За дверью Храма

      «И сказала молодая княгиня своей молочной сестре: горе мне! Не желаю ложиться в постель с нелюбимым, не желаю рожать от него детей, но принуждают меня и отец, и княжеский долг. Что делать? Сердце мое плачет.       И ответила ей хитроумная Нилурет: не печалься, душа моя! Горе твое не беда. В день свадьбы, как придут тебя одевать, заплачь и позови меня. Скажу я тайное слово, обменяюсь с тобой лицами и останусь в доме, а ты тем временем беги на поле, где молодые воины показывают свои уменья. Выбери из них лучшего и позови с собой, а утром приходи, умойся водой из серебряной чаши — и лицо твое к тебе вернется, и отец твоего сына будет не богатым стариком, а доблестным воином…»              — Скажите, принцесса, — спросила жрица. — Вас не устраивает конкретно ваш жених, или вы против мужчин в принципе?       Такой вопрос — как прыжок с обрыва в омут — заставил растеряться. Всего на миг — слишком привыкла она к манере Города Королей, где все старались говорить так, чтоб другого не обидеть, не задеть, осторожно, намеками, окольными путями…       Пришлось научиться.       И если бы она услышала такой вопрос лет пятьдесят назад — она без промедления воскликнула бы: да, я против, к морготу их всех! Но прошедшего времени хватило для того, чтоб ответить себе на некоторые вопросы.       — Меня не устраивает ситуация, сложившаяся между нами, — медленно произнесла Анкалимэ, глядя во внимательные глаза жрицы. — Мой жених — как и любой мужчина, добивающийся внимания девушки — хочет от меня уважения и любви. И не понимает, почему я не могу дать ему ни того, ни другого.       Они говорили в странном круглом кабинете без окон, освещенном только гроздью эльфийских фонариков, собранных в соцветие каштана. Кабинет был светлых оттенков — по стенам вились узоры цвета весенней зелени, светло-кремового и легкой синевы. Невысокий столик, на котором сейчас стояли кувшин горячего травяного чая, испускавший нежный цветочный аромат, две чашечки и блюдечко с печеньем. Стеллаж с книгами, бумажными сшивками и причудливыми раковинами на верхней полке. Кушетка у стены с небрежно брошенным серым плащом.       Красиво…       — И почему же?       Принцесса вздохнула. Разговор внезапно неприятно напомнил схожие речи отца, жениха, отца жениха и половины Совета: почему? Ну почему ты не хочешь замуж?       Почему, ну почему… почему ты не хочешь… съесть клопа? Вопрос примерно равной глупости и бессмысленности. Потому, что не люблю его? Потому, что насмотрелась на отца с матерью? Мама, какой бы глупой она ни была в юности, преподала ей великую мудрость — муж и жена должны смотреть друг на друга, а не… один в поле, другой в море. Или, в крайнем случае, в одну сторону. Одной лишь любви недостаточно для счастья. В ином же случае получается сплошное мучение — а у нее любви и той нет…       — Госпожа моя, — мягко сказала жрица. — Я спрашиваю не из праздного интереса и не для того, чтоб убедить вас, что стерпится-слюбится. Вы ведь пришли сюда за советом и помощью. И для того, чтобы понять, какие советы и какая помощь придутся вам впору, нам надо вас понять.       Понять… ради помощи?       Анкалимэ удивленно поглядела на свою собеседницу — но от той по-прежнему веяло лишь спокойным участием без тени затаенных помыслов о выгоде — как от многих, что набивались принцессе в помощники и друзья. Неужели эта женщина действительно искренне хочет помочь?.. Выслушать — не для того, чтоб убедить, что все это девичья блажь?       — Вы — Королева, — помолчав, тихо заговорила жрица, поняв ее безмолвный вопрос. — Пусть Крылатый Венец носит ваш отец, но где он? Гуляет за морем, возвращаясь лишь для того, чтоб починить корабли, а дед ваш и вовсе давно устранился от дел. Кто работал, кто судил и решал? Вы, госпожа моя. Я говорю всерьез — благополучие Эленны и ее народа неразрывно связано с благополучием Королевского Рода. Так почему бы мне, вашей подданной, не позаботиться о вас, как вы заботились о нас, снизив налоги на Севере, раскрыв воровство в Арменелосе и разрешив спор между храмами среднего и нижнего Сириля? Придя ко двору, вы могли бы просто жить в свое удовольствие, пользуясь привилегиями своего титула, оставив дела на Совет, но вы начали задавать вопросы, учиться, править, наконец… вы делали добро для нас, и достойно будет ответить тем же.       И замолчала, закончив речь. Принцесса со странным чувством рассматривала жрицу, понимая, что все эти слова — если не истина, то, в любом случае, искренность. Так… непривычно.       В Арменелосе ей часто приходилось сталкиваться с ситуацией «ты же принцесса, что ты можешь решить? Подождем, пока Король вернется…» и приходилось льстить, просить, уговаривать, убеждать — днями, неделями, месяцами, годами…       А здесь… она ощутила не просто уважительное равенство, как было среди сестер в Эмериэ. Если подумать и вспомнить… все жрицы здесь, все люди в этом краю обращались к ней в не просто уважительной — но в особо почтительной форме. Немного иначе звучащая речь больше ее занимала, и только теперь принцесса осознала разницу.       О… Отец Единый и светлые Валар. Как же это…       …Хорошо.       И, если подумать, Храм действительно помогал ей в работе еще тогда. Спор между храмами двух областей — ерунда, его участники просто загнали себя в ловушку гордости и только рады были, когда она вмешалась, позволив каждому отступить без потерь. Но воровство в строительном ведомстве Арменелоса… люди Храма тогда действительно помогли, добыв нужные доказательства и поддержав ее обращение к деду — в преступлении оказалась замешана часть родовитых дворян…       …позаботиться. Как она заботилась о них. Значит, и такие бывают…       — Что ж, — сказала принцесса, выпрямляя спину, будто на троне. — Попробую объяснить. Женихи начали осаждать меня лет с пятнадцати, и через два года я сбежала назад в Эмериэ. Там есть хозяйство при храме, где работают молодые девушки и юноши, решившие посвятить себя служению — часть, конечно, потом уходит обратно в мир, часть остается и становится жрицами и служителями… но суть в том, что при храме есть множество самых разных работ, от самых простых вроде уборки и присмотра за скотиной, до самых сложных. Хозяйственный учет, например, лекарское дело, детская школа, работа с архивами, суды, поиск воров и уворованного… словом — старшие жрицы-наставницы учат послушниц и послушников самым разным вещам, готовя себе из них смену. Некоторые поднимаются в сане, некоторые остаются простыми служителями… да что я говорю, ты и сама это знаешь, почтенная.       — Верно, — жрица согласно кивнула. — Невозможно решать дела людей, не зная, как они живут.       — И это была хорошая школа для меня, — Анкалимэ грустно усмехнулась. Ее учили, как любую другую девушку — но любая другая через несколько лет послушничества вошла бы в Храм как полноправная сестра, а к ее годам могла бы получить на присмотр собственную область… пусть это и была бы деревенька в десяток домов на необжитой окраине. А она… — Прошли годы. Я многое узнала, и вернувшись в Арменелос, уже не была беспомощна. Я смогла взять дело в свои руки. А потом вернулся отец.       Анкалимэ помолчала. Пережитое унижение — еще одно в копилке мелких пренебрежений — как ни странно, не вызывало в душе прежнего бессильного гнева. Напротив — пришли покой и странная легкость, как будто после принятого решения.       Как тогда, когда она работала в Стражах Покоя в селениях Эмериэ. Когда поняла, что отцу как всегда не до этого, что писать обращение к деду — потратить в лучшем случае год… а убийца и насильник благодаря деньгам своего семейства вновь уйдет от наказания. Она не стала ждать. Просто отыскала в лугах и рощах нужные травы…       — Отец отменил мои проекты ремонта столицы и прокладки дорог в Хъярнустаре, — задумчиво произнесла она. — Действительно, зачем перекладывать мостовые? Прошлый ремонт был всего-то триста лет назад, а деньги лучше всего потратить на постройку кораблей, броню и оружие. Да и зачем людям переселяться из перенаселенной центральной области на пока еще почти пустой юго-западный луч, когда можно отправиться в Эндорэ за честью и славой? Вон, сам государь Гил-Галад говорит, что снова зашевелилось зло и некий морготов последователь собирает силы… хотя, скорее всего, в горах просто-напросто расплодились орки, и эльфийскому королю не хочется посылать в бой своих бессмертных и прекрасных подданных. Почему бы не заслониться людьми, особенно, когда те сами лезут вперед? На его месте я бы так и сделала…       Но — ее никто не слушал. Ты дева, сказал отец. Ты не умеешь мыслить масштабно. Дело женщин — порядок в доме, дело мужчин — мир вовне, я ценю твое желание помочь мне править, но для страны и народа важны не только мостовые в городах. Мир вокруг — он тоже важен, а ты, милая, как и твоя мать, умеешь смотреть лишь под ноги, не видя грозы на горизонте…       Наверное, она бы приняла это к сведению. И может быть, даже помогла отцу с его затеей. Отчасти он был прав — почему бы людям Эленны не освоить часть земель на Востоке? Выгнать орков и дикарей в шкурах, которые от тех орков ничем не отличаются, построить новые города… в конце концов, население умножается, а Остров не становится больше…       Если б только это не было сказано в тронном зале, да таким тоном, будто папенька журит глуповатого ребенка, не додумавшегося до простой вещи. Ребенка, которому нужен воспитатель, чтоб вести за ручку и указывать на мир вокруг. Посмотри туда, это береза… посмотри сюда, это лошадка…       — …И тут меня одолели с новой силой. Спасибо папеньке хотя бы за то, что он высказался против союзов потомков Элроса и простых людей — это отсеяло большую часть желающих. Основная борьба разразилась между наследниками Андуниэ и Нисималдара — скоро стало из комнат не выйти, чтоб не наткнуться на ухажера с подарочком. Госпожа-а-а моя-я-я… — с придыханием протянула Анкалимэ, прижав руки к груди. — Па-азвольте выразить восхище-е-ение-е-е… веришь, через окно вылезала, чтоб обойти идиотов. И когда мне это окончательно надоело, я вновь уехала в Эмериэ. Конечно, мне уже не приходилось всерьез пасти овец, как молодым послушницам. Я просто там отдыхала от людей — солнце, простор, река, жаворонки поют… и тут появляется этот тип. Знаешь, князья Хъярасторни нам родня через Нолондиля, но по ним не скажешь — физиономия у парня была совершенно простецкая. Я думала — может быть, он из храмовой стражи и тоже тут отдыхает у родственников. Я его не гоняла — он особо не навязывался, ходил вокруг, песни пел… цветы дарил, причем не лично в руки, а клал рядом с тем местом, где я сидела. Ну и так… маячил рядом. Я его сразу предупредила, чтоб на замужество не рассчитывал. А потом оказалось, что этот парень — наследник Хъярасторни, и все считают его моим женихом. Каково? Причем он даже не сам организовал эту ситуацию, все было задумано его старшей сестрой! Это она научила его маячить в отдалении и не раздражать настолько, чтоб у меня появился повод прилюдно послать его к морготу, и она распустила слухи, я узнавала через служанок…       Какие, ответь мне, могут быть тут уважение и любовь?