасти под его заботливым надзором), но часто человек, принимая угощение и посмеиваясь над глупыми солдатскими шутками бывшего морпеха, чувствовал на себе чужой взгляд. Знакомый, пронизывающий и немигающий. Не хотелось думать, что это был Цу’тэй, поэтому Норм слепо верил, что у него просто богатое воображение. К тому же он никогда не видел супруга (как же непривычно и нелепо было воспринимать это без аватара!), когда наведывался в деревню тем, кто он есть. Кто-то постучал в окно теплицы. По сути это была стена из сплошного непробиваемого стекла, но стучали так требовательно и с таким напором, что не услышать стук было нельзя. Норм выпрямился, попутно вновь вытирая взмокший лоб, и посмотрел в сторону окна. Он чуть не вздрогнул, но вовремя сдержался — на него сверху вниз смотрел Цу’тэй своими большими желтыми слегка раскосыми глазами. На’ви кивнул головой в сторону, призывая человека выйти наружу и не сводя с него своего немигающего взгляда. Норм, на миг залюбовавшись стройным, поджарым телом, смотревшимся под яркими солнечными лучами весьма привлекательно, коротко вздохнул — Цу’тэй редко прилетал в человеческий городок. Наскоро вытирая руки от земли влажной тряпкой и надевая маску, ученый с холодком подумал, уж не случилось ли чего в поселении? Но тогда достаточно было бы связаться с ним по коммуникатору, он бы незамедлительно лег в блок псионической связи, и его аватар, отдыхающий в хижине Цу’тэя (после цахейлу у Дерева Душ таронью справедливо потребовал, чтобы это было постоянным местом для «сна» выращенного тела), вскочил бы на ноги, а затем внезапно вспомнил, что и рация, и ошейник связи остались в его вагончике. Норм едва дождался, когда откроются двери из камеры перехода из земной атмосферы на ядовитый для людей воздух Пандоры, и выскочил наружу, уже успев себе нафантазировать разнообразие ужасных новостей. Он даже не сразу заметил, как его «пожирают» изучающим взглядом. — Что-то случилось? — Почему настоящий ты прячешь себя от меня? Норм завис, комично задрав голову, чтобы видеть лицо почти трехметрового на’ви. — Что? — озадаченно спросил он, чувствуя, как по спине под майкой после работы стекает пот. — Ты мой, Норм, — Цу’тэй присел на одно колено перед человеком, его кошачий нос неторопливо и глубоко втянул воздух. — И в этом теле тоже. — Полосатый хвост пришел в движение — на’ви был раздражен. Он вытянул руки и положил ладони на человеческие плечи, сам потянулся ближе, наклонился и уже жадно вдохнул. Мужчина на миг подумал, не противно ли ему ощущать его запах? Такой чужой, буквально инопланетный для него. — Похоже, на сегодня я закончил, — выдохнул Норм, и теплые пальцы соскользнули с его плеч. — Ополоснуться бы только, — он скользнул взглядом по людям и аватарам, снующим между строениями. — Нет, — жестко сказал Цу’тэй. Он порывисто встал, неожиданно потянув мужчину за собой. Норм почувствовал, как его подняли, обняли поперек тела сильной рукой и прижали к сине-полосатому боку. Конечно, у на’ви свои обычаи и устои, но данное обращение поразительно сильно ударило по самолюбию. — Куда? — прохрипел ученый, но дышать в таком положении с подпертыми жесткой рукой ребрами было тяжело. — Даже… поговорить нельзя… спокойно? — куда бы не уносил его таронью, и как бы оправданно это не было с его точки зрения, он рискует услышать много «хорошего» о своей властной натуре. — Я доделаю, не боись! — крикнул кто-то сзади, и Норм, сумев коротко оглянуться, увидел одного из операторов аватаров. Тот помахал рукой на прощание, словно издевался, но улыбался дружелюбно, а потом направился к теплице, в которой первую половину дня проторчал ксеноботаник. Возникло стойкое ощущение, что именно он подсказал на’ви, где искать Спеллмана. Икран звучно вскрикнул, когда на него усадили человека. Цу’тэй моментально вскочил следом, делая связь, и противоречиво с прошлой грубой хваткой бережно обнял Норма, мягко прижимая к своему плоскому животу. Тот только успел ухватиться за нейрокосы ящера, когда животное, резко взмахнув крыльями, взлетело. Норм почувствовал бы себя неуютно на чужом икране, особенно в роли пассажира, но даже порывы сильного ветра и резвый полет не смогли затмить чувство уюта, которое дарило одно только присутствие Цу’тэя за спиной. Вся злость и негодование за его эгоистичное похищение притупилось, а потом и вовсе сошло на нет, когда таронью начал снижаться. На землю Норм спрыгнул вслед за Цу’тэем, и обнаружил, что они приземлились в весьма огражденном месте — что-то вроде небольшой полянки, обрезанной скалистым полукругом с одной стороны и плотной растительностью с другой. В каменной стене, поросшей цветастой зеленью с бледно-сиреневыми бутонами, наблюдалась щель, расширяющаяся книзу. Из нее с тихим журчанием тек поток воды, прозрачной и поблескивающей в солнечных лучах, скапливался в скалистой чаше (вокруг которой и была полянка), достаточно большой, чтобы в нее смог поместиться не один палулукан. На глубине можно было прекрасно разглядеть несколько трещин, через которые вне всяких сомнений, вода просачивалась в подземные реки. Это объясняло, почему водоем не переполнялся с постоянным пополнением текущей в него воды. Создалось впечатление, что где-то за скальными породами течет вода, идущая с верхушек гор, ее многолетние потоки, видимо, образовали щель, и, вырвавшись наружу, вымыли почву до каменного основания, начав просачиваться в трещины на дне. Если провести мысленный маршрут, то данная своеобразная речка является одной из тех, которая подпитывает то самое русло, протекающее рядом с поселением оматикайя. Прохладное место, уединенное, самое то, чтобы… Норм обернулся к Цу’тэю, привычно сверлящему его взглядом. Его желтые глаза выразительно перевели взгляд на водоем. «Ополаскивайся», — прочитал ученый и почувствовал что-то смешанное — благодарность от того, что место действительное хорошее, где можно отдохнуть после тяжкого труда и помыться в родниковой воде, и возмущение от понимания того, чего хочет добиться таронью. Неожиданно для себя ученый расслабился и под изучающим взглядом скинул с себя потную майку. На самом деле понять Цу’тэя можно — человек действительно прятался от него, беспокоясь, что настоящего его этот на’ви не примет, но он забыл, что туземцы следуют своим традициям, и обращаться к сородичу, судя по его внешности, в эти традиции не входит. Сзади раздалось ворчливое хмыканье, когда Норм стянул шорты, но остался в семейниках и уселся на край водоема, собираясь опустить ноги в воду — пологих берегов не имелось, скалистые грани сразу обрывались в глубину, чем все и напоминало чашу. Перед внутренним взором предстал сморщенный в раздражении синий нос, и человек вздохнул. Его руки неуверенно опустились на резинку нижнего белья, а потом сжались, когда к его спине прижалась четырехпалая большая ладонь. — Снова оцарапана? — с легкой усмешкой поинтересовался мужчина и услышал непонимающее: — Нет. Норм хотел было обернуться и пояснить шутку, но вдруг почувствовал, как в его макушку уткнулся кошачий нос. Шумно дышащий, увлеченно обнюхивающий и зарывающийся в его волосы. Одновременно с этим ладонь с его спины скользнула на грудь, ощупывая изучающе, собственнически и нахально, пока сзади раздавался звук хаотично елозившего по траве полосатого хвоста. — Цу’тэй, — во рту моментально пересохло, когда Норм понял, что на’ви возбужден. Будь он в теле аватара, то сразу же ощутил бы это, но, увы, человеческий организм не обладает такими органами чувств. — Мы не можем, — жестко сказал он, внезапно чувствуя себя из-за этого огорченным. — Почему? — жарко выдохнули ему в волосы, и вторая рука присоединилась к первой, сразу устремившись к животу. — Самцы земных видов в ходе эволюции не подтверждали свое главенство в стаях однополым сексом. У мужских особей всех классификаций отсутствуют железы, выделяющие смазку для такого рода действий, это во-первых. Во-вторых, даже у молодых организмов нет столь высокой эластичности, чтобы разница в размерах не повредила слизистую… — Много говоришь, — фыркнул Цу’тэй, опаляя дыханием уже его шею. — Лишние слова, — он легонько куснул человеческую кожу, не больно, словно примеряясь, но это все равно заставило Норма сделать почти испуганный судорожный вздох. — Я не про то спрашивал, — его язык прижался к покрасневшему месту и жадно облизал, прежде чем приласкать коротким поцелуем. — Если тебя смущает только это, прекрати. Ты хочешь, я хочу, преград нет. — Вот же черт… — выдохнул Норм на родном языке, пытаясь соображать, а внизу живота уже наливалась приятная тяжесть. Цу’тэй говорил открыто, совершенно не стесняясь своих желаний, и такая простая лаконичность возбуждала своей искренностью. Наверное, Норм бы расплакался, если бы был женщиной, поскольку жажда таронью познать его настоящего не только польстила, но и тронула. Сильно. Однако, ученый все равно напрягся — Цу’тэй оказался любвеобильным, даже ненасытным, что, впрочем, свойственно всем аборигенам до определенного возраста, но по своей лидерской натуре не позволял Норму быть сверху. Хотя это никак не сказывалось на их любовных утехах, поскольку Цу’тэй умел доводить своего супруга до высшей точки удовольствия. Но сейчас перед ним был человек, и хочет на’ви этого или нет, но в этот раз ему придется поубавить свои аппетиты на супружеский долг и выслушать Норма. — В таком случае, веду я, — просто сказал ученый, и чужие руки послушно прекратили его нагло щупать. Почувствовав, как сзади выпрямились, закончив опалять жаром горячего трехметрового тела, Норм поднялся на ноги, так и не стянув семейники. Спеллман развернулся, сразу встретившись с пытливым взглядом Цу’тэя. За его спиной топорщился извивающийся хвост, а уши периодически меняли свое положение, будто не зная, в каком остаться. Его нос продолжал принюхиваться, словно перед ним был экзотический фрукт, который очень хотелось попробовать, но ему не давали. Норм отметил, что таронью продолжает смотреть ему в глаза, и, прежде чем начать действовать, ученый приложил свою руку к синей груди, пальцы тут же нащупали шрамы, оставленные дикими зверьми и пулями, под ладонью отчетливо почувствовалось сердцебиение, мощное и частое. Цу’тэй, покорно склонив голову с опущенными ушами, накрыл человеческую пятерню своей кистью. Он верил Норму так же безоговорочно, как тот ему, и прикосновение его маленькой теплой ладони было слишком желанным, чтобы позволить своей надменной сущности взять вверх. На’ви кивнул, показывая, что будет слушаться. Под его четырехпалой рукой слегка шевельнулось — Норм одобрительно погладил его кожу. Точнее, попытался, поскольку Цу’тэй прижимал его ладонь слишком сильно, будто хотел продлить его прикосновение, как можно дольше. Таронью ослабил свою руку, позволив ученому скользнуть по его груди в ласкающем движении, с плохо скрытым восторгом пройтись пальцами по подтянутому животу и опуститься ими на край набедренной повязки. Ради этого ему пришлось опуститься на колени, и, получив молчаливое согласие (тишину нарушало только возбужденное фырканье, создаваемое активно нюхающим кошачьим носом), приобнял поджарый торс, чтобы добраться до завязок вокруг неугомонного хвоста, который очень сильно мешал их нащупать. И тогда Норм сделал то, что постоянно делал с ним Цу’тэй — крепко сжал основание полосатого придатка, из-за чего его обладатель непривычно сильно вздрогнул, будто никто никогда не лапал его за него, и требовательно задрал кверху, сумев, наконец, другой рукой стянуть плетеные жгуты, закрепленные вокруг хвоста. Ткань, искусно вышитая из упругих растительных волокон с красивой вышивкой, опала, чтобы выпрямившийся на коленях Норм, аккуратно убрал ее в сторону, открывая вид на уже возбужденную синюю плоть. Недостаточно, чтобы самец приступил к спариванию, но достаточно, чтобы увидеть, как многочисленные наросты вдоль ствола, напоминающие шипы у земных котов, взбухли и побагровели даже через весь этот естественный красивый на’вийский цвет кожи. Норм в последний раз поднял голову, чтобы встретиться с согласным взглядом янтарных глаз, и протянул руку к паху на’ви. Его пальцы прикоснулись осторожно, сразу ощутив жар и влажность, бережно обвили основание, немного потеснив вниз все складки, из которых при возбуждении самцов выскальзывала их плоть (ученому было бы интересно воочию пронаблюдать весь процесс этой втяжной половой системы, поскольку за все разы их близости, Цу’тэй снимал набедренную повязку только тогда, когда уже все было снаружи) и медленно, пока только прицениваясь к своим действиям и реакции на них, повел рукой вверх. Шипы вдоль ствола ощутимо проехались по несильно сжатой ладони, и Цу’тэй поджал губы, что-то промычав. Его взгляд потемнел, а успокоившийся было хвост принялся извиваться, периодически пошлепывая по траве. Ксеноантрополог остался доволен поведением супруга и его довольным урчанием, поэтому принялся действовать увереннее, успев задержаться большим пальцем на плоской головке, чтобы поддеть им обильно проступившую смазку. Скользить стало легко, быстро и очень приятно, если судить по Цу’тэю, подавшему свой голос. Из его горла вырвался тихий стон, переросший в негромкое рычание, когда Норм приласкал навершение его плоти всей ладонью. Таронью сильно наклонился вперед, чтобы уткнуться шумно дышащим носом в основание человеческой шеи. Это не было попыткой вновь пустить в ход клыки, просто Цу’тэю нужна была опора, и Норм поднял свободную руку, чтобы опустить ее на его затылок. Пальцы пробрались через шуршащие косички, добрались до основания косы и ласково пригладили, пощекотали, а потом внезапно для на’ви, сжались, из-за чего коса оказалась крепко зажата человеческой ладонью. Крепко, но не сильно, это не было актом какого-либо наказания или попыткой жесткого доминирования, поскольку за косу не вздернули в попытке причинить боль, но Цу’тэй инстинктивно поджал уши и зашипел, а шея Норма ощутила опасную остроту прижавшихся к ней клыков. — Спокойно, — прошептал ученый в дернувшееся покоцанное ухо. Он слегка усилил нажим пальцев, начиная ускоряться, и трехметровое тело в его руках задрожало. Норм почувствовал, как внутри все затрепетало от того, что на’ви, привыкший быть лидером во всем и справедливо считающий себя одним из лучших охотников клана, сейчас был таким податливым и послушным. Его бедра пришли в движение в желании потереться о ласкающую руку еще сильнее и чаще, и это привело человека в восторг. Он несколько завороженно вслушался в тяжелое дыхание, периодически переходящее на стоны вперемешку с тихим рычащим урчанием, и увлекся настолько, что пропустил момент, когда Цу’тэй был близок, чтобы излиться в его руку. Таронью неожиданно выпрямился и решительно сжал тонкое человеческое запястье, призывая остановиться, и Норм каким-то невероятным образом на интуитивном уровне все понял. Его нижнее белье тут же оказалось спущено, больше не скрывая каменное возбуждение (ласкать плоть на’ви оказалось не менее приятно, чем самому получать от него ласку), а потом ученый под руководством четырехпалых рук развернулся к Цу’тэю спиной, на него сверху практически легли, заставляя опуститься на руки и приятно обжигая горячей кожей трехметрового тела, раздался тихий перестук бусин. Между ног осторожно, но торопливо, сунулась на’вийская плоть, заскользив легко и плавно, спасибо обильной естественной смазке и человеческой руке, распределившей ее по всей длине шипастого ствола. На какой-то момент Норм с испугом подумал, что мог сжать ноги слишком сильно, но довольно заурчавший Цу’тэй мигом разрешил все страхи. Он уперся руками в траву, образуя собой живой навес над ученым, и мощно двинул бедрами, скользнув своей возбужденной донельзя плотью между человеческих ног, а затем, просмаковав первый толчок, начал активно двигаться. Норм с силой уперся в землю, чтобы хоть как-то удержать равновесие, но испытал лютую благодарность Цу’тэю, что он последовал его словам, и сейчас массажировалась внутренняя сторона его бедер, а не сами внутренности. Цу’тэю хватило несколько движений, чтобы с рычащим стоном окропить землю. Он порывисто выпрямился, знакомо усаживая человека себе на бедра, и тот спиной ощутил, как содрогается его грудная клетка от неимоверного сердцебиения и тяжелого, частого дыхания. А потом Норм напрягся, когда синяя рука сунулась к его паху. — Спокойно, — жарким шепотом вернул его же слова Цу’тэй и с неким трепетом обвил пальцами его возбуждение. Вот уж чего Спеллман не ожидал, так это то, что начнут повторять его действия, и сейчас, чувствуя на себе пронизывающий взгляд янтарных глаз, он поджал губы, чтобы унизительно не подать голос — таронью оказался умелым учеником. — Ты не обязан, — совсем тихо прошелестел Норм, подумав, что Цу’тэй может это делать из чувства вернуть должок. — Я хочу, — жарко выдохнули в ответ сверху, пошевелив растрепанные человеческие волосы. — Черт тебя дери… — простонал Норм, вновь переходя на родной язык, на’ви повел ушами на его голос и ускорился, почувствовав, как в его живот в напряжении уперлась человеческая спина. Спеллман успел подумать, что жесткая рука охотника действует слишком бережно для его характера и очень ласково, но от этого в груди только ярче разгоралось приятное чувство странного интимного уюта, а внизу живота сладко напряглось. — Ты быстро, — отметил Цу’тэй, ощутив на своих пальцах влажность, в его голосе послышалось довольство. Он согнулся, чтобы зарыться носом во взлохмаченные волосы, шумно зафыркал, ненасытно втягивая воздух. — Может, теперь я имею право ополоснуться? — Норм предпочел не заметить, как затравленно он дышит. — Вполне. Цу’тэй подхватил Норма на руки, и тот не успел что-либо сказать, как на’ви опустился в прозрачное озерцо вместе с ним, найдя ступнями опору на одном из многочисленных кривых выступов каменных стен чаши. Вода приятно охладила разгоряченное тело, и ученый с удовольствием проплыл к середине водоема. Управляй он сейчас аватаром, его хвост несомненно бы снова игрался в воде, вместо этого Норм сделал пару кругов и вернулся к Цу’тэю, который безмятежно, будто ничего не было, привычными движениями обмывал свое тело. Выбравшись на травянистый берег, ксеноантрополог глубоко вдохнул — маска очищала воздух не только от опасных примесей газов для его легких, но и от ароматов, однако он был уверен, что тут витают приятные запахи. Интересно было бы почувствовать запах Цу’тэя своим настоящим носом, но он ни за что не зайдет в человеческий дом, полный той самой атмосферы, которую он чуял каждый миг своего пребывания в белых стенах после операции, спасшей его жизнь — та комната не предназначалась для аватаров или на’ви, но отпускать прооперированного и пребывающего не в себе пациента было чревато смертельным исходом — тот продолжал в моменты прояснения сознания стараться выдергивать из себя все, что способствовало его выздоровлению. Объяснения и уговоры он не слушал. Тяжелое было время. — Красиво, — Норм бросил мимолетный взгляд на песенную нить Цу’тэя, которая осталась привязанной к набедренной повязке, лежащей рядом с его одеждой. Этой бусины раньше он не видел, она была похожа на темно-синий минерал, который можно было найти под корнями давно разрушенного Дерева Дома. Осколок анабтаниума, старательно покоцанный до шарообразной формы и тщательно обтертый жесткой тканью для придания гладкой блестящей поверхности. Чтобы сделать такую бусину, должно было понадобиться немало времени, не меньше недели точно. Ученый вдруг все понял и посмотрел на Цу’тэя, который уже во всю «пожирал» его взглядом. — Моя песнь о тебе, — просто сказал он, понимая, про какую бусину говорит Норм. — Напоминание, что разрушенное можно созидать, а чужеродное может стать родным. В этот миг человек понял две важные вещи — роднее Цу’тэя для него уже никого не будет, и ему совершенно не нужно быть женщиной, чтобы позорно и совершенно не по-мужски проронить слезу.