В погоне за тобой

Родители окружили меня своей заботой, в которой мне упорно мерещился тотальный контроль. Больше недели я восстанавливался, но мне не дали хоть как-то ускорить этот процесс. Я знал, что отец был на связи с шефом, тщательно управляя формальностями, чтобы моя роль в этой истории не выходила за рамки. Я так и не понял, что Добкин ему рассказал. Но в общении со мной он был сдержан. Казалось, все его действия направлены только на то, чтобы никакие «нелепые» подозрения не коснулись моей репутации. Эх, папа, ты бы знал… Новость о том, что наш отдел будет удостоен награды от главы управления застала меня врасплох. По всему выходило, что мне надо прийти на торжественный ужин, потому что на следующий день заканчивался мой отпуск по болезни и я должен был появится на работе. Отец и сам собирался присутствовать на награждении, поэтому напялив парадную форму мы вместе с ним поплелись на встречу коллег. Ребята встретили меня подозрительно тепло и радушно. Подозрительно — в том смысле, что я параноидально ожидал каких-то вопросов, снисходительных или даже враждебных взглядов и еще каких-то признаков того, что они, как и Добкин в курсе моей истории. Но все ребята были абсолютно естественны в своем проявлении радости, поэтому я был более чем озадачен. После торжественной части и официального ужина, проходившего в специально арендованном зале в кафе неподалеку от управления, многие вернулись в наш офис, догоняясь подготовленными заранее напитками. Добкин выцепил меня из теплой компании Фаруха и Хэлен и потащил в свой кабинет. — Мне показалось, что ты уже готов к разговору, не так ли? Он поглядывал на меня своим фирменным пронизывающим взглядом, который когда-то так восхищал меня. Сейчас мне было немного неловко, а также я честно не хотел, чтобы он опять начал вправлять мне мозги про мои чувства. За эти дни я уже несколько раз вскрывал тонким скальпелем все то, что за последние два месяца взросло у меня в сердце и окончательно признал, что беспросветно влюбился в Стивена Робертса. Я успел поставить себе несколько диагнозов, начитавшись про абьюзивные отношения и Стокгольмский синдром. Освежил воспоминания по психопатии и типичные отношения людей с такой особенностью. Не все в Стивене соответствовало описанному в интернете, но и мои воспоминания могли быть просто проекцией моих же чувств к нему. Я почти уверился, что мне стоит опять вернуться к терапии и встретиться со своим старым психологом. Только все равно я отчетливо понимал: все то, что произошло со мной, значимо изменило мое отношение к определению «нормы». Может быть поэтому еще более болезненно воспринималась чужая попытка ворваться туда и повесить на все ярлыки. Истолковав мое молчание по-своему, шеф достал из ящика стола початую бутыль виски и налил нам обоим в широкие стаканы. — Давай я расскажу тебе то, что мне известно? А ты будешь дополнять там, где еще остались пробелы? После я обязательно отвечу на любые твои вопросы, — он опять ожидающе посмотрел на меня. Я сделал глоток, ощущая как янтарная жидкость приятно обжигает горло, спускаясь какой-то неуловимой смесью специй и чуть слышным привкусом цитрусовых прямо по пищеводу. Демократичный односолодовый Glenmorangie Lasanta приятно окутал мои рецепторы, хоть немного снимая напряжение. Я коротко кивнул, понимая, что голос может сейчас подвести. — Робертс после первого покушения взял заказ на меня. Не все были рады, что я возглавил этот отдел и понимали, что скоро приду по их душу. Самое простое и действенное было поймать меня на крючок. Они с Джефом уже проворачивали это много раз: оппоить, снять компромат, шантажировать. Но в этот раз в сеть попала другая рыба — ты. Робертс хоть и делал вид, что свое спасение ни во что не ставит, но на самом деле пожалел тебя. Отпустить тебя не мог, поэтому решил приручить, — он замолчал, доставая сигареты. В комнате разлился уже знакомый запах его табака. Из приоткрытой форточки тянуло ночной прохладой, и я старался не встревать, собираясь с мыслями. На мой вопросительный взгляд, шеф молча подвинул пачку ближе, и я взял одну, прикурив от его зажигалки. — Ты оказался в безвыходной ситуации: Робертс требовал за молчание расплачиваться натурой. Приходилось терпеть его выходки, даже поход в эротический ночной клуб. Он что-то еще требовал от тебя? — Если вы хотите знать, сливал ли я ему информацию, то ответ отрицательный, — ровно ответил я, делая очередную затяжку. — Был уговор предупредить, если мы поедем его арестовывать. Но я понимал, что этого придется долго ждать: мы все никак не могли найти нормальные улики. — Почему не пришел ко мне или отцу и не рассказал все? — спросил он, словно на пробу, сам не веря в свои же слова. — Вы и сами понимаете, — пожал плечами я. — Банальный стыд. Как вы об этом узнали? — Робертс рассказал мне в больнице, когда лежал там после ранения. Он прикрыл тебя машинально, даже не думая, что целились не в него. Боялся просто, что тебя могут в следующий раз случайно задеть, — объяснил Добкин. — Но самое интересное было другое, — продолжил он свой рассказ. — По словам Робертса, он сам собирался выйти из дела и готовил компромат на некоторых бизнес-партнеров Джефа. Все это время до смерти своего приемного отца он был чисто номинальным генеральным директором Атлантис групп. Его роль всегда сводилась к официальному представительству компании, а на самом деле он занимался информационной безопасности и работой с цифровыми данными. А также Джеф требовал походов с ним на «закрытые вечеринки» — извращенные развлечения, на которые тот подсел с удачной подачи Сколлети. Так его держали на коротком поводке, считай такой своеобразный шантаж внутри странной семьи. — Вы думаете… — начал было я, чувствуя, как голос охрип от волнения. Пришлось сглотнуть, чтобы продолжить свою мысль: — Думаете Сколлети сказал правду и Джеф его… — Думаю да. Эта парочка извращенцев уже давно слетела с катушек и по-своему определяла границы нормы, — пожал плечами Добкин. — Может быть Стивен готовил такую месть за себя и своего родного отца? Не знаю. Но он сам мне сказал, что еще когда учился в университете услышал как-то пьяный разговор этих двоих про организованную аварию и несговорчивого полицейского. — Вы считаете, что он сказал правду? — задал я начавший мучать меня вопрос. — Он правда хотел их сдать? — Ну судя по тому, что он мне сразу скинул на почту, а потом еще дослал до кучи, там явно была долгая подготовка, — шеф потушил окурок и закурил новую сигарету. — Соучастия в делах Джефа ему приписать стало сложно: явка с повинной, реальная помощь следствию и прочее. Фактически единственным, что не укладывалось в проработанную им картину, стали доминирующие отношения с тобой, — чуть тише добавил он. — Но и это было не пришить, не повредив тебе. Да и с меня он взял слово, что тебя его поступки не должны коснуться и я буду держать в секрете все, что знаю о вас с ним. — Все просчитал… — прошептал я. — Ну не все. Мы с ним оба не подумали, что могут охотиться на тебя. Эта история с поселением у него мне казалась просто его блажью. И хоть он заверял меня, что ты нужен только для отвода глаз, чтобы никто не сунулся к нему, я понимал его истинные намерения. — Почему он ничего мне не сказал? Просто обвел меня вокруг пальца, — сухие рыдания клокотали в груди, вызывая внутреннюю бурю. — Держал меня за глупую куклу? — Я не знаю, — честно признался Добкин, сочувственно посмотрев мне в глаза. — Он правда испугался, когда ты исчез. Наверное, почувствовал свою вину, что подставил тебя. Я мотнул головой, прогоняя вступившие на глазах слезы. Только разреветься в кабинете к шефа не хватало. От его сочувствия начинало тошнить. — Откуда у него бомба оказалась? Еще и в прачечной Сколлети? — задал я тревожащий меня все последние дни вопрос. — Не знаю, — Добкин кашлянул и отвернулся. Я не смог понять его реакцию: вину свою чувствует или скрывает что-то? — Думаю подкупил кого-то, — и, мазнув по мне взглядом, налил нам обоим еще виски. — Вот, выпей. Я взял стакан и опрокинул безвкусное сейчас пойло в в себя, обжигая словно сведенное судорогой горло. — Сэр, — не выдержал я, задавая свой самый главный вопрос: — Что-то удалось обнаружить на месте взрыва? Предательство Стивена и его двуличие выбили меня из колеи, итак уже переставшего контролировать свои эмоции. — Мы обнаружили человеческие останки, — после паузы наконец признался Добкин. — Но они в таком состоянии… Нам не удалось подтвердить личность. Хотя у меня нет сомнений… — Я не думаю, что он мертв. Просто не верю! — не выдержал я, чувствуя, как по щекам ползут горячие дорожки слез. И мне сейчас уже стало все равно. В голове словно лопнул пузырь с огненной смесью. — Алекс, сынок, — шеф подошел ко мне и разжал мои пальцы, вцепившиеся в пустой стакан. — Тебе самому будет полегче, если ты все примешь. С его смертью ты стал свободным. Пойми ты наконец, все что случилось — в прошлом. Тебе надо жить дальше. Его тихие, но хлесткие слова били по живому. Моя обожженная душа жалобно скулила в висок, пока я пытался собрать себя по обугленными кусочкам, как сложный пазл. — Хочешь, возьми отпуск? Или уходи из полиции. Ты умный парень. Я не сомневаюсь, что ты сможешь найти себя и в других профессиях. Только забудь Стивена Робертса, прошу тебя! Я не в силах был ответить. После долгой паузы я, кажется, кивнул ему. Я не помню. По обрывкам воспоминаний, домой мы тоже с отцом ехали вместе. И если в начале вечера в моей душе еще теплилась надежда, сейчас там не осталось ничего…