Шлюха

Этот чокер толи, толи ошейник она заказала дешевеньким трешовым на вайлдберриз рублей за шестьсот. Но на нем он выглядит отменно. Максим Павлов лапочка. Так она строчила под каждым его стримом, на протяжении, мать его, ебаного года. Теперь он сидит перед ней на коленях и её пальцы с длинным маникюром засунуты по самые гланды в его горло. Юлия Ивлева просто не могла бы не пошутить насчёт того, как это выглядело нелепо, стоило ей однажды позвать его к себе в гости. Сказала, что будет пати в честь её дня рождения, он и повелся. Наверное, не знал, что её день рождения в марте. Идиот. В эту комнату с шумоизоляцией не заходил никто. Было очень удобно держать краденые вещи, но там она держала только Макса. Байовл зашла тихо и осторожно. Знала, что малыш спит, не хотела его тревожить. Всё равно скоро проснётся. Карие глаза открылись широко, привычные к вечному мраку. Его заплаканные щеки, они горели болезненно, ведь он знал, что она делает. Волосы были слипшиеся от воды. Каждый раз Юля выливала на него эту бурду, где была смесь наркоты и лингама. Адская смесь. После неё он всегда хотел трахаться. Чтобы она была в нем. Её мерзкие глаза, ненавистное лицо не было видно, но Павлов его прекрасно помнил. Юлия Ивлева. Мразь. Сколько он здесь? Как же от неё тошнит. Как же глубоко она внутри него, её пальцы. Как будто глубоко в душу забралась, и жрёт, жрёт, жуёт его насквозь. Она пропиталась в нем. Его убийца. Его насильница. От каждого её гадкого поцелуя на шее будто появлялись чири. Она такая… Да, она такая властная, живая, жадная, мертвая. Хотелось бы её убить. Оторвавшись от своих действий, Байовл посмотрела на него и облизнулась. И только сейчас Максим заметил кровь в её рту — и почувствовал укусы. Её зубы порвали его шею, это было больно. Холодная ладонь парня прижалась к ранам — он испуганно ойкнул, ведь раньше она так не делала. Решила перейти к более настырным действиям? — Что, испугался? — с милой улыбкой поинтересовалась Ивлева. Тот испуганно дёрнулся, пытаясь отодвинуться. Не получилось — девушка крепко держала его за бёдра. Павлов чувствовал себя жертвой, чувствовал себя шлюхой. — Максим, ты же знаешь, как я тебя люблю? — Д-да что ты? А почему мучаешь тогда? — надо же, в нем ещё осталась храбрость. Она тут же улетучилась, когда он увидел перед собой злой взгляд фурии, что буквально прожег его насквозь. Страшно. Сумбурно. Жутко. Как спастись отсюда? Максим не знал. Хотелось спрятаться и сжаться в комочек. Его одежда была скинута в тартары, потому что Юле нравилось видеть его голым. Потому что так для неё было больше доступа. Руки с когтями были везде. Они царапали все его нервные клетки, превращали в мясо куски кожи. Больно. Больно, больно больно! Сломался. Пустой взгляд уставился в потолок, мягкие мокрые губы вцепились в его, медленно смаковав до разложения. Сладко и приятно. Отдаёт гнильцой. Когда Байовл поднимает свое лицо и серьёзно смотрит на него, хмурясь, стример улыбается ей. Она невероятна.