The Lion's Den

— Знаешь, ты вовсе не обязана это делать. Я сам смогу сориентироваться. Наверное. Да и мне хотелось бы ещё немного осмотреться… — Юный Господин приказал мне сопроводить тебя до твоей спальни. — Пеко взглянула на него, не опуская головы. — Туда мы и пойдём. Что ж, не вышло. Наэги прикусил нижнюю губу. Пекояма резко перевела взгляд вперёд. Её походка была твёрдой и резвой, так что Макото приходилось едва ли не бежать, чтобы поспевать за ней. — Я знаю, что ты меня недолюбливаешь, — признался Наэги. — Поэтому… прости? Может, я что-то не то сказал? Да, Кузурю-кун разозлился, когда я сказал, что не состою в Абсолютном Отчаянии, но это правда. Я не такой, как вы— — Хватит. Макото нахмурился. — А? Я— — Я говорю хватит! Пеко мгновенно встала напротив, преградив ему путь. Она взмахнула руками и пальцами обхватила рукоятку меча, покоившегося в ножнах. Её красные глаза бушевали от ярости; она рыкнула, слегка обнажив зубы. — Не сравнивай меня с ними, — прошипела она. Такое сравнение могло оскорбить её по одной-единственной причине. И в это было трудно поверить. Она же живёт здесь, так ведь? Она помогает им. Так почему же?.. Ему надо было подтвердить свои сомнения. — Пекояма-сан, получается, ты не состоишь в Абсолютном Отчаянии? — Я продолжение воли Юного Господина. — Она немного сбавила тон. Наэги не знал почему: то ли вопрос успокоил её, то ли ей самой показалось, что она переборщила. — Через него я, возможно, являюсь агентом Отчаяния. Но я никогда не буду ему принадлежать. — Это… — «Этого не может быть», — вертелось у него на языке, но он промолчал, поскольку не знал, как она отреагирует. — То есть, ты не поддалась отчаянию даже спустя столько времени? — У меня нет выбора. — Пеко постепенно опустила руки по швам. — Теперь мой Юный Господин живёт исключительно ради отчаяния. Поэтому он должен поступать вопреки совести, порабощать своих же союзников, причинять боль близким… — Она немного помешкалась, после чего быстро отвернулась. — Каждое грубое слово — это просьба удовлетворить своё желание, и моя боль… это то, что приносит ему отчаяние. Если бы я поддалась отчаянию, я бы стала получать удовольствие от его жестокости. Я бы лишила его этого отчаяния. И… — её косички покачнулись, когда она шагнула вперёд и развернулась лицом к нему, — и вот поэтому я продолжаю сопротивляться. Ради своего Юного Господина я не могу отчаяться! Макото не мог постичь такой уровень преданности. Если бы Киригири, Асахина или кто-то ещё из его друзей сдался бы и присоединился к Абсолютному Отчаянию, он не смог бы и дальше оставаться им верным. Он бы попытался помочь им, да, исцелить их, но он бы ни за что не стал им помогать. — Пекояма-сан, я вижу, что ты до гроба предана Кузурю-куну, но разве это то, кто он есть на самом деле? Мне кажется, раньше он таким не был… Наэги замер. Острый, чрезмерно опасный меч Пеко завис в сантиметрах от его шейной вены. — Я всё ещё здесь, — свирепо произнесла она. — Я всё ещё жива. Он зовёт меня Пеко. Мой Господин до сих пор жив где-то внутри него. Пока его след ещё не стёрся окончательно, я обязана служить ему. Если он ступил на такой путь, то я последую за ним. — Разве он правда хотел этого? — спросил Наэги. — Не этот Кузурю-кун, а тот, которого ты знала и которому доверяла. Думаешь, тот Кузурю-кун стал бы заходить так далеко? — Неважно, чего он хотел, — возразила Пекояма. — Мне важно только то, чего он хочет. — Но поддерживать его во всём, что он делает, способствовать его схемам, даже самым жестоким, зная, что он сам ни за что бы не решился на такое… разве это само по себе не предательство? Пеко молчала. Конец её меча подрагивал. Его спас исключительно первобытный инстинкт. Он споткнулся, когда сделал попытку пошевелиться… и его глазам во всей красе предстал меч Пеко, промелькнув у него перед лицом. В том месте, куда он впечатался, по стене расползлись трещины, похожие на паутину. — Как ты смеешь. — На её лицо легла тень. Косички закрывали её глаза, но их красный блеск пробивался даже сквозь волосы. — Прости, я не хотел тебя оскорбить!.. — Ты совсем как она, — перебила Пекояма, пока Наэги с трудом переходил в сидячее положение. — Напираешь на сомнения и комплексы, манипулируешь и контролируешь словами. Я уже видела, что ты сотворил с Комаэдой Нагито. Он стал… агрессивным. Ты превратил его в сторожевого пса. — Я ничего не делал! — выкрикнул Макото с земли. — Он делает всё это по своему желанию. Я просто хочу, чтобы он меня отпустил! Мечница взяла его за грудки; костяшки побелели от напряжения. Она подняла его и впечатала в стену. Блеск её красных глаз стал ярче и заполонил всё вокруг, окрашивая в оттенки багрянца. — Почему я должна прислушиваться к словам Абсолютного Отчаяния? — спросила она. В тот момент он забыл. Забыл о её титуле, о воткнутом мече в нескольких сантиметрах от его мозга. Он схватил её запястье и сжал, хотя она никак не отреагировала. — Я не один из них! — выдал он. — Я бы ни за что им не поддался! Она холодно ответила на его взгляд. — Так я и поверила. Ему пришлось напомнить себе о дыхании, после чего он стал сердито пыхтеть, нагревая воздух между ними. Пекояма и бровью не повела. Она продолжала удерживать его за футболку, уткнув горловину ему в шею. Тот сжимал кулаки и трясся то ли от страха, то ли от обиды. Электричество пронзало его кожу, перескакивая с одной мышцы на другую. Он раскрыл рот, ещё не зная, что выпалит— — Отчаяние в опасности! Одним быстрым движением Пеко выпустила его, развернулась и пополам разрубила Монокуму, ринувшемуся к ним. Застигнутый врасплох Наэги тяжело упал на пол. Пекояма повернулась к нему полубоком. Её гладкий меч блестел от масла. — Она должна была умереть, — продолжила Пеко. — Это сильно расстроило моего Господина, но я обрадовалась, когда она сдохла. А потом появился ты. Она живёт в тебе. Её влияние вездесуще подобно таракану. — Ты про те странные вещи, о которых говорил Комаэда-кун? — уточнил он. — Он не прав. Я не такой, как она. Я не Эношима, не её ребёнок и всё в таком духе. — Неважно, действительно ты связан с Эношимой Джунко или нет, — ответила Пекояма. — Важно то, что они в это верят. Ты Абсолютная Надежда… и теперь ты стал надеждой для Абсолютного Отчаяния. Твоё присутствие придаёт им сил. Весь урон, который им нанесла гибель Эношимы, обратился вспять. — Это… этого не может быть! — Хорошо, что он уже сидел, потому что иначе ноги всё равно бы его подвели. Он помогает отчаянию? Нет. Нет, ни за что! Этому нет доказательств. Это неправда! Она схватилась за меч. Одного её взгляда хватало, чтобы ранить до крови. — Вставай. Когда Наэги замешкался, она сама поставила его на ноги. Затем снова схватила за плечо и потащила за собой. Он не сопротивлялся, пока Пекояма маршем шагала по коридору. В какой-то момент она оглянулась по сторонам и заметно испугалась. Макото посмотрел в ту же сторону. Ой. Как давно Камукура уже наблюдает? Пеко возобновила шаг. Её передёргивало, словно она не давала себе оглянуться за спину. Наэги, однако, не сковывал себя подобными ограничениями и свободно смотрел назад. Изуру уверенно следовал за ними; ощущение, будто он даже не моргал. Он ступал весьма специфическим образом. Его шаги не издавали ни звука, а руки и плечи не шевелились. — Вот. — Пекояма толкнула его в сторону двери в спальню, на которой теперь висела уже его именная табличка. — Моя работа выполнена. Она пошла прочь и обогнула Изуру на большом расстоянии. Тот даже не взглянул на неё. — Наэги Макото. Я так понимаю, ты весьма умело считываешь окружающих. — Наверное? — Тот пожал одним плечом. — В смысле, я почти со всеми нахожу общий язык, так что у меня неплохо это получается. Повисло долгое молчание. Такие вещи были обыденностью при общении с Изуру. — Я знал, что ты вытянешь из неё этот ответ, но… зачем? — спросил Камукура. Он моргнул. Физическое движение казалось более вымученным, чем обычно. — Ты был в курсе, что ей запрещено причинять тебе вред? — Правда? Как-то не похоже. — …У тебя явно отсутствует инстинкт самосохранения. — Эй! Вовсе нет!.. — Никогда прежде не видел, чтобы существо так решительно настраивало обстоятельства против себя, — продолжил Камукура. — Не из этого ли вытекает твоё невезение? — Я не занимаюсь самосаботажем! Я просто такой, какой есть, — пролепетал он, ощущая, как пылают щёки. Очередное молчание. — Ясно. Что… что это значит? Камукура не сдвинулся с места, но его язык тела вдруг стал внушать явную угрозу. Держась стены спиной и не спуская глаз с Изуру, Наэги стал ощупью искать дверную ручку. Нашарив её, он распахнул дверь и ринулся внутрь. Он получил где-то три секунды передышки, прежде чем Камукура просто открыл дверь и последовал за ним внутрь. Твою мать. — Мне бы хотелось побыть одному, — пожаловался Макото. Камукура уставился на него. Он хотя бы не будет шуметь. Тогда кто это разговаривает на заднем фоне? Наэги медленно повернулся, до сих пор опасаясь поворачиваться к Изуру спиной. На стене напротив кровати висел телевизор, обещанный ему Казуичи. Он был приличных размеров, а картинка — вполне чёткая, вот только… только… Что он показывает? Это было какое-то сборище. Бóльшая часть толпы нацепила на лицо маску Монокумы. Они встали в широкий круг вокруг возвышающейся деревянной платформы, оставив проход между лестницей и пространством за пределами экрана. Вдруг поднялось ликование, и спустя несколько секунд в объективы камер попала улыбающаяся девушка, махающая рукой. Соня Невермайнд, исключительная Абсолютная Принцесса, послала в очарованную толпу воздушный поцелуй и поднялась на платформу, по пути минуя два факела. Следом за ней шёл отряд королевской стражи и красноволосая девушка с камерой в руках. — Сейчас все эти смотрят? — спросил Наэги. Камукура не отвечал. Наверняка он посчитал вопрос глупым. Принцесса говорила на непонятном ему языке. Она поманила к себе кого-то за пределами экрана, после чего по тому же самому маршруту к ней поднялся ряд заключённых в наручниках. По обе стороны от каждого их сопровождала стража. Наэги не мог различить их лица с такого расстояния и не понимал, зачем они там. Первого в ряду мужчину отделили от остальных и затащили на платформу. Соня повернулась к своей аудитории, разглагольствуя громким и эпатажным голосом, а у неё за спиной один страж взял длинный кусок металла и поднёс его к горячему пламени… — Камукура-кун, как это выключить? Изуру не отвечал. — Камукура-кун—! Он содрогнулся в позвоночнике, когда из телевизора послышались вопли. Он отвернулся от экрана, но вполне мог представить себе происходящее судя по крикам. Он подбежал к полкам в поисках чего-нибудь похожего на пульт от телевизора. Изуру вздохнул. — Это так предсказуемо. Он взял одну из своих новел и заслонил ей глаза. Ему не хотелось приближаться к источнику криков, словно он взаправду подходил к той платформе, но выбора не было. Он стал ощупывать края телевизора в поисках панели или источника питания, но телевизор был вмонтирован прямо в стену. Подобраться к источнику питания было невозможно, а сам телевизор не имел никаких кнопок. Наэги встал и задумался, тяжело дыша, после чего крики вдруг оборвались. Тишина была гораздо хуже. Он не рискнул посмотреть на экран. Не имея возможности самостоятельно выключить устройство, он стал колотить по правой стене и звать Нагито. Одна секунда, и старшеклассник уже просунул голову внутрь. — Наэги-кун! — промурчал тот. — Ты вспомнил обо мне! Макото указал на телевизор. — Как это выключить? Нагито на секунду замешкался. — Ах, не переживай. Он и так автоматически выключается в десять часов вечера. — Ладно, но я хочу выключить его сейчас. Или, там, канал переключить. Можно мне как-то это сделать? Комаэда тихо хмыкнул себе под нос. Он спокойно прошёл в комнату, спрятав руки в карманах. — Я рад, что ты позвал меня. Я как раз собирался идти тебя искать. Повезло так повезло! — …А что насчёт канала? — Да, его надо переключить, — ответил Нагито. — Это неправильный канал. Не тот, который нам нужен. Наэги замолчал. Тут что-то не чисто. Комаэда соглашался с ним, но глаза его было стеклянными, как и всегда, когда он только делал вид, что слушает. Он прошёл мимо Макото к краю кровати и присел. После он одарил Макото дружелюбным взглядом, за которым, однако, таился слой властности, требовавший полного подчинения. Ощущая себя мышонком, угодившим в кошачьи лапы, Наэги подошёл и сел рядом. Нагито выудил нечто безошибочно напоминавшее пульт и стал переключать каналы. Он менял их так быстро, что не давал Наэги разглядеть, в чём заключались мелькавшие передачи. Стоял стол. Рядом — нечто похожее на переполненную медицинскую тележку из больничного центра. Предметы, которыми была уставлена тележка, изучала Микан. — Я знаю эту комнату, — пробормотал Макото. В животе появилась тяжесть. Комаэда погладил его ладонь. — Просто думай о надежде, Наэги-кун. Какое-то время картина оставалась той же: Цумики возилась у тележки. Единственная лампа в комнате отбрасывала длинные гротескные тени, которые коверкались от каждого движения медсестры. Затем вошёл ещё один. Ещё два, если быть точным. Макото испытывал дежавю; скорее всего, это не Некомару, но Наэги с лёгкостью узнавал себя в брыкавшемся мужчине, которого внутрь затащила Овари. Ему не верилось в то, какая она сильная, особенно учитывая её худобу, от которой создавалось впечатление, будто она готова сломаться пополам. Макото казалось, что в этой ситуации помощь Цумики окажется бесполезной, однако убедился в обратном, потому что вдвоём девушки успешно смогли поднять его и скрепить ремнями. Наэги взглянул на Комаэду в поисках поддержки, но Счастливчик схватил его за подбородок и направил его обратно к экрану, прошептав: — Сейчас начнётся. Цумики и Овари отодвинулись от стола, обнажив вид на мужчину. Несмотря на то, что его лицо не было показано крупным планом, на нём явно читался ужас. Кожа человека была мертвенно-бледна, и Наэги почувствовал, что бледнеет в ответ. Он практически ощущал, как сам брыкается рядом с мужчиной; обжигающий и вместе с тем ледяной ужас щиплет за пятки и плескается глубоко в горле… Он в самом деле закричал, когда картинка сменилась. Режиссёр этого шоу, видимо, переключил вещательную камеру, поскольку на экране вдруг показался вид на комнату сверху, после чего вид снизу на улыбавшуюся Цумики, рукой махавшую в объектив (пока на заднем плане Аканэ переводила дух). Цумики с хихиканьем наклонилась ближе. — Всем привет! — пропела Микан своим пронзительным голосом. — С возвращением. Как она может так беззаботно разговаривать, пока на заднем плане мужчина судорожно дышит и скулит? Если бы Комаэда не вступился, она бы вела себя точно так же, пока на столе лежал сам Наэги? Чем больше он об этом думал, тем больше окружающий мир терял фокус, и он в очередной раз оказался на столе; лодыжки и запястья крепко прижаты к столешнице, а в губы впиваются чужие ногти… — Я знаю, что наше шоу обычно не транслируется в этот день. Надеюсь, никому не пришлось выбирать между мной и кем-то ещё… — Так-то пришлось, — вставила Овари, широко зевая. — Соня сегодня казнит предателей. — Иик! — Волосы Цумики подлетели от её писка. — Ах, Ваше Высочество, мне так жаль! Не держите на меня зла, пожалуйста. Вдруг она понизила тон. Тени играли на её лице, придавая ему серый, мистический вид. — Но у меня не было выбора. — От застенчивости не осталось и следа. Его заменило нечто неописуемое. Нечто… зловещее. — В конце концов, мы празднуем исключительное событие. Тут она вновь озарилась счастливой улыбкой. — В нашей семье пополнение! — …Она это про меня, да? — спросил Макото. — Я обещал ей, что ты посмотришь её шоу, — сказал Комаэда. Микан помахала, словно в самом деле могла их слышать. — Привет, Макото! Только чур смотри внимательно. Я покажу тебе все секреты своей работы. Ах, посмотрим… в этот раз придётся начать с демонстрации, так ведь? Овари-сан, у нас есть какие-то просьбы от зрителей? — Погоди, я пока ищу. — Просунув язык между зубами, Аканэ лихорадочно просматривала какие-то письма. — О, вот хорошее. Походу, ты так и не опробовала ту зелёную штуку, которую приготовила две недели назад. — Ой, точно. — Цумики захихикала, прикрыв рот ладонью. — Я же обещала, верно? Значит, настал черёд шприца номер пять. Она взяла в руки громадную иглу, наполненную некой сияющей зелёной жидкостью. Или, точнее сказать, жижей; когда она покачала её из стороны в сторону, консистенция жидкости оказалась вязкой. — Этот большой, — заметила Микан с таким лицом, будто собиралась посмеяться над какой-то локальной шуткой. — Такой длинный и твёрдый… Далее Макото ощутил, что Нагито закрыл ему уши. Он всё равно не позволял Наэги отворачиваться, но зато ему не пришлось больше слушать болезненные стоны мужчины. Цумики повернулась спиной к камере и лицом к столу, после чего Комаэда убрал руки. Наэги посмотрел на него с вопросом в глазах. Скрестив руки и сурово уставившись в стену, Нагито объяснил: — Ты ещё слишком юн. Где-то позади послышался вздох Изуру. Когда Комаэда вновь отвернул его подбородок к экрану, на нём оказался Монокума в белом лабораторном халате и со стетоскопом. Медведь стоял напротив гигантского вращательного колеса, которое часто можно увидеть в телеиграх. На каждом отрезке колеса была написана какая-то часть тела, и Монокума рассмеялся, подобно Цумики, когда колесо остановилось на варианте «под ноготь руки». — Отлично! — С конца иголки упала капелька жидкости, когда медсестра подняла его выше. — Поехали! О боже. Он всё понял — о боже. Он отчаянно попытался спрятать глаза, но у Нагито были другие планы. Он обхватил Наэги ногами с обеих сторон и двумя руками зафиксировал его подбородок. — Ей будет обидно, — сказал Комаэда, словно это была главная проблема. — Она так хотела сделать это для тебя. Зачем?.. Зачем Нагито заставляет его это смотреть? Он закрыл глаза; это всё, что ему оставалось. Однако его уши остались неприкрыты. Он попытался уйти в себя, отстраниться, однако его мозг работал иначе. Он слышал каждый вопль, цеплялся за каждый хрип и бурление, проигрывал их на повторе, пока они не смешивались воедино. Он чувствовал, как отчаяние просачивается через экран. Послышался голос Овари. — Вряд ли он ещё долго продержится. Мышцы, сжимавшие веки, начали болеть. Он напряг ладони и руки, просто чтобы отвлечься. — Ага. Ну всё. Кончился. Он испытал ничтожное, но облегчение. Он повернулся вполоборота к Нагито в надежде, что всё закончилось. — Ой, этот был хорош! — воскликнула Микан. — Яд что надо. Надеюсь, ты всё видел, Макото! Тот проскулил. Комаэда пошевелился у него за спиной. — Хмм, наверное, пока хватит. Мы не хотим переборщить с отчаянием. Просто скажем Цумики-сан, что ты посмотрел шоу до конца. Одним нажатием кнопки экран погас. — Я не понимаю, — сказал Макото. — Зачем ей делать такие ужасные вещи? Как она может этим наслаждаться? В чём смысл? — В отчаянии, — ответил Нагито таким тоном, будто закатил глаза. «Ты не лучше», — хотелось ему сказать, но он попридержал язык. — Она сделала это для меня, — пробормотал Наэги. — Она всерьёз считает, что мне это нужно? Комаэда промолчал, поэтому он продолжил. — Как… как ты считаешь, она послушает меня, если я попрошу её перестать? По крайней мере, я смог бы отговорить её мучить людей для меня. Комаэда подбадривающе сжал его плечи. — Ну всё, Наэги-кун. Пускай твоя надежда сияет! …Вот козёл. Он уже было хотел ответить... — Что ж, это было скучно, — сказал Камукура. Иногда Наэги сам не знал, где хуже: здесь или в Пике Надежды.