The Lion's Den

Наэги так и не сдвинулся. Комаэда отнёс его в комнату Изуру, скороговоркой оправдавшись перед остальными за его поведение. Нагито вошёл внутрь вместе с ним, обогнул Изуру, после чего усадил его на кровать, которую успел притащить Нидай. Счастливчик отодвинул покрывало, прежде чем разуть Макото и уложить его в постель. Он накрыл его до подбородка и подоткнул одеяло. Его бледная рука убрала чёлку, после чего Комаэда поцеловал его в лоб, как родитель спящего ребёнка. Он ещё немного постоял, нежно глядя на своего пленника. Затем похититель повернулся и оставил Наэги наедине со его новым окружением. Макото не сдвинулся. Даже если попросить его вспомнить, он не сможет сказать, сумел он уснуть или нет. Время застыло, заключив его в состояние ледяной и онемелой осведомлённости. Глаза болели; только монотонный, бесцветный потолок не раздражал их. Он не думал. Ведь если начнёт думать, то сразу вспомнит. А если вспомнит… Ночь пришла и ушла. Как и утро. Комаэда заскочил всего один раз, и тогда Наэги наконец пошевелился — чтобы отвернуться от него. Счастливчик остался посидеть рядом с ним, но Макото не обращал на него внимания, а его сознание вновь заволок туман без сновидений. В конце концов старшеклассник ушёл, оставив за собой лишь разогретую простынь. В тот день Наэги не ел. Он пошевелился только для того, чтобы сходить в уборную. Пленник вёл себя очень похоже на Изуру, который большую часть времени пялился в пространство. На следующее утро Макото наконец проснулся ментально. Одеревеневшее тело не слушалось, словно его на пару лет заморозили в глыбе льда. Он едва чувствовал собственные руки, опиравшиеся на остов кровати. Наэги уставился в стену; позади глаз метались красные вспышки — осадок от того зрелища, которое его мозг отказывался запоминать. Камукура бросил на него взгляд, но тут же отвёл его, когда увидел, что Макото не делает ничего интересного. Ему стоит поесть, правда? Он не был голоден. На самом деле ему было дурно. Но поесть надо. Нельзя продолжать в том же духе. Ему оставили завтрак, но тот был настолько роскошным, что он даже представить себе не мог, как это есть. Возможно, на кухне найдётся что-то попроще. Он поплёлся к выходу, ощущая, как ноет спина. Поворот дверной ручки наполнил его непостижимым ужасом, и он силой воли проглотил внезапный поток слёз. Он открыл дверь. Комаэда, свернувшийся клубком прямо у входа, словно пёс, моргнул, взглянув на него. — Ах, ты проснулся! Наэги попытался захлопнуть дверь, но Нагито уже подполз к порогу. — А я всё думаю, когда же ты выйдешь, — лучезарно произнёс старшеклассник. — Какими чудесными вещами ты вчера занимался? Ты был в Коме Надежды? У меня такие тоже бывают! На фоне заговорил Камукура. — Если из-за тебя он опять начнёт болтать о надежде, то, пожалуйста, уходи. Его слова были похожи на приказ. Мозг Наэги, уставший от мыслей и отчаянных попыток не вспоминать, вцепился в него мёртвой хваткой. — Ну что, куда мы идём? — спросил Нагито, семеня за ним по пятам, словно верный питомец. Краем глаза Макото увидел, что Комаэда тянется к нему рукой… — Не трогай меня. Нагито моргнул и опешил, но тут же одёрнул руку. — Конечно. Я понимаю. Ты не хочешь, чтобы тебя трогал такой мусор, особенно после того, как те неблагодарные из Фонда Будущего покусились на твою жизнь. Наверняка они просто завидуют. Им невыносимо то, что нам повезло сосуществовать с такой прекрасной надеждой, а им нет, вот они и попытались тебя уничтожить. Жалкие отбросы. Наэги остановился. Низким тоном он сказал: — Как будто ты лучше, чем они. Комаэда, казалось, не мог найтись, что на это ответить. — Пожалуйста, не пойми не правильно. Я и близко не мечтаю подняться на тот же уровень, что и вы, Абсолютные. Но по крайней мере я знаю своё место, так? В отличие от этих болванов из Фонда Будущего. — Ты ещё хуже, чем они! Нагито замер. Макото впервые увидел, как он хмурится. — Боюсь, я не понимаю, о чём ты, — ответил он. — Что я такого сделал? Наэги сжал трясущиеся ладони в кулаки. — Не знаю, что конкретно ты делаешь вместе с Абсолютным Отчанием, но я точно знаю, что ты убийца. Нет. Не просто убийца. Ты монстр. То, что случилось два дня назад, — ты наслаждался этим, не так ли? Ты… — Он поколебался, снова услышав стоны Микан. — Тебя тоже это заводит? — Отчаяние? Конечно нет! — Нагито вновь улыбался, но на этот раз как-то злобно и резко. — От такой гадости и мерзости у меня мурашки по коже. Я делаю всё ради надежды. — Уничтожать мир — ради надежды? — выплюнул Макото. — Пытки людей — ради надежды? Убийства — ради надежды?! Это бред! Нет в этом никакой надежды! — Отчаяние порождает надежду, Наэги-кун, — сказал Нагито, поднял глаза и уставился на что-то, что видел только он один. — Кроме того, эти люди совсем не такие способные, как вы с вашими талантами. Они просто занимали место. Макото свирепо взглянул на него. Всё разочарование, вся злость нахлынули на него в тот момент. Следующие слова он произнёс нарочно, натягивая их как стрелы. — Тебе плевать на надежду, Комаэда. Нагито как ошпаренный перевёл взгляд на него. — Ты говоришь, что она важна для тебя, может, ты и вправду так считаешь, но это не так. Ты такой же, как все остальные. Тебе важно только порождать отчаяние. Надежда ничего для тебя не значит. Слова Макото повисли в воздухе. Комаэда стоял как вкопанный; казалось, он даже не дышал. Однако Счастливчик будто стал занимать больше пространства. Возможно, всему виной игра света, но его тень удлинилась, затемнив стены. Старшеклассник источал леденящую кровь энергию, отчего у Наэги по рукам поползли мурашки. Нагито улыбался, но его глаза были пусты. — Не надо так говорить, Наэги-кун. — Почему? Потому что это правда? — едва ли не прорычал Макото, будучи не в силах сдерживать нахлынувшую желчь по отношению к Нагито. — Я понимаю, ты злишься… — Ты ничего обо мне не знаешь! — воскликнул Наэги. — Тебе важен только этот долбаный титул, который мне дала Киригири-сан. Ты больше ничего не хочешь знать! Вот почему всё, что ты делаешь, не работает и работать не будет. Я не стану таким же монстром, как ты, так что просто сдайся уже! — Хватит, Наэги-кун. — А вот и не хватит, — ответил Макото. — Я не собираюсь… — Хватит! Неестественное шипение Нагито лишило его дара речи. Комаэда никогда раньше так не разговаривал. Комаэда никогда раньше так не звучал. Счастливчик склонил голову, спрятав лицо; вдруг по коже Макото пошёл холодок. Затем Комаэда начал хихикать. — «Суровая любовь — мудрая любовь» — такое жестокое выражение… — А? — Это застало его врасплох. Хихиканье Нагито становилось всё тоньше и отрывистее. Он поднял подбородок. Сердце Макото стучало так громко, что оглушило его на какое-то время. Он попятился, вдруг напугавшись до смерти… …У Нагито в глазах прежде никогда не было спиралей отчаяния. — Ты и вправду такого мнения обо мне? — спросил Комаэда, подходя ближе. — Я… — Наэги врезался спиной в стену. Нагито стоял совсем рядом; его дыхание конденсировалось у Макото на лбу. — Наэги-кун… Макото словами не мог передать, насколько неправильно его имя сейчас звучало из уст Нагито. Его глаза полностью заполонили эти сияющие красные спирали. — Ты не можешь вот так брать и говорить обо мне такое. Это очень обидно. Выговор Нагито был совсем не серьёзным, однако Наэги не мог отогнать ощущение затаённой опасности, словно он смотрел на невинный провод, в котором было достаточно тока, чтобы убить наступившего на него слона. Он ощутил ледяные руки Нагито на щеках. — Ты же знаешь, кто такой похититель? Ты же понимаешь своё положение? Это ловушка. Макото не мог ответить. Тут Комаэда поднял его за подбородок и взглянул прямо в глаза. Спирали плясали как никогда бешено. — Ты понимаешь, почему я должен тебя наказать, так ведь? Он ощутил, будто его всем телом окунули в ледяную воду. Он даже не стал скрывать дрожь в голосе. — Комаэда-кун, мне жаль… — Это уж точно. Руки Нагито пробрались между ним и стеной, после чего тот прижал Макото к себе. Тело Счастливчика было неприятно тёплым, но Макото не стал извиваться. Он стоял как вкопанный, готовый взорваться от тревоги, в то время как Нагито обнимал его и прижимал к себе. — Это моя вина, — сказал Комаэда. — Я пренебрегал тобой. Вот почему ты так говоришь. Я был ужасным учителем. У него на уме была тысяча слов. И не было храбрости сказать ни одно из них. — Я обещаю исправиться, — произнёс Нагито. Наэги наконец проглотил узел у себя в горле. — Я… Резкая боль в шее украла слова из его рта. Макото вырвался из хватки Нагито и вновь впечатался в стену. Он с дрожью тронул больное место… А Комаэда преспокойно сунул иглу обратно в карман. — К-Комаэда-кун? — Наэги-кун, ты же знаешь, что я люблю тебя? Я делаю всё это для твоего же блага. — Пожалуйста… Когда на него нахлынула дремота, Комаэда шагнул вперёд и позволил Макото упасть в его поджидающие руки. — Это всё ради тебя, Наэги-кун. Я всё делаю ради тебя. Тьма затмила его зрение и украла сознание…

***

Бум. Макото проснулся с высохшей слюной на подбородке. Он обнаружил себя в достаточно странной позе для сна. Он сидит на стуле? Он был согнут в спине, упираясь щекой во что-то гладкое и твёрдое. Руки его так же лежали на гладкой поверхности; запястья по обе стороны от его головы. Он поднял подбородок и, когда огляделся, то сразу понял, что сидит за школьной партой. Словно он опять проснулся в Пике Надежды. Бум. Этот звук… Он не мог понять, откуда он идёт, но звук казался знакомым. В недрах живота заплескался страх. Вдруг ему стало невыносимо жарко в своей одежде. Ему… ему было страшно, хоть и не вполне понятно почему. Бум. Он медленно обернулся. Позади стояли два больших деревянных столба, соединяющихся сверху — гильотина без нижних двух досок с выемкой для шеи. Наверху было не лезвие, а толстый, тяжёлый блок, от каждого удара которого содрогалась земля. Цепь передач и механизмов крутились с одинаковым интервалом, высоко поднимая блок, прежде чем отдать его на откуп гравитации. Бум. Это была его казнь. Бум. Он попытался бежать. Нечто холодное и твёрдое впилось в запястья. Он обернулся и… его запястья приковали и скрепили болтами к парте. Зачем? Кто? Он потянул руки к себе, стараясь высунуть их из кандалов. Металл натирал кожу. Конвейерная лента медленно везла его парту в сторону гильотины. Наэги так укусил щёку изнутри, что из неё пошла кровь. Нет. Нет. Только не снова. Не здесь. Не сейчас. Он… он должен выбираться! Бум. В этот раз Альтер Эго ему не поможет. Никто не поможет. Что он вообще здесь делает? Это просто ночной кошмар, так ведь? Он больше не в Пике Надежды. — Здравствуй, Наэги-кун! Этот голос… В один миг всё встало на свои места. Бум. Макото поднял взгляд. Он был так озабочен механизмом у себя за спиной, что не заметил школьную доску перед собой. А также человека, стоявшего напротив. Комаэда ухмылялся, глядя на него с безумным лицом, вот только спиралей в глазах уже не было. В руках он держал указку, направленную на центр доски. Однако в этот раз на ней не было ни схемы оплодотворения, ни рисунка гильотины. Вместо этого Комаэда расписал всю доску словом «Надежда». — Готов к уроку? Бум. — Комаэда-кун, ты что творишь? Это не смешно! — Я знаю, — ответил старшеклассник и постучал указкой по доске. — Надежда — это очень серьёзная тема! — Ты... ты делаешь это, потому что злишься на меня?! — Как я могу на тебя злиться? У меня нет на это права. Врёт. Конечно злится. Бум. — Ладно, прости меня! Мне жаль, что я сказал, будто тебе всё равно на надежду. Можешь освободить меня, пожалуйста? — Надежда... — медленно протянул Комаэда и повернулся к доске. — Надежда — это прекрасная вещь, Наэги-кун. Это точно шутка. Сейчас определённо не время для речей о надежде. — Она ведёт нас в будущее и поддерживает нас изо дня в день. Надежда — это приз, к которому стремятся все мужчины и женщины; это Святой Грааль, который разговаривает с нами во сне. Бум. Они проехали уже треть пути. Роботы Монокумы выстроились по обе стороны конвейерной ленты и наблюдали. Макото кричал, умолял их о помощи, но роботы стояли как вкопанные. Нагито никто не мог помешать. — Весь мир был основан на надежде. Поступки талантливых людей, Абсолютных, преобразовали его, развив нас от примитивных пещерных людей к обществу, в котором мы жили до Трагедии. Бум. — Комаэда-кун, ты понимаешь, что если я окажусь под ним, то умру? Полпути пройдено. Монокумы поворачивали головы им вслед. — ...Вот почему нам надо беречь надежду и стремиться к самой большой, самой яркой надежде, какую только можно найти. Бум. — Комаэда-кун! Чего Счастливчик ждёт? Он ведь не может и вправду позволить Наэги умереть? Но он уже извинился. Чего ещё он хочет? Может... согласия? Они проехали больше половины. — Да! А... — Он попытался придумать какую-нибудь пафосную, нелепую метафору. — Надежда — это кровь, которая течёт по нашим венам? — Именно! Бум. — Без надежды мы всего лишь... жалкие простолюдины? Мы как безмозглые животные. А это плохо, ведь животные не могут править обществом? Люди с надеждой и без неё живут в совершенно разных мирах. — Он сделал паузу. Что ещё такого любит говорить Тогами? Тяжело вспоминать, когда от каждого удара гильотины у него чуть сильнее сжималась грудь. — Видишь, ты всё понимаешь, Наэги-кун! — Да! Надежда — это лучшее, что только может быть. Но, э, Комаэда-кун? Мы уже очень близко к блоку. Мне кажется, тебе стоит меня освободить. Улыбка Нагито стала шире. В глазах никаких эмоций. — Я не могу этого сделать. — Я понимаю, что ты злишься, но!.. — Я не могу, — повторил Счастливчик и глянул вниз. Наэги посмотрел туда же. Как его собственные запястья были закованы и привинчены к парте, так и лодыжки Нагито были закованы и привинчены к полу. Из самого его нутра стал сочиться страх. — Комаэда-кун? У тебя ведь есть ключ? Смех Нагито был краток и язвителен. Он указал на стол далеко за пределами их зоны досягаемости. — Ой, я оставил его на том столе. Бум. Ужас вцепился в глотку, когда он в полной мере осознал их положение. Улыбка Нагито теперь только нагнетала, посылая мурашки до самого костного мозга. В ушах звенело всё громче по мере того, как мерные удары блока стали шатать парту. Они проехали уже три четверти. — Монокума, хватай ключ! — выкрикнул Макото. Роботы-медведы безжизненно пялились на него. — Вон там, достань ключ! — Они не могут этого сделать, Наэги-кун. — Комаэда опустил указку вдоль тела. — Я приказал им не вмешиваться. Если они вытащат нас отсюда, это пойдёт во вред самóй цели нашего положения. — Есть какая-то цель? — яростно вцепился Макото. Наличие цели означает, что это не было задумано как затянувшаяся казнь. Бум. — Нам не сбежать, Наэги-кун, — с неуместной ухмылкой произнёс Нагито. — Эти кандалы слишком прочные, их не сломать. Выбраться из них можно только при помощи того ключа, а он даже близко не рядом с нами. Я бы не смог достать его даже с гибкостью Абсолютной Гимнастки. Может, будь у меня хомяки Танаки-куна... Бум. — Ну вот! — вскинул руки Комаэда, отчего указка перелетела через доску и приземлилась где-то позади. — Нам остаётся только одно. Придётся НАДЕЯТЬСЯ, что всё будет хорошо! Ахахахахахаха! Видишь, Наэги-кун! Надежда! Вот как сильно я люблю её. Я покоряюсь смерти прямо сейчас, так что мои предсмертные мысли — о надежде. Надежда — ключ ко всему! Спирали вернулись и сияли как никогда прежде. Нагито смеялся. Он смеялся, смеялся и смеялся, каким-то образом даже громче гильотины, поджидающей сзади. Мир дрогнул, и вдруг Наэги представил перед собой две публики: первая — толпа апатичных улыбчивых Монокум; а вторая — испуганные лица его друзей. — Посмотри на меня, Наэги-кун. Видишь, какой я счастливчик? На них упала тень от блока, поднявшегося в последний раз. — ...Мне повезло умереть с Абсолютной Надеждой. Во второй раз в жизни блок опустился на него. Во второй раз в жизни он его не убил. Конвейерная лента резко остановилась. Гильотина принудительно замедлилась со страшным скрежетом, умудрившись лишь расколоть верхушку школьной доски около Нагито. Один-единственный обломок упал на нос Счастливчику, чей смех тут же оборвался. Он с любопытством взглянул наверх. А Наэги смотрел в изумлении, моргнул и до боли впился зубами в нижнюю губу, чтобы убедиться, что это не сон. — ...Какого? Овари стояла за прежде незамеченной панелью управления, с силой надавив рукой на большую красную кнопку. Она выглядела озадаченной, однако со временем эта эмоция уступила нечто похожему на злость. Монокумы поспешили убраться с её пути, когда она зашагала вперёд; запоздалые оказывались жестоко отпихнуты в сторону. Она встала между парнями спиной к Наэги и уставилась на Нагито. — Эй, Овари-сан! — Комаэда помахал ей. Спирали в глазах исчезли. — Не могла бы ты взять тот ключ? Я оставил его на столе вон там. — Какого хрена? — повторила она, делая ударение на каждом слове. — Вас с Малым чуть не расплющело! — Но не расплющело же, и всё благодаря твоим невероятным рефлексам. — Дело не в этом, — произнесла Аканэ тоном, который давал понять, что она давно успела привыкнуть к... Комаэдности своего одноклассника. — Что ты задумал? — Всё в порядке, Овари-сан. — Нагито смущённо почесал затылок. — Он бы остановился автоматически, если бы ты не вмешалась. ...Вот урод. — Оу. Ну. Тогда ладно. Где ключ? Аканэ достала для них ключ и сняла с Макото кандалы. Он тут же подскочил с сиденья, снова и снова потирая неповреждённые запястья, будто бы погрузившись в транс. Овари кинула ключ на парту и ушла, напоследок сказав ему делать с ним, что хочет. — Наэги-кун, можешь снять с меня цепи? Тот подчинился без тени сомнения. Он не думал. (Возможно, стоило оставить его там) — Спасибо, — поблагодарил похититель и слегка растянулся, хрустя плечами. Макото уставился себе под ноги. Даже если в механизме была предусмотрена остановка, Комаэда действительно угрожал убить их обоих ради... ради чего? Страх вновь пополз вверх по спине. Он не понимал. Какой в этом смысл? Зачем? Чтобы он — они — могли умереть с надеждой на спасение? Это... это же безумие! Комаэда безумен! В высшей степени дружелюбный Нагито подскочил вперёд и схватил его за руки. — Как ощущения, Наэги-кун? Наверняка ты испытывал такое отчаяния, когда мы оказались под тем блоком… но ничего не случилось. Ты жив! Разве это не вдохновляет? Разве тебе не хочется бегать и рассказывать всем о своей любви к жизни? Макото вспомнил о дыхании. Он поднял взгляд и посмотрел Нагито в глаза. Неужели… неужели в этом и есть смысл? Комаэда и вправду подразумевал под этим некий жизненный урок? — Ты понимаешь, почему я должен тебя наказать, так ведь? …Или это подразумевалось как нечто иное? — Ну что, теперь ты мне веришь? — спросил Комаэда с искренним любопытством. — Теперь ты понимаешь, что я настроен серьёзно? — Да. Конечно, — прохрипел Наэги. — Фантастика! — Нагито хлопнул в ладоши. — Теперь ты всё понимаешь и мне не придётся переживать, что между нами возможно недопонимание. Комаэда вдруг сжал его руки. Он наклонился, заполнив своим лицом всё поле зрение Макото. Он широко раскрыл глаза, но эмоций в них не было. Он смотрел не в глаза своего друга. Это были глаза зверя. Их блеск угрожал ослепить Наэги. — И я знаю, что ты никогда больше не обвинишь меня в таких жутких вещах. — …Н-никогда. — Отлично… Наэги-кун, хоть ты и не осознаёшь, что сегодня произошло, но можешь, пожалуйста, зарубить на носу одну вещь? Он нервно ждал продолжения, но его не последовало. Глаза Счастливчика были плотно закрыты, а губы крепко сжаты. Вдруг он открыл глаза, и в них показались спирали. — Ты выжил, — сказал Нагито. Тут Наэги всем телом почувствовал холодок, когда понял, что похититель имеет в виду. Я позволил тебе выжить. Нагито поднял руку, отчего Макото передёрнуло, однако старшеклассник всего лишь провёл ладонью по его щеке, улыбаясь. Это была плохая улыбка. Неправильная улыбка. Это была ленивая ухмылка кота, который перекатывает раненого птенчика между лапками. — Я очень рад, что ты сказал мне всё это, Наэги-кун, — произнёс Комаэда, положив руки на кожу Макото. — Это дало мне понять, что я пренебрегаю тобой. Всё это время я просто стоял в стороне и давал тебе делать всё, что вздумается… Неудивительно, что мы добились такого скромного прогресса. Но теперь тебе не о чем переживать. Теперь я возьму всё в свои руки. Это звучит плохо. Очень плохо. — Тебе не нужно этого делать, — отчаянно произнёс Макото. — Ты проделал отличную работу. Правда! Я… — Ошибаешься! Знакомые слова лишили Наэги дара речи. Он почувствовал себя чуть ли не преданным, словно эта реплика принадлежала ему одному. — Это пока пустяки, — продолжил Нагито. — У меня в запасе ещё много идей и занятий, которые я прежде не спешил применять на практике, но теперь это изменится. — Комаэда-кун, пожалуйста!.. — То ли ещё будет, Наэги-кун. Мы с тобой отлично повеселимся!