В погоне за тобой

Месяц спустя

Я все-таки взял длительный отпуск. Добкин сам предложил, а отец видя мое состояние, просто настоял написать заявление. У меня теперь оказалось достаточно времени, чтобы перестать гнаться за миражами. Мои походы к психологу все же помогли, пусть и не сразу. Мне нужно было регулярно выбираться из дома, а так как сил на прогулки мне не хватало, это была единственная возможность вырваться из бесконечного потока диалогов самим с собой. Меня на сессии возил кто-то из родителей, молчаливой поддержкой давая силы разорвать замкнутый круг из самобичевания и ненависти к Стивену. Я не хотел вначале понимать, как он мог поработить мое сердце, а потом умереть, прихватил его с собой. Как я мог так легко довериться, раствориться в несуществующем, поверить в нас, даже толком не представляя общего будущего. Но позже я смог разобраться и в этом. С подачи психолога, я простил себя. Свои наивные представления о правде и морали, справедливости и праведности. Я простил Стивену свою влюбленность в него. С помощью определенных техник мне удалось закупорить самые светлые воспоминания, не игнорируя их, но и не табуируя. Мне понравилась предложенная доктором метафора про маленькие декоративные кораблики в бутылке, рассекающие по вымышленным волнам из голубой глины. Каждое воспоминание содержало множество деталей, мне хотелось сохранить их. Но, как и с корабликами, мне нужно было принять, что они навсегда останутся в замкнутом пространстве, из которого их невозможно вынуть, не повредив. Поэтому я научился аккуратно любоваться ими, забыв о желании рассекать настоящие волны и подставлять лицо ветру. По окончанию отпуска, я решился на разговор с шефом. Он выглядел виноватым, но я понимал, что не могу его ни в чем винить. Я решился просить о переводе. Несмотря на то, что поддержка моих замечательных родителей, к которым я переехал на время «реабилитации», действительно помогла мне выкарабкаться из собственного Ада, сейчас нужно было сменить обстановку. Возвращаться в старую квартиру я не мог. Там все напоминало мне о случившемся за последние месяцы. Хрупким корабликам нужно было другое пространство. Добкин воспринял мою идею с неожиданным энтузиазмом. Обещал узнать об одной вакансии, которая могла мне подойти. — Знаешь, у меня был напарник, — Добкин на мгновение побледнел, забыв стряхнуть пепел с сигареты. — Я тогда был совсем молод. Глупый, наивный, бесшабашный… Мы проработали вместе почти три года, а в отношениях пробыли только пару месяцев. Я не знаю, откуда Робертс узнал, что у меня был опыт с мужчиной, и именно он мое самое болезненное воспоминание. Он замолчал, внезапно вспомнив об истлевшей сигарете, когда раскаленный фильтр обжег пальцы. Потушив ее в пепельнице, он поднял на меня посеревший взгляд, и в его глазах будто застрял этот пепел. — Про нас с Дином тогда узнали родные. Он был из полицейской династии: отец и брат работали в нашем управлении. Хоть на работе и не знали, но мы все равно оказались в безвыходной ситуации. Такие времена были… В общем, я захотел порвать. Мы ругались все дежурство. А потом под конец поступил вызов. Обычная разборка шпаны. Только вот мы не учли, что у одного оказался обрез… — слова давались ему с трудом, он шумно сглатывал, выдавливая из себя признания. — Дин умер у меня на руках. Выстрел в живот. Скорая не успела. Я тогда перевелся в Англию, не мог больше оставаться в Инвернессе. Он опять прервался. Я смотрел на него и видел его сейчас совершенно другим. Пришедший несколько месяц назад в наш отдел крутой несгибаемый шеф тоже когда-то был молодым и совершал ошибки. Да и что ошибки? Он просто жил той жизнью, что у него была. Любил и терял. Принимал непростые решения. Вряд ли кого-то обходила эта чаша. Теперь по своему опыту я это прекрасно осознавал. — Я долго не возвращался в те края. Но не так давно ко мне по делу обратится Дугал, брат Дина. Он сейчас занимается расследованием контрабанды через один из их портов. Мы поговорили… И он нормальный мужик, сказал, что сожалеет. Да и я во всем сознался… В общем, хочешь узнаю, может им нужны люди? Дугал такой человек, что вряд ли откажет. А для тебя активное следствие сейчас будет хорошим способом переключиться? Я пожал плечами. Дело правда могло отвлечь. А в каком городе обосноваться мне было все равно. Ну и пусть будет Шотландия. Это может и хорошо: не будет соблазна нарушить то равновесие, которое я смог создать в душе благодаря терапии. Поблагодарив шефа, я завершил все формальности, отнеся в архив нужные документы, сдал рабочий ноутбук и даже наскреб терпения и посидел на прощание с Хэлен и Фарухом в местном кафетерии. Друзья списали мое состояние на болезненный опыт а качестве заложника, и я не стал их разубеждать. Мы пообещали оставаться на связи, но я успел заметить, как изменились отношения между ними и догадался, что скоро им будет ни до чего другого, как проводить любое свободное время друг с другом, спеша надышаться, насладиться, начувствоваться яркими эмоциями начала влюбленности. Может быть я чуточку им завидовал, но все равно был рад, что их рабочая дружба переросла в нечто большее. Вспомнился откровенный рассказ шефа и я опять подумал, как по-разному дается людям радостей и страданий. Уже прощаясь с друзьями, я получил сообщение от Добкина с просьбой зайти, если еще не ушел. Он огорошил меня новостью, что Дугал согласен оформить мой перевод и, если я не передумаю, можно со следующий недели приступать к работе. Пораженный так быстро решившимся вопросом с поиском для меня нового места работы, я быстро попрощался и вернулся домой. Оставшаяся неделя прошла в хлопотах по переезду. Я собрал немного вещей, разобрав наконец коробки, которые перевез из своей квартиры к родителям. Трезво оценив, что все недостающее смогу купить по приезду или попросить маму отправить мне доставкой, я потратил больше времени на изучение местности и поиском жилья. Даже успел онлайн арендовать себе простую квартирку неподалеку от офиса управления на первые две недели и пометить возможные варианты просмотра долгосрочного жилья. Зарплата в Инвернессе и мои сбережения позволяли не очень расстраиваться из-за самостоятельности, но я привык к довольно скромным условиям и не сомневался, что особых проблем не возникнет. Сидя в пятницу в купе «Ночного шотландца», я перебирал в голове планы на выходные и даже почувствовал легкое предвкушение от того, как буду узнавать новый для себя город, людей и вливаться в команду. В отличие от прошлого опыта, я не надеялся, что смогу скрыть свою неуклюжесть и неловкость. Сейчас я принимал себя любым и верил, что моя импульсивность наоборот поможет быстрее адаптироваться. Под мерный стук колес, плавно укачиваемый в такт движению, я впервые за это время подумал про то, что когда-нибудь буду готов выплыть из собственноручно созданной раковины и решиться на новые отношения. И даже если это будет парень, я теперь знаю, чего хочу, а чего никогда не позволю. Я не позволю играть со мной, и не разрешу себе молчать и додумывать. Такой опыт больше не повториться, заново вырастить сердце я еще раз не смогу — мне бы этот росток нормально взрастить и в полной мере почувствовать, как оно заменяет временный имплант, искусственно поддерживающий меня в последний месяц. Ночные поезда всегда наполнены какими-то своими звуками неповторимыми звуками: храпом из какого-нибудь купе, сигналами встречных поездов и редкими шагами в коридоре. В наборе «Ночного шотландца» всегда давали беруши, но мне не хотелось сейчас лишать себя слуха, наверное внутренне было проще разменять глубокий сон на какое-то ощущение контроля. Я обнимал подушку и легко балансировал на грани сна и яви. Навалившаяся усталость подкинула одно из закупоренных воспоминаний, хотя я кажется еще не был готов просматривать его. Я вспомнил, как также лежал на боку после выматывающей ночи со Стивеном, а он обнимал меня со спины, даря наконец так долгожданное расслабление после окончания действия возбудителя. Фантомные ощущение его горячей головки в ложбинке моих ягодиц, уверенного скольжения по краям припухшего после первого секса колечка мышц, зарождающееся желание, несмотря на усталость… Я даже не коснулся себя, лишь машинально двинул бедрами, словно насаживать на его член, лишь представил его дыхание у себя над виском, его сильные руки, сжимающие мои чувствительные соски… Так быстро я не кончал даже в подростковом возрасте, когда мысли были капитально набекрень из-за гормонального всплеска. Мне было сладко и немного стыдно, что не смог удержаться и одного только воспоминания хватило, чтобы забыть обо всем. Я нащупал салфетки и кое-как обтерся, не желая идти в туалет, хотя в моем купе он был встроен в небольшую душевую комнату. Под одеялом было так спокойно и тепло, словно я действительно лежал в объятиях любимого человека. Пусть это был только мираж, но я не хотел терять драгоценные минуты и развеивать его.