The Lighthouse

Джеймсу не потребовалось много времени, чтобы понять - выбраться с острова не так-то просто. Если у Сильвы и был какой-то скоростной катер, то он достаточно хорошо его прятал. Бонд не смог найти его ни в одной из своих исследовательских поездок, а единственным средством связи, по-видимому, был спутниковый телефон, который Рауль всегда держался подальше от него, тем самым полностью отрезая от остального мира. Оружие так же было трудно достать. Джеймс подозревал, что у Сильвы, должен быть большой оружейный схрон, но из-за того что он мыслил как шпион, разгадать загадку его местонахождения было намного сложнее. Вместо того, чтобы тратить силы на поиски, Бонд решил украсть нож из маленькой кухоньки, которой был оборудован маяк. Он затупился за годы использования и перерезать им кому-нибудь горло было бы затруднительно, тем не менее он вполне годился для того чтобы пронзить грудную клетку, если приложить достаточно сил. В общем, это было лучше, чем ничего. Джеймс сидел на ступеньках маяка, отдыхая в тени, и наблюдал, как Сильва сидит у камней, сжимая в руках кокос. Его пальцы слегка постукивали по его зеленой, мясистой скорлупе, как будто пытались нащупать, где она лучше поддастся, когда он расщепит низ, чтобы расколоть полностью. Было бы ложью сказать, что Джеймс не хотел проделать то же самое с головой Рауля, снова и снова ударяя его о камни, пока не услышал тошнотворно-влажный звук проламывающегося черепа, а морская пена не окрасится в светло-розовый цвет от кровь и мозгового вещества. Он бы уже сделал это, если бы не был сейчас настолько ослабленным. Джеймс множество раз бывал в достаточно тяжелых ситуациях, чтобы осознавать, когда его тело могло вытащить его из неприятностей, а когда оно просто не могло сопротивляться. В сложившихся обстоятельствах, если бы он напал на Сильву, то сам оказался бы жертвой. По какой-то, не понтной Джеймсу причине, Сильва, похоже, на самом деле не был склонен расправляться с ним. И хотя Джеймс не был поклонником играть в ожидание (независимо от того, сколько раз ему приходилось играть в подобное за свою карьеру ради миссии), он знал, что было бы неразумно разжигать в другом человеке жажду убийства. Конечно, самым разумным было бы воспользоваться едой и лекарствами, которые были в его распоряжении, подождать, пока его организм снова окрепнет настолько чтобы убить Сильву, и наконец-то расправиться с ним раз и навсегда. Не то чтобы он казался опасным, Джеймс даже не заметил никакой техники, кроме неуклюжего спутникового телефона, который его нынешний сосед, предположительно, использовал для связи с материком или большим островом, когда ему требовались припасы, это отнюдь не означало, что у него нигде не припрятан ноутбук. И это будет не впервые, когда Сильва откроет магазин на острове, посреди океана, гдя связь практически отсутствует. Кокос разбился от одного меткого броска. Джеймс наблюдал, как Сильва мастерски-молниеносно перевернул его вверх дном, явно стараясь сохранить как можно больше воды. В этом плане Сильва был крайне запаслив и набирал кокосовую воду скрупулезно, так, будто боялся остаться без источника влаги на острове. Бонд не был уверен, была ли вся вода, которую он видел в кладовой, результатом поездок в сердце острова к источнику пресной воды или её регулярно поставлял ему кто-то из внешнего мира, он просто знал, что Рауль относится к этому крайне серьёзно. А может он просто страдал паранойей, как Бонд, и, подобно агенту, которым он когда-то был, предпочитал быть готовым к любым чрезвычайным ситуациям, чем позже оказаться в ситуации, на случай которой у него не было плана действий на случай непредвиденных обстоятельств. Джеймс знал, что, если бы он жил один на острове, то поступил бы точно так же, и да, мысль о том, чтобы быть хоть в чем-то похожим на другого человека, все еще раздражала его: это заставляло его чувствовать тьму, которая будто нечто материальное ползает прямо под кожей и подбираетя всё ближе. Казалось, что он вот вот упадет в её разиную, истекающую слюной, пасть. И всё, что для этого потребуется, - один плохой день. - Заходи, завтрак готов. - Снова кокос, да. - Не плюй на "волшебный кокос", Бонд. Он приносит тебе больше пользы, чем все напитки, которые ты пил в течение всей своей жизни. - Я не плюю на него, - закатил глаза Джеймс, следуя за Сильвой обратно к маяку. Облегчение от восхитительной прохлады в здании заставляет его расслабленно опустить плечи и на секунду забыть, что на нем все еще его испорченный костюм, пропитанный солью и слишком тяжелый для подобной изнуряющей погоды. Сильва предлагал ему сменить одежду, но Джеймс отказался. Его мозг обуял призрачный ужас при мысли о том, что надев костюм сильвыон будет постоянно его с собой сравнивать и перенимать частичку его образа. Такая саморефлексия, с трудом сдерживаемая Джеймсом, могла завести его разум в ту точку, где он станет уязвим ещё и психологически. Подобное развитие событий было крайне нежелательным, сейчас он и так был достаточно уязвим.

***

Рауль неловко заерзал на стуле стоящем на галерее и позволяющим часами смотреть на море и пляж, не сидя на твердом деревянном полу, чья поверхность огрубела от многолетнего воздействия соли и ветра. Бетон был бы здесь намного практичнее. Однако Сильва предполагал, что строители маяк, в первую очередь, задумывался о чувстве уюта хранителя, добавляя деталей, которые казалось бы более домашними, не думая о хлопотности их содержания. А может, они думали, что уход и забота о таких вещах будет занимать всё свободное время хранителя, спасая его от скуки. Кибер-террорист вздохнул и потянулся к лицу, осторожно касаясь пальцами краев старого протеза, отчетливо ощущавшегося под кожей. Ему давно следовало заменить его на новый, пластик износился за десятилетия использования, и носить его было больнее, чем не надевать. Рауль обычно надевал его на ночь, а в те дни, когда тупая боль сменялась более сильной, пронизывающей всё его изуродованное лицо, он вообще не носил его, так как на острове у него не было постоянной компании. Теперь же, когда Бонд, казалось, занял полу-постоянное место в его жизни, Рауль ни разу не снимал его, и это начинало сказываться на его самочувствии. Головная боль начала оседать жгучими кругами в районе висков, делая его более чувствительным к резкому солнечному свету и всей хронической боли, так илиначе всегда присутствовавшей в его теле, как будто это все те маленькие очаги воспаления расползались и ввинчивались ещё глубже в его тело. Рауль уже несколько дней боролся с этим, пытаясь отвлечься такими бессмысленными занятиями, как рыбалка, сбор медуз и кокосовых орехов, плетение рыболовных сетей, составление перечня всего, что ему нужно будет заказать с главного острова, и всё это время он не сводил глаз с Бонда, чьи кристально чистые голубые глаза следили за ним, как у хищной птицы. Даже волнение от того, что он снова делит поле боя с другим хищником, было недостаточным, чтобы отвлечь его от агонии, медленно поглощающей его тело. Так не пойдет... Рауль прекрасно понимал, что единственная причина, по которой Бонд до сих пор не попытался задушить его во сне, заключалась в том, что мужчина осознавал - добром это для него не кончится. Сильва не мог позволить себе потерять подобное преимущество. Кроме того, не то чтобы Бонд еще не видел его без протеза. Тем не менее, какая-то часть его сознания содрогалась при мысли о том, что агент увидит его изуродованное цианидом лицо средь бела дня, когда он будет заниматься своей повседневной жизнью. В прошлый раз Джеймс видел его, вынимающим протез в одной из стеклянных камер МИ-6, но тогда он вторгся в момент, который должен был принадлежать только ему и Оливии. В тот момент у Рауля не было намеринья хвастаться, просто желание показать нанесенный ему ущерб. С Джеймсом же всё было сложнее. Его желудок скрутило от подступившей тошноты при одной только мысли, что этот человек будет его жалеть. Жалеть из-за последствий его последней, отчаянной трусливой попытки вырваться из рук, которые не ослабляли своих пыток - ни на день, ни на час, ни на минуту. Однако, похоже, у него нет особого выбора. Рауль вздохнул и снова потрогал щеку, пытаясь понять, вызвана ли небольшая припухлость, воспаленными ранками, оставленными пластиком на его лице, или это первый признак воспаления нервного окончания, лечить которое будет намного сложнее, учитывая ограниченные запасы его крови и аптечку первой помощи. Он бросил последний взгляд на пляж, проверяя, слоняется ли всё ещё Бонд по опушке леса. Было не понятно, что именно тот искал: змею или птицу, чтобы съесть мясо вместо рыбы на ужин, или же нечто другое, но это его не особенно беспокоило, - всё сколько нибудь опасное: оружие, компьютеры, его скоростной катер - было тщательно припрятано, агент не смог бы найти их, даже если бы провел здесь с ним остаток своей жизни. Рауль постарался проигнорировать тот факт, что такая перспектива была менее огорчительной, чем он когда-либо мог себе представить. Вместо этого он с трудом поднялся со стула и спустился вниз, в жилые помещения, все еще держа лицо в ладонях, не смотря на то, что прикосновение не приносило ему особого комфорта. Он схватил всё что ему было нужно - пресную и соленую воду, дезинфицирующее средство и обезболивающие - и устроился перед раковиной, пытаясь собраться с силами, чтобы вынуть протез, с мыслью, что он, по крайней мере, почувствует себя немного лучше, когда его края больше не будут впиваться в плоть. В любом случае, он пережива и худшие ощущения. Воспоминание заставило выступить слёзы, и, прямо сейчас, Рауль был крайне благодарен Бонду за то, что тот, казалось, желал держаться от него как можно дальше в течение дня. Это предоставляло ему уединение, в котором он в этот самый момент очень нуждался, держась за болезненно выскальзывающий наружу протез и зливая лицо с подбородком смесью пота, слез и кровавой слюны. Его сознание медленно погружалось в воспоминания; в сырую и темную камеру, пропахшую мочой и дерьмом, пропитанную его собственными телесными жидкостями, пропитанную его страхом и истощением. Каждый раз, когда он думал, что вырвался из плена, его мозг напоминал ему о пережитом каждой отдельной деталью, начиная с тяжелого запаха изо рта, из-за отсутствие элементарной гигиены, и затхлости полотенца, положенного, чтобы перекрыть дыхательные пути, когда его начали пытать водой, навсегда запечатлелись в его памяти - это никогда не исчезнет, сколько бы прекрасного он ни испытал в своей жизни. Рауль издал страдальческий стон, роняя протез в раковину и испытывая отвращение при виде розовой слюны, покрывающей его. Сделал глоток прямо из бутылки с морской водой, хотя и знал, что она обожжет открытые и сочащиеся язвы, как огонь, тем не менее это было не так плохо, как цианид - даже огонь сам по себе не казался ему таким ужасным. Он сжал кулаки на краю столешницы, заставляя себя покрутить воду во рту, прежде чем сплюнуть, после того как он повторил это пару раз, ощущение жжения постепенно ослабело. Соль, наконец то, начала воздействовать на ранки, прижигая кровоточащее мясо, и вода, которую он выплюнул, в этот раз была почти чистой. Почти... Он действительно терпел слишком долго, воспаление зашло очень далеко. Тяжелый вздох сорвался с его губ, когда он скатал вату в шарики, чтобы пропитать дезинфицирующим средством, радуясь, что перед ним не было зеркала, дразнящего его видом своего изуродованного и обвисшего лица, кожа которого выглядела как те расплавленные часы, олицетворяющие неизбежное замедление течения времени. Рауль никогда больше не мог смотреть на них без того, чтобы не думать о кислоте, впивающейся в его тело и поглощающей его гораздо быстрее, чем когда-либо могло это сделать время. - Мимо проплывает лодка. Он должен был слышать шаги собеседника. Он бы услышал его приближение, если бы не был так поглощен пульсирующей болью, охватившей все его лицо. Рауль немедленно протягивает руку и прикрывает обезображенную половину, убеждаясь, что прикасается не к уже горящей коже. - Вон. Джеймс хмурится. Его нос улавливает металлический запах, который он моментально распознаёт как кровь. Какого черта... - Свали, Бонд. Сейчас же. Если бы он хоть немного умел выполнять приказы, Джеймс уже был бы на пенсии, сидел бы в какой-нибудь чайной, пил "Эрл Грей" и читал газету, наслаждаясь своей с трудом заработанной пенсией. Вместо этого этого он торчит на каком- то полуразрушенном острове посреди Карибского моря, пойманный в ловушку человеком, считающимся мертвым и разлагающимся на дне замерзшего маленького озера средь вересковых пустошей. Если бы он хоть немного умел выполнять приказы, Джеймс бы и вполовину не был тем агентом, которым является сегодня. А ещё, если бы он хоть немного умел выполнять приказы, то развернулся бы на каблуках и ушел из маяка, потому что с какой стати ему вообще беспокоиться о другом раненом человеке? Для него было бы лучше, если бы тот умер естественной смертью, и чтобы, когда он возьмет спутниковый телефон, чтобы позвать на помощь, ему не понадобились бы никакие оправдания, чтобы объяснить, почему именно сам хранитель маяка был недоступен - или даже жив, когда они, наконец, соберутся, вытащить его с этого проклятого острова. Он не знал, сколько лет Сильва уже провел здесь, но независимо от этого, Джеймс не мог по-настоящему понять, как этот человек еще не сошел с ума. Точнее не стал еще более безумным чем уже был. - Ты ранен. Mierda. Бонд не был крысой, он был акулой, учитывая ту легкость, с которой он улавливал запах крови, заглушенный запахом соли и дезинфицирующего средства. - Я, черт возьми, велел тебе убираться! Fuera! Неужели он, как любой человек, не может спокойно залатать свои раны? Рауль просто хотел засунуть ватные шарики в рот и немного полежать, надеясь, что обезболивающие отключат его достаточно надолго, чтобы вздремнуть и действительно почувствовать себя лучше, а не просто сонным. - Нет. Боги, как же это раздражает... Рауль, наконец, оборачивается. Он знает, что, несмотря на попытку прикрыть как можно больше, Бонд сразу же заметит предательскую дряблость вокруг его глазницы, показывающую недостаток костной структуры в этом месте. - Хоть раз в жизни, ты можешь пожалуйста, просто делай, что тебе говорят? Джеймс моргнул, быстро собирая воедино те немногие намеки, которые ему дали: - Всё ещё? Он не мог поверить, что Бонд действительно хотел поговорить, в то время как половина его лица отваливалась, когда он мог завязать разговор буквально в любое время за последние несколько дней. - Ты хочешь, чтобы я поверил, что твои яйца больше не болят? Это напоминание заставило Джеймса поморщиться, он до сих пор иногда борется с желанием протянуть руку и дотронуться до себя, проверяя зажившую плоть, которая снова и снова подвергалась насилию плёткой Ле Шиффра. - И это не правда. - Твой акцент становится сильнее, когда ты злишься или испытываешь боль. - Все боги мира... - Ты просто доказываешь мою точку зрения. - Это был настоящий испанский, без акцента, - прошипел Рауль, только для того чтобы тут же пожалеть об этом. Острый укол боли пронзает мозг, выдавливая слёзы, собирающиеся в уголках его глаз. Он чувствует, как одна предательски скатывается его по щеке, такая же жгучая, как стыд, который он сейчас испытывает,- Просто… оставь меня в покое. - Позволь мне это сделать. - Что? Было слишком поздно отступать от того, что его мозг решил выпалить, поэтому Джеймс просто выпятил подбородок таким образом, что Сильва осмелился подразнить его. - Позволь мне сделать это, ты только еще больше навредишь себе без помощи зеркала. Мне кажется, я знаю, где у тебя болит. - Ты думаешь, что знаешь, но, возможно, это не так. Рауль моргнул, изо всех сил пытаясь поверить, что Бонд действительно мог сказать что-то настолько монументально глупое: - Ты… выжил из ума. - Ясно, - Джеймс требовательно шевелит пальцами, - Давай. По какой-то странной причине он передаёт ватные тампоны и убрает руку от лица, чувствуя себя слишком обнаженным, если такое вообще бывает.