Летний сезон

      В просторной светлой комнате для тренировок, где три стены из четырёх облицованы зеркалами, Йесод, старший библиотекарь отдела Технических Наук стоит, скрестив руки на груди, и очень долго и напряжённо вглядывается в своё отражение напротив. Сторонний наблюдатель, не знакомый с этим мужчиной, решил бы, что видит перед собой сцену самолюбования, которая подозрительно затянулась.       На самом деле Йесод смотрит на ассимметричную чёрную точку, похожую на задавленное ногтем насекомое. Вот только в Библиотеке нет насекомых: Анжела, создавая её, основывалась о своих блеклых представлениях о внешнем мире, она не утруждала себя такими мелочами.       Юноша по имени Габриэль, живший за две жизни до этого библиотекаря, тоже был облагодетельствован подобным упрощением в новой картине мира. В последние дни жизни на коже этого юноши не оставалось ни единого живого места. В один день незаживающие струпья с её поверхности казались Габриэлю тектоническими плитами, плавающими в первородном и шипучем лавовом сиропе; в другой день, когда лекарства давали о себе знать и немного подсушивали раны — невозделанную землю, в трещинах которой копошатся насекомые.       Йесод прекрасно помнит дискомфорт, который приносили Габриэлю эти раны, а после — воспоминания о них, но сейчас ему трудно сопоставить эти воспоминания и свою нынешнюю белую кожу, на которой нет ни волосинки (не считая волос на голове, ресниц и бровей). Он пришёл заниматься, поэтому рукава его майки едва доходят до середины плеча, оставляя почти обнажёнными руки. Раньше Йесод не смог бы созерцать столько открытой площади собственного тела, не содрогаясь. Но сейчас он с интересом качает головой туда-сюда, примеряя родинку к своему отражению: то на щёку, то над бровью, то под губой. И почти каждый из этих вариантов его устраивает, потому что придаёт восковым чертам больше естественной для человеческого лица асимметричности.       Камни, попавшие в море, теряют очертания себя самих и становятся гальками. Так сефиры, промотавшие много лет в бесконечном цикле перезапусков, стали больше похожи на Анжелу, чем на прошлые версии себя самих.       За этим чудесным занятием Йесода и застаёт Роланд. Когда у личного пёсика Анжелы остаётся время, — или когда он сачкует, как делал бы на его месте любой нормальный человек, — он имеет привычку заводить натянуто-дружелюбные беседы с библиотекарями, или даже заниматься с ними тем, чем они привыкли заниматься; но, кому бы ни составлял компанию этот лишний человек, внимание его занято едва ли на половину. И остаётся только гадать, чем его мысли заняты на самом деле.       — Обувь сними, — косо взглянув на отражение Роланда, предупреждает Йесод. Тот как раз сделал полшага на территорию, где другие люди обычно ходят в носках.       — А. Точно.       Отражение гостя разувается, опершись о дверной косяк, а потом лениво подплывает ближе. Йесод удручённо рассматривает его ноги в чёрных носках. Вообще-то, только один из них можно назвать конвенционально чёрным; второй явно некогда принадлежал другой паре носков постарше и сильно подвыцвел, ещё пара стирок — и можно будет называть его синим.       — Носки тоже, — не выдерживает Йесод.       Роланд издаёт какой-то печальный звук, но не возражает.       — Тоже пришёл размяться? — спрашивает, наконец, Роланд, остановившись у старшего библиотекаря за плечом.       — Видишь?       Роланд смотрит туда же, куда Йесод, чуть прищурив глаза. Кожа во внутренних уголках глаз и на лбу у него собирается небольшими морщинами.       Этот человек привык часто хмуриться, судя по тому, как органично и быстро собираются эти складки. На висках, почти незаметная для менее кропотливого наблюдателя, уже пробивается седина. Весной у него на скулах почти наверняка выступают веснушки, и для того, чтобы выглядеть аккуратно, ему достаточно бриться всего раз в день.       — А! Понял, — наконец вскидывается Роланд, облизывает палец и прикладывает его туда, где секунду назад отражались задумчиво поджатые губы Йесода. Он даже вздрагивает, как будто нарушили его личное пространство.       Роланд со скрипом водит пальцем туда-сюда. И, лишь убедившись, что чёрное пятно стёрто с поверхности зеркала, самодовольно улыбается:       — Гадюка, тебя что, и точка на лбу заклинателя загипнотизировать сможет?       — Да ты вообще нормальный?! — вскипает Йесод, от души пнув его коленкой по заднице.       Стараниями Роланда вместо одного маленького чёрного пятна на стекле осталось большое, зато прозрачное.