Моим смыслом

      Куликов, Олег и Марина обсуждали нововведения больницы, сидя за полупустым столом, где стояли только согревающие напитки, ваза с фруктами и другие закуски. Серёжа был настолько рад групповому распитию, что усидеть на месте было крайне сложно. Он размахивал руками, показывая малопонятные пантомимы, разливал алкоголь по стопкам и снова продолжал рассказ, от чего собравшимся становилось только веселее. Энергетика в квартире была благоприятна до такой степени, что поставь цветок в любое место и он тут же зацветёт. Очередной рассказ был прерван дверным звонком.  — Мы ещё кого-то ждём? — Марина отстранила рюмку от губ и выпрямилась на подлокотнике дивана.  — А это сюрприз. — Брагин опрокинул в себя сто грамм и неторопливо встал. — Ты давай, пей, не отставай. — Рука подтолкнула рюмку обратно к губам, и Марина выпила содержимое.         Весельчак в зелёной растянутой футболке и спортивных штаниках открыл дверь. Улыбка от уха до уха появилась автоматически. На пороге стояла гроза всего отделения, протягивая торт с шампанским через порог, не успев зайти. «Господи Боже, зачем я ввязалась в эту авантюру? Сидела бы дома, потягивала вино, укутавшись в халат под разговоры телевизора… Так нет! Мне обязательно надо было согласиться…». Отступать было некуда.  — Ой, Ирина Алексеевна, родненькая вы наша, вот так сюрприз! — Растянул, будто песню, приветственные слова. — А у нас тут, — он повернулся к коллегам, которые наблюдали театр одного актера с кухни, — чисто случайно, алкоголепитие наметилось. Вы как раз вовремя.        Куликов быстро подошёл к гостье, снял пальто с плеч начальства Стряхнув остатки снега, которые превратились в воду, повесил верхнюю одежду на вешалку. Олег, светило медицины, держал подарки в каждой руке, всё ещё довольно улыбаясь. Марина, облокотившись плечом о косяк, стояла в позе хищницы, которая в любой момент готова напасть. Она медленно пережёвывала закуску, пряча руки в карманы. Нарочинская прошла вперёд и молча подала тапочки новоиспечённой гостье. При взгляде на хозяйку квартиры, Ира заметила, что желваки у той заходили на скулах. Взгляд исподлобья заставил отвернуть лицо, встав с анфас. Нарочинская потянула Олега за футболку и отвела в сторону, пока Сережа показывал кухню начальнице, рассказывая, что и как. Громкость его голоса понизилась до обычной из-за неловкости.  — Это что? — Марина впилась взглядом в карие глаза.  — Это гость. — Разводя руками, он добавил: «Будем налаживать отношения, дружить против нового начальства».  Вдвоём они прошли на кухню, где беседовали сквозь пелену неловкости Серёжа и завотделением.          Первая рюмка водки для редко пьющей была испытанием. Высокий градус разрывал горло. Сейчас, когда на место, с которого она согнала Марину, садилась муха «Покровский», ей очень хотелось только одного: попросить прощения. Как это сделать было не совсем понятно. Компания из двух мужчин никуда не денется, а при всех заявлять о своей глупости – абсурд. Не ради этого она держит весь коллектив в ежовых рукавицах. Пошла четвертая рюмка и судьба оказалась на её стороне.          Рюмка номер шесть. Браги обмяк. Видимо, устаёт сильно, а может просто срочно захотелось вздремнуть человеку. Куликов уехал на такси домой около десяти вечера, потому что спать ему было негде: Павлова заняла вакантное – одно единственное - место. Какое-то время слышались неразборчивые фразы, но через некоторое время комната замолчала. Уснул.          Они сидели на диване. Нарочинская любила закидывать ногу на ногу, а Ирина Алексеевна – поджимать под себя. Расслабленные и раскрасневшиеся, девушки болтали о новом назначении заведующего и о паре удачных операций, которые провела Марина. Часто трогая пучок на затылке, завотделением облокотилась на спинку дивана, подпёрла ладонью подбородок и слушала с удовольствием. Будь они трезвые, то одна из них без прелюдий вцепилась бы в глотку, а потом закопала на детской площадке, но алкоголь брал своё. Услышав громкий храп, Ира поджала губу.«Поговори, пока есть возможность. Давай, дурында, разваривай кашу». Громко шмыгнув носом, она начала: — Марина… — Икота не давала сделать нормальный вдох. — Владимировна… После нашего с вами инцидента, отделение смотрит на меня, как на врага народа. — Она поправила шарф, который забыла снять, затем протянула руку в сторону собеседницы. — Вот вы, Марина…  — приступ икоты не отступал. — дайте мне руку. — Из глаз полились редкие слёзы, речь стала неразборчивей. — Чувствуете? Сердце стучит. Вы сказали, что во мне нет и капли человечности, но человечность живёт в сердце, а сердце в моей груди. Вы не можете сейчас сказать мне, что не чувствуете, как оно стучит. — Рука Марины была на грудной клетке.         Сразу после окончания душещипательного монолога о важности органа в человеческом теле, Нарочинская напрягла руку и перенесла её на колено. Выпивая немного больше, чем три бокала вина, Павлова превращалась в самого общительного и весёлого человека в компании. Как Брагин, только Павлова. Язык за зубами сдерживать она не умела, поэтому, как правило, пила или в одиночестве, или сок.